Готический роман (Город)

В плавании по морю должно повиноваться кормчему, а в жизни — человеку более других рассудительному.

Пифагор

«Наверное, я поступаю глупо. Я всегда учила своих детей Порядку и Закону. Они рождаются, учатся у старших, заводят семью, умирают. Мы не должны нарушать Закон, Порядок должен быть во всем. Мы должны упиваться гармонией жизни.

Но… однообразие губит, уже не появляется на свет тех счастливчиков, которые, рискуя своей жизнью, способны изменить историю мира. Хотя… я не права. Они рождаются везде, кроме моего Квартала! Я сама виновата в своей глупости, но в отличие от других я пока еще жива, и жители моего Квартала верны и послушны, и в конце концов довольны своей поганой жизнью!

Если это так, значит, я все делаю правильно, а муки совести присущи всем мыслящим существам. Мне не за что корить себя».

Сильвия поднялась, поправила подол синего шелкового платья, подошла к окну. Ее глаза узрели, как там далеко, куда не способны заглянуть простые смертные, полыхает пламя, пахнет трупами и разложением, люди умирают, корчась в муках веселья; но здесь, под её ногами все тихо и спокойно: довольные супружеские пары прогуливаются по площади, ребятня бегает и играет. Все счастливы, все гармонично...

Сильвия улыбается.

… Время рождаться, и время умирать… Время плакать, и время смеяться… Время искать, и время терять… Время молчать, и время говорить; Время любить, и время ненавидеть...

Экклезиаст

Черная дверь приоткрылась, серые лучи скользнули в комнату, намереваясь разбудить таящийся в ней мрак. Он знает, что будет дальше, бессмысленно повторять одни и те же действия, но другого пути нет, и это единственный шанс узнать, что будет дальше.

Он приближается к двери, толкает её ногой… совсем рядом с его ухом провизжала стрела и с треском закончила свой полет в скрытой во тьме от глаз стене. Раньше, в первые дни, он здесь умирал.

Молодой человек входит в зал, открывшийся перед ним: помещение казалось безобидным и совершенно спокойным, комната освещалась лишь серыми лучами, источником которых являлся огромный шар, висящий под потолком в центре залы. Не все так просто… Он стоит, бессильно сжимая-расжимая кулаки.

Сфера начинает медленно опускаться, её поверхность, составленная из множества металлических пластин, переливается под внутренним серым светом всеми цветами радуги. Шар ускоряет свой ход и через несколько секунд, ударившись об пол, разбивается на миллиарды маленьких осколков. В воздухе зазвенело.

Темная струйка дыма, вырвавшаяся из его нутра, взметается вверх. Свет с потерей своего источника не меркнет, но становится ещё ярче и ослепительнее. Он замечает это каждый раз, и каждый раз не перестает удивляться этому факту.

Легкий смешок. Один детский смешок… и вот их уже тысячи! заливаясь, они хохочут, распространяя свое страшное веселье по всему залу. Хочется заткнуть уши, броситься обратно, но нельзя… Здесь нет другого выхода, кроме как ждать, и он ждет. Это безумие скоро прекратится!

Его внутренние силы подходят к концу… пространство вокруг оглушительно лопается… Он по привычке закрывает глаза.

Он стоит в другой комнате и видит перед собой прекрасную девушку: её золотистые волосы раскиданы по плечам, черное платье обтягивает безупречную фигуру, излишне правильные черты лица и притягивают, и отпугивают одновременно. В руках дива держит небольшой шар, подсвеченный зеленым светом. Она улыбается и протягивает его… Он не знает, что делать здесь! Он испробовал все способы: разбивал шар, брал его, обходил деву стороной, не беря шар, убивал её — но все безрезультатно, конец один...

Он снова берет его и понимает, что это глаз, который пристально смотрит на молодого человека. Желтый с черными прожилками, страшный и загадочный. Глаз смотрит, и он смотрит.

Грохот, треск и опять… он падает в пустоту, но теперь не выпускает глаз из рук, как делал это раньше. Он летит с ним. Зрачок в оке сужается, его руки обжигает страшная боль...

Его тело медленно опускается во мрак...

Он просыпается. В последние дни сон перестал дарить ему отдых, заставляя думать и делать шаг вперед. К чему это видение? Куда оно манит его? Он никогда ничего не боялся, но сейчас страх перед игрой его разума застывал в черном безумном отчаянии в душе молодого человека. Он встает, опасаясь вновь погрузиться в кошмар, и подходит к окну.

С самой высокой башни Цитадели Драконов открывается вид на весь Жестокий Квартал: темные улицы, небольшие приземистые дома — здесь не было ничего красивого и притягательного, лишь одно здание поражало своей величественностью и древностью — это Цитадель, обитель Драконов, могущественных воинов и шпионов. Они знали о Городе больше, чем даже самые просвещенные жители других Кварталов: они путешествовали по нему, исполняя приказы и поручения, но тщательно скрывали свою суть от всех.

Гек, основатель Цитадели, ничего не скрывал от своих помощников, даже самого себя. Он был сильнее, умнее их всех, и к тому обладал ещё одним неоспоримым качеством — магией.

Магия… Магия была их мечтой. Умеющие все, они изнывали от того, что не могут покорить только её. Она словно принцесса, заточенная в башне в неприступных скалах, охраняемая сказочными существами… Добраться до нее значит потерять жизнь, но эта принцесса стоит, чтобы из-за нее поколение за поколением погибали лучшие воины, пытаясь подарить своим братьям хоть малую часть любви прекрасной и недоступной. Все тайны, которые они смогли выведать у магии, связаны лишь с применением оружия и используются только в бою, им не подвластна некромагия Проклятого Квартала, высшая магия Чистого Квартала и пассивная магия Правильного Квартала… Они лишены того, что имеют другие, и за это ненавидят их.

Он поднимается, его тело требует отдыха, но он не может подарить его: он боится… первый раз в жизни, и этот ужас порождается не естественным противником, а всего лишь его фантазиями.

Страх… возникает по собственной воле. Страх… рожденный собственной головой… Он рисует перед нами картины ужасов и кошмаров, мрачные и кровавые. Чем больше ты боишься их, тем больше ты боишься себя.

Он знает это, но не может преодолеть себя, переступить черту, отделяющую свет от тьмы, находясь во власти неизвестности, страданий и смерти; тьма поглощает быстро, выворачивая наизнанку душу и разум.

— Мастер, вас ожидает Наставник, — холодно говорит послушник, преклонив колено перед ним, когда он выходит из комнаты.

— Иди, — отвечает он.

Путешествие по коридорам Цитадели до кабинета Наставника не составляет много времени. По дороге ему встречается пара мастеров и одиннадцать послушников — еще рано, и просыпаются самые верные. Он стучит в дубовую дверь, дожидается разрешения и тогда вступает на порог комнаты.

— Наставник, — произносит он, наклонив голову, а затем выпрямляется: его положение уже не обязывает благоговеть перед держателем Цитадели.

Невысокий крепкий мужчина стоит у окна. Он лыс, его черная борода под лучами просыпавшегося солнца казалась бронзовой, крючковатый нос свешивается над сухими толстыми губами. Его карие миндалевидные глаза внимательно и строго смотрят на пришедшего. Он некрасив и даже страшен, но в бою он преображается, превращаясь в прекрасного и грозного бога войны.

— Сандро, — приветливо говорит Эрик Ван Тиссен, Наставник Драконов. Его голос не соответствует образу: он дружелюбен, мелодичен. — Я ждал тебя. Мне нужна твоя помощь. — Мужчина смотрит на своего лучшего ученика, тот молчит и ждет, пока Наставник продолжит свою речь. — Выбери одного из своих послушников и займись только его воспитанием. Мне нужен будет он. Остальных отдай Леонарду.

— Но...

Сандро не успевает договорить, как властный и мощный голос перебивает его:

— С каких пор ты стал перечить нам?

Молодой человек хмурится, он не заметил в темном углу кабинета еще одну фигуру, поклонился.

— Основатель.

Гек не выходит на свет, предпочитая оставаться в тени всех событий Цитадели.

— Могу я узнать, для чего это?

— Нет, — отрезает Гек.

— Вы предпочитаете кого-то именно?

— Нет, — вступает в свою роль Основатель. Ожидать от него определенных ответов не мог никто, даже Эрик.

— Мы бы не хотели, чтоб он был лучшим из лучших. Выбери лучшего из худших, — говорит Наставник. Сандро сжимает зубы в неправедном гневе на вершителей законов Драконов.

— Может, тогда обучать его будет другой, лучший из худших?!

— Ты должен сделать из него лучшего! Точную копию себя! — срывается Эрик.

— Хорошо. — Сандро раздражен и недоволен. После того, как он вернулся со своего последнего задания, он надеялся, что сможет воспитать достойных Драконов, но Основатель и Наставник вновь перешли ему дорогу, но он не мог ничего с этим сделать: его власть в Цитадели была не ощущаема для тех, кто правил; его мнение ничего не значило для тех, кто составлял дальние планы — он всего лишь ферзь на шахматной доске в их игре, лучшая и любимая фигура.

Он выходит из кабинета, по пути встречая послушников, которые прятались по углам от его обжигающего гневного взгляда, мастеров, пытавшихся разгадать причины его злости.

Сандро идет в огромный двор, куда учителя уже вывели своих послушников. Свежий воздух не дает спокойствия, взбесившийся ветер рвет мысли и желания, загоняя в неприступную темноту холода и отчаяния.

К нему подходит высокий жилистый мужчина, его короткие волосы трепещут под каждым порывом ветра, его стальные серые глаза смотрят куда-то вдаль, и казалось, что он обитает в другом мире, порожденным силой собственного разума. Мужчина ежится и запахивает полы своего плаща.

— Я, как и ты, недоволен происходящим, — говорит он, его голос под стать глазам: сильный и отдаленный. — Но воля Учителей такова, и мы должны повиноваться. Ты уже выбрал одного?

— Нет, Леонард. — При разговоре с Леонардом Сандро приходится поднимать голову. — Я понаблюдаю за занятием, и решу, кто из них достоин этой участи.

Леонард кивает и идет к заждавшимся его воспитанникам.

Марсель недоумевал, почему сегодня они занимаются под началом мастера Леонарда. Не то, чтобы он был не доволен, Леонард славился своим лояльным отношением к послушникам, просто ему было удивительно и интересно. Юноша боялся своего мастера, он всегда внушал ему страх и ужас. Среднего роста широкоплечий мужчина с пепельными волосами, собранными в хвост и выбритыми висками, на которых красуются татуировки, изображающие драконов, с жестокими светло-карими, будто желтыми глазами сейчас стоит на крыльце и смотрит в одну точку, и этой точкой, как казалось Марселю, является он. Сегодня прохладно, но, несмотря на это, он одет в безрукавку, открывающую мускулистые руки. Он груб, холоден, жесток и уважаем. Лучший Дракон.

Марсель, засмотревшись на бывшего учителя, получает удар деревянным мечом по лбу, но тут же опомнившись, подхватывает свою палку и бросается на нападающего на него послушника, но его опрокидывают, сражая.

Ему протягивают руку, юноша поднимается и с удивлением глядит на мастера Сандро. Он даже не заметил, как подошел к нему Дракон!

— Твое имя? — сухо спрашивает Сандро у долговязого юноши с русыми волосами и голубыми глазами. Сандро он не нравится из-за миловидного девичьего лица и неумения сражаться, но были и хуже него, поэтому мастер без удовольствия решил, что это тот самый.

— Марсель Кастильо, — бормочет послушник.

— С этого дня ты подчиняешься только мне. Пошли. — Сандро разворачивается и направляется к выходу из Цитадели.

Марсель онемел. Он был и счастлив, что мастер выбрал именно его, и испуган этим же фактом. Он совершенно не думал о том, для чего это.

Рядом с выходом стоит огромное старое дерево, оно так высоко, что, кажется, оно достигает своей вершиной вечно пасмурного неба Жестокого Квартала. Сандро смотрит на него, хмыкает и исчезает на мгновение ока из поля зрения Марселя, но тут вновь появляется. Марсель восхищенно таращится на мастера.

— Я оставил на вершине одну вещь, достань её, — говорит Дракон.

Марсель думает, что он издевается над ним, ибо нет ничего проще для мальчишки, как вскарабкаться на дерево. Юноша подходит к великану и начинает ползти, но не проходит и минуты, как он падает. Дерево не подпускает его к себе, послушник хмурится и повторяет попытку. После десяти неудач Марсель сникает, смотрит на своего мастера, тот раздражен. Он хватает ученика за шиворот и тащит в Цитадель.

Все взгляды обращены на них, Марсель смущается и готов провалиться под землю, чтобы больше никогда не испытывать такого позора. Сандро подходит к двери, которую послушник раньше не замечал, слишком неприметной была она, толкает ее и бросает мальчишку внутрь каморки.

— Ты не на что не способен, — голос Дракона сух. — Настоящий воин должен обладать стойким духом, ты же совершенно не концентрируешься. Все твои мысли витают в вышине. Будешь находиться здесь, пока не поймешь, что нужно тебе, чтобы вырасти воином.

С этими словами Сандро выходит и запирает за собой дверь, оставляя испуганного Марселя в темноте и одиночестве. Сам он давно понял, что ему, лучшему из Драконов, необходимо, он это знал с рождения: жить без пространства и времени.

Пространство губит, сдавливая и тело, и душу, но он даже, сидя в четырех стенах, мог занять себя, ощущать себя либо в прекрасном замке, либо на горных вершинах. Он жил вне его, он сам был богом своей души и мира.

Время… мы тратим его, растягиваем. Мы распоряжаемся им, будто оно является нашей собственностью. Один его недостаток — время разрушает нас. Взбунтовавшийся раб, восставший против собственного господина, берет власть в свои руки, убивая того, кто нещадно губил его и издевался на протяжении многих лет. Рано или поздно… оно встанет и против вас...

Эрик же постоянно твердил своему ученику, что воин должен обладать пространством и временем, что он находится под властью сих вершителей, что они либо помогают ему за достойную службу, либо уничтожают за негодность, но мастер прекрасно знал: не стать воином тому, кто не умеет мыслить, кто не создает для себя лучших теорий развития. Он выдвинул новое мировоззрение, которое до сих пор не подводило его, и следовал ему.

Проходя по молчаливым улицам Жестокого Квартала, Сандро наблюдает за жизнью обывателей. Безмолвные тени проплывают рядом, никаких чувств и эмоций. Ничего из того, что он видел в других Кварталах, он не наблюдает здесь. Молчаливость, скрытая сила, недоверие и поклонение старшим — особенности его Квартала… Ни один Квартал не был обделен Всевышним, каждому досталось что-то свое, определенное и неповторяющееся.

Сандро удаляется от обжитых мест к скалам, окружавшим Квартал с востока. Гряда привлекала его с детства неприступностью и величием, он уходил сюда концентрироваться и наблюдать неподвластные ему силы природы.

Созерцать водопад на одной из гор было его любимым занятием. Вода шумела и уносила с собой все несбывшиеся мечты, недостойные мысли. Озеро, образовавшееся под этой скалой, обладало, как временами казалось ему, сказочной силой. Смотря в глубь голубой, цвета чистого неба, воды, он ощущал биение сердца Города, наблюдал танцы прекрасных нимф, битвы рыцарей Великого Короля...

Сандро садится на выступ скалы и смотрит, как вода срывается вниз, сверженная силой Всевышнего, подчиненная только его воле. Она завораживает, кружит, унося в неизведанные дали, где ничто не скрыто, где все счастливы...

Он опять находится в комнате, стрела с треском врезается в стену… Сандро знает, что не проснется, пока не умрет там, но умирать на первых порах, только чтобы не ощущать неизвестный страх, было не в его правилах. Он — Дракон, лучший из лучших! Непревзойденный! Он повторял свои шаги… пока вновь не увидел прекрасную деву, улыбавшуюся ему и предлагающую взять шар.

Сандро улыбается в ответ, подходит к ней, кладет свои руки поверх её. Теперь они вместе держат шар, ставший желтым пугающим глазом. Дива недоумевает и пытается вырваться, но Дракон крепко держит её руки. Пол под ними рушится, и они летят в пустоту. Она кричит, извивается, её лицо становится страшной маской, она пытается дотянуться до Сандро, но тут исчезает, и он оказывается с шаром в другом месте. Это прекрасно освещенный тронный зал. Шар начинает плавиться в его руках, вытягивается, приобретая новую форму — форму совершенного произведения древних кузнецов — меча.

Сандро оглядывается и понимает, что сейчас два пути: правильный и неправильный. Идти к украшенному золотом трону или к массивной, инкрустированной алмазами, двери. Он выбирает первую дорогу, медленно подходя к прекрасному королевскому ложу… Ворвавшийся из ниоткуда ветер пытается сбить Дракона с ног, но он продолжает шагать, понимая, что принял правильное решение.

На троне появляется мужественный и храбрый король, гневно смотрящий на потревожившего его сон странника, он встает. Сандро кажется, что он хочет убить его — он сам наносит первый удар… и падает во мрак...

Мастер открывает глаза, улыбается: еще один шаг вперед… И ужас уже не леденит душу, наверное, успокаивающее действие воды. Он встает и идет к Цитадели. Никто не знает, что тревожит Дракона, и не узнает, что над ним властвуют его больные фантазии.

Он пришел к нему ночью, вдали от водопада паника перед сном овладела им, и он решил не тратить себя на пустое ожидание утра. Послушник спит, свернувшись калачиком. Сандро сжимает зубы, толкает юношу ногой.

— Что случилось? — Марсель подскакивает и испуганно озирается по сторонам.

— Ты спишь, — спокойно заявляет Дракон. — Вставай и иди за мной.

Они выходят во двор, и, чтобы согнать остатки сна, мастер заставляет Марселя пробежать пятьдесят кругов. Сам он садится в центре и закрывает глаза для концентрации: его нисколько не мучает совесть, что он не дает уснуть ученику. Ему приказали учить его, и он делает это.

Запыхавшийся и уставший Марсель подходит к Дракону, тот встает и идет к выходу, юноша еле успевает за ним.

— Ты придумал способ, как забраться на вершину?

— Нет… — бормочет послушник, — и сейчас темно… ничего не видно.

Марсель вскрикивает, когда видит перед собой разгневанное лицо учителя.

— Ты боишься темноты?!

— Нет...

— Тогда почему ты спишь вместо того, чтобы думать?! Почему отказываешься выполнять приказы своего учителя?!

— Это же бессмысленно!

Сандро сдерживается, чтобы не ударить мальчишку.

— Бессмысленно то, что ты оказался в Цитадели, щенок! Бессмысленно то, что ты стремишься стать настоящим воином! Если ты хочешь быть, как все, то с завтрашнего утра ты так же, как они будешь махать мечом, и если хоть один раз оступишься, то тебе очень не повезет! Пошел отсюда!

Марсель убегает, Сандро стоит и смотрит на прекрасную кровавую луну. Летом она преображается из тускло-желтой в кровавую… Он не знает, почему… Но думает, что кровавые боги луны просыпаются только летом и дарят своим верным праздник войны...

Марсель падает на солому, предусмотрительно принесенную им пару дней назад, он изнемогает: мастер просто издевается над ним. Каждый день он должен изучить десять приемов боя и ни разу не ошибиться… Его промахи караются: Дракон постепенно вынимает из него душу… Еще несколько таких занятий, и он станет тряпичной куклой: без крови, без души, без разума, без сна — выполняющей только желания хозяина. Он будет передаваться из рук в руки… Зря… он рассердил мастера той ночью.

Ему отведен лишь час на отдых, и он пользуется им: его тело расслаблено, а разум усиленно соображает, придумывая новую тактику, новые приемы, и еще он не может забыть злополучное дерево. Снова дверь распахивается...

Сандро боится уснуть уже пять дней, и, чтобы не сломиться, он постоянно тренирует своего ученика. Марсель начинает нравиться ему: в мальчишке есть что-то необыкновенное, он больше не тот неуклюжий чурбан, а подтянутый грациозный тигр… измученный, но сильный и жестокий, значит, он выполняет свое задание успешно… как всегда...

Дракон не хочет отдавать воспитанника на растерзание Наставника и Основателя, но ничего не может с этим поделать, он идет к ним.

— Основатель, Наставник, — Сандро почтительно наклоняет голову.

— Гека нет, Сандро, я один, — отвечает Эрик. Он сидит за столом и разбирает бумаги.

Мастер хмурится, он опять ошибся! Гек просто неуловим.

— Наставник, я хочу знать, зачем вам мой ученик? — требует Сандро.

— Ты так хочешь это узнать? Хорошо… Нам нужен воин, который ничего не будет бояться, который будет слушаться нас, для которого не будет другого правильного решения, кроме нашего. Ты практически воспитал его. У тебя неплохо получается. Он как раз то, что нужно.

— Зачем вам марионетка?

— Затем, Сандро, что с такими легче, а на самом деле: Гек действует по приказу Великого Некрота, который хочет проверить двух своих птенцов… Мне кажется, что твой ученик не выживет после этого… но это неважно.

— Наставник, а почему вы не использовали меня: я ничего не боюсь...

— Правда? Гек не уверен в этом, и ты задаешь слишком много вопросов.

— Спасибо, Наставник, — Сандро кланяется Эрику и выходит из кабинета.

— Значит на растерзание, обычная жертва, — говорит он и направляется к каморке, где его уже должен ожидать Марсель.

Послушник стоит, готовый приступать к занятиям.

— Сегодня ты должен научиться думать, — говорит ему Сандро и ведет к дереву.

Он садится под ним и внимательно смотрит на послушника.

— Что ты видишь, Марсель? — Сандро первый раз обращается к нему по имени.

— Великана, держащего на своих плечах небо...

— Хорошо… Что говорит тебе этот великан?

— Ничего.

— Научись слушать природу, — говорит Дракон, подавляя в себе страстное желание вдолбить в голову мальчишки простые истины.

Марсель стоит и смотрит ввысь. Сандро ждет: он прекрасно понимает, сколько может пройти времени, пока ученик поймет то, что твердит ему душа. Ему самому понадобилось гораздо больше времени, чтобы выяснить то, что он знает и умеет: Эрик никогда не торопил своего воспитанника, и тот пользовался всем дозволенным ему счастьем — свободным временем. Из Марселя Сандро хотел вырастить в короткие сроки не марионетку, а свою копию. Он не хотел расставаться с учеником, которого вырастил на остатках человеческого Цитадели; он хотел, чтобы Марсель сам распоряжался своей жизнью, умел думать и мыслить, а не просто выполнять приказы, ссылаясь на волю Учителей и Всевышнего.

— Странно, но он говорит мне, что ты обманул меня, — произносит ученик, отвлекая Сандро от его мыслей. — Он отвечает мне на мои вопросы. Я становлюсь безумцем! — Марсель изумленно смотрит на своего учителя, Сандро лишь улыбается.

— В чем же я обманул тебя? — его голос звучит непривычно мягко и тихо.

— Ты не мог так быстро залезть на него! Ты появился, но не одна вещь, которые были на тебе, не пропала! Ты хотел показать мне, что нужно уметь рассчитывать свои способности, уметь путать других, заколдовывая своими вымышленными действиями! Ведь так, мастер?! Так?!

— Так, — отвечает Сандро.

— Завтра у тебя последнее испытание, и проходить его ты будешь под руководством Основателя и Наставника. Я сделал все, что мог. Помни всегда, Марсель, что ты не игрушка, что это твоя жизнь и твой выбор. Ты можешь бездумно выполнять все приказы, не печалясь о том, что натворил, и ты можешь делать то, что хочешь, беря за основу приказы. Помни это! Научись думать сам, не полагаясь на открытые истины, и ты дойдешь до вершин.

Сандро встает и идет к Цитадели: слишком рано… Марсель не поймет его и погибнет к радости Основателя и Великого Некрота.

Утро как всегда пасмурное. Сандро не спал всю ночь и опять не мог отличить день от ночи: все для него сплылось в одно — в серый цвет с многообразием оттенков. Единственным ответом на вопрос о времени суток является один показатель: количество людей в Жестоком Квартале.

Каждую ночь он смотрит на окрестности Цитадели, и каждый раз замечает, что ничего не меняется: жизнь стоит на месте, как тонкая жердь посреди болота, и этому вскоре должен прийти конец.

В детстве он так мечтал, что окажется в других кварталах Города, где люди меняют себя и жизнь, где им подвластна не только магия, но и сама судьба, но он ошибся: жизнь одна и та же, и только люди, незначительные пешки истории, противостоят всепоглощающему тлению… Кто-то побеждает, а кто-то оказывается срублен в самом начале пути, но в душе каждого горит искра, искра реформатора… Победитель не помнит всех жертв, вознося хвалу лишь себе: он сделал, для чего родился, неважно, как и зачем. Мы часто не понимаем своих поступков.

«Я — пешка в руках более сильных игроков», — думает Сандро и выходит из комнаты.

Во дворе собрались все мастера и послушники Цитадели, Марсель стоит в центре образованного круга и с любопытством смотрит на всех.

Дракон подходит к своему ученику и шепчет на ухо:

— Знай, что ты это ты!

Все завертелось перед глазами юноши: на него со всех сторон бросились нападающие. Он помнит все наставления, он слушает свой внутренний голос и песню ветра, биения сердца и зов неба. Он знает, что он справится со всеми. Он лучший после своего мастера, познавшего великие тайны боя и секреты бытия. Он верит ему, как собственному мечу, не подводившему его до сих пор.

Сандро знает, что не ошибся, воспитав не просто машину для убийства, а полубога, не боящегося ничего и никого, того, кем хотел быть, но так и не стал. Он следит, как Марсель одним движением руки прекращает атаки, танцует, подвластный себе и своей душе. Он восхищается им.

— Я думаю, что все, находящиеся здесь убедились, что Марсель Кастильо заслуживает звания мастера, — голос Гека эхом разносится по двору. Основатель продолжает оставаться в тени: он боится показать себя, и в этом его слабость. — Сандро, ты хорошо постарался!

Мальчишку отправили на его первое задание, но Сандро еще вначале знал, что его воспитанник не вернется. Он огорчен и чувствует себя матерью, у которой отобрали единственного ребенка. Дракон не может забыть недоумение и недовольство юноши, его напряженное лицо стоит перед его глазами, и мастер понимает, что зря согласился на это задание: слишком много переродилось в его душе — он уже не чувствовал себя жестоким и холодным воином.

— Это была проверка, — произносит Сандро и закрывает глаза.

Снова все повторяется. Он идет медленно, рассчитывая каждый шаг. Он хочет прекратить муки и погрузиться в нормальную жизнь, но испытания повторяются, не изменяя его...

На троне появляется мужественный и храбрый король, гневно смотрящий на потревожившего его сон странника, он встает. Сандро кажется, что он хочет убить его, но он пересиливает себя и преклоняет колено перед могущественным воином.

Король плашмя ударяет по плечу Дракона мечом и что-то произносит на непонятном Сандро языке. Пространство вертится вокруг, и мастер попадает в самый центр воронки.

Несколько секунд, и он стоит посреди огромного сада около мраморного фонтана, следя, как солнце быстро уходит за горизонт, даря последние лучи и тепло незваному посетителю этого мира. Деревья колышутся, но Сандро не чувствует ветра. Он видит, как ранее зеленая трава превращается в серый пепел. Земля из черной становится багряной и воздухе ощущается запах крови, соленой и железной.

Перед глазами проносятся картинки великих гор, глубоких морей, появляются веселые лица людей, прекрасные драконы летят над миром, и солнце, и небо счастливы при взгляде на сих вечных созданий.

Красота и радость сменяются унынием и войнами, Сандро больно смотреть на это, но приходится: он не в силах менять мир.

— Волшебство… магия… — шепчет он.

— Думаешь?

Сандро оглядывается по сторонам и понимает, что с ним заговорила одна из статуй, расставленных вокруг фонтана. Она удивительная девушка с белоснежными крыльями и золотистыми волосами, ее голубые глаза отражают весь её мир.

— Да, — отвечает Сандро.

— Это не волшебство, — девушка смеется. — Все это, — она разводит своими длинными и хрупкими руками, — подвластно каждому. Любой, кто захочет, может оказаться здесь и подарить нам радость от счастья души, когда он видит это. Ты же принес с собой разочарование, и ты губишь наш мир, часто появляясь здесь. Ты видел кровавые битвы? — Сандро кивает в ответ. — Это порождение твоего страха! Чего ты боишься?

— Этого сна...

— Здесь же нет ничего страшного!

— Когда убивают на первых шагах, не есть ли это страх за собственную жизнь в реальном мире?

— Нет… Это же мечты… Хотя… — девушка задумывается. — Ты живешь...

— Без пространства и времени, — перебивает Сандро.

— Да… — лицо девушки становится грустным. — Не бойся, ты больше никогда здесь не появишься. — По щекам девушки стекают слезы.

Сандро чувствует, что не может дышать: его горло сдавили огромные чешуйчатые кольца. Он с трудом поворачивает голову и видит змеиную пасть. Змея обвивает его тело и стягивает: он не может двигаться, не может дышать. Сандро слышит её шипение и ощущает прикосновение её холодного языка.

— Без пространства и времени, — твердит он, думая, что это единственное спасение.

Мир погружается во мрак, но Дракон до сих пор чувствует смертельные объятия, от которых не может освободиться. Он закрывает глаза и падает вниз… погружаясь в белый и мягкий снег… Он не может открыть глаза.

Они молили, эти глаза, они доверялись, вопрошали, отдавались...

И. С Тургенев

Переждав несколько секунд для восстановления внезапно участившегося при одной мысли, что ее ждет в том помещении, дыхания, она все-таки толкнула дверь и вошла в темную комнату. Ничем не примечательный, с каменными стенами и маленьким окошком где-то сверху, через которое сюда проникали самые любопытные солнечные лучи, зал встретил девушку тишиной и прохладой, несмотря на самое жаркое время летних суток.

Комната находилась в подвале большого жилого здания, половину которого занимал трактир, поэтому царящий здесь вечный холод никого уже не удивлял. Да и кого он мог изумить, если постоянно появляющейся в зале особой была только эта девушка, проживающая здесь по милости своих хозяев — владельцев трактира. Кровать, камин, топящийся только зимой с разрешения, и припадающий на одну ножку стул — вот весь интерьер, украшающий сие жилище.

Девушка осторожно шагнула к кровати, скрывающей под пологом свои тайные чертоги, приподняла занавеску, улыбнулась так, что комната на время озарилась ярким светом, и присела на край кровати.

Как она хотела, чтобы эти счастливые мгновения длились вечно, подарив бессмертие ей и тому, кто лежал покрытый легким пуховым одеялом на её ложе! Если до сих пор она с уверенностью могла сказать, что ей нечего терять в жизни, то теперь появилось одно единственное сокровище, которое хотелось беречь, чудо, которое некоторые ждут всю жизнь и оно в конце концов приходит, счастье, из-за которого хочется жить! Она смотрела на него, ощущая беспредельную радость, дотрагивалась и чувствовала, как по телу пробегают мурашки, и, боясь разбудить его, тут же отдергивала руку, не понимая как и ругая себя за то, что осмелилась прикоснуться к божеству. Он спал, а она разглядывала черты его лица, хотя до этого уже успела изучить все и по нескольку раз.

Черные цвета вороного крыла волосы рассыпались по подушке (в первый раз увидев его, девушка изумилась их длине, ибо они достигали поясницы), низкий лоб, черные дуги бровей, соколиный нос, острые скулы, слегка приподнятый подбородок — все придавало его образу излишнюю отчужденность и высокомерие, но вместе с этим изящность и мужественность. Пугающей девушку, но при этом волнующей чертой его лица был тонкий шрам, берущий истоки от уголка левого глаза, прерывающийся у губ и возрождающийся на подбородке, заканчиваясь лишь на ключице. Шрамы украшают мужчин? Она так не считала, повидав в своей недолгой жизни мужчин, лица и тела которых были испещрены следами от оружия, или банально от семейных драк с женой, они были страшны, отвратительно ужасны. Но он… он был прекрасен, несмотря на этот след! Шрамы украшают красивых мужчин, уродливых они делают еще страшнее. Бледность кожи, худощавость и высокий рост не делали его идеалом красоты, но странно дополняли весь его непредсказуемый образ. Единственной тайной для нее оставались его глаза, но она ощущала, что там скрыта вся его истинная суть, что в них бушует океан эмоций и чувств, которые не отражает его тело и лицо. Она мечтала, что он проснется в скором времени, но при этом боялась этой минуты, понимая, что её желаниям не суждено будет сбыться в этой реальности… Она ждала и трепетала… он перевернул весь её маленький мир…

Девушка встала, обошла кровать, откинула полог с той стороны так, чтоб солнечные лучи падали на постель, посмотрела на него, собираясь уходить. В следующий миг его глаза распахнулись, будто все это время он не находился без сознания, а бодрствовал, читая все мысли бедной девушки. Все произошло довольно быстро: он схватил её за руку, силой повалил на кровать, придавил свободной рукой ее шею.

— Где я и что делаю здесь?! — его голос был…

Вспышка. Грохот. Мрак. Вспышка. Тишина. Удар. Кира лежала на кровати, свернувшись калачиком и укутавшись в одеяло. Её зубы стучали от холода, руки, сжимающие концы тонкого покрывала, были разгорячены, ноги онемели и не могли шевелиться, уши, казалось, слышали любой шорох — каждая часть тела девушки как бы вела собственную жизнь, не доверяя свое существование целой органичной системе.

На улице бушевала гроза, наверху, на втором этаже дома, в своей мягкой и теплой постели, храпел Матиас Срази, владелец трактира и по совместительству хозяин Киры, рядом с ним постанывала во сне его дорогая и несравненная жена — Фьера Срази, на улице скулил дворовой пес Валик. Тишина…

Темнота. Вспышка, вторая, третья… Грохот падающих на землю небес… Тишина. Удар. Еще один. Кира напряглась: привычная система света-звука выходила из-под контроля природы. Звук явно шел не с пропитанного слезами неба — стучали в дверь. Но кто: в такой поздний час, когда все спят, а по улицам бродят только любители дармовой наживы, которые и то бы побоялись высунуть свой нос из обжитых нор в такую погоду, опасаясь гнева Всевышнего и Всепрощающего, по словам местных священников?

Кира поднялась, выпуская тепло, и, стараясь не шуметь, побежала к черному входу, находящемуся на кухне. Звук ударов, по её ощущениям шел именно оттуда. Ориентироваться в темноте, прожив в одном месте около двух лет, не доставляло затруднений: Кира быстро поднялась на первый этаж и открыла дверь, ведущую на кухню. Подбежав к выходу, она отодвинула засов и распахнула дверь.

Вспышка. Черные волосы испачканы грязью и запутаны, глаза горят сумасшедшим желтым огнем, из раны в области живота сочится кровь, пропитывая и без того мокрую одежду влагой. Грохот. Он падает на нее. Девушка шатнулась, но устояла на ногах, придерживая незваного гостя. Вспышка. Ночной зверь, скалясь, стоит во дворе. Испугавшись, Кира захлопывает дверь, сама потом удивляясь своей прыткости. Грохот.

Его голос был властен с легкой хрипотцой, полный гнева и злости, с явным акцентом на согласные. Кира, зачарованная звучанием, не могла отвести взгляд от его глаз: великолепие синего неба перед бурей, смешанное с фиолетовым отблеском радуги, возвещавшей конец бунта стихии — все это горело в его очах. Внутреннее напряжение, негодование и даже ненависть сверкали в столь безумном и одурманивающем взгляде…

Он отпустил ее, резким движением поднялся с кровати. Она продолжала лежать, глядя куда-то наверх.

— Мне нужно идти! Где моя одежда?

Кира очнулась и, приподнявшись, посмотрела в его сторону. Девушка смутилась: он обнаженный стоял около выхода из комнаты. Потупив взгляд, Кира внезапно осознала, что на его теле не осталось даже крохотной царапины от той чудовищной раны…

— Я…я… — изумленная девушка не могла сформулировать свои мысли. — Я ее постирала, она была слишком грязной. — Кира вздрогнула, ей казалось, что она сказала полную чушь, ибо ему не следует говорить о бытовых вещах, ведь…ведь он человек высокого общественного положения, не позволяющий себе интересоваться обыденностью. Она была уверена в этом, и ничто не могло поколебать её мнения.

— Что ты мне прикажешь, сейчас делать?

Кира подумала, что он ненавидит её всей душой.

— Я принесу её! — Она вскочила с постели и бросилась к выходу, обернулась: он стоял к ней спиной, его спину рассекал толстый, толщиной в указательный палец, шрам. Кира удивилась, но не предала этому значению, кинув быстрый взгляд на маленькое окошко. Она укорила себя, но все-таки обратилась к нему: — Пожалуйста, давайте вы уйдете вечером! Я не хочу лишний раз злить своих хозяев…

Он усмехнулся.

— Какое дело мне до тебя и твоих хозяев?!

Глаза девушки расширились, ком застрял в горле… Секунда. Она уже стоит в коридоре…

Кира еле-еле доволокла его до своего подвальчика, усадила его на край кровати, привалив его спиной к стене постели. С радостью вздохнула и похвалила себя за то, что не израсходовала свой дневной запас воды. Раздев его, девушка тщательно обтерла его тело, вымыла волосы от грязи. Сбегав наверх, принесла бальзам «от всех недугов», по словам достопочтимой госпожи Срази, нанесла чудодейственное средство на рану и, оторвав длинный лоскут от простыни, обмотала тканью. Кира уложила его на кровать, накрыв одеялом, и поднялась наверх, чтобы очистить коридор и кухню от оставленных следов.

Она уже стоит в коридоре, прислонившись к каменной стене, и учащенно дышит, тем самым сдерживая раздираемый её изнутри крик, плавно переходящий в рев с размазанными по щекам слезами. Отойдя от стены, Кира идет в находящуюся рядом каморку, берет его одежду и возвращается назад.

Он как стоял лицом к двери, так и продолжал стоять, не меняя позы. Она прошла через всю комнату, не смотря в его сторону, отдала ему его вещи и села на кровать. Черные брюки, заправленные в черные кожаные сапоги, почти достигающие колен, черная рубашка и темно-фиолетовый длинный плащ — сейчас в одежде он казался ей пришедшим из страны демонов, пересекшим границу между параллелями, чтобы разрушить их реальность. Он провел рукой по своей шее, проверил карманы, резко обернулся и подошел к сидящей Кире, взяв её за подбородок, заставил встать на ноги.

— Где мой медальон? — разделяя каждое слово, спросил он, смотря в её глаза.

Недоумение и удивление выразились в её взгляде.

— Не было…не было никакого медальона!

Гнев. Вспышка ярости. Росчерк, рассекающий воздух, заметный лишь опытному глазу мастера. Удар. Она лежит на кровати, держась левой рукой за правую щеку. Он стоит над ней, опустив голову и тяжело дыша.

— Где выход из этого здания? — его вопрос звучит неуместно.

Она не может говорить, тем более объяснять это было бы затруднительно, поэтому встает и идет к двери, открывает её и направляется дальше. Он все понимает и следует за ней. Они поднимаются на первый этаж. Невысокая, крепкая женщина со светлыми ухоженными волосами, с кучей морщин на лице и шее, в коричневом легком платье провожает их удивленным взглядом. Её карие глаза расширены, на лбу выявились ещё несколько морщин. Госпожа Фьера Срази недоумевает. Они проходят мимо. Несколько шагов, и Кира распахивает дверь, ведущую в зал трактира. Пройдя через весь зал, она останавливается около выхода из здания. Он открывает последнюю дверь и покидает её…навсегда. У нее кружится голова, а из глаз текут слезы.

— Матиас! — орет уважаемая госпожа Фьера, когда Кира идет обратно, и даже ловит её за руку, не пуская дальше. Она бьет девушку по левой щеке, но что её жалкая пощечина может значить теперь? Ни-че-го: глупая игра в силу.

— Матиас! — крик повторяется. Голос великолепной Фьеры пронзителен и громок.

Высокий мужчина со складками на животе подходит к ним на своих кривых ногах, хрипит и кашляет. Его лысая голова постоянно потеет, и он вытирает мокрые капли своей огромной волосатой рукой. Господин Матиас всегда слушается свою любимую жену, госпожу Фьеру.

— Ты видел?! — орет обаятельная госпожа Срази. — Эта девка водит сюда своих поганых мужиков! Вся в свою мать! Я не удивлюсь, если у нас что-то пропало!!! О! как мне все это надоело!!! Сколько это уже продолжалось?! А? Чего молчишь?! Так у тебя синячище на все твое несносное лицо! Извращенка!!! Мать просто шлюха, а эта еще и извращенка!!! Матиас, мы приютили у себя на груди змею! Пошла вон, тварь!!! Чтобы мы больше тебя никогда не видели здесь!

Добрая госпожа Фьера Срази пнула Киру. Девушка, ничего не говоря, встала и пошла в черному входу.

Улица встретила её прохладой, тусклым светом, запахами гнили и земли и громкими пьяными выкриками.

Всплески огня озаряют все помещение, представляющее из себя огромную комнату, конец которой теряется где-то далеко, во тьме.

Мрачные гобелены на стенах с изображениями различных монстров, длинный на толстых ножках стол, заваленный книгами, фолиантами, бумагами, два кресла около камина с полыхающим в нем и рвущимся на свободу пламенем. Одно кресло повернуто к пляшущему огню, другое — к столу, и там сидит человек, лица его не видно из-за скудости освещения. Тень, появившаяся рядом со столом, приобрела четкие очертания и начала движение к стене.

Легкий скрип. В помещение пролился солнечный свет, но полумрак продолжал царствовать в этом кабинете. Человек, раздвинувший занавески, повернулся. Он был невысокого роста, с седыми зачесанными назад волосами, с дряблой старческой кожей, его кисти испещряли толстые и синие вены; его серые глаза улыбались. Серый халат скрывал его фигуру

— Не очень люблю темноту, но она почему-то упорно окружает меня всю жизнь! — сказал он, обращаясь к сидящему в кресле, и рассмеялся задорным детским смехом.

Его гость сдержанно улыбнулся, растянув свои тонкие губы. Карие глаза блеснули. Он провел рукой в белой перчатке по своему курносому носу, слегка коснувшись полей своей белой шляпы. Он был облачен в белый костюм. В левой руке он держал черную трость с набалдашником в виде головы дракона с распахнутой пастью.

— Мастер, вам известно, куда пропали Ассилор и Эриан? — белый гость подался вперед, опираясь на свою трость.

— Мой дорогой Йохан, — мастер улыбнулся, — мальчики давно выросли, и я не слежу за их жизнью.

Йохан рассмеялся.

— Если бы, мастер! Они уже давно ушли от мирских забот, им чужды человеческие чувства, они живут только во благо Некрота, и вы же как истинный наставник опекаете своих птенцов.

— Да уж! — мастер нахмурился. — Сильвия и Гек в этом плане намного лучше!

— Если бы они пропали в разное время, то я бы еще понял, — продолжал затронутую им тему Йохан, — но они исчезли вместе! Это либо спланированное нападение магистов прочих Университетов, либо… Они в последнее время не могли переносить друг друга.

— Вздор! Они же лучшие друзья!

Йохан удивленно приподнял брови.

Издалека казалось, что на огромном валуне, стоящем на скалистом утесе, с которого открывался вид на прилегающие к нему городские территории, а именно: крепость Некрот, Проклятый квартал и кладбище — сидела кукла в человеческий рост. Длинные белые волосы развивались ветром, её бледное лицо было спокойно и гармонично. Можно сказать, прекрасно, ибо гармония всегда несет в себе истинную и нетронутую красоту. Идеальные черты лица: тонкий, будто мраморный подбородок, тонкие холодные губы, симметричный прямой нос… Статуя, кукла, испорченная кукла: рука мастера дрогнула, когда он в процессе творения залюбовался своей гармоничной идеей, воплощаемой им в жизнь. Резец соскользнул с гладкой кожи! Глаза сияли: левый — зеленым светом изумруда, сверкающего под ласкающими его лучами утреннего солнца, правый — пустотой…провал…черная яма! Здесь была ошибка, допущенная великим художником, ошибка, несущая в себе протест против вечной возбуждающей силы красоты! Тело имело идеальные пропорции, все сложено так, что хотелось любоваться… Кукла? Живой человек! В глазу отражалась работа мысли, чувство, понять которое простому человеку было трудно: две великие силы боролись, война не имела конца, как не имеет начало и мир. Рука дрогнула и пришла в действие, тонкие пальцы коснулись пряди белых волос и задели её за ухо.

Он сидел и смотрел на простирающуюся перед ним картину Города. Внизу, прям под скалой, возвышался величественный замок, высеченный из одного монолита серого мрамора. Три высоких башни-иглы, четыре толстых основных башни, достигающие лишь середины игл, пять башенок поменьше и одно центральное здание, в котором находился вход и Зал. Все это великолепие окружал вечно зеленый и цветущий сад экзотических растений и деревьев. Это Некрот.

Некрот — название Университета некромагии. Тут проживали адепты, должные изучать сложную науку в течение восьми лет, к счастью, для жителей Города и профессоров, не очень любивших долгие беседы по теории, адептов было немного, впрочем как и самих высоких магистов; тут находились лаборатории, в которых проводились практическое применение изученных наук, испытания новых заклинаний или усовершенствования старых заклятий, склады, хранящие весь инвентарь, библиотеки с мудрыми, старинными фолиантами, забытые подвалы и лабиринты… Кроме магистов, общающихся с темной стороной магии и параллелью злобных демонов, Некрот также выращивал в лице этих же людей ценителей искусства, зачастую художников, ювелиров и философов. Ибо не может человек, познавший тонкую грань бытия — жизни и смерти, — изысканную форму параллелей, остановиться, он начинает создавать, осознавая, что весь мир — это искусство, а понимающий мир — это творец.

— Ты победил, — голос разрушил тишину.

Он развернулся и увидел стоящего перед ним, его лицо было скрыто под капюшоном, а фиолетовый плащ развевался по ветру.

— Ты нанес мне больший урон! — голос идеала был мягок и мелодичен, даже гнев и ярость не могли перебить его музыкальное звучание. Его единственный глаз сверкал, излучая злобу. — О какой победе ты можешь говорить, если ты уничтожил мою красоту?!

Идеал поднялся с камня и встал напротив своего оппонента.

— Конечно, твоя красота — единственное, что осталось в тебе от человека. Все-таки ты победил, и я признаю это.

— Возможно, Эриан. Я же так не считаю: мы, каждый из нас, отобрали друг у друга что-то дорогое, но если я могу вернуть тебе твой амулет, то ты не сможешь вернуть утерянное. Я теперь… — он наклонил голову, ему было трудно говорить, но сдаваться сейчас значило проиграть навсегда и сгинуть во мраке смерти, — теперь разрушен.

Он протянул руку, в ладони которой лежал серебряный круг с распятым в нем волком — медальон на черной веревочке.

— Ассилор, красота это не все!

Ассилор, гармонично уничтоженный идеал, резко поднял голову.

— Это говоришь ты, которому всегда было наплевать на идеалы, живущему посреди кладбища одиночкой, не воспринимающего людей!.. Мы никогда не поймем друг друга! — он ухмыльнулся. — Хотя я, безусловно, не прав, у нас просто разные идеалы, разные смыслы для вечности.

Ассилор развернулся спиной к Эриану, перед этим подкинув высоко в воздух медальон. Эриан легко поймал его.

— Я порою думаю: зачем все это? — Эриан никогда не был столь разговорчив, как сегодня, столь искренен, как со своим другом и врагом.

— Я не знаю… — Ассилор улыбнулся: они всегда понимали друг друга. — Мы просто вцепились с тобой в единственную возможность стать выше других, так и не поняв общего, того, что может понять каждый.

Когда разрушается идеал, то теряется гармония? Так кажется, но идеал остается, разрушенный, поколебленный, но все-таки идеал, родной и до сих пор хранимый твоим сердцем. Вечная молодость, вечная красота, вечная жизнь, вечные знания, вечная любовь…вечная вечность. Это рушится, но мы все равно верим, и наша вера равна вечности…

Добро и зло объединяются в смерти, переходят друг друга в жизни, разлагая свою истинную сущность. Когда же они стоят рядом, разделяемые лишь границами тел, они переплетаются, даруя мощь, силу и отрешенность… Понимание происходит на уровне мысли, слова безразличны, говорить можно о чем угодно, но чувства не врут. Все видно во взгляде, иначе ты слеп.

— Где ты пропадал? — Эриан стоял лицом ко входу в Некрот и разговаривал, казалось, сам с собой.

Позади него послышалось недовольное рычание, Эриан резко развернулся, крутанувшись на каблуках своих сапог: большой черный волк, находившийся за его спиной, сейчас попал под пристальный взгляд сине-фиолетовых глаз и смутился, тут же вздернулся, оскалился и прищурил свои зеленые глаза.

— Я знаю, что тебе не нравится, но ты сам согласился на такой обмен! — Эриан умерил свой пыл.

Волк зарычал; человек нахмурился, присел, протянув руку к волку.

— Давай не будем ругаться сейчас! Ты нужен мне, а я — тебе.

Волк вздохнул и вложил свою лапу в руку человека.

— Где Ассилор?

Услышав этот грубый женский голос, Эриан покачал головой, затем встал и обернулся.

Высокая женщина со страданием смотрела на него. Её пышные каштановые волосы собраны в хвост. Красивое лицо сейчас не выражало никаких эмоций. Почти черные, окаймленные длинными густыми ресницами, глаза затягивали, поглощали в себя. Пухлые губы сомкнуты, уголки их завернуты к низу. Облачена она в коричневое шерстяное платье по её физически крепкой, притягательной фигуре. Сильвия — одна из четверых сумевших. Единственная женщина из четверых.

— Он сказал: у него есть одно дело.

Сильвия хмыкнула.

— Пошли!

Она прошла вперед, Эриан последовал за ней. Волк проводил их взглядом и направился в противоположную сторону.

В доме царствовала темнота, впрочем, как и всегда. Сквозь щели в деревянных стенах пытался пробиться свет уходящего за горизонт солнца. Безуспешно. Паутина на стенах говорила о запустении дома и нерадивости его хозяев. Посреди единственной комнаты, не считая кухни, стоял стол, а за ним на скамье сидел человек. Спал. Храпел, заполняя звуком все жилище. Пустые бутыли создавали своеобразный натюрморт.

Кира так не хотела возвращаться в свой старый дом, где ждал её вечно пьяный отец. Преодолевая вновь появившиеся омерзение и презрение, она шагнула в темную комнату. Девушка посмотрела на грузную фигуру спящего отца и вздохнула.

В Проклятом квартале было лишь несколько путей для жизни у мужчин: либо стать вором, убийцей, либо пойти на убой в Некрот, либо спиться. Последнее и выбрал её отец, полагая, что первое слишком грязно и нечестно, второе — достойно презрения. Третье же нормально и встречается на каждом шагу, тем более единственное правильное решение, чтобы не сдохнуть в замкнутом пространстве Проклятого квартала. Для женщин были немного другие торные дороги, но все всегда заканчивалось одинаково: смертью от руки мужа или разбуянившегося жителя района.

Кира вспомнила свою мать. Она не знала, почему её многие считали шлюхой, она никогда не занималась этой профессией. Она всегда любила своего мужа, а потом и дочь…

Девушка почувствовала взгляд, пронизывающий её насквозь, резко обернулась и увидела лишь тень, мелькнувшую посреди улицы. Человеческую тень. Казалось, что её обладатель воспарил в воздух, пока девушка, теряя каждую секунду, разворачивалась. Девушка вздрогнула… и вновь это странное ощущение, будто попал на стол магистов Некрота, и каждый уважающий себя мастер приближался и исследовал все внутренние органы небольшим, но острым пинцетом, успевая наслаждаться муками подопытного. Только теперь этот изучающий взгляд шел сверху.

Кира выбежала на улицу, не понимая своих действий. Огляделась по сторонам, подняла голову и увидела… Белые крылья переливались под неяркими лучами солнца, блестели, отражая малейшее свечение этого мира, ослепляли… Демон, первое, что пришло в голову девушки… Почувствовав, её взгляд он повернулся… Внутри задрожало… и лопнуло! с оглушительным треском стекло!

Самое лучшее творение, самое изысканное создание парило над крышей, зачаровывая Киру великолепием и красотой. Оно смотрело на нее, не отрываясь, и блеск изумрудов в его взоре, казалось, приближается и пронзает душу и тело насквозь.

Толчок, и Кира лежит на земле, что-то давит на неё, но девушка не может отвести взгляд, чтобы понять, кто и зачем сбил её с ног. Удар чем-то мягким по щеке, и девушка понимает, что над ней, прижав к земле, стоит огромный черный волк. Он злобно скалится и смотрит в сторону.

Ветер. Злобный рык.

Сильвия поставила перед Эрианом кружку с горячим чаем, села за стол напротив него.

— Эриан, зачем? — Сильвия внимательно следила за своим собеседником.

Он же смотрел на жидкость и молчал. Выдавить из него хоть слово было для женщины огромной проблемой.

— Ты что ли не понимаешь, что своим тлетворным дыханием вы с Ассилором отравляете все, что находится вокруг вас? — Сильвия начинала раздражаться, а Эриан поднял голову и следил за ходом мыслей этой очаровательной и сильной женщины. — Все! Эриан, все вокруг!

— Это не наше дело, — заметил он.

— Что?! — Сильвия поднялась. — Не ваше? А чье же тогда?! Мое ли или Гека, а может всего Некрота?! Неужели ты не понимаешь, как меняется окружающее пространство, если вы с Ассилором...

— Я понимаю, — перебил Эриан.

Минута. Напряжение. Взрыв эмоций.

— Проклятый квартал стал таким унылым и враждебным, когда ты начал взаимодействовать с ним. Чистый — блестящим и помешанным после влияния Ассилора!

— Хочешь сказать, что вы никак не действуете на свою среду? — Эриан усмехнулся

— Они не становятся такими гнусными!

— В Городе достаточно места, чтобы мы уживались в нем. — Эриан встал. — Все это лишь пустой звон, моя дорогая подруга. Кварталы даже не соприкасаются друг с другом, и многие из ныне живущих в них не подозревают о существовании другого более привлекательного места. Они знают лишь одно, и это одно — Город.

— Ты потерял свою суть! Ты увлекся и...

— Не тебе меня судить. — Эриан развернулся спиной.

— Зачем вы затеяли эту войну?

— Мы?! Мы ли это?! Не приказ ли Великого Некрота, не ваши ли постоянные дрязги и интриги, которые мы, будучи молодыми, внимательно наблюдали вокруг себя и учились жить по ним! Это не война. Это игра.

— Вы перешли все грани! Город не выдержит!

Эриан резко обернулся.

— Ты боишься смерти, хотя прекрасно понимаешь, что она приходит тогда, когда ты её позовешь. Ты знаешь эти слова. Все их знают, но даже не представляют этого! Так зачем этот разговор, если мы с тобой, Сильвия, знаем все наперед, все ходы и мысли.

— Эриан, отпусти эту суть: она портит тебя, выжигает изнутри, — голос Сильвии дрожал. — Эриан, пожалуйста, послушай меня!

— Спасибо, я послушал, но ты опоздала.

Эриан улыбнулся.

Кира с ужасом наблюдала битву демона с белыми, как снег, крыльями и огромного черного волка. Они вцепились друг в друга, как два непримиримых врага, и сражались, будто это была их последняя стычка в великой войне. Они разрушали все вокруг себя: дом, минуту назад стоявший перед глазами девушками, чужие жизни, как жизнь её отца и случайных прохожих, свои замыслы, разгаданные противником.

Кира не понимала, что происходит вокруг неё и её разрушенного мирка. Хотелось кричать, плакать, просить помощи — но глаза девушки были сухи, губы плотно сжаты. Она встала. Волк заметил это и бросился к ней, пытаясь снова сбить с ног, но девушка извернулась, и зверь пролетел мимо. Она подошла к демону и посмотрела в его глаз, блистающий изумрудом. Он притягивал и манил, но Кира выдержала этот взгляд, подняла руку, чтобы убрать волосы, закрывающие второе око.

Пустота. Изумления нет. Ужас иссяк. Темнота и нескрываемая мощь. Она также смотрела с восхищением, понимая, что красоту ничем нельзя испортить. Произведение искусства на то и существует, чтобы вызывать эмоции. Оно не может испортиться, оно вечно! Вечно, как солнце. Звезды. Небо. Жизнь.

— Кто? — сорвалось с её губ.

— Он, — его голос был также прекрасен, как и сам хозяин.

— Он… Значит месть!

— Уничтожение.

— Ради чего?

Он не ответил, не потому что не знал ответа, на этот простой вопрос, а потому, что не хотел разглашать все тайны мироздания, лишь улыбнулся и исчез. Кира лишь прочла в его последнем взгляде: ради удовольствия.

И снова крах, и снова потеря, и снова разрушение. Идти некуда. Значит путь лежит в никуда, к истокам нового, пределам начинания и поискам великого, что изменило привычную жизнь. Теперь она знала, что бога от демона не отличает ничего, разве что страсти и сумасшедшая оценка жизни, присущие лишь последнему. Она знала это. Она видела двух.

Ощущать их рядом было непросто. Сила текла, переливаясь в жизнь, и поглощалась частью внешности, но избыток всегда найдется и стерпеть его может только измученный; разум блистал во всей высокомерной наружности, не скрывая ни от кого своей черствости; красота грелась под лучами собственного сияния, стараясь наполнить все вокруг себя привлекательностью и очарованием; жестокость ждала лишнего повода для изуверства и праздника удовольствия. В каждом из них было свое, и было общее.

Общее не исключает единичного, единичное не существует без общего. Ошибка в заблуждении, заблуждение излишне при отличии. Отличие ведет к одиночеству, одиночество — к исключительности, исключительность — к общему. Цикл повторяется. Замкнутость.

Находиться рядом непросто, но необходимо.

Он ощутил порыв ветра, поток которого все равно оказался в комнате, несмотря на закрытые дверь и окна. Он знал, что он снова принесет с собой боль, но чтобы находиться рядом с сильными, нужно также обладать мощью, иначе они могут почувствовать его ничтожество.

Что они могли знать о ничтожестве, коли он сам создал их такими, какие они сейчас есть?! Он не боялся! Он просто не сумел взять источник, искушающий своей силой, ему не хватило пары шагов. Лишь поэтому он воспитал их так, как было нужно и предначертано! Он — их прародитель!

Франсуа мотнул головой, ощущая, что вино, выпитое им, чтобы заглушить боль, уже начало действовать: сии глупые мысли вновь брали вверх. «Ты боишься их, хотя сам воспитал их, они любят тебя, как отца, а ты все равно трясешься за свою жизнь. В этом твое ничтожество, мой милый друг Франсуа», — пропел в голове хорошо знакомый голос, столь ненавистный в минуты «переселения». Франсуа сжал в руках бокал...

Скрежет. Стук по боковой стене дома, будто сотня насекомых бежит, перебирая своими маленькими лапками. Грохот. Тяжелые шаги. Дверь распахнулась, и в комнату вошел мужчина. Он был небрежен: огромные ботинки, испачканные в грязи, широкие штаны, свитер, связанный из грубой шерсти, коричневый замусоленный плащ и шапка, натянутая почти до глаз. В его серых глазах читалась усталость и… бешеная ярость. Все это переплеталось, образовывая всю сущность, весь внутренний букет цветов и чувств, которые хранил в себе мужчина. Большой приплюснутый нос, толстые губы, небритый подбородок — придавали ему схожесть с преступником из Проклятого района. Он прошел на середину кабинета, стянул шапку, снял плащ и бросил их около двери. Он везде был как дома, ему ничто не могло помешать. Он знал свою силу, которая усилила его природу. В этом невежестве и мощи заключался весь этот человек. Гек.

— Привет, наставник! — он махнул рукой и уселся в кресло.

Шорох, будто землю разрезает быстрая молния. Вспышка. В следующую секунду появляется прекрасная женщина. Она облачена в красное платье: корсет стягивает её стройную фигуру, пышная юбка скрывает длинные ноги. Её каштановые кудрявые волосы раскиданы по оголенным плечам. В черных глазах видны мудрость и законы, которые она приняла еще в начале жизни, и до сих пор живя по ним и следя за своими подчиненными в исполнении установленных ею правил. Она стала еще правильней, чем была. Её губы застыли в безупречной улыбке. Порядок и гармония были ее главными качествами. Безупречность во всем. Сильвия.

Она изящно поклонилась.

— Приветствую вас, учитель. — Сильвия опустилась в еще одно кресло.

Свист. Воздух рассекал стремительный порыв скорости. Удар. На пороге кабинета появился он. Весь в черном, лишь его лицо было одним светлым пятном в его одеянии. Но оно не выражало никаких чувств и эмоций. В сине-фиолетовых глазах бушует буря, требующая крови и веселья. Он останавливается, осматривает помещение, щурится от яркого света. Жестокий, бесчеловечный, мрачный. Эриан.

Он проходит, наклоняет голову.

— Здравствуйте, мастер.

Он садится на край стола.

Дуновение. Легкое нежное прикосновение. Хлопок. Он появляется в комнате, и все вокруг озаряется его улыбкой и прекрасным ликом. Он знает себе цену, верит в собственную красоту и идеальность. Он такой, каков есть. Он был таким всегда. Восхищением он вызывает любовь, он любит притягивать к себе людей. В его зеленом оке горит огонек счастья и восторга. Идеальный, любующийся собой и миром, вечный и непоколебимый. Ассилор.

— Доброй ночи, Франсуа.

Он оглядывает всех улыбаясь. Он доволен. Он встает к стене.

Франсуа смотрит на них всех и чувствует себя маленьким и беспомощным ребенком, когда они рядом, великие и сильные. Пора давать власть тому, кто сейчас присутствует в нем. Он встал.

— Я рад видеть вас, ученики, — обращается он ко всем. — И мне приятно видеть, что пришли все! — он выделяет последнее слово. — Надеюсь, сегодня мы проведем хороший вечер, ведь я вас так давно не видел и успел соскучиться.

Франсуа не хотел затрагивать плохих тем, ведь сегодня они опять вместе, как в прежние времена, когда все было по-старому. Это было так давно, и с трудом верилось в существование другого, былого.

Кира остановилась около высокого черного дома, на втором этаже горел свет, и девушка стояла, ощущая мощь и тепло этого дома. Казалось, что средь унылых улиц он живет своей особой иной жизнью, такой сумасшедшей и притягательной. Она смотрела на дом и даже не подозревала, что через секунду откроется дверь.

Дверь распахнулась, и на улицу вывалился громадный мужчина, за ним последовала ослепительная женщина, она взяла его под руку, и они ушли, даже не обратив внимания на Киру. И снова этот взгляд! Снова сумасшествие и потеря реальности, она в другом мире, светлом и чудесном. Он смотрел на неё, и девушка дрожала под этим уничтожающим взглядом, он прошел мимо, и лишь его черные волосы слегка коснулись её щеки. Кира стояла, не понимая ничего, она улетела далеко… Но снова бьется стекло, она оказывается среди осколков разбитых зеркал. Идеал находится в нескольких шагах от неё и улыбается...

— Там девочка на улице, — довольный Йохан сидит в кресле и вертит в руках свою трость. — Пригласи её.

— Зачем? — не понимает Франсуа.

— Она милая, да и ищет работу, а твой дом просто нуждается в хорошей приборке.

Мастер понимает, что в голове Йохана созрел какой-то новый коварный план, о котором тот пока молчит.

Кира подошла к двери, за которой раздавались голоса. Она пыталась вслушаться и понять тему их беседы, но все тщетно. За проработанную ею неделю в доме хозяина, Великого Магиста Некрота Франсуа Ларье, она часто слышала, как он разговаривает с кем-то в своем кабинете, предварительно закрывшись, но девушка никогда не видела его собеседника, он появлялся неожиданно, она с трудом различала его голос, и он казался ей знакомым, но она не могла вспомнить, где слышала его раньше.

— Ни за что! — раздался вскрик хозяина. — Я не поеду.

Собеседник, видимо, привел какие-то аргументы, ибо гнев в голосе Франсуа исчез, и он примирительно спросил:

— Почему я?

Кира не понимала смысла разговора, тихо развернулась и пошла в свою комнату.

Сказать, что этот черный дом принадлежит Наставнику Некрота, было невозможно. Внутренняя обстановка говорила о домашнем уюте и любви к порядку и теплу. Сам Франсуа был с девушкой добр и весел, он относился к ней как к родной дочери, что Кире льстило.

Девушка легла на кровать. Её разбудил стук в дверь.

— Ты не спишь, девочка? — послышался голос Франсуа.

— Нет-нет, — Кира поспешно села на кровать. — Входите.

Хозяин зашел в комнату, его легкой поступи мог позавидовать любой старик Проклятого Квартала, он сел на кровать, обнял её и сказал:

— Мне предстоит уехать на пару дней, — он тяжело вздохнул, по его виду можно было определить, что он этого категорически не желает. — Ты же позаботишься о доме?

Кира кивнула, Франсуа встал и направился к выходу.

— Да! — он вспомнил очень важную вещь. — Передай письмо одному… человеку завтра вечером. — Он протянул девушке запечатанный конверт. — Его дом стоит на пустыре посреди кладбища, ты его обитель ни с чем не спутаешь. Только обязательно завтра вечером, ближе к полуночи!

Франсуа волновался, Кира подскочила к нему и взяла конверт.

— А когда вы уезжаете?

— Сегодня ночью.

Кира впервые пошла на кладбище ночью. Ни капли страха. Темнота и угрюмая тишина сопровождали ее. Ни шороха. Ни легкого дуновения ветерка. Мертвецы создали вокруг себя мертвую природу, столь притягательную для живого человека, желающего отдохнуть от суеты жизни. Девушка отдыхала здесь: шла неспешно, дышала глубоко и улыбалась.

Дом она увидела издалека и никогда бы не подумала, что там может жить кто-либо. Он был огромен, одна его стена обвалилась, серые стены поросли мхом, провалы вместо окон и… темнота. Тот, кто жил в этом здании, любил мрак во всех его проявлениях.

Кира поднялась по разрушенным ступеням и тихо постучалась в деревянную дверь. Она стояла. Ни единого звука. Дверь внезапно распахнулась.

Кира обомлела при одном взгляде на владельца обители. Это был Он! Он был прекрасен, великолепен, ослепителен! Девушка не могла вымолвить ни слова. Он вопросительно смотрел на неё.

— Мастер просил вам передать, — Кира сказала ту фразу, которую ей посоветовал Франсуа, при этом она дрожала… ни холода, ни ветра, лишь одни эмоции сотрясали её тело, девушка протянула конверт.

— Читала? — он пристально изучал её своим взглядом.

— Нет, — Кира потупила взор. Она так хотела уйти, но не могла сдвинуться с места; она так желала смотреть на него, но так боялась его гнева...

Девушка вздрогнула: в дверях появился огромный черный волк. Тот самый. Он обнюхал её, одобрительно подмигнул и потерся головой о её ногу.

Нет! Он тогда спасал её! А она… Она думала, что он хочет разорвать её на куски… Кира протянула к зверю руку, он ткнулся в нее носом и лизнул. Ошарашенная девушка отдернула руку...

— Он издевается надо мной! — Его голос вернул её в реальность.

Он был зол.

Кира не успела ничего понять, как дверь закрылась перед её носом. Она уловила тот Его взгляд и была готова принять удар на себя, но Он почему-то сдержался, переборол в себе вспышку ненависти… Почему? Она же так хотела остаться с ним, хотя бы в качестве игрушки для битья, но Его игрушки… Остаться с ним...

— Тебе так нравится? — услышала она знакомый голос, обернулась и увидела идеального демона во всем его великолепии и блеске, только теперь он был обескрылен.

Он подхватил девушку, она и не сопротивлялась, понимая, что по какой-то насмешке стала куклой в игре двух демонов… И эта игра заманчива, вечна и загадочна.

Не прошло и секунды, как они оказались на скале, с которой открывался вид на Проклятый Квартал. Кира с изумлением смотрела вниз. Он подошел к ней и спросил:

— Тебе так нравится общаться с Эрианом?

— Эриан… — прошептала девушка. — Его имя Эриан...

Демон рассмеялся, и его смех был весел и задорен, Кира вздрогнула.

— Да, это его имя. А мое, — он прочел вопрос в её глазах, — Ассилор. Приятно познакомиться с тобой, Кира.

Он улыбнулся.

— Ты когда-нибудь наблюдала красоту с такой высоты?

— Нет...

— Проклятый Квартал не так прекрасен, чем Чистый, но все же не лишен своей изюминки… Сверху все кажется лучше.

Она мало, что поняла, и фраза о неведомом Чистом Квартале была для неё новостью.

— Что ты знаешь о красоте, Кира?

— Красота притягательна, её желают видеть все и любоваться, она тянет, но ничего не дает, кроме сумасшествия, ибо ей можно только восторгаться, но не любить! Ассилор, тобой можно только восхищаться, но любить нельзя… не возможно!

Он был удивлен, зол и прекрасен.

— Что ты можешь знать об этом? Ты ничего не стоишь, ты ни капли не красива! Как ты можешь говорить такие речи?! Я покажу тебе прекрасное! — он улыбнулся. — Ты раньше никогда не была в Чистом Квартале?

Они летели. Кира с восхищением рассматривала пространство внизу. Она впервые улыбалась непринужденно и искренне. Менялись дома, улицы, появлялись равнины… Девушка даже не представляла в какую неведомую область несет её Ассилор. Она восторгалась всем, и этому не было конца.

— Я думаю, стоит немного ускориться, — шепнул ей на ухо демон.

Дух захватило, и вот уже её взгляду открылись дома небывалой красоты: белоснежные, серые, красные замки — все они были прекрасны, но их схожесть быстро успокаивала полет фантазии. Кира уже смотрела на них без особого участия, ожидая увидеть наконец-то что-то необычное и притягательное.

Они подлетели к одному из дворцов, замерев около окна. В комнате сидела белокурая девушка. Она была красива, но её лицо не колебалось под властью эмоций и чувств, которые живут и управляют каждым человеком. Казалось, что в ней их просто не существует. Появились еще две девушки, и Кира задохнулась! Это были оживленные статуи! Все как одна! Девушки — дворцы, видимые ею ранее.

— Я не могу… Здесь нет свободы! Отпусти меня отсюда! — закричала Кира, и девушки посмотрели на неё с одинаковым выражением лица, с одним лишь вопросом: о чем кричит эта безумная?

— Разве это не прекрасно? — услышала она мелодичный голос Ассилора.

— Единственное, что здесь может быть прекрасно, так это ты, Ассилор! Но не потому что ты так красив! А лишь потому, что в тебе есть испорченность, легкая незавершенность, как во внешности, так и внутри! Ты продолжаешь чувствовать и жить не по законам красоты! Нет! Они у тебя свои, особенные! Ты не похож на этих кукол! В этом твоя изысканность, в этом твоя красота! Я хочу обратно, — взмолилась девушка. — Здесь все одинаково...

— Неужели ты хочешь всегда находиться здесь?! — его голос гремел со всех сторон, хотя он стоял перед ней.

Кира огляделась: стены из серого камня, светильники на стенах. Холод, мрак и одиночество...

— Где мы? — тихо спросила она.

— В доме Эриана! Хочешь?!!

— Хочу… Лучше здесь, чем...

— Чем в удобном и комфортном месте? — голос шел сзади, и был таким знакомым, и от него бежали мурашки по спине.

Кира оглянулась: Эриан стоял на лестнице и с равнодушием взирал на них. Затем в его лице что-то изменилось: оно исказилось гримасой гнева и ненависти. Он оказался рядом с девушкой и ударил её. Она упала к его ногам… Прикосновение: холод, лед… Он впился в её шею и прогрызал до костей. Эриан, держа девушку за шею, выволок её из своей обители. Она скатилась по разбитым ступеням и лежала. По её щекам текли слезы. Было тихо, природа молчала, и лишь душу раздирали на части, рвали… Внутренняя борьба — жестокость этого мира?..

— За что ты так ненавидишь меня? Я же ничего тебе не сделала! — спросила она, не ожидая услышать его ответ.

Снова боль. Пальцы зверя теперь разрывали её наружу, выпуская из неё огонь чувств и бурю эмоций. Его рука постепенно покрывалась шерстью, вместо ногтей росли когти, проникая вглубь.

— Ничего?! — его голос дрожал от гнева. — Если ты называешь это — «ничего», то я называю это — «болью»! — он зарычал.

— Прекрати, Эриан! — мелодика голоса Ассилора не исчезла, она лишь усилилась злостью. — Ты переходишь границы!

— Я просто убью её, чтобы не мучить себя!

Вторая рука-лапа Эриана ударила её в грудь, пытаясь вырвать бушующее сердце Киры, но только оцарапала, сбитая с пути толчком… Эриан отпустил её и развернулся.

Битва не может быть красивой? Может, если с одной стороны демон с белыми крыльями и мечом, пылающим синим огнем, злой, раздраженный и прекрасный, а с другой зверь, бывший человеком, ему помогала вся земля, он разгневанный, ненавидящий человек… нет, волк, но удивительный и загадочный зверь.

Кира лежала, не замечая боли, даже несмотря на то, что ей казалось, что вся земля хочет убить её, раздавить и поглотить.

Синий клинок пытался разорвать шкуру демона, но его останавливало его огненное дыхание… Все вокруг сияло от вспышек, блеска, заклинаний и крови. Они бились насмерть, желая заполучить в свое владение всего лишь одну, никому не нужную душу. Они знали, что им не дадут убить друг друга, но они тратили все силы на эту битву за нечто драгоценное и дорогое, за самородок. Каждый хотел победить и распорядиться своей победой по праву выигравшего.

Кира не знала исхода, она погружалась в свои мысли, остро ощущая малейшие колебания чувств и сил. Она уже давно определила победителя и ждала… Из ее груди вырвался...

Смех! и чья-то боль...

Она очнулась. Огляделась: незнакомая ей комната, и она в ней на огромной белой кровати. Кира вскочила, ощущая на себе все эмоции, которая хранила в себе эта комната. Гнев и страсть, ненависть и страдание, боль и… Что это было, девушка никак не могла понять!

— Тебе нельзя так резко вставать! — услышала она прекрасный женский голос. К ней подошла изысканная женщина. — Меня зовут Сильвия, и сейчас ты в безопасности, ничего не бойся.

— Где моя одежда?

Кира внезапно поняла, что эта ситуация напоминала ей уже бывшую с ней ситуации, но только играла она в ней другую роль.

— Твое платье уже давно износилось. Я принесла тебе новое. Я тебе помогу одеться.

— Где я? — спросила девушка, пока Сильвия помогала ей застегнуть платье.

— А где ты была в последний раз? — женщина мягко улыбнулась. — Ты все там же, в доме Эриана.

Кира вздрогнула и замерла. Мысли в голове запутались, чувства внутри в немом исступлении бились о появившуюся ниоткуда стену.

— Я же сказала: тебе нечего бояться.

Сильвия обняла её за плечи.

— Побудь пока здесь. Я скоро вернусь, — сказала она и вышла из комнаты.

— Надо уходить отсюда, — прошептала девушка. — Он не хочет меня видеть.

Она подошла к двери и тихо, чтобы никто не услышал, стала спускаться вниз по винтовой лестнице. Вдруг Кира услышала голоса.

— Тебе надо было защищать её, а не пытаться убить! — это была Сильвия.

— По мне, так я не понимаю, почему Франсуа печется об этой девчонке. — Этот голос был ей незнаком. Он был груб и сух.

— Я не понимаю другого, почему он доверил её мне, а не Ассилору, — звучание его голоса снова заставило Киру задрожать.

Она вдруг поняла, что он чувствует её сейчас, чувствует, но ничего не может сделать в присутствии этих двоих. Кира попыталась успокоить взволнованное сердце и пошла дальше, зная, что что-то неведомое ведет её к выходу из Проклятого дома… к её жалкой свободе...

Кладбище встретило её дружелюбным молчанием, и казалось, что именно в его тени она находится под защитой, под защитой всех, кто видел ее боль и страдание. Она оглянулась попрощаться навеки с тем, кого решила больше никогда не видеть, чтобы не причинять неизвестную ей для него боль. Огромный черный зверь шел по её следам, девушка вскрикнула и побежала. Длинный подол нового платья мешал ей, она падала, но ни разу не остановилась и не оглянулась...

Черный волк тихо бежал за ней, а в небе над её головой кружил ангел с белыми крыльями...

Дом, в котором Кира чувствовала в себя в безопасности, — это дом её нового хозяина Франсуа Ларье. Она зашла, притворив за собой дверь. Вновь услышала мягкий и успокаивающий голос Великого Некрота и пошла на него, чтобы прижаться к плечу доброго старика.

Он сидел в кабинете один и разговаривал… с пустым креслом!

— Йохан, зачем ты заставил меня совершить такую глупость?

Кира следила за ним и понимала, что он явно видит в кресле кого-то живого, умного и кишащего новыми идеями и мыслями… Девушка побежала в гостиную. «Сумасшедшие, одни сумасшедшие!» — тихо шептала она себе.

Её взгляду открылась книга, лежащая на софе. Она взяла её, желая забыться чтением хоть на небольшой срок.

Открыв том на первой странице, она прочла: «Только тем, кому нечего терять в этом мире, открываются параллели перехода в другой мир. Только тем, кому нечего искать в нашем мире, открывается вторая суть при участии параллелей. Наш Город огромен, и многие не знают о существовании других его сторон, но в чем его замечательность: он лежит посреди пересечения четырех параллельных измерений. Выйдя из любого Квартала и идя прямо, ты, странник, всегда найдешь то, что ищешь...»

— То, что ищу, — пробормотала она про себя и, бросив книгу, выбежала из дома...

Проклятый Квартал уже был за её спиной, но она неутомимо шла, одурманенная одной мыслью, такой четкой и манящей. Злой и жестокий ветер дул ей в лицо, заставляя вернуться назад к прежнему, но что значили его удары после того, что она наконец-то испытала?

Ожидание чуда! Проповедники Всевышнего ошиблись: нет в жизни чудес, есть только боль и счастье. Познав две сущности единого, уже незачем оставаться здесь и искать чего-то нового! Испытав, мы должны исчезнуть… Она познала и демонов, и ангелов, и знала, что никогда не станет одним из них; она познала и любовь, и разочарование, и знала, что никогда не будет счастливее. Она шла к своей маленькой победе...

Она увидела провал в земле, которому не было конца. Она подошла к краю… Оставалось только прервать дыхание пустоты. Без колебаний и сомнений она шагнула в неизбежность… Без света и без тьмы...

Они стояли у пропасти.

— Она приняла свое решение, — сказал Гек.

— Мне кажется, что оно нерационально, — промолвила Сильвия.

Ассилор распахнул крылья и бросился вниз, но вернулся через минуту. Грустный, задумчивый, но все ещё прекрасный.

Эриан молчал и смотрел прямо.

Черный волк появился внезапно, он спешил, он не останавливался и прыгнул в пропасть.

Эриан издал рык и, держась за грудь, стал оседать на землю...

Кира летела вниз, испытывая счастье от избавления, перевоплощения и перерождения. Она не знала, что ждет её внизу и будет ли это прекрасно, но она ощущала радость. Стремительный поток ветра догнал её, но она не стала обращать на него внимания… Она погружалась в сладкую дрему.

Руки скользнули по телу, прижимая её к себе. Она в столь знакомом её ранее волнении открыла глаза. Черная прядь скользнула по её щеке...

Искусство — это религия, которая имеет своих жрецов и должна иметь своих мучеников.

Оноре де Бальзак

Она успела вовремя: совещание четырех Великих Магистов только начиналось, тем более Наставник Некрота Франсуа Ларье запаздывал. Девушка стояла за дверью, боясь пошевелиться и вздохнуть. Магисту Хаоссета, Университета высшей магии, из Чистого Квартала не положено было находиться в главном здании Университета, когда в нем собирались четыре Наставника, тем более, если ты изгнан из Университета и ведешь против него борьбу.

Послышались шаркающие шаги, и в коридоре показался седой старик. Он шел и что-то бормотал себе под нос. Он зашел в зал, где его уже ожидали остальные.

— Франсуа? — в голосе Освальда Реане, Великого Магиста Хаоссета, послышалось удивление.

— В последнее время ты сдал, — обращаясь к некромагисту, сказал Эрик Ван Тиссен, Наставник Драконов.

— Оставьте меня, — голос Франсуа противоречил его внешности, он был звонок и молод. — Для чего вы опять заставили меня покинуть Проклятый Квартал?

— Мы как раз хотели поговорить об этом, — начал Освальд Реане. — Прошло уже много лет, а твой квартал так никем и не контролируется. Мы боимся.

Франсуа рассмеялся.

— Вы хотите, чтобы я вырастил нового птенца?!

Главы Университетов кивнули, Франсуа, собиравшийся рассмеяться, разразился хриплым кашлем.

— Это невозможно, — наконец произнес он. — На это уйдет много времени и похожих на… него я не встречал. — Мастер опустил голову, поднялся и направился к выходу, сильно ссутулившись.

Она вжалась в стену, пытаясь различить бормотания магиста Некрота.

— Нет, Йохан, это невозможно! Я сказал все… Ты меня не заставишь… Йохан, трудно воспитывать нового ребенка, если прежний для тебя много значил… Нет-нет...

Франсуа Ларье, наставник Некрота, удалился из её поля зрения, и лишь тогда она решилась выбираться из дворца Хаоссета.

Она бежала по тёмным коридорам к заветному потайному выходу, ведущей к свободе от удушающей атмосферы высшей магии плетения интриг и принуждения. Она толкнула дверь и оказалась на воле, в одной из прилегающих к зданию Университета улиц. Девушка пошла по тротуару, к ней присоединилась безмолвная черная тень, они сели в подъехавшую карету.

Нарцисса с удовольствием осознавала себя в своем любимом облике: бежевое элегантное платье, обтягивающее фигуру, пушистые волосы цвета утренней зари, раскиданные по оголенным плечам, вся она сияющая и блестящая, притягательная и дорогая. Она шла по коридору, он был украшен портретами томных красавцев и красавиц, искусными статуями, сделанными поистине мастерами своего дела, резными столиками, на которых сверкали безупречные вазы; подошла к дверям, толкнула одну половину своей прелестной ножкой и вошла в ярко освещенный зал.

Помещение было огромным, и казалось, что само солнце поселилось в нем на эту ночь и проводит её в ослепительном даже для него самого уюте. Окна во всю длину стены открывали прекрасный вид на главную площадь Чистого Квартала. Широкий стол, уставленный по периметру подсвечниками с горящими в них свечами, стоял в центре и притягивал своей красотой, созданной благодаря мастерам и золоту. В дальней части зала находилась огромная софа. На ней сидели очаровательные грации.

В центре прекрасная богиня с короткими черными волосами, с приподнятом кверху носиком, со страстными, зовущими голубыми глазами, окаймленными густыми ресницами. Она встала, и легкая, тонкая, не скрывающая соблазняющую фигуру девушки туника соскользнула с её левого возбуждающего плеча. Она шла медленно и улыбалась так, что все звезды на небе готовы были упасть к её ногам, понимая, что не достойны освещать мир, пока живет эта богиня. Девушка подошла к Нарциссе, прислонившейся к столу, провела тыльной стороной ладони по ее левой щеке и попыталась дотянуться до её прекрасных губ.

— Мелисса, — произнесла Нарцисса и отстранилась от подруги.

Мелисса перестала улыбаться и спросила деловым тоном:

— Что ты узнала?

— Ничего толком, или просто я не поняла. — Нарцисса поправила прядь, упавшую на глаза. — Они заставляли Некрот… вырастить нового демона...

Девушка вопросительно посмотрела на подругу, но её этот факт не задел.

— Что-то ещё? — Мелисса выглядела недовольной.

Нарцисса задумалась.

— Нет, — девушка покачала головой.

— Присоединишься к нам? — Мелисса отвернулась.

— Нет. Развлекайся. Тебя заждались.

Нарцисса встала и пошла к выходу, зная, что Мелисса следит за каждым её шагом, поэтому шла медленно, взвешивая каждое свое движение.

Нарцисса проснулась, потянулась в своей огромной кровати, скинула одеяло и направилась к лучам собственного света. Зеркало открыло ей прелести самой себя: длинные стройные ноги, осиная талия, высокая грудь, тонкая шея и… лицо богини, под ногами которой лежит весь мир, и она лишь одним движением плечика повелевает всем. Блеск изумрудных глаз заставлял забыть о существовании собственной воли и желаний… Нарцисса отошла от зеркала, понимая, что оно и так вобрало в себя слишком много прекрасного.

Вся её жизнь была довольно запутанной, но при этом удивительной и завораживающей. Никто не мог понять, как у обычной, лишенной излишней привлекательности крестьянки могла родиться такая дочь. Вся округа начала обвинять её мать в сношении с господином, отчего бедная женщина стала сходить с ума и уверяла дочь в том, что её отец некто иной, как самый прекрасный ангел. Нарцисса более охотно верила другим людям, не обладая привычкой грезить мечтами о прекрасных рыцарях, ангелах и демонах. Она ненавидела мать, которая отделяла её от общества, желая, чтобы её дочь не становилась морально ущербной, не осознавая, что скрытность способствует этому больше, чем болтовня людей, для очаровательной особы.

Для девочки не было шоком, когда у нее обнаружились выдающиеся магические способности, что сам Освальд Реане вызвался обучать её. Великий магист Хаоссета стал для нее не просто наставником в искусстве волшебства, но и учителем жизни, богатым покровителем, любящим её мужчиной, которому она, как и многим другим, не отвечала взаимностью. Все было предначертано ей, если бы неслучайная встреча с Актером и Мелиссой, которая навсегда изменила взгляды девушки на существующие порядки, ложные идеалы и стремления.

Другой фактор, запомнившийся ей на всю жизнь, был Ангел. Так она называла своего телохранителя. Нарцисса прогуливалась по одной из многочисленных площадей Искусства Чистого Квартала, когда почувствовала на себя внимательный и тяжелый взгляд, обернулась и увидела привлекательного молодого человека. Он был высок, худощав, его острые кости натягивали его бронзовую жесткую кожу, выдающиеся скулы придавали его облику серьезность и храбрость, небольшой нос и тонкий рот делали его похожим на рыцаря Великого Короля, который в далекие времена согласно истории управлял Городом, взгляд черных безумных глаз пылал любовью и восхищением, темные волосы, длине и густоте которых могла позавидовать любая девушка, служили щитом от посторонних взоров. Что-то в его образе говорило девушке, что это не обычный воздыхатель, а он преклонил колено и произнес сухим, лишенным эмоций голосом:

— Я рожден служить вам, королева. Вы моя хозяйка и имеете полное право распоряжаться моей жизнью, как вашей собственностью.

Так у Нарциссы появился верный и преданный слуга. Он выполнял все приказы и капризы, поэтому она и называла его Ангелом, он был необходим ей, как Всевышнему его подданные.

Она думала о прошедших временах, пока прекрасные нимфы кружили вокруг нее, одевая и причесывая. Ей казалось, что она прожила около двух столетий, хотя ей было всего двадцать два года. Она подошла к зеркалу, осветив поверхность отражения своим великолепием. Корсет черного платья обтягивал ее стройную фигуру, юбка расширялась от бедер и по длине всех ног. Красный цветок на груди придавал ей страстности и бледности её коже. Темные волосы были завиты и рассыпаны по плечам, в них были заплетены рубиновые ленточки, на шее и руках также сверкали рубиновые изыски.

Зеркало задрожало, но Нарцисса не отходила, понимая, что сейчас может произойти. Она стояла, а его поверхность пошла волнами и запищала в жалобном волнении. Оно дрожало, пока снисходительная рука его бога не оборвала ниточку жизни своего слуги. Осколки с пронзительным криком рухнули на пол.

— Уберите здесь, — кивнула нимфам Нарцисса и вышла из комнаты.

Прислонившись к стене, в коридоре её ждал Ангел. Девушка провела рукой по его щекам, улыбнулась и сказала:

— Я разбила ещё одно зеркало. Что со мной происходит?

Он не ответил ей, а она уже устала ожидать от него этого, услышав его голос один единственный раз в жизни на той площади.

Нарцисса пошла по коридору, даже не любуясь его излишествами: слишком все приелось. Ангел скользил за ней. «Не надоело ли ему быть лишь моей тенью? Просыпаться вместе со мной, путешествовать вместе со мной, угасать на солнце и вновь восставать в темном месте? Быть постоянно вместе со мной? Бродить за моей спиной, словно призрак? Я бы устала от такой жизни...», — думала девушка, направляясь в зал, где уже должны были собраться все члены её новой семьи.

Он блистал во всей своей красоте, вечно молодой, вечно играющий. Своей радостью он наполнял сердца своих зрителей, своей печалью заставлял их плакать. Его сердце всегда пылало страстью, неугасаемой любовью к искусству. Он дарил улыбки благодарным созерцателям, но был жесток и холоден с невежами, готовыми оклеветать его мир — мир Вечной Гармонии и Поклонения Искусству. Сегодня он предстал в образе печальной куклы: по белым щекам катились крупные черные слезы, голубые одежды были широки, он наклонялся, и бубенчики на его колпаке плакали вместе с ним. Он живет на сцене, грезит пьесами. Он — Актер.

Он наклоняется в поклоне, слегка касается губами руки пришедшей девушки, внимательно смотрит на неё, но в его серых глазах не проскальзывает никаких эмоций. Он привык скрывать свои чувства, он даже боится их. Общителен, дружелюбен, излишне красноречив, жесток — в обществе не привыкли к слабакам. Он замечает все, умеет играть, строить и разрушать чужие замыслы и интриги. Он всегда выглядит шикарно, и сегодня: черные штаны, высокие сапоги, коричневый камзол, его каштановые волосы зачесаны назад. Он наливает себе вина и продолжает вести беседу. Он живет в обществе, не мечтает о большем, что у него уже есть. Он — Аристократ.

Он сидит в кресле, свернувшись в клубок. Ему кажется, что все против него, и он пытается защититься. Он смешон для большинства, его не понимают и не любят, но он полон огня, который сжигает его изнутри. Он бунтует против того, чего так боится; он хочет разрушить то, чего не понимает, и поставить на освободившиеся места свои творения. Его пепельные волосы спутаны, очки криво сидят на носу, но сквозь стекла видны сумасшедший блеск его души. Его серые одежды смотрятся балахоном, вокруг шеи обмотан разноцветный шарф, нелепо смотрящийся в его цветовой гамме. Он живет в своем черном мире, мечтает о собственном величии. Он — Гений.

На золотистом диване сидит Мелисса, представшая богиней войны: черный кожаный обтягивающий костюм, броский макияж и огненная диадема на черных, как смоль, волосах. Её жертва лежит у её ног и уже не просит пощады.

Вся её семья собралась в маленькой уютной комнате дворца. Красные стены, украшенные картинами любимого художника Аристократа, диваны, обтянутые золотистой тканью и небольшой столик, предназначенный для напитков, — весь интерьер зальца.

Они живут в этом дворце все вместе, но каждый скрывается от других. Некоторые даже не произносят своих настоящих имен, боясь гнева Великого Хаоссета, которого ослушались и принялись переделывать мир по собственным канонам Красоты и Искусства. Все скрывают себя, кроме Мелиссы и Нарциссы, которым нечего терять и которые понимают — в Хаоссете уже давно знают их имена...

— Добрый день, господа, — сказала Нарцисса и присела на диван рядом с Мелиссой, которая тут же протянула ей свою руку. Девушка не стала отказываться и взяла её в свою ладонь.

— Мелисса рассказала нам о твоей вчерашней прогулке, — бархатистый голос Аристократа распространился по всей комнате. — Великие магисты слишком рассчитывают на свою силу в этой бессмысленной игре...

— Что вы знаете об игре? — его голос был жалок и печален так, что сердце Нарциссы сжалось от беспрерывной тоски и страдания. — Игра — это искусство! Искусство великих мастеров, а они, увы, не столь прекрасные режиссеры, чтобы их пьесы засияли на сцене. Они всего лишь герои пьесы с большими амбициями и неярким талантом. — Актер опустил голову и заплакал.

— Можно подумать, что ты хорошо сыграешь роль в этой постановке, наш Гениальный и Непризнанный? — Гению доставляло удовольствие дерзить и унижать. — Ты всего лишь жалкое подобие великих искусников, и даже подражать им у тебя плохо получается. — Он расхохотался злым и сумасшедшим смехом.

— Вы! — Актер вскочил. — Никогда! Слышите! Не понимали театра, в котором каждый получил свою роль! Роль великую и ужасную! Вы сами губите себя! Вы плохой актер, и поэтому гниете в своей комнате, мечтая! Лишь мечтая… Хахаха! о своей свободе и господстве! Вы стянуты! Вас держат железные девы, от которых вы не можете избавиться! Никогда! — сказав сию гневную тираду, Актер сел в кресло, вдруг опомнившись, что выходит за пределы своего многоликого образа.

— Господа! — начал Аристократ. — Так больше продолжаться не может! Мне надоели ваши вечные споры...

— Спор и существует для того, чтобы открывать истины, — тихо вставил Актер.

— Да, вы правы, но вы вдвоем никак не можете прийти к правильному решению...

— Может, тогда вы, уважаемый знаток общества и жизни, откроете нам глаза на столь открытую для вас и столь закрытую для наших слепых глаз правду?! — бросил Гений.

— О! Если бы я сам знал… — Аристократ покачал головой. — Я сам, как и вы нахожусь в нескончаемых поисках.

— Поиски закончатся лишь к финалу, когда зрители покинут зал, осветители погасят рампы, оркестр перестанет терзать замученные инструменты, а на сцене останется лишь один актер, для которого это не шутка и не вымысел, а жизнь...

— Истина явится лишь тогда, когда все будет подчинено бесконечному процессу, миром завладеет техника под властью могущественного человека, и тогда он может поймет, что все зря и бросится к началу веков, где среди руин покоится то, что искал и не понимал.

— В обществе теряется много и обретается множество полезного. Неужели мы думаем, что яркость и власть заставляют людей одуматься и вернуться к потерянным идеалам? Если так, то мы глупцы. Все, что мы ищем, покоится в нас.

Нарцисса всегда следила за спорами трех мужчин: они доставляли ей радость своей неординарностью и умом, даже несмотря на то, что предметом их ссор всегда было одно. «Они уже слишком далеко ушли в своем развитии и не видят настоящего лица. Все, что они когда-то творили, стерлось в их памяти, и только мы помним о их деяниях». Девушка взглянула на подругу и произнесла:

— Организация Парада Красоты около Хаоссета твоих рук дело?

Мелисса кивнула и сладко зажмурилась, вспоминая тот чудесный день. Её понятие красоты никак не согласовывалось с пониманием этого искусства прочих. Оргия беспутных происходила ночью у главных ворот Хаоссета, разбудив всех его воспитанников и профессоров. Никто не спрашивал, чьих рук это дело, все знали, что все беспорядки, творящиеся в Чистом Квартале, подчинены бурной фантазии Мелиссы, мечтающей изменить здесь жизнь по своим законам. Нарцисса пыталась сгладить её вину разными способами: магией, деньгами, обаянием.

— Милая, — Мелисса погладила её по щеке, — я хочу тебя… попросить...

Нарцисса зашла в кабинет, оставив Ангела за дверью. За массивным дубовым столом сидел толстый лысый человек. Его начищенная до блеска макушка сияла, будто маленькое солнце под лучами тусклого света ламп. Его глазки, скрытые под набухшими веками, с изумлением и восторгом следили за неожиданной посетительницей. Воротник шелковой рубашки стягивал его шею, что излишки кожи оказались на щеках. Рукава были закатаны, обнажая пухлые волосатые ручонки с короткими пальчиками.

Девушка улыбнулась, скрывая под этим оскалом омерзение. Человек вскочил, он был низок.

— Я обязан сообщить начальнику стражи, что вы у меня. Вы должны быть арестованы и казнены по закону Хаоссета! — пропищал он.

Нарцисса села на край его стола, подвинув бумаги, и разрез её платья открыл для взгляда человека великолепную кожу стройной ноги. Она рассмеялась, пораженная глупостью.

— Я сама сообщила вам о моем приходе, Альберт Флэп, уважаемый начальник стражи Чистого Квартала.

— Тогда я должен отдать вас Великому Хаоссету, — пробормотал мужчина.

— Может, мы не будем спешить, и вы узнаете причину моего визита к вам, — проворковала девушка и придвинулась ближе.

— Зачем в-вы… приш-шли? — Он смотрел в её глаза и не мог оторваться от сияния изумрудов в её взоре.

— Разумеется, по делу, ведь только вы мне можете помочь, ибо ваша власть так велика, что сам Великий Освальд опасается вас. — Нарцисса поправила зеленую прядку, выбившуюся из высокой прически, и улыбнулась. — Мне нужно, чтобы стража не патрулировала завтра ночью около домов профессоров ди’Вальдо и Бруно. Об оплате можете не волноваться, я буду щедра.

Нарцисса встала и тихо пошла к двери.

— Х-хорошо, — сказал Альберт Флэп и пошел за девушкой.

Она остановилась около выхода, он подскочил к ней и попытался дотянуться до её губ. Нарцисса улыбнулась, толкнула дверь, развернулась и кинула к ногам начальника стражи кошелек с золотыми монетами.

Они вышли на улицу. Было ещё светло, но солнце уже начало прятаться за горизонт. Было тихо: ни ветер не рыскал по переулку, ни народ, любивший пошуметь в любое время суток, — не оскверняли собой приятный аромат вечерней прохлады.

Нарцисса тихо шла к карете, наслаждаясь фантастическим танцем гармонии и тишины. Вдруг сзади прошелестел плащ, девушка обернулась и ничего не увидела, встряхнула головой, не понимая, что происходит, повернула голову. Перед ней сидел Ангел, его левая рука была поднята вверх и сжимала острый дротик. Нарцисса расширила глаза от удивления, а Ангел лишь схватил её, закинув на плечо, и побежал к карете.

Всю дорогу она молчала, не стараясь вновь занять спутника своей вечной болтовней ни о чем. Она тихо вертела в руках оружие, чуть не убившее её. Оно было прекрасно сделано: редкий вид дуба, белая сталь — сначала оно поражает тело, а заключенная в нем магия затем вбирает в себя магическую силу поверженного, становясь, таким образом, прекрасным вместилищем силы для убийцы.

Ангел молчал, казалось, что ничего не случилось, он сидел как всегда и смотрел в окно.

Все теперь было омрачено, ни шикарные интерьеры коридоров дворца и ее комнаты, ни прекрасные картины и статуи не радовали её взора. Ангел шел за её спиной, теперь как никогда она поняла, что нуждается в нем. Она выгнала всех нимф из своей комнаты.

— Останься, — сказала Нарцисса, когда Ангел, проверив безопасность своей госпожи, хотел закрыть дверь. Без слов он повиновался.

Она распустила волосы, и черные пряди разметались по её плечам и спине.

— Помоги мне.

Девушка подошла к нему, подняв волосы. Он обошел её и расстегнул молнию на её платье. Оно упало к ее ногам. Она развернулась и посмотрела в его холодные черные глаза.

— Ты спас мне жизнь, — прошептала Нарцисса. — Что ты хочешь получить взамен?

Ангел молчал и только смотрел в её пленительные глаза. Девушка коснулась его губ, но не почувствовала взаимности.

— Ты холоден и жесток… Почему ты всегда молчишь?.. Неужели ты не хочешь меня?..

Ни звука не сорвалось с его губ. Она отодвинулась от него и быстрым шагом подошла к софе, накинула на плечи халат.

— Убирайся отсюда! — закричала Нарцисса. — Навсегда! Ты мне больше не нужен! Оставь меня! Ты просто верный пес под ногами хозяйки! Ты никогда не любил меня! И я ещё хотела подарить тебе себя! — смех вырвался из её груди. — Убирайся! — Она смотрела, как он скрылся за дверью, опустилась на софу, слезы потекли по её щекам. — Единственный, которому хотела...

В дверь постучали. Нарцисса опомнилась, вытерла слезы, сменила цвет пышных волос на золотистый, любимый цвет Мелиссы. Подруга проскользнула в комнату, подошла к девушке, села рядом и нежно поцеловала её.

— Что случилось, любимая? — спросила Мелисса.

— Ничего.

— Хочешь, я сегодня проведу с тобой ночь вместо него? Тебя никто не любил, как я… — Она вновь попыталась прильнуть к губам Нарциссы.

Девушка вскочила.

— Ты так ничего и не поняла! — резко бросила она подруге. — Любовь — это Искусство! Я произведение этого Искусства! Никто не любил меня, как Ангел! Трепетно и нежно, боясь разрушить своим прикосновением, неверным словом или действием это великое творчество!

— Произведением искусства нужно наслаждаться, — мягко ответила Мелисса.

— Меня пытались убить, Мелисса.

— Я знаю.

— А знаешь почему? — она гневно сверкнула глазами. — Потому что, если не будет меня, ты погрязнешь в своем красивом разврате, не пытаясь стереть следы, договориться с нужными людьми! Ты откроешься миру, и он поглотит тебя своей черной пастью! — Нарцисса усмехнулась. — Я бы подумала так, если бы меня хотели убить по приказу Великого Хаоссета, но он слишком дорожит мной, помнит и чтит свою любовь, но это был не он… Почему ты хотела убить меня, Мелисса?!

— Потому что… ты никогда не будешь моей, а я слишком люблю тебя… чтобы отдавать тебя… другому...

— Я никогда не была ничьей и не буду. Я думала, ты знаешь это… Теперь уходи: мне нужно побыть одной.

— Я слишком сильно люблю тебя, — сказала на прощание Мелисса и вышла, оставив возлюбленную в одиночестве.

Нарцисса сидела на софе в своей комнате, завернувшись в одеяло, когда в дверь требовательно постучали.

— Войдите, — голос Нарциссы дрожал.

В комнате появился Аристократ, красивый и холодный. Он подошел к девушке, присел рядом и спросил:

— Что с тобой, дорогая? Ты не выходишь уже три дня, а твой пес все время стоит под твоей дверью.

— Со мной все хорошо, — Нарцисса улыбнулась, — просто я устала… от всего этого.

— Все мы устали. Это особенность человеческого организма уставать от всего, что надоедает, ведь нам постоянно кажется, что мы живем не так, что проживаем не свою собственную идею, воплощенную в реальность.

— Аристократ, а ты жалеешь, что жил именно так?

— Иногда да, если бы я остался в Университете, я бы, возможно, уже был Великим Хаоссетом. Иногда нет, я бы просто умер там от размеренной и тихой жизни. Сейчас мне слишком дорого, что у меня есть, дороги вы, хотя я уже давно не вижу смысла и оставил вас на произвол судьбы, где Мелисса подчиняется своим прихотям, а ты — своей совести и привязанностью к нашей развратнице, — Аристократ улыбнулся.

— Ты же можешь в любое время поменять все, что она хочет! Она уважает тебя так, что никогда не посмеет ослушаться!

— Увы, моя дорогая, уже слишком поздно. Все наши соратники считают её главной, и мое мнение...

— Но ты же можешь повлиять только на нее, чтобы никто не узнал этого!

— Я слишком тщеславен, чтобы быть в тени, и слишком умен, чтобы держать власть в своих руках.

Мужчина поднялся и пошел к двери.

— Я ни о чем не жалею! Мы сами судьи и палачи. Я уже наказал себя. До свидания, моя дорогая.

Когда он покинул её, Нарцисса встала и без помощи вездесущих нимф стала одеваться: черные брюки, сапоги на высоком каблуке, черная кофта, плащ с капюшоном, цвет волос она не стала менять, оставив их под стать своему черному настроению.

Она вышла из комнаты, Ангел как всегда ждал её.

— Прости меня за все мои глупости, — обратилась Нарцисса к нему. — Если хочешь, уходи. — Сказав это, она быстрым шагом пошла по коридору.

Он не раздумывая пошел следом.

Нарцисса постучала в огромную железную дверь, а затем, толкнув её, оказалась в темной пыльной лаборатории. На столе, уставленном маленькими пробирками, стояла огромная колба, в которой кипела синяя жидкость; Гений облокотился на странного вида свое изобретение и наблюдал за процессом.

— Прости, если я помешала, — сказала Нарцисса, ничуть не сожалея, когда грязные стекла его очков уставились на неё.

— Не прощу. Что ты хотела?

— Посмотри на эту вещь и скажи о ней, все что узнаешь. — Девушка протянула ему дротик, которым её пытались убить.

Гений взял его в руку, дернулся, уронив на пол оружие, и закричал:

— Зачем ты принесла его мне?! Хочешь забрать мою силу себе??!!!

— Успокойся! Несколько дней назад я стала счастливой обладательницей этой вещицы, и хочу узнать, на что она еще способна кроме смерти и сбора магии. Поможешь? — Нарцисса подняла дротик с захламленного пола.

— Давай её сюда! — Гений выхватил смерть из рук девушки и осторожно понес к микроскопу. — Очень интересно… хм… — произнес он, рассматривая её в увеличенном и скрытом для глаз обычного человека виде. — Знаешь ли ты, что таких дротиков смерти осталось всего два? Тебе повезло: в твоих руках находится реликвия нашего Квартала! Как ты думаешь, сколько он уже впитал в себя? — Гений пошел обратно. Нарцисса протянула руку, чтобы получить его, но мужчина не собирался отдавать его… пока не увидел в дверях Ангела.

— Нет, — ответила девушка и забрала оружие.

— Пять могущественных магистов погибли от того, что ты сейчас держишь в руках!

— Как можно освободить эту силу?

— Просто разломать его, но перед этим нужно найти другое… более подходящее вместилище.

— Спасибо. Ты помог мне. — Она собиралась уходить, но Гений вцепился в её руку.

— Продай его мне! — забормотал он. — Я лучше распоряжусь его силой! Продай!

— Нет, — Нарцисса покачала головой.

— Глупая девчонка! Ты же не понимаешь ничего!

Нарцисса посмотрела на Ангела, он подошел и отодвинул Гения от Нарциссы, заслонив девушку своим телом.

— Продай его мне! — заорал Гений. — Я стану Великим Королем! Я не забуду тебя, принесшую мне сей дар! Ты будешь моей Королевой! Мы объединим Город, уничтожив демонов! Отдай его мне! — Гений сделал последнюю попытку достать Нарциссу, но Ангел стоял твердо, и ничто не могло заставить его сдвинуться. Странная преданность своей госпоже.

Нарцисса вышла, все ещё слыша за спиной проклятия сумасшедшего.

Она направилась к балкону насладиться ночной прохладой и подумать над происходящим, но ей помешали. Актер стоял и распевал оды ночи, любви и луне. Образ романтичного поэта был ему к лицу.

— Как прекрасна эта ночь! — услышала она, подходя к балкону. — Каждый день мы проживаем и не замечаем великолепия, окружающего нас повсюду каждую секунду. Жизнь и природа не стоят на месте, они меняются каждое мгновение. О, нам простым обывателем не суждено увидеть истинной красоты! Мы считаем прекрасным лишь то, что создано нашими руками: красивого юношу или девушку, бессмысленные изваяния, намалеванные картины… Но что их красота, уничтожаемая по прошествии нескольких лет, в сравнении со всепоглощающей силой природы! Она наша мать, а мы дикие дети, стыдящиеся своего происхождения.

Прекрасная луна, ответь мне, что такое любовь? Ты наблюдающая за жизнью человечества, ты разбирающаяся в людских страстях, поведай мне тайны этого мира! Я умоляю вас, силы жизни и природы, отдайте мне хоть каплю ваших знаний и страданий!

Где моя любовь? Где мое искусство? Кому я служу? Для чего эти мучения каждый день? Я же не живу, а играю...

Нарцисса слушала его проникновенную исповедь и понимала, почему она так терзает её душу. Она ведь такая же! Все, что говорил Актер, было для нее исповедью ее собственного сердца. Она же так устала… Ей так нужен покой...

Нарцисса в сопровождении Ангела решила прогуляться по улицам Чистого Квартала в такое странное для нее время суток, как день. Она шла и радовалась ощущению полета, появившегося в её душе, ощущению радости и безмерного счастья.

Люди бежали по своим делам, не обращая на них внимания. Они были чужие в этой жизни, отверженные, но как порою чужая жизнь и деятельность делает счастливым постороннего наблюдателя? В чужом есть что-то привлекательное, что манит и зовет, теребя душу, которой уже наскучила собственная лихорадка.

Нарциссе хотелось прыгать и визжать от восторга, переполнявшего её! Черная пустота ушла, оставив вместо себя, светлую пропасть, в которую постепенно должна снизойти лавина нового! Она развернулась, сияя в улыбке, и посмотрела на Ангела.

— Почему ты всегда молчишь? Помнишь, тогда на площади ты сказал, что твоя жизнь теперь моя, так вот… Я хочу, чтобы ты говорил со мной! Я тебе никогда не запрещала делать этого! Хотя бы улыбнись мне один раз!

Она не ожидала этого, но он улыбнулся, и эта маленькая, подаренная ей, радость озарила собой весь мир.

Нарцисса подбежала к цветочной лавке и с изумлением увидела худощавую чумазую девчушку. Странная схожесть с ней прежней прослеживалось в маленькой особе. В ее голове мелькнуло воспоминание о даре Мелиссы.

— Как тебя зовут?

— Стефания, — пробормотала девушка, с восхищением уставившись на «прекрасную госпожу», как назвала она про себя Нарциссу.

— Как мило! — воскликнула она. — Я, пожалуй, куплю у тебя букет вот этих белоснежных ландышей. — Нарцисса подмигнула ей, и девчонка залилась веселым задорным смехом.

Она отошла от лавки, как поняла, что девочка догнала её и, взяв за руку, сказала:

— Я хочу быть такой же, как вы!

— Ты хочешь пойти со мной?

Стефания кивнула.

— Твоя мама не будет против?

— Мы ей ничего не скажем, а она даже не заметит, нас у нее десять детей, и я самая старшая.

— Ангел, что скажешь: возьмем её?

— Да, — услышала она его великолепный голос.

Ей казалось, что сегодня все сошли с ума. Всевышний просто издевается над ней, даруя каждую минуту счастье, которого она так долго ждала! Она развернулась, а Ангел просто улыбнулся ей.

Они покинули площадь втроем. Нарцисса нашла то, что искала прекрасного друга в лице верного телохранителя и прекрасную дочь, которую она будет безмерно любить...

20 декабря 2008 — 2 февраля 2009