Мокрида (Заклинатель дождя)

1

Шины шуршали по горячему асфальту. Дорога пустовала, лишь на дальнем повороте затормозил грузовик. Липы по обочинам устало шелестели пропыленными листьями.

Ирка перестала крутить педали, позволяя велосипеду катиться дальше по инерции, и смахнула со щеки прилипшую мошку. Спину под футболкой изрядно припекло, ладони вспотели. Пора возвращаться домой. Жарко.

Из-за поворота вывернула легковушка и, поблескивая стеклами, понеслась по дороге. Ирка отвернулась. Темные очки не спасали от едкой пыли, в носу защипало. Авто выдало гудок (больше для порядка) и покатило к домам поселка. Грузовик зафырчал и попылил в противоположную сторону.

Девушка осталась в одиночестве. Она любила эту дорогу: ровную полосу асфальта, что соединяла поселок с райцентром. Колдобин и рытвин в меру, а машины не слишком часты, особенно сейчас: в будний день, в разгар страды.

Ирка надвинула кепку на лоб. Теперь — к воронам.

Вороны вили гнезда на высоченных "корабельных" соснах. Каждый раз, проезжая поблизости, Ирка старалась свернуть с основной трассы на разбитую дорогу, чтобы проведать обитателей леса.

Она часто задумывалась: сколько лет большим черным птицам. Вороны вполне способны прожить три столетия. Интересно, что они видели за долгие годы? Быть может, нестройную толпу мужиков и парней из соседней Пашуковки, под бабий вой уходящих на фронт… Первый трактор, режущий черные пласты почвы… Дележ отнятой в лихие годы революции помещичьей земли…Согнутые спины крепостных, горбатящихся на барщине…Кто знает, что могли бы рассказать птицы, получи они дар слова. Но одно они видели год за годом: затянутый дымкой простор и вечное колебание зреющей ржи, что медленно и неуклонно подымается над землей, становясь из нежно-зеленого ростка твердым тугим колосом. Древняя картина, куда древнее воронов.

…Переднее колесо ткнулось в горку песка. Ирка нажала ручку тормоза, остановилась там, где лес уступал полю. Дальше дорога убегала вниз, асфальт сходил на нет. Шумели сосны.

Вороны молчали. Один только раз ей послышалось в соседней посадке раскатистое «Кр-р-ра». Скорее всего птицы с недавно вставшими на крыло птенцами полетели кормиться. А, может, просто не желали разговаривать из-за подступающей жары. Жалко. Девушка искренне считала гортанные крики доброй приметой.

Поле дышало тяжело. Неумолимое солнце спалило разнотравье по обочинам, и вместо привычного для июля буйства красок глаз царапали бурые, ломкие стебли и жухлые соцветия. Редкие белые головки ромашек, уныло доживающие последние дни, подчеркивали общее запустение. Не было слышно ни жужжания пчел, ни заполошного крика перепелов.

По желтому полотну ржи шел комбайн. Рядом с ним пристроился уже виденный Иркой грузовик. Жатки были опущены низко: засуха, рожь поднялась в полроста. Сквозь раскрытые окна кабины виднелся комбайнер — молодой парень без майки, загорелый до черноты.

Ирка в детстве не раз лазила по пригнанным на ночную стоянку комбайнам и без труда представила, каково сидеть в душной кабине, наполненной горячим гудением мотора, пропитанной пылью и резкими запахами свежей соломы и дробленого зерна. Поневоле душный офис с осточертевшим вентилятором (на кондиционер руководство жалось) покажется земным раем.

Кожа на открытых по плечи руках начала "гореть". Все. Домой, домой, пока еще есть силы крутить педали. Ирка оттолкнулась ступней от земли, прыгая на седло, развернула руль…

Р-раз! Цепь противно заскрежетала, велосипед резко повело в сторону, и он вместе с наездницей грохнулся на обочину. Ирка больно врезалась локтем в землю, очки улетели куда-то в траву. Ну, блин! Девушка поднялась и тут же поняла причину падения: в передней передаче застрял кусок ткани с кучей клепок и железным кольцом. Одно из украшений ее бриджей.

Ведь зарекалась надевать такие штаны в поездки! Пожалуйста: ткань с кармана выдрана с мясом, колени в серо-зеленой пыли, на локте будет синячище. Да еще и цепь соскочила со звездочки…

Ирка отыскала очки и попыталась поставить цепь на место, но ничего не вышло. Придется топать до поселка пешком и ждать вечера, когда с работы придет отец. Беда-беда, огорчение.

К дому вели два пути. Первый — километра три по асфальту. Второй — напрямик, по тропке через лес и лежащее за ним поле. Если уж добираться на своих двоих, то лучше в тенечке.

Девушка стащила велосипед с насыпи на песчаную дорожку, и решительно углубилась в лес.

Горячее безветрие пропиталось ароматом сухой сосновой хвои. Тропинка то казалась вполне утоптанной, то почти пропадала среди зарослей дикой малины. Кое-где висели мелкие ягодки. Ирка сорвала парочку, бросила в рот. Кисло. Под ногами и колесами похрустывали шишки, в траве шуршал кто-то невидимый. Скорее всего, юркие лесные мыши. Крупного зверя здесь не водилось. Это дальше к Пашуковке, в глубоком сыром овраге то и дело попадались свежие кабаньи следы, а в глухомани у плотины бродили лоси и волки. Да и вообще: самый опасный зверь — человек. Чьи это были слова, Ирка не помнила, но согласна с ними была полностью.

Лес она пересекла быстро, вскоре за деревьями замелькала желтизна, и тропинка, окрепнув и превратившись в глубокую колею, вывела незадачливую велосипедистку на край ближнего к поселку поля.

Рожь здесь уже убрали, и перед Иркой лежало пространство колючей стерни. На дальнем краю виднелись кипы соломы, еще не вывезенные. У крайней борозды лежали смятые стебли васильков с побелевшими, словно седыми, лепестками. Сбоку что-то зашевелилось, и Ирка запоздало сообразила, что она не одна.

Поблизости топтался какой-то мужик. Он брел краем поля, нагибался к торчащим из серой земли несжаным колоскам, словно поглаживая, и что-то бубнил под нос. «Агроном, что ли?» — подумала девушка. И тут же усомнилась. Вид у мужика был странноватый, потерянный. Клетчатая рубашка с закатанными рукавами — старая, застиранная, джинсы неряшливо обрезаны ниже колен. А ноги вообще босые! Как он ступни в кровь не исколол! Ну да ладно, пусть себе бродит…

Ирка вывела велосипед на узкую тропку, наискось прорезающую поле. Она успела сделать шагов десять, когда услышала сзади стон и звук удара о землю. Повернулась.

— Блин! — с языка просились слова покрепче.

Мужик лежал на земле лицом вниз, раскинув руки в стороны. Ирка огляделась: никого. И что прикажете делать? Интуиция подсказывала: валить, пока не вляпалась в историю. Но не бросать же его тут? Совесть сгрызет.

— Вы чего?! Вам плохо, что ли? — Ирка склонилась над лежащим, втягивая ноздрями запахи. Нет, перегара не ощущалось. Может, приступ сердечный? Она опасливо присела рядом и попыталась перевернуть мужика на спину.

— Воды… дай, — просипел он. — Воды…

Девушка рысцой побежала к велосипеду. В пакете, прикрепленном к багажнику, среди прочего была литровая бутылка, лишь чуть початая.

— Вот. — Она открутила крышку и протянула бутылку мужчине. Он приподнялся на локте и жадно прикипел губами к горлышку. Кажется, помирать сию минуту он не собирался.

Мужик напоминал голодного воробья: тощий, с взъерошенными выгоревшими волосами цвета той же соломы, на которой лежал. Он глотал воду белыми, точно известка, губами и никак не мог остановиться. Наконец, он оторвался от горлышка, вытер рот тыльной стороной ладони и протянул бутылку девушке.

— Спасибо. — На донышке еще плескалось. — Выручила.

— Оставьте себе. — Ирка поднялась на ноги. — Вы как? Может, врач нужен?

Мужик сел, потирая лоб пыльной ладонью.

— Не, — пробормотал он. — Не надо врача. Солнце меня посекло. А вода настоящая. Живая…

— С родника, — сказала Ирка.

— Ага, — согласился мужик. — Я и говорю: настоящая. Им бы сейчас такой воды. А то бьет солнце, они и дышат уже еле-еле. И я вместе с ними.

Он обвел рукой пространство поля, посмотрел на Ирку тоскливым взглядом.

— Я пойду, — сказала она. — Может, все-таки вызвать скорую?

Мужик покачал головой.

— Я в теньке посижу. За мной придут скоро.

— Ну как знаете, — Ирка подняла велосипед.

— Бывай, девка, — услышала она за спиной.

Дотянув велосипед до кип соломы, Ирка оглянулась. На поле никого не было. Девушка пожала плечами и вытолкала велосипед на насыпь. До дома было уже рукой подать.

Жара доставала и здесь. Сквозь влажную марлю, натянутую на открытом настежь окне, в комнату тек горячий воздух. Ирка прошлепала босиком в ванную — смывать дорожную пыль. Мать, резавшая у стола лук, оглянулась.

— Накаталась? Далеко ездила?

— Нет. До поворота и обратно.

Долгие прогулки по лесу в одиночку мать не одобряла. Беспокоилась. Ирка ее понимала, но менять привычки из-за «а вдруг», не собиралась. Поэтому всегда каталась «близко», не уточняя, где оно, это «близко», располагается.

Вода обожгла царапины. Крови вроде не было, зато синяк на локте уже оформился, аж прикасаться больно.

— Ириш!

— Да, мам?

— Хлеба нет. Доедешь?

— Дойду. Переоденусь только.

Сбегав в близкий — десять минут туда-обратно — магазин, Ирка в ожидании обеда уселась к компьютеру. Но то ли от жары, то ли еще по какой причине и без того медленная сеть подвисала до безобразия, и разнесчастное письмо никак не желало отправляться:

— Привет! Как дела? Как работа?

Ответ приполз через полчаса.

— Привет. Все в порядке. Включили все вентиляторы. Шеф обещал кондиционер. На улице черти что, листья и трава желтые. Как отпуск?

Зеленая лампочка модема угрожающе замигала. Ирка принялась торопливо набирать послание.

— Как всегда. Вы выбирались купаться?

— Сегодня поедем на карьер. Все, я убежала в арбитраж. Вечером спишемся.

Словно почувствовав, что переписка завершена, сеть еще раз мигнула и отрубилась окончательно. И вовремя: мать позвала за стол.

Солнце перевалило через точку зенита и с ленцой подвинулось вниз, к западу. Ирка миновала крайние дома и остановилась на линии, где разбитый асфальт обрывался. Дальше, вниз по крутому глинистому склону вилась широкая полоса щебня — дорога к паромной переправе. Стебли полыни по краям были мертвыми — серые обломки, покрытые густым слоем пыли.

Ирка поудобнее пристроила на плече лямку рюкзака. До реки было километра полтора, сначала вниз по щебенке, а потом — на выбор: либо по прямой, до парома, либо — одной из множества тропок, которые сеткой пронизали заросший ивняком полуостров.

Дали за рекой окутывала сизая дымка, тянувшаяся широкой полосой. Облака — не облака. Сзади отрывисто прогудели, и мотоцикл с двумя загорелыми пацанами покатил вниз на холостом, с заглушенным двигателем, ходу. Ирка только позавидовала, глядя, как быстро он кружит по изгибам дороги.

На реку она сегодня пошла одна: мама решила, что слишком жарко, старые знакомые по школе давно разлетелись кто куда, а новые знакомства за свои короткие приезды она завести так и не успела.

Щебенка похрустывала, босоножки щедро черпали белую пыль. В ивняке лениво пересвистывались пичуги. Тишина, безлюдье. Лето.

Впрочем, не совсем безлюдье. За кустами то и дело слышался плеск и голоса, несколько раз мимо пылили машины, но навстречу никто не попался. Наконец впереди блеснула широкая синяя полоса, и в ноздри ударила свежесть воды вперемешку с резкой вонью бензина и машинного масла.

Паром стоял полупустым, с перекинутыми на пристань сходнями. В железные бока лениво плескала мутная вода, а на носу толпились мальчишки, по очереди разбегаясь и сигая с борта. На берегу, развалившись на груде бревен, курил высокий скуластый парень в футболке и коричневых шортах по колено. Паромщик Вечкас по прозвищу Мордва.

Ирка бросила рюкзак на песок, расстегнула босоножки и попробовала ногой воду.

— Да теплая, теплая, — хрипловато прокомментировали сзади. — Смело лезь. Она теперь и ночью не остывает.

Ирка оглянулась. Паромщик приставил руку к глазам и пялился на нее, попыхивая сигаретой. Подумаешь, советчик. Впрочем, вода и впрямь хороша…

Наплававшись вдоволь, Ирка выбралась на берег. С волос на спину текли струйки воды, но выжимать было лень, и девушка просто улеглась на полотенце, подставив солнцу спину. Вечкас по-прежнему восседал на штабеле, словно на троне, изредка покрикивая на мальчишек, чтобы не лезли на лестницу и в рубку.

Странный он тип, этот Вечкас. Появился паромщик в поселке лет пять назад, Ирка тогда училась на первом курсе. Сначала, как рассказывал отец, устроился на местный завод, но что-то не срослось, а вскоре чужак уже вовсю драл глотку, командуя на переправе. Жил тоже неподалеку от реки, на нижней улице, в старом доме, который давно бросили перебравшиеся в район хозяева. В поселке появлялся частенько, водку с мужиками пил, но в меру, и скоро сделался привычным, обыденным. Считай, местным.

Словно уловив, что девушка размышляет о нем, паромщик развернулся на бревне. Точно петух на насесте.

— Э, а тебя ведь Иркой зовут, да? Ты Андрея Иваныча Корнева, старшего лесничего дочка?

Ну, Ирка, ну, дочка. И что с того?

— Да, я Ирина Корнева, — подтвердила она. — А почему вы спрашиваете?

Вечкас вытащил сигарету изо рта.

— Да так, — хмыкнул он, щуря хитрые глаза. — Для разговора. Это ты сегодня Левку откачала?

Ирка приподнялась на локте.

— Какого еще Левку?!

— Ну, как же Левку-полевку. Шастал, дурень, в самый полдень.

— А-а, вы про того мужика на поле. Вы его знаете, что ли?

— Ага, — хохотнул Вечкас. — Знаю. Давно на свете живет, а все дурак дураком. Не тревожься, оклемается.

Ирка пожала плечами. Ей-то с чего тревожиться?

Разговор прервался. Ирка опустила голову на руки, чувствуя, как солнечный жар ласково припекает плечи. Еще чуть-чуть полежать и снова в воду…

— Вон, видишь, — хриплый голос паромщика отогнал приятную дремоту. — Пелена-то какая идет. Будет дело.

Ну что там еще? Ему скучно? Или решил между делом поклеить девчонку? Ирка села, обхватив колени руками.

Парень выпрямился на штабеле и всматривался в противоположный берег. Смуглый, с коротким ежиком светлых, выгоревших на солнцепеке волос, он чем-то напоминал гончую.

— Облака? — предположила Ирка. Сизая пелена широкой полосой растянулась над правым берегом, но никакого предвестья грозы не было. — Может, дождь прокапает. Так оно и к лучшему.

— Это не облака, — паромщик сплюнул на песок. Лицо его сделалось серьезным и настороженным. — Это дым. Горит где-то. Далеко, но сильно.

— Дым?

Кажется, в местных новостях что-то говорили про пожары в соседней области, но она только краем уха слышала. Телевизор в доме летом почти не включали, а Ирка так и вообще отвыкла от ящика за городскую жизнь: некогда.

— Дым. Ливень бы, да разве дождешься. Тут мокриды путной лет пятьдесят не было.

Чего-чего не было? Ирка только собралась переспросить, но на дороге появился черный «козел», запорошенный пылью, а следом — два грузовика. «Козел» настойчиво прогудел, и Вечкас, спрыгнув с насеста, пошагал на паром, понукая пацанву, чтобы выметались на берег.

Спустя пять минут, когда машины разместились на палубе, паром отвалил от пристани и с простуженным стуком двигателя пошел, чуть наискосок, через реку. Компания мальчишек с гвалтом и плеском ринулась в воду: качаться на волне.

Ветер нес запахи скошенного сена и речной свежести. И легкий привкус дыма был почти не ощутим.

Вечером, разобравшись с домашними делами, Ирка уселась почитать перед сном, но книжка сегодня почему-то совсем не затягивала. В зале работал телевизор, и голос диктора что-то сосредоточенно вещал о превратностях международных отношений. Привычно и неинтересно. На улице мычали, возвращаясь из стада, понурые коровы.

Мысли девушки почему-то постоянно возвращались к странной фразе, брошенной Вечкасом. Оговорился? Собирался сказать «мокреть»? Или в самом деле есть такое странно звучащее и неизвестно что означающее словцо? Народное мордовское, если он и вправду оттуда.

Ирке очень не нравилось что-то не понимать.

Девушка отбросила на кровать роман и принялась рыться в книжном шкафу. Словарь, гордо занимающий нижнюю полку, выдал короткую строчку: «Обрядовый праздник в центральных областях Великороссии». Значит, обряды. Так, посмотрим. Тяжелый томик забился в самый дальний угол. Ирка купила его давно, еще студенткой, но се ника не собралась прочитать про «Верования и обряды славянского народа». Переиздание старого труда областного этнографа.

Перелистав желтоватые страницы, Ирка наткнулась на название раздела «Вода» и, здраво рассудив, что, если где и искать по мокрое, то здесь, начала читать внимательнее. А вскоре и впрямь нашла нужное

«Мокрида — обряд, распространенный прежде всего в земледельческих губерниях. Проводится, как правило, в засушливые сезоны для возвращения почве плодородия и предотвращения гибели урожая. Обряд проводится следующим образом: парни сговариваются между собой, и, когда девушки собираются купаться, отправляются тайком за ними. Они, выбрав момент, бросаются на купальщиц и в одежде сталкивают в воду с криками: «Дождь-дождь, приди-напои».

Ну и ну! Неужели Вечкас имел в виду это? Давно в реку девок не кидали? Аж пятьдесят лет?! И ведь вроде серьезно говорил… Ирка раздраженно захлопнула книжку.

В комнату заглянул отец. Хмыкнул в усы, поглядев на беспорядок.

— Доча, а меня в отпуск отправили. Как, отметим это дело?

— А то! — отозвалась Ирка.

— Тогда готовься: завтра в четыре подъем.

— Так точно! — Ирка приложила руку к виску. — Слушаюсь, мой маршал!

— Пойду червей накопаю…

Электронная почта выдала грустное сообщение:

«Мы злые. На карьере народу полно, вода грязная. Грею воду в кастрюльке на газу»

Ирка только собралась ответить, но модем мигнул зеленым кнопочным глазом и отрубился напрочь. Все, мол, хватит с тебя цивилизации.

Девушка вполголоса высказала все, что думает про современную технику, и от нечего делать выбралась на улицу — пройтись перед сном.

Ночь опускалась на измученную жаром землю. Трещали сверчки, шелестел листвой яблонь ветерок. Одна за другой проступали на темном небе мерцающие искорки звезд.

Где-то в проулке старательно и нестройно выводили:

Ой, мороз, мороз, не морозь меня.

Не морозь меня, моего коня-я-я…

2

Алый шар солнца висел в седой пустоте. Завораживающее зрелище: ни неба, ни земли, только клубы белесой паутины, лишь слегка подсвеченные багряным светом. Ирка вглядывалась в пространство, и, наконец, уловила слабый отблеск воды.

— Дымит, — отец поправил лямку рюкзака и перебросил спиннинги в другую руку. — Пойдем.

Ирка сбежала с густо заросшего полынью обрыва, откуда обычно открывался вид на реку аж до изгиба русла. Надо было поспешить, чтобы занять лучшее место на берегу.

Впрочем, обогнать любителей утреннего клева не получилось. Несколько легковушек одна за другой возникали из белой пелены и проносились мимо, и когда пешеходы выбрались на берег, то обнаружилось, что все уютные бухточки и спуски к воде уже заняты более шустрыми рыбаками.

— Ну вот, — Ирка пнула кроссовкой камешек. — Порыбачили…

— А, может, на тот берег? — отец махнул рукой на проступающие за лентой воды обрывы. — Вон туда, на косу. Там хорошо берет. Шалаш поставим, накупаемся.

— Ну, — Ирка задумалась. Не возвращаться же домой без рыбы. Да, и на той стороне пока никого…

— А давай, — и девушка решительно пошагала к парому.

Посудина неторопливо утюжила воду. Палуба была полупустой: пара авто да мотоцикл «Днепр». Мужики скучковались, пыхтя сигаретами, а Ирка отошла вперед, на нос. Над головой хлопал выцветший флаг, проснувшиеся чайки резали светлое небо. Противоположный берег медленно приближался.

— Эй, на рыбалку едешь? — раздалось сверху.

Ирка обернулась. Вечкас высунулся из окна рубки. Ишь ты! Тельняшку натянул. Моряк с печки бряк!

— Да, на рыбалку.

— Я вот тоже сегодня собирался. Вечером с бреднем. Потом передумал.

И что же теперь? Ждет, пока она спросит?

— Почему передумал-то?

— А, — парень облокотился о поручень. — Дождь в ночь будет.

— С чего ты взял? — удивилась Ирка. — По ящику говорили, что до конца месяца ни капли не упадет.

— Говорили, — ухмыльнулся Вечкас. — И я тебе говорю. Почему ящику веришь, а мне нет?

— Верю всякому зверю, — засмеялась Ирка. — Верю ежу, а тебе погожу.

— Да ну тебя, — Вечкас махнул рукой и скрылся в рубке. Обиделся?! Ну и пусть!

Над обрывами плескали крыльями чайки. Река в половодье безжалостно наступала здесь на берег, размывая пласты песка и глины, поэтому с воды кручи выглядели безрадостно и внушительно. А на самом деле ничего особенного: поднимешься на несколько метров от пристани и все: дальше расстилается на три стороны густо заросшая ивняком равнина, на которой кое-где синевой поблескивает гладь озер, темнеют рощицы, а чуть дальше сплошной стеной встают сосновые боры, уходящие далеко за окоем, в соседнюю область.

Дорога раздваивалась. Широкая лента убегала прямо через равнину, полоска поуже — налево, туда, где из-за деревьев виднелись крыши бывшего совхоза «Светлый путь». Но отец уверенно забрал вправо, и вскоре они с Иркой шагали по узкой, но крепко протоптанной тропке над самыми обрывами.

— Ой, — Ирка чуть не поскользнулась — так резко тропа обрывалась россыпью комьев земли. Пришлось перепрыгнуть. Зато дальше лежала ровная полоса чистого песка, по которому цепочками разбегались птичьи следы.

— Ну вот, — заявил отец, сбрасывая рюкзак на песок. — Располагаемся. Доставай наживку.

Волны лениво набегали на берег, поплавки покачивались, не торопясь возвещать о поклевке. Жара нарастала. Ирка забралась вглубь шалаша — они растянули на колышках кусок брезента, а с боков накидали веток. Ночи теплые, и так сойдет.

— Что читаешь? — спросил отец, отрываясь от важного дела — разведения костра в песчаной яме. Рядом стояло ведерко, в котором плавал утренний улов — три ерша и грустная плотва.

Ирка зажала страницу пальцем и показала переплет.

— За фольклор взялась? — удивился отец. — С чего бы?

— Да, так, — пожала плечами девушка. — Интересно. Не все же про чужую нечисть читать, надо и со своей познакомиться.

— Ага, вот как пойдешь ночью в баню и как встретишь кого-нибудь мохнатого да зубастого! — рассмеялся отец.

— Ты про котяру соседского? — хмыкнула Ирка. — Так он и и днем на кого хочешь дрожи нагонит. Вон, видишь, как руку располосовал.

Она показала царапины, оставшиеся после краткого, но бурного знакомства со зверюгой. Отец цокнул языком.

— Я вообще-то про банника говорил. Прочитала про такого? У нас в деревне бабки из-за него боялись в третью смену идти мыться. Говорили, будто может за такую провинность с живого кожу содрать.

— Да, ладно, — усомнилась Ирка. — Прямо так и верили?

— Ну, верили или не верили, но опасались. Ведь суеверия-то эти не просто так столько лет передаются. Какой-то смысл должен быть. Вот, гляди… Вся жизнь крестьянская по кругу двигалась от сева до урожая. А все эти байки, они мир организовывали, чтоб все правильно шло, своим чередом. Не ругайся — домового прогневаешь, гадость всякую в реку не швыряй — водяной рассердится, не работай в полдень — полевому то не по нраву…

— Кому-кому? — переспросила Ирка. — Про домового с водяным я знаю, а что за полевой?

— А, это из той же песни. Мол, в полдень скачет по ржи всадник. И если встретит в неурочный час кого на меже, то захлещет насмерть плетью.

— Жуть какая!

— А ты как думала! Одно слово — нечисть! — Андрей Иванович протянул дочери котелок. — Ну-ка, давай к озеру за водой. Сейчас уху будем варить.

— Да, ну, далеко!

— Ничего, пробежишься!

Пришлось покориться.

К вечеру сизое марево затянуло полнеба. Солнце ушло за верхушку холма на левом берегу, но жара спадала медленно, неохотно. На горизонте словно сгустилась мгла, скрыв от глаз сосняки.

— Дымит, — Андрей Иванович вздохнул. — Быстро идет.

— А сюда не дотянется? — встревожилась Ирка.

— Не должно. Ветер вбок. На Белое озеро пойдет. Жалко, там такие сосновые боры.

Ночью Ирке привиделся странный сон. Сначала не было ничего, только колыхалась вокруг темнота. Затем появился звук. Непонятный, он раздражал, словно скрежет гвоздя по стеклу, тревожил, мешал. А еще почему-то першило в горле…

Девушка закашлялась и открыла глаза. Все было спокойно, вот только запахи дыма и жженой травы сделались слишком густыми. Звук не исчез вместе с осколками сна, наоборот, стал ясно различимым и узнаваемым.

Ирка нашарила кроссовки и осторожно выскользнула из шалаша. Под обрывом лежали ночные тени, на мокрый песок накатывали волны, и она не сразу поняла, что именно не так в спящем мире.

Слишком светло. Слишком душно.

Ирка торопливо зашнуровала обувь и побежала вдоль косы. Приглушенное постукивание двигателя еще доносилось, но сделалось тише. Да, так оно и есть: паром причалил к пристани. Звякнула цепь, и на берег соскользнула высокая фигура. Вечкас! Что ему нужно на этом берегу посреди ночи? И что он тащит?

Паромщик исчез из виду, и девушка поспешно полезла по тропинке на обрыв. Из-под ног сыпались комочки глины, но, цепляясь за ветви, Ирка взобралась на кручу.

И замерла на самом краю.

Горизонт пылал. Багровое зарево подсвечивало небо, и черные клубы дыма поднимались в вышину, смешиваясь с сизыми полосами облаков. Ветер словно взбесился: он то обдавал лицо жаром, то менял направление и швырял в щеки жесткую пыль. Кусты раскачивались под резкими порывами, скребли ветвями землю.

Ошеломленная жутким зрелищем, Ирка на мгновение забыла о паромщике, а когда опомнилась, было уже поздно: тельняшка скрылась среди зарослей. Окликнуть?

Новый порыв ветра осыпал ее песчинками.

Словно очнувшись от оцепенения, над крышами ближней деревни простуженно взвыла сирена.

— Давай, поторапливайся! — отец вскинул рюкзаки на плечо. Ирка, нагнувшись, ворошила ветки.

— Книжка куда-то подевалась…

— Какая книжка?! Быстро за мной! — приказал отец.

Ирка и сама понимала, что медлить нельзя. Ветер кружил по косе, создавая маленькие песчаные смерчи. Сирена еще выла, в поле то и дело слышался шум колес. Деревенские торопились к парому.

На пристани быстро образовалась толкотня. Двое мужиков матерно собачились: в суматохе одна легковушка влетела в бампер другой. Гомонили и охали женщины. Мордатый мужик выкрикивал с нажимом:

— Все здесь?! Все, я спрашиваю?! А ну поглядели — кого нету?

— А дом-то мой, дом-то как же? — причитала бабка в зимнем пальто, наброшенном на ситцевый халат.

— Ой, начальник, а у меня корова запертая! Ой, вернусь я!

— Куда, дура! — завопил мужик. — За детьми лучше смотри!

— А, может, обойдется? А Семеныч?

— Из района звонили. Сказали — срочная эвакуация! Сами что ли не видите, как шпарит!

Десятки глаз устремились к горизонту, но нависающий обрыв закрывал зловещую картину. Только отблески пламени да свет окон на дркгом берегу. Поселок тоже не спал.

Андрей Иванович протиснулся на палубу, швырнул рюкзаки и спиннинги под борт.

— Здесь стой, — велел он дочери.

Ирка кивнула, но, когда отец направился к Семенычу — видать, единственному представителю власти, она огляделась и пролезла к лестнице, ведущей в рубку. На железных ступеньках уже жались мальчишки, зачарованно пялясь на огненный шторм, что неуклонно стремился к реке.

— Загружаемся! — проорал председатель. — Мужики, кончай разборки, успеется. Бабы, все на борт. Эй, Вечкас, заводи! Э, паромщик, мать твою, ты где?

Ирка вскинула глаза — рубка была пуста. Неужели не вернулся, — екнуло в груди.

— Мордва-а! Куда этот черт делся?

Ирка спрыгнула с лестницы и, расталкивая толпу, пробежала к сходням.

— Он на берегу остался! — выпалила она в лицо Семенычу. — Я быстро!

Кроссовки заскользили по доскам. Сзади послышались крики, но Ирка уже взбиралась по тропке, и скоро кусты скрыли от нее и паром, и людей, и саму реку.

Проселок извивался между зарослями, и мелкие тропки, что разбегались во все стороны от наезженной дороги, скрывались в высокой траве. Будь дело обычной ночью, Ирка бы скорее всего заблудилась, но сейчас озаренное отблесками пожара небо давало достаточно света. Однако это не слишком помогало: густой дым затоплял луговину, и сквозь него виднелись лишь призрачные силуэты деревьев.

Отбежав метров двести, Ирка остановилась. Куда делся паромщик? Он свернул с дороги, это точно, но в каком именно месте?

Сердце тревожно выстукивало в груди. Продолжать искать? А, может… Ирка оглянулась, но обратный путь уже затянуло дымной пеленой.

Девушка потопталась на месте, но в этот миг где-то справа от дороги послышался странный хруст и ругань.

Ирка бросилась вперед сквозь полынь и метелки вереска.

Маленькая полянка полностью скрывалась за кустами ивняка. У дальнего ее края двигалась тощая фигура паромщика. Вечкас копал. Тяжело наваливаясь на лопату, он вырывал комья иссохшей земли и отшвыривал прочь.

— Эй, — окликнула его Ирка. — Ты что делаешь?

Вечкас не оглянулся. С упорством сумасшедшего он продолжал долбить грунт. Тельняшка на спине потемнела от пота.

— А ну, пошли! — Ирка начала злиться. Столько людей ждут, а этот придурок землю ковыряет!

Парень молча покачал головой. Ирка начала злиться.

— Ты что, совсем идиот?! — крикнула она.

Дым волнами клубился вокруг. В горле словно драли железной теркой. Паромщик закашлялся, но работу не прервал.

— Уже близко, — выдохнул он. — Просто нужно быстрее…

Ирка едва разбирала его слова. Она в нерешительности отодвинулась, не зная, то ли продолжать уговоры, то ли бросить спятившего землекопа и бежать назад, к спасительной воде. Жаркий порыв ветра пронесся над поляной, и в щеку девушки ударили куски обгоревшей коры.

А ну, его, придурка!

Вечкас развернулся резко, по-кошачьи и сцапал девушку за рукав. Ирка дернулась, но костлявые пальцы вцепились в запястье с неожиданной силой.

— Пусти! Пусти, кому говорю!

— Помоги мне, — пробормотал парень.

— Чего?! Да пошел ты…

— Помоги, — повторил он. — Я один не успею. Все сгорит…

Что-то было в его голосе. Какая-то странная уверенность, непонятная, но настолько убедительная. И еще было твердое ощущение, что что-то может случиться здесь и сейчас, под дымным небом…

Это, наверно, было безумием. Нет, это точно было безумием. Но когда паромщик отпустил ее руку, Ирка не отпрянула, не бросилась прочь, а села на корточки и стала выбрасывать влажную землю ладонями…

Волны жара накатывали на поляну. Дышать стало совсем невмоготу. Но яма углублялась. Стенки ее сделались влажными, а затем, к немалому удивлению Ирки, сквозь глину начала просачиваться мутная вода. Лезвие лопаты врезалось в почву все глубже.

Но что толку? Разве может маленький родник остановить пламя?

— Канистру, — прохрипел Вечкас, выпуская из рук лопату.

— Что?

Он махнул рукой и тяжело опустился на колени. Ирка огляделась и только сейчас заметила под кустом пластиковую флягу литров на десять. Она подхватила ее — внутри бултыхалась вода — и подтащила к яме.

Вечкас отвернул крышку и опрокинул горлышко над ямой. Вода толчками выливалась, наполняя впадину.

— А теперь иди, — парень встал на ноги и поднял почти опустевшую канистру.

— Что? — опешила она.

— Иди к парому, скажи, пусть заводят и меня не ждут.

Ирка хотела что-то сказать, но Вечкас уже не смотрел на нее. Парень резко выплеснул остатки воды на четыре стороны света, а затем зашептал что-то неразборчивое.

Уйти? Но как бросить его одного?

Вечкас затянул тягучую песню Ирка попыталась вслушаться, но слова были не то что непонятными, но какими-то…старинными, что ли. Она разбирала отдельные корни, но смысл ускользал.

С неба сыпались сосновые иголки. Ирка жалась у края поляны, не зная, как поступить.

Вечкас умолк. Разбросал руки в стороны и вскинул голову к сизому небу. Словно ждал ответа.

Облака молчали.

Время словно застыло. Все так же стлался над поляной дым, все так же гнул к земле кусты удушливый ветер, все так же темной статуей стоял над новорожденным родником паромщик. И все же время двигалось.

Черная крона одинокого дерева, что высилось над ивняками, внезапно занялась языками пламени, словно спичечная головка. Раздался противный треск, и на поляну полетели искры. Сухие былинки вспыхнули, и язычки пламени побежали по траве.

Ирка опомнилась. Перебежав через поляну, она вцепилась Вечкасу в руку и потащила за собой. Он неловко повернулся и нескладной рысцой побежал к тропинке, но тут же зацепился ногой за выступающий корень и рухнул на землю.

— Вставай, — подтолкнула Ирка. — Ну, вставай, пожалуйста!

Вечкас кое-как поднялся на четвереньки и со стоном зажал руками щиколотку. И неизвестно, как пошли бы события дальше, но тут на поляну вывалился Андрей Иваныч.

Не говоря ни слова, он влепил дочери подзатыльник, перекинул парня через плечо и потащил к берегу. Ирка опрометью кинулась за ними.

Урчание двигателя заглушало треск пламени. В борта била вода, на волне дрожали багровые отблески. Правый берег удалялся, и Ирка изо всей силы старалась успокоиться и отдышаться. Теперь когда все страхи остались позади, осознание опасности и досада накрыли ее с головой. Особенно досада.

Девушка поискала глазами Вечкаса. Он сидел на ступеньке лестницы, закрыв глаза, и какая-то сердобольная женщина бинтовала паромщику ступню. Ирка поморщилась и отвернулась. Ей было чертовски стыдно: так глупо рисковать, поддавшись на бессвязные уговоры. И что на нее накатило? Ведь, кажется, взрослый человек, а ума как у пятилетней соплячки…

В небе что-то заворочалось, и над рекой раздался приглушенный звук — словно кто-то легонько встряхнул лист кровельного железа. Люди вокруг зашевелились.

— Это чего, гром, что ли? — с сомнением спросил кто-то.

— Да ладно…

Ирка подняла взгляд к небу. В свете зарева ясно различались клочковатые облака, они сбивались в растрепанную стаю. Ветер в который раз за ночь сменил направление, набросился на реку, взъерошив волны, и в лицо Ирке полетели брызги пены.

А потом на палубу упала тяжелая капля.

Первая.

Ливень накрыл паром почти у левого берега.

На пристани уже дежурил наряд милиции, «скорая» и «пазик». Люди спускались по скользким сходням в грязь и торопливо шлепали по лужам к автобусу. Бабку в халате пришлось вести под руки. Семеныч, мокрый и злой, что-то доказывал сержанту, а тот кивал, одновременно крича в рацию.

Ирка забилась в относительно сухую щель под рубкой. Отец гремел цепью, закрепляя неповоротливую тушу парома. Вечкас куда-то пропал. Струи дождя барабанили по железу над головой, стекали за ворот футболки.

В кармане ожил мобильный. Ирка вздрогнула: на том берегу связь не работала, и она совсем забыла о телефоне. Не глядя, она подцепила пальцами крышку.

— Да… Да, мам… Все в порядке… Нет, нет, ничего не случилось… Собрались, сели на паром… Нет, не обгорели. И не надышались… Да, сейчас домой…

Щеки девушки горели. Пока она корчила героиню, мать чуть с ума не сошла. Ну, ничего, обошлось же…

Отец, пришвартовав посудину, подошел к ее убежищу.

— Куда мы дальше? Не с ними? — кивнула Ирка в сторону автобуса.

— Они нижними улицами поедут, прямо к больнице. Не по пути.

— Надо бы домой побыстрей, — ответила Ирка. — Мама волнуется.

— Меня на совещание зовут в администрацию, — отец показал на сержанта, который призывно махал рукой с рацией. Вроде сегодня на моем участке два возгорания было. Пропал отпуск. Давай, пошли, тебя до дома подкину и уеду.

Ирка послушно вскинула на плечо рюкзак и высунулась наружу. Ливень, обрадовавшись новой жертве, замолотил по ней, одежда моментально намокла и прилипла к телу. Кроссовки чавкали по грязевой трясине.

Сзади нетерпеливо прогудели. Девушка обернулась: автобус с деревенскими неловко разворачивался. Ирка посторонилась, и в блеске очередной молнии увидела внутри «пазика» Вечкаса. Он застучал костяшками пальцев по залитому водой стеклу, но неповоротливая машина уже двигалась от пристани.

Ирка задумчиво посмотрела вслед автобусу. Перевела взгляд на дальний берег, туда, где с шипеньем умирал огонь, так и не дотянувшись до деревни. А еще где-то там наполнялся дождевой водой юный родник.

— Ирка, тебя ждем! — крикнул ей отец.

Целая куча вопросов… Ирка смахнула с лица дождевые капли и пошлепала к милицейскому «козлу».

Домой, быстрее. Домой.

— Знаешь, я сегодня видела, как вызывают дождь.

— Что???

— Дождь. Вызывают. Он все еще идет.

— Что случилось? Ты перегрелась?

— Чудо. Я промокла…

2010 г.