Нимфа

Нимфа

Они познакомились, когда Грин переходил в шестой класс, их дружба продолжалась долгих, шесть лет. И все годы он думал, что любит ее. Наверное, лучше начать со знакомства? Но кто вам расскажет историю, лучше, чем само действующее лицо, со всеми переживаниями и мыслями.

«Я шел по берегу и рассуждал, почему мир так устроен? Вокруг иерархия, кто— то окружен любовью и заботой, а кто-то, не успев вырасти, потерял самых родных людей. Моя мама умерла, когда мне было шесть лет. Напилась и уснула в бане. В ту ночь баня сгорела. Я остался с отцом, а он в свою очередь, через неделю после похорон нашел себе пассию, меня же отправил жить к бабушке. Но через пять лет приехали люди и, сказав бабушке, что она не имеет возможности меня содержать, отправили в интернат.

Я много дрался и спорил, в общем, рос, как говорится без башни. Проломил парню голову о железную трубу, тогда меня перевили в другую школу. Убегал от воспитателей, опаздывал и оставался без ужина. Сбегал от семейства, в которое нас отправляли на лето. Но вы не подумайте, что это со зла, дело скорее в отношении этих людей. Они брали по пять детей на временное воспитание, покрывая все расходы самостоятельно. Конечно, детскому дому выгодно, под таким весом предлогом, отправлять воспитанников в неизвестном направлении, а точнее в деревню, где эти семьи из всего обещанного и записанного на бумаге, подкрепленной тысячами подписей, заставляли работать сутками на поле и кормили скотной пищей.

Я частенько был недоволен своей судьбой, но, как и во всех сказках, и в жизни может произойти чудо. Это то, что перевернет вашу жизнь, заставит задуматься и в какой— то мере остепениться. Для меня таким поворотом стала река, да, я благодарен ей за то, что она подарила мне ее… Вам интересно кого? Значит, не останавливайтесь на прочитанном.

Рядом с речкой был лес, и я услышал громкий всплеск смеха, вас не обманывают глаза, именно всплеск. Так мне тогда показалось, смех был таким неожиданным и звучным, что я даже вздрогнул, и, несомненно, смеялась девочка. Мне стало любопытно, как всем детям, и я зашел в лес. Звезды в ту ночь сияли ярко, и луна была полной.

Тем не менее, приходилось всматриваться.

Я искал глазами хохотушку. И вот, прямо у меня над головой очередной всплеск. Я задрал голову так сильно, что чуть не упал. Ничего не увидел, но потом присмотрелся. На ветке черемухи сидела девочка, отчетливо рассмотреть которую не представлялось возможным.

Она не слезала с дерева и молча, смотрела на меня, по крайней мере, мне казалось, что смотрела. Собрав в руки всю свою мужскую храбрость, я, наконец, спросил ее имя. Она ответила, но я не понял смысла слов, потому что утонул в ее голосе, который лился песней. Я никогда и ни у кого не слышал такой нежной мелодичности, которая ласкает слух.

Спустя пару минут я будто бы оказался в другом пространстве и стал отчетливо понимать каждую ее фразу. Она спрашивала меня, а я отвечал. Когда разговор переключался на нее, она только смеялась и говорила, что жизнь эльфа скучна, но наполнена гармонией и природным светом. Тогда мы оба смеялись, я называл ее фантазеркой и мечтательницей, а она вновь задавала мне вопросы о жизни. Как я провожу день, чем интересуюсь.

Мы решили встречаться вот так каждый вечер, я мог прийти в любое время, а она уже ждала меня, гордо восседая на одном из деревьев.

Время с ней пролетало незаметно, мы болтали часами, но в приют я всегда возвращался к нужному времени. Лежа под холодным одеялом, я вспоминал о вечере, проведенном с эльфийкой. О разговорах, в которых мы не обсуждали фильмы, музыку или конкретных людей. Казалось бы, о чем можно еще поговорить? Оказалось можно. Она рассказывала мне о природе, гармонии, правде и силе духа.

Зимой она терялась, а весной приходила. Я ужасно тосковал по ней и ненавидел приходящую осень, потому что когда становилось совсем холодно, и выпадал первый снег, она исчезала, зато как я любил встречу, и опять незабываемый блеск глаз и всплеск бурных эмоций, наверно я любил ее.

Зимой мне стукнуло четырнадцать. Весной я решил открыть ей свои чувства.

Так тщательно я еще никогда не готовился. Почистил ботинки, оделся как обычно, но лучше чем в любой другой день. Перед тем как начать приготовленную заранее речь, я отвечал невнятно и боялся, что она услышит биение моего сердца. Наверное, она все-таки ощутила мое состояние, уступив разговор молчанию. Просидев в тишине некоторое время, я спросил у нее как, она ко мне относится, в ответ, получив порцию молчания. А еще она опустила голову и покраснела. И тут впервые увидев ее в смущении, я почувствовал себя хозяином положения. Если раньше она могла диктовать мне умные слова, то теперь настал мой черед открыть ей новые горизонты. Ведь до этого момента мы не касались темы влюбленности. Я рассказал ей о том, что испытывал к ней с детства. О том, что девчонки всегда были для меня предметом, над которым можно насмехаться, до встречи с ней, которая показала мне настоящую дружбу, без корысти и предвзятого отношения. Дружбу в которой нет места ревности или глупым обидам. Дошло до того, что я начал говорить ей о ночах, когда не мог уснуть и мечтал поскорее увидеть ее. Закончив, таким образом, монолог, я спросил, что чувствует она и в ответ услышал смех. Чистый, звонкий смех, который переместил мои мысли в другое русло и я тоже неизвестно чему рассмеялся.

Время шло и мы все чаще разговаривали о любви. Обычно рассуждения перетекали в мои пылкие признания, вызывающие на ее щеках румянец, а на губах улыбку. Но любая попытка разузнать о ее чувствах проваливалась с треском, она только смеялась и отвечала мне всё тем же взглядом. Меня поражала чистота ее мыслей, она была вечным ребенком, рассуждающим как взрослый человек. И если мои мысли менялись вместе с телом, то она почти не менялась или я не замечал, но лучше бы не замечал совсем…

Наступила наша шестая весна, а тогда мне было шестнадцать. Если перестать скромничать, то я должен обязательно упомянуть, что очень вырос за время нашего расставания. Всю дорогу до леса я думал, узнает ли она меня.

В лесу стояла тишина. Я не слышал приветственного смеха, как прежде ожидающего меня, словно на пороге. Странно, раньше она неизменно ждала меня у черемухи.

Неожиданно мои глаза заволокло темнотой, а я узнал ее по цветочно-древесному запаху. Я взял ее ладошки в свои руки и повернулся к ней лицом. Но она от чего-то, закрыла глаза и задрожала. Тогда я недолго думая, притянул ее к себе и быстро поцеловал в щеку. Она задрожала еще сильнее и зажмурила глаза. Я растерялся, ведь городские девчонки никогда не вели себя так странно. Она была похожа на испуганного котенка, которого хотели ударить и чем ближе я притягивал ее к себе, тем сильнее ощущал сопротивление и дрожь тела. Ослабив хватку, я начал гладить ее спину, руки, тогда она перестала трястись как осиновый лист, но каждая попытка приблизиться к ее губам завершалась дрожью. Совсем отчаявшись я решил разрядить обстановку и поговорить. Не выпуская ее из рук, я с спросил, почему она трясется. И получил ожидаемый ответ. Она боялась. Я попросил её расслабиться на десять секунд, но она согласилась только на пять. Воспользовавшись шансом я с величайшей осторожностью, чтобы не спугнуть, притянул ее ближе и наклонив лицо коснулся губами до тех губ, поцеловать которые мечтал с самого детства. Она совсем не умела целоваться, но эти неумелые губы доставили мне столько радости, сколько не смогли бы доставить сто умелых поцелуев. Она позволила поцеловать себя еще пять раз. Последний поцелуй длился пятнадцать секунд. От захватившей меня эйфории числа перемешивались у меня в голове. Один раз я даже не сразу начал поцелуй, потому что забыл, с какой цифры начинается счет.

Возвращаясь в приют, я не совсем понимал, что сейчас со мной происходит. Эльфийка, такая неприступная, чистая и одновременно озорная, веселая, позволила мне поцеловать себя. Я столько добивался ее ответных чувств и вот он, долгожданный вкус победы. Но как и любому победителю мне сразу захотелось большего. Я все так же с нетерпением ждал нашей встречи и поглядывал на календарь. Надеясь провести с ней последний месяц, я запланировал провести его открывая ей все большие грани запретного. И вот наступил вечер, когда я надеялся получить те ощущения, к которым стремился полгода. Но нам не суждено было увидеться. Старших воспитанников приюта отправили в оздоровительный лагерь для активного отдыха и профилактики. Я так и не успел сообщить ей. Поэтому каждый вечер я съедал себя десятками сомнений.

Когда пришло время собирать вещи, я закончил быстрее всех и сидя в поезде, завороженный смотрел на лес и думал о предстоящей встрече. Но радость моя длилась всего сутки. С возвращением нас приветствовали не только работники детского дома, но и еще один товарищ, снег. А это значило для меня лишь одно, я не увижу ее, пока он не растает.

Зима была мерзкой. Холодной и снежной. Очень мало вещей искренне радовало меня. Даже то, что я стал старше, уже не приносило с собой восхищение перед предстоящей самостоятельной жизнью. Каждая пролетающая неделя становилась для меня небольшим праздником, а месяц был для меня чем-то триумфальным.

Помню утро, когда я проснулся не от криков воспитателя, а от ощущения холодных капель на лице. Заспанный я не сразу понял в чем дело, но когда еще несколько капель отчетливо бухнулись на пол, радостная улыбка нарисовалась у меня на лице. Крыша протекает! Крыша про-те-ка-ет! А это значит, что скоро растает снег и наступит весна!

Я радовался дням, когда от яркого солнечного света не возможно было идти с широко открытыми глазами. Радовался утреннему пению птиц и лужам, в которые можно было провалиться по неосторожности.

В один из весенних вечеров я возвращался со школы и начал присматриваться к деревьям, на которых взбухли почки. Сердце мое забилось так, будто эльфийка уже передо мной. Я бросился в лес сломя голову. Инстинкт подсказывал, что она уже ждет меня. Подходя все ближе к дереву черемухи, я ощущал, разлука позади. Разные мысли заполняли мою голову, пока яне услышал легкий шорох травы за спиной.

Повернувшись, мысли потеряли свою ценность и уступили место взгляду, не замечающему ничего кроме нее. Она стояла в пяти шагах от меня. Обоюдные улыбки застыли на наших губах. Взглядом мы пожирали друг друга. Но не смели подойти, боясь нарушить это безмолвное общение. Она тосковала по мне.

Кто-то обязан был нарушать молчание. Я неспешными шагами шел к ней пока не оказался на расстоянии вытянутой руки и не коснулся ее мягкой щеки. Она скромно опустила голову, а я притянул ее к себе, стараясь оттянуть момент поцелуя. Но она, к моему искреннему удивлению, сама потянула меня к себе. Ощущение сладкой истомы заполонило меня. Иногда я смотрел на ее тело и думал совсем не о том, о чем думает джентльмен. Весь в ожидании близости я не внимал ее искренним словам любви. Она сказала, что, эльфам нельзя прерывать цепь, становиться рабом своих чувств, к человеку. Именно тогда я допустил самую страшную ошибку, предложив ей не идти на поводу у правил и нарушить запрет.

Она ответила мне отказом. Иного я не ожидал услышать. Поэтому сказал, что ухожу. Она спросила, в чем дело и я ответил, что пойду к той, которая может дать мне чувства, а не пустую болтовню. Я не стал смотреть ей в глаза, потому что знал, увижу в них обиду и не смогу уйти. Резко развернулся и неторопливым уверенным шагом пошел в сторону города. И она окликнула меня, как стыдно, я знал, что так и будет.

В тот вечер случилось, то к чему я так стремился, но, долгожданное чувство зрелости так и не посетило меня. Появилась досада, и она такая милая, смотрела на меня своими чарующими глазами, которые больше меня не очаровывали. Наверное, все дело в усталости и вялости. Вместо ласковых и одобряющих слов, я сказал ей, что в жизни так бывает, и чистота штука не вечная. Сам не знаю, что на меня нашло. Тогда она впервые посмотрела на меня не так, как раньше и сказала, что согласна со мной. Было и было.

Я не приходил три дня, всё думал о ней, о том, как подло я поступил и как теперь получить прощение. Время лечит и не смотря на ярое желание сорваться и броситься к ней, я терпел еще неделю. Гулял с друзьями, пару раз попробовал напиться, но даже алкоголь не давал желанной безмятежности. Моя душа тянулась к ней, а тело предательски терпело.

Но наступил вечер, когда я не мог больше терпеть и бросился в лес. Я шел и лес отзывался тишиной на мои шаги. Не было ни всплесков искреннего смеха, ни молчаливой тайны, предвещающей радость встречи. Смотрю на деревья, они пусты. Но вот силуэт, сердце моё забилось в предвкушении встречи. И мне было уже наплевать на обиды, я хотел получить прощение, и мне было не важно сколько времени на него потребуется. Главное, чтобы она была рядом. Ведь без ее заботы, без этих изумрудно-древесных озер я никто.

В порыве безмерной радости я побежал к силуэту, но чем ближе, тем сильнее я ощущал разочарование. На дубовом пеньке сидел старик, с длинной белесой бородой, одетый в причудливое подобие греческого платья. Я спросил, где она. А он произнес замысловатые стихи, смысл которых дошел до меня значительно позже:

«Пусть кроет землю мраком,

Пусть он развеет прах,

Чтоб люди понимали,

О боли, что в сердцах.

Вы больно разгулялись,

И вами правит тень,

Мечтаете о страсти,

Убить бы вас, чертей».

Я больше ни о чем не спрашивал, знал, что не ответит, просто стал приходить каждый день, в надежде, что увижу ее, но видел только старика. Тогда я начал копаться в книгах, ища ответ на вопрос, где она может быть, но ничего не нашел. С каждым новым месяцем надежда найти ее плавно угасала. Я бросился в омут ночей, лишенных искренних чувств, но никогда не позволял этим чувствам пробраться в мою постель вечером. Как только солнце окрашивало город в теплый желтовато-оранжевый свет, я уходил в лес и, захватив блокнот, много писал об ожидании и чуде. Пытался воспроизвести на бумаге ее личико и писал письма, которые не могли дойти до адресата.

Спустя год мои размышления попали на страницы городской газеты. Я серьезно увлекся статьями философской направленности.

Казалось, за всей этой суетой я должен был отвлечься и забыть эльфийку. Однако мысли мои неизменно возвращались к ней.

В один из теплых летних вечеров, когда мне минуло девятнадцать, я отправился в лес и сидя под черемухой, уснул, пригретый лесным теплом. Во сне мне привиделась эльфийка. Она убегала, а я все гонялся и не мог догнать ее. Она хохотала и оборачиваясь дразнила взглядом изумрудных глаз. Шорох ее длинной юбки, заплетающейся в ногах, начал возвращать меня в суровую реальность, но я всеми силами пытался противостоять ему и уснуть. Постигнув неудачу, глаза мои открылись. Удрученно опустив голову, я заплакал. С ней так тепло, так легко, так по неземному возвышенно. И даже во сне я не могу до конца насладиться, держа ее в своих объятиях.

Окончательно разбитый и поверженный, я потянул руку за блокнотом, чтобы написать очередные строчки размышлений. Проведя рукой по зеленому ковру мха, я не наткнулся на кладезь сокровенного…