Лечебница

—… Я прекрасно понимаю, что ты делаешь это не для того, чтобы привлечь внимание. Тебе его и так многовато, — он косо усмехнулся. — Но выглядит именно так.

Каин, сутулясь рядышком на лавке, разглядывал трещины в асфальте. Последний ремонт парковых дорожек проводили еще при Хельме Третьем Яйцекладущем, снегоящере, чьи мысли тянулись медленней, чем череда поколений его подданных. Впрочем, обстоятельность, неизменная спутница Хельма, компенсировала прочие недостатки — например, в парке, разбитом при королевском дворце тогда и всенародной лечебнице сегодня, до сих пор можно прогуливаться, наслаждаясь весной.

—… и хватать всю пищу в зоне видимости, сражаясь за нее, как дикая кошка...

В парке царила весна. Придя вместе с эльфами, она вальяжно развалилась на территории лечебницы вместе со всеми своими прихвостнями — звоном насекомых, дурманящим ароматом травы, сумасшедшими жуками. С лоснящимися птицами, разжиревшими на толстых червяках. С блеском полубезумия в эльфийских глазах.

Этот блеск преследовал Каина, выводил из себя, заставляя раздраженно чихать и передергиваться. Если уж тут и были сумасшедшие, так это эльфы — безумные постоянно, круглую квадро-сть, а не только весной. На самом деле, это они и сделали тут постоянную, ежеквадростную весну.

—… рисовать маскировочные полосы на лице — это лишнее. Как будто ты дикарь из стародавних времен...

Глупые птицы курлыкали, царапали землю, выклевывая червяков. Разожравшиеся тела с гладкими перышками. Эти перья отлично приладятся к стрелам...

— Каин! Ты слушаешь меня?

Окрик спугнул добрые мысли. Из-за кулис сознания вылез запах кислых щей, масляные рисунки весеннего леса на стенах — повсюду, на каждом этаже, — и полубезумный блеск в глазах эльфов...

— Слушаю, — пробурчал химмара, снова возвращаясь к трещинам на асфальте. — Я должен сдохнуть здесь прежде, чем вы решите, что меня можно выпустить из клетки.

Эльф, имени которого Каин старательно избегал, устало хмыкнул.

— Ты просто боишься посмотреть правде в глаза. Только этого ты боишься. А больше — ничего. Ну, опиши хоть одну реальную опасность?

Каин не ответил. Им не нужны его ответы. У них своих полно, а спрашивают только для проформы.

Эльф смотрел на него большими глазами веселенькой желтой расцветки, такой весь открытый и готовый к свершениям. Его ждет доброе будущее — любимое дело, реализация себя как личности, признание в обществе и постоянное развитие. Хотелось впиться когтями в эти сочные роговицы, ни к чему не обязывающую легкую улыбку. Каин резко отвернулся. Птицы искали в земле червяков.

— Тебе нечем опровергнуть мои слова. Именно поэтому ты и не уходишь.

И снова. Снова он победил, бросил на обе лопатки, вышиб дух из груди, обездвижил и растоптал. Неоспоримая победа. И только один нюанс: он снова использовал удар ниже пояса. Нечестный прием.

Болеть — тяжело. Это всем известно. Но кто когда-нибудь задумывался, какого приходится болезни? Болезни, которая знает о том, что она болезнь, знает, что одно ее существование доставляет людям боль. Болезнь, которая хочет спрятаться, забивается в самые глубокие норы, но ее упрямо находят.

Больница — единственное место, где больной и болезнь сосуществуют не только в мире, но даже с некоторой взаимовыгодой.

— Когда ты уже поймешь, что всему миру наплевать на тебя, ты им ни в жизнь не сдался, и никто не хочет тебя убить. Тебе кажется, что на тебя все смотрят, тебе кажется, что все посмеиваются над тобой исподтишка...

Крупная птица заглотила червяка и подняла на химмару глупые глаза. На миг их взгляды встретились — бессмысленный птичий и цепкий, подозрительный — химмары. Тряхнув голубоватым оперением, птаха заклекотала и неуклюже толкнула соседа, чтобы подхватить выпавшее из его клюва семечко.

—… так что все это в твоей голове, Каин… Каин?.. Каин!.. Ох, упрямое создание...

Эльф покачал головой. Лавка пустовала.

Трава одуряющее пахла сладковатой свежестью, мягкие стебли покорно сминались под когтистыми руками. Снизу, с земли, кусты и деревья казались высоченными, но не строгими надсмотрщиками, а великанами, которым нет дела до крадущейся между них кошки. Шипы на спине и руках приподнялись, не спрашивая разрешения. Азарт захлестнул.

Прижавшись к земле, под прикрытием мирных зарослей кишмы, Каин полз к беззаботной стае. Замер, когда ближайшая птица в упор посмотрела на него — и продолжила свои дела: химмару не принимали за врага. Напрасно.

Рывок, захват — и лупят во все стороны голубые крылья, птица верещит во всю мочь. Клюв врезался в палец, Каин зашипел, отдернул руку. Птица с помятыми перьями вырывается, безостановочно крича. Зашумела стая, поднимая ветер, пыль и палую листву, снялась с места. Крылья прохлопали в кронах деревьев, птицы осели на ветвях, чтобы наблюдать за борьбой с безопасного расстояния.

А наблюдать было за чем. Птица отчаянно боролась за свою жизнь. Руки охотника кровоточили в нескольких местах, рассеченные клювом и когтями, перекошенная от ярости губа вспухла от удара крылом. Птица бешено рвалась на свободу, не позволяя свернуть себе шею.

Эльф тяжело вздохнул и закрыл лицо ладонью, сквозь щель между пальцами наблюдая, как Каин скачет по траве за зигзагами улепетывающей птицей. Птица размахивала крыльями, совершая прыжки в метр-другой, когти химмары пучками вырывали перья из хвоста, но стоило пальцам ухватиться понадежней, как острый клюв заставлял охотника отпрянуть. Наконец птице удалось, быстро-быстро размахивая крыльями, взлететь повыше. Химмара извернулся, прыгнув едва не выше собственной головы, но когти только рассекли воздух.

Каин глухо рычал, задрав голову вслед ушедшей добыче. В волосах застрял голубоватый пух.

Эльф негромко смеялся.

— Аплодисменты, — мелодичный голос вернул Каина на землю. — Экое представление, жаль, что зрителей только я, да птицы.

— Ты никому не расскажешь, — боковым зрением химмара взял эльфа в прицел. Второй раз он не облажается.

— Конечно, не расскажу, — погрустнело выдохнул эльф, возвращаясь на лавку. — И они не расскажут, можешь быть спокоен.