Наброски

Остывающее солнце, низко нависающее над пожаром горизонта, пухлые облака с подсвеченными розово-оранжевым светом брюшками, слепящие блики на чешуе моря… Красиво же! И почему, спрашивается, это ремесло, а не искусство? Что не так с этой треклятой картиной, где изъян? Не может же такого быть, что занарцы не способны ни творить, ни ценить прекрасное! Ведь блестели от слез глаза женщин, когда на пиру бард пел стихи, гордо расправлялись плечи воинов при звуках гимнов, чаще билось сердце самого Найда у гобелена славы, сотканного прабабками отца…

Найд, наследник лорда Свардхельда с детства впитал убеждение: занарское искусство — бой, а у тимальцев — финтифлюшки всякие. Каждому свое. Но преимущество в войне все же важнее, потому и гордиться собой северянам не зазорно. Да только… если бы так уж плохо бились жители Тималии, разве не закончилась бы война безоговорочной победой Занара? Разве понадобился бы этот шаткий, обеими сторонами пестуемый мир, взаимные уступки, династические браки и отправка детей высшей знати с каждой стороны на чужбину в качестве почетных заложников? Ох, вряд ли…

В задумчивости развернувшись, Найд едва не упал, споткнувшись о серебристо-белого котенка размером не больше лисицы.

— Форш! Ну сколько раз говорить, не бросайся так под ноги! — парень присел возле малыша, заглядывая в умильные голубые глазенки: — Да не сержусь я, не сержусь, горе мое, — он почесал любимца за ушами обеими пятернями, затем не без усилий поднял увесистого зверя на руки и повернул к злополучной картине. — Как полагаешь, что нужно исправить в этом закате, а? — котенок потерся о подбородок Найда и замурлыкал. — Вот и я не знаю. Пойдем, попробуем написать что-то получше.

Форш поначалу затих, прижимаясь лобастой мордочкой к груди Найда, но вскоре завозился и стал выворачиваться. Юноша спустил его на пол — и котенок принялся носиться по замковому коридору зигзагами, смешно подбрасывая пушистый зад при прыжках, затем завернул было к лестнице, но парень окликнул:

— Нет, Форш, на ристалище мы сегодня уже ходили, сейчас мне нужно поработать, пока светло, — и пообещал со вздохом: — Ближе к вечеру выйдем гулять. А сейчас — иди со мной! — добавил Найд в голос строгости.

Котенок, уже не прыгая, послушно направился в мастерскую, которая была обустроена в замке почти сразу по прибытии юноши из Тималии. Отец, хоть и не понимал стремления сына рисовать (наследнику помимо малевания есть, чем заняться, да и не мужское это дело…), на радостях от долгожданного возвращения старшего отпрыска не стал возражать против этакой блажи.

В Тималию Найд отправился шесть лет назад вместе с другими сыновьями великих лордов. Каждого из них сопровождали слуги и учителя. Поселили недобровольных гостей с Севера во дворце, который служил местом увеселений тимальского двора несколько недель в году. Туда же направили и желторотых аристократов-южан, что не вошли в число отправленных в Занар, и их менторов. Предполагалось — дети должны подружиться, впитать чужие обычаи — и после возвращения домой станут охотнее поддерживать мир между странами. Да только дружба не складывалась. И дабы навести хоть какой-то порядок, наставники постарались занять забияк, организовав турнир.

Поединки превратились в непрерывное соревнование. Победители объявлялись еженедельно, и каждый стремился подтвердить или улучшить свой результат снова и снова. Когда к забаве присоединились тимальцы — оказалось, что они весьма неплохи: в тройку первых бойцов не вошли, но в десятке южан оказалась почти половина. Зато в «финтифлюшках» тимальцам не было равных, что задевало юных занарцев: как так, южане везде поспевают, а северяне лишь в одном хороши? Вот и взялся наследник Свардхельтов доказать, что и он не хуже — благо, хозяева были только рады приобщить чужаков к своей культуре. Не сразу у Найда начало что-то получаться, но он упорный и, как выяснилось, небесталанный. Уже и лордята местные перестали его белобрысым дикарем дразнить, и даже стали кому-то из своих в пример ставить. А пожилой мастер Домини все сетовал, что и «яблоко невкусное», и «камни неживые», и «море не дышит». Придирался или просто объяснить не умел?

В мастерской Найд первым делом убедился, что в углу, обустроенном для Форша, стоит миска с чистой водой, лежанка в порядке и хватает игрушек, которые хотя бы на некоторое время займут котенка. Долго будущий защитник сам себя развлекать не мог — соскучившись, начинал теребить двуногого товарища и вредничать, добиваясь внимания.

В Тималию Найду пришлось уехать как раз в тот год, когда он должен был получить своего котенка, что не могло не огорчать: ну какой занарский лорд — и без боевого кота? Он надеялся, что нового друга привезут позже, но южане не желали принимать у себя грозных полуразумных зверей, даже детенышей. Некоторым заложникам повезло и того меньше: им пришлось оставить своих котят дома — и как знать, восстановятся ли нарушенные связи спустя годы?

Когда Лорд Свардхельт торжественно вручил вернувшемуся домой наследнику корзинку с Форшем — Найд был почти счастлив. Даже не задела шутка Тайра, младшего брата, что кот, мол, будет сражать врагов красотой. Всякий знающий человек видит: из крупного толстолапого малыша вырастет мощный зверь, и выбрал его отец вовсе не за редкий серебристый окрас и не за аквамариновые глаза.

Первые двое суток, когда для установления связи с котенком нужно было непрерывно его касаться, дались легко: спать с теплым комочком под боком было даже приятно, таскать малыша на руках — не очень тяжело, и даже необходимость держать руку на пушистом загривке во время того занятия, когда и коту лучше бы уединиться, можно было пережить. На третий день получивший свободу передвижения Форш первым делом написал на сапоги Найда. А когда раздосадованный парень принялся отчитывать безобразника — так невинно и жалобно смотрел, что юноша счел себя тираном, зря обидевшим кроху из-за случайности. Чувство вины, правда, быстро пропало: на следующий день Форш снова пометил сапоги, уже другие. Юный Свардхельт решил уж было, что котенок его возненавидел, но малыш так горько мяукал, стоило отойти от него, так трогательно ластился… И как понять этого хвостатого?

Форш, как любой ребенок, совершенно не учитывал интересы компаньона и все делал не вовремя. Когда Найд ложился спать — котенок принимался бегать и играть в охотника, набрасываясь на ноги парня, когда у Найда было настроение потренироваться на ристалище — малыш хотел отдыхать, но тут же становился неимоверно активным и общительным, если юношу посещало вдохновение. Мелкий вредитель блевал на постель, драл гобелены, грыз кисти и норовил обтереться боком о пейзаж, краски на котором не успели просохнуть. Найд сносил все тяготы, понимая, что они неизбежны, но временами не мог сдержать раздражения. Это в десять лет нет ничего интереснее возни с котенком, а в почти семнадцать парень не мог дождаться, когда же это мохнатое недоразумение подрастет и станет самостоятельнее и спокойнее. Да и спать хотелось с симпатичными девушками, а не с котом. И рисовать в присутствии Форша тоже удавалось недолго, но Найд старался.

Мольберт с подготовленным холстом ждал своего часа у окна, где больше света. Найд знал, что хочет написать, но пока не определился с композицией и палитрой. Как там говорил мастер Домини? «Твоя рука точна, глаз зорок, и техника почти безупречна, — значит, в технике есть, что улучшить, но не она разочаровывала учителя. — Глядя на твое полотно, я восхищаюсь детализацией, цветами… но не душой картины. Что ты вложил в нее, помимо похвального усердия? О чем думал, что чувствовал, кроме желания доказать, что ты художник? Я смотрю на твой пейзаж — и мне не хочется ни радоваться, ни грустить…» А Найду вот хотелось грустить. Потому что не представлял он, что и как еще нужно вкладывать в полотна. Желание показать, чего он стоит, всегда помогало ему одерживать победы в поединках, добиваться успехов в науках, да и в живописи поначалу тоже… Но затем он словно уперся в стену, которую не мог преодолеть.

Как написать картину, в которой есть душа? Вот, например, однажды он наблюдал за ястребом в небе — и ему захотелось запечатлеть не столько саму эту птицу, сколько ее полет, ощущение ветра в крыльях, свободу… и свою тоску по этой свободе. Как передать это? Какие цвет и форма у эмоций? Или нужно использовать символы?.. Он прикидывал так и сяк, черкая углем наброски, отбрасывая их и начиная новые. Почти поймал ускользающую идею и не отвлекался на шумно играющего с деревянным шариком Форша, пока к его ногам не подкатилась баночка с дорогущей сайарнской краской.

— Форш, тьма тебя поглоти! — художник принялся торопливо собирать краски, внимательно осматривая — не побилась ли керамика. — Как ты умудрился достать их из коробки, чудовище? Отойди, не лезь, — отпихнул он котенка, который радостно вертелся рядом, стараясь подтолкнуть баночки к Найду, но больше мешал. — За что меня наказали тобой? Почему у всех коты — помощники, только у меня — вреди… — парень заметил, что одна баночка все-таки треснула и из нее пролилось немного синей краски, где четко виден был кошачий след. — Форш?

Котенок, который как раз старательно облизывал лапку, на миг прервался, виновато посмотрев на Найда, — и вернулся к своему занятию.

— Нет, Форш, нельзя! Плюнь! — Найд бросился к малышу, откинув драгоценные краски. — Лекаря!!! — сгреб котенка в охапку и побежал со всех ног. — Где Хиллер?!

К счастью, искать врачевателя не пришлось: взъерошенный и какой-то помятый лекарь выскользнул из одной из комнат, мимо которых с криками мчался Найд с уже обмякшим котенком на руках, так что у покоев Хиллера они оказались почти одновременно. Седой целитель хмуро выслушал сбивчивые пояснения парня, велел уложить пациента на кровать и не мешать. Встревоженные слуги, привлеченные переполохом, остались за дверью.

— Готового противоядия от сайарнского масла у меня нет, — говорил лекарь, придерживая голову котенка, пока его мучительно рвало после влитого в бессильно приоткрытую пасть зелья. — Я знаю, как сварить, но нужно время. Чтобы зверь дожил — понадобится твоей крови… — начал Хиллер, и, полуобернувшись к Найду, который уже взрезал запястье схваченным со стола ножом, растерянно закончил: — несколько капель.

Кровь целитель добавил в миску с резко пахнущим отваром и велел давать Форшу по капле на каждые три вдоха, пока не будет готово лекарство. Найд старательно выполнял рекомендации, прислушиваясь к дыханию ослабевшего малыша. Зачем только он пустил котенка в мастерскую? Почему не спрятал коробку с опасным содержимым подальше? Сайярнское масло ничем не пахнет, как Форш мог понять, что краски опасны? Он ведь просто хотел играть, как любой ребенок. А Найд не уследил. Сдались ему вообще эти картины прямо сейчас! Можно было и подождать с живописью до зимы, спешить некуда. Глядя на недвижно лежащее тельце, юноша готов был позволить Форшу сколько угодно бедокурить, испортить хоть все полотна, стащить все мясо с кухни и пометить всю обувь в замке — лишь бы жил.

Когда противоядие было готово, Хиллер напоил им котенка и заявил, что теперь все в руках Всеотца. Осунувшийся от беспокойства Найд почти неотлучно сидел на полу рядом со своей кроватью, на которую перенес Форша, и только на третий день, когда мохнатый друг пошел на поправку, смог нормально поесть. Теперь он ничего не имел против сна в одной постели с котенком. Девушки никуда не денутся, а вот Форш… Дав себе слово не пускать кота в мастерскую и не оставлять одного, пока не подрастет, Найд на время почти забросил живопись, но иногда не мог удержаться и делал беглые зарисовки то играющего малыша, то спящего.

Подрастающему коту нужен был простор, и Найд старался чаще выходить с ним в лес или в горы. Во время одной из таких прогулок Форш вдруг исчез. Только что был на глазах, ловил бабочку в высокой траве — и уже нет. Позвав кота и не получив отклика, не помнящий себя от беспокойства Найд подул в сигнальный рожок, а сам бросился обшаривать кусты и овраги. На помощь наследнику лорда из замка примчались Тайр со своим серым Барсом, стража и едва поспевающий за молодыми спасателями замковый лекарь. Взрослый боевой кот быстро нашел по запаху сначала самого Найда, который в поисках друга забрел довольно далеко, а затем и направление, в котором скрылась пропажа. Вскоре целый и невредимый Форш как ни в чем не бывало вышел к поисковой команде. Найд, раздираемый противоречивыми чувствами — облегчения, радости и гнева на паршивца, который заставил так волноваться, на мгновение застыл, глядя на скачущего к нему котенка — грязного, в репьях и с веткой черноягодника в зубах. Но потом просто упал на колени и сгреб подбежавшего Форша в объятия.

— Не эти ли ягоды смешивают с сайярнским маслом для получения синей краски? — задумчиво проговорил неслышно подошедший Хиллер.

****

— О боги! — взвизгнул сухонький старичок в тимальских одеждах, так что идущий мимо по коридору слуга вздрогнул и чуть не уронил кувшин. — Уберите от меня эту зверюгу!

Огромный серебристо-белый боевой кот оскорбленно отпрянул и степенно отошел, встав рядом с молодым светловолосым мужчиной.

— Не страшитесь, мастер Домини, Форш просто здоровался. Он уже уходит.

Кот подозрительно оглядел старика, словно намекая, что запомнил, и действительно вальяжно направился прочь, словно бы сам решил удалиться.

— Я не желаю здороваться с животным, которое может меня сожрать! — прошипел старичок значительно тише, заметив, что привлек внимание стражников у дверей в пиршественный зал. — И вообще, могли бы и…

— Простите, мастер, мы не хотели вас испугать.

— А мы разве… О, юный Свардхельт! Как вы возмужали — не узнать. Рад, очень рад. Когда господин посол сообщил, что мы заночуем в этом замке, я надеялся вас повстречать, но, право, не ожидал, что вы так изменились, да к тому же ходите в компании с хищником! Я, право, уже не в том возрасте, чтобы переносить такие потрясения.

— Так вы прибыли с посольством? Как вам наши земли?

— Да, посол любезно позволил мне присоединиться к нему в пути. Я следую в столицу, у меня выставка — вы ведь слышали о ней? — а дороги, знаете ли, небезопасны… Но ваши места — просто чудо. Такие виды! Надеюсь, у меня будет возможность выйти на пленэр. Могу я попросить вас выдать мне сопровождение? А то красоты кругом несколько диковатые, и люди… тревожно без охраны.

Найд рад был побеседовать со старым учителем, угостить его традиционной северной настойкой, послушать сплетни о тимальцах — бывших соперниках в поединках и живописи. Он с гордостью показал мастеру хорошо обустроенную мастерскую и с замиранием сердца — работы.

— Я всегда говорил, что упорство и труд — намного, намного важнее таланта, — вещал Домини. — Воочию вижу ваше развитие! Если вот эти, — старик потряс стопкой холстов без рам, — все еще мертвые, то сокол, — он указал на висящее на стене полотно, — вполне недурен. Четкость и детальность — как в ваши юные годы, но уже можно видеть и какую-то динамику. Лучше, намного лучше. И вот эта роза. Она у вас, к сожалению, не пахнет, да, пока не доросли. Но роса на лепестках определенно видится холодной! Да, рано или поздно вы сможете… а это что? — мастер ухватил стопку набросков на дешевой небеленой бумаге.

Найд смутился, жалея, что оставил эти черновики на столе. Недавно просматривал, собираясь выбросить, но — рука не поднялась. На каждом наброске — незаконченном, грубом — был Форш. Маленький, подросший, повзрослевший. Играющий, спящий, притаившийся, преследующий добычу и взвившийся в прыжке. На нескольких листах с неровными краями был котенок при смерти или мертвый — это зарисовки кошмаров Найда, которые снились ему еще долго после того, как малыш оправился от давнего отравления.

Домини молчал, подолгу всматриваясь в каждый листок и осторожно откладывая на стол.

— Вот, — тихо сказал старик, перебрав все рисунки. В его руках остался последний, где был изображен боевой кот-подросток с веткой черноягодника в зубах. — Вот, чему я пытался вас научить. Мне не понравился ваш кот в жизни, страшный он, уж простите, но здесь… Он такой… Я начинаю понимать занарское отношение к этим зверям. Это — искусство.

«Это же просто жизнь», — растерянно подумал Найд. Он не видел ничего особенного в своих набросках. Кроме Форша, конечно.