Глаза Медузы

Глаза Медузы.

(сказка для взрослых)

Море лениво качало яхту на волнах, словно убаюкивало её, ласково поглаживая по высокому борту. Вода переливалась и искрилась под лучами горячего южного солнца и отражала бездонное сапфировое небо. Если перегнуться через край и посмотреть в узкую полоску тени от судна на бирюзовой глади моря, то можно было увидеть, как солнечные лучи, словно золотые стрелы, пронзают водную поверхность и призрачным водопадом устремляются вниз. И там, в тёмной глубине иногда удавалось разглядеть быстрые и осторожные тени обитателей подводного мира.

Пригладив пятернёй мокрые волосы, Даниил взглянул на возвышавшийся неподалёку живописный скалистый берег острова древних мифов, и, вдохнув полной грудью тёплый солёный воздух Средиземноморья, направился на корму. Глаза его равнодушно скользнули по приготовленному полотенцу — морской бриз обтирал его тело намного приятнее, — но случайно задержались на небольшом красном пятнышке, алевшем в углу на светлой палубе под разложенным шезлонгом. Его прикрывало то самое полотенце, которое небрежно свисало со спинки в ожидании своего часа.

Даниил наклонился, поднял с палубы элегантный перстень и улыбнулся. Крупный коралл округлой, немного вытянутой и слегка заострённой с одной стороны формы, поддерживаемый с двух сторон одним лишь тонким резным ободком кольца, казалось, завис в воздухе. Его гладкая, блестящая поверхность яркого карминного оттенка отражала солнечный свет.

— Так вот куда ты подевался…

— Что?

Девушка, лежавшая на втором шезлонге, подняла голову в широкополой шляпе и, блаженно щурясь, посмотрела на мужчину. Сияющие из-под прикрытых ресниц невероятные голубые, как прибрежная отмель глаза и светлые локоны длинных волос делали её похожей на морскую нимфу. Даниил в который раз залюбовался своей спутницей. Она была юна и прекрасна, словно сама Афродита. И пусть её тело, чуть исхудавшее за последнее время, не было таким подтянутым, как у большинства фотомоделей, но плавная линия её плеч, слегка обозначенный животик и мягкая округлость бёдер всё время наводили его, молодого скульптора-любителя, на мысль, что именно с неё могла бы ваяться знаменитая Венера Милосская.

Ничего не говоря, мужчина подошёл к лежащей красавице и, опустившись рядом на колени, с улыбкой протянул ей кольцо, которое не далее, как сегодня утром, случайно увидел в одном из маленьких магазинчиков Гитио. Видимо, когда он прятал будущий подарок, тот случайно завалился в махровые складки полотенца и нашёлся — опять же нечаянно и незаметно — лишь тогда, когда пушистую ткань не глядя бросили на раскладное кресло.

— Ой! Это мне? — Подняв в приятном изумлении светлые брови, девушка позволила одеть кольцо себе на палец и благодарно проворковала: — Спасибо, это так мило…

Даниил коснулся губами золотистой горячей кожи её плеча:

— Средиземноморский красный коралл. Сувенир на память о неземном счастье этих дней.

Красавица негромко чуть печально засмеялась, уткнувшись лбом в плечо мужчины и щекоча его шею золотистыми прядями:

— Боже, Даня! Ты такой хороший!

Глаза мужчины внезапно едва заметно сузились. Он словно спохватился, вспомнив о чём-то, и в голосе послышалось беспокойство:

— Тебе не следует так долго находиться на открытом солнце…

— Брось! — Она возмущённо отшатнулась. — Скоро мне будет совершенно всё равно, сколько и где я находилась. Так что не порть мне последнее удовольствие…

— А знаешь, — чтобы сменить тему, помолчав, указал он подбородком на свой подарок, — существует легенда, что красные кораллы возникли из попавшей в море крови Медузы Горгоны? И по ней одна часть крови, вытекшей из её обезглавленного Персеем тела, стала сильнейшим ядом, а другая получила невероятную целительную силу.

— Серьёзно? — Теперь девушка глядела на подаренный ей необыкновенный перстень с почти детским любопытством, чуть нахмурив брови. Она задумчиво произнесла: — Сколько же удивительных тайн сокрыто за завесой времени… Если бы хоть половина из них была правдой… — И помедлив, добавила: — Интересно, как же это?.. — Внезапно красавица протянула руку к стоящему рядом с шезлонгом бокалу с водой и, быстро сняв с пальца украшение, бросила его в стеклянный сосуд. Перстень опустился на дно и замер в прозрачном плену. Солнечный свет, преломлённый природной линзой, заиграл на серебристом переплетении шинки и стенках крошечных пузырьков воздуха, запутавшихся в её извивах. Красная коралловая капля матово блеснула, теперь действительно напоминая свежепролитую кровь.

— Ты чего? — Парень недоумённо переводил взгляд с подруги на покоящийся на дне бокала подарок.

Девушка, не сводя глаз с перстня, положила подбородок на руки и ответила:

— Просто стало любопытно.

— Что же?

— Ну, ты же сам сказал, что по легенде кровь горгоны может быть чуть ли не панацеей от всех болезней. Вот я и подумала, с чего бы такая уверенность древних? Не на пустом же месте она возникла? А если так, то каким образом активировали её силу? Может быть, как серебряное распятье на Крещение — через воду? Или через…

— Я сказал, — перебил он, — что она же может также стать тем, что мгновенно и безвозвратно оборвёт твою жизнь.

Произнеся эти слова, парень почувствовал где-то в районе солнечного сплетения вспышку холода, как если бы они сейчас находились не на мирно покачивающейся яхте посреди Средиземного моря, а на краю какой-нибудь башни, с которой собиралась прыгнуть его любимая, страхуемая лишь древней, давно изжившей свой век тарзанкой. Девушка хотела что-то возразить ему, но взглянула в застывшие серые глаза и промолчала, виновато закусив губу.

— Прости. Это ведь просто мифы, вымыслы и фантазии людей…

Тонкие пальцы скользнули в не успевшую нагреться воду, покачивающуюся вместе с судном внутри бокала, вынули кольцо и вернули его на законное место на пальце.

— Кто знает… — мягко отозвался Даниил, — может, когда-то так оно и было. Откуда-то же они взялись в умах людей, эти самые мифы?..

Девушка посмотрела на него с иронией.

— Ну, да! А сейчас у них просто срок годности кончился, вот они и не работают больше.

— Нет, Олесь, — парень негромко засмеялся в ответ, — я не говорю, что всё было именно так, как рассказывают легенды, но прообразы у всяких там драконов, пегасов, Змеев-Горынычей всё равно должны были быть, согласись?

Олеся вздохнула и, улыбнувшись, притянула его голову к себе. Он с нежностью приник к её губам.

На самом деле, девушка была бы рада, если бы именно этот миф оказался правдой. Даже половина этого мифа. Любая из половин. Но говорить Дане об этом она не стала.

Сейчас Даниил как никогда радовался тому, что они улетели из душной тесной Москвы. Ему даже не жаль было, что там осталась его так называемая любимая «раковина», в которую он забирался когда-то при первой же возможности, как рак-отшельник. Небольшая, но очень удобная мастерская-студия, где было всё — от старого дивана, до крошечной кухоньки, — была для него единственным «настоящим» миром. Пока однажды в его жизни случайно не появилась эта греческая богиня, вышедшая из пены людской на станции метро «Арбатская» и захлестнувшая его с головой кристальной волной своих глаз. И выплывать обратно на поверхность окружившего его миража в обычный мир, где её не было, Даниил тогда не захотел. Как не хотел и теперь.

Но несколько месяцев назад, не спросив их согласия, судьба посеяла на поле их жизни чёрные семена горя.

Всё началось с того, что сначала Олеся, которая всегда была ранней пташкой и вечно не давала Даниилу досматривать самые сладкие утренние сны, вдруг по утрам стала едва волочить ноги в душевую. А к вечеру уставала так, что практически засыпала над тарелкой, что было совершенно на неё не похоже. Покопавшись в интернете и свалив всё на весенний недостаток витаминов, девушка начала принимать специальные капсулы «для поднятия тонуса организма», как она объяснила своему любимому. Но прошла неделя, а пресловутый тонус и не думал подниматься. И когда однажды субботним утром Даниил обнаружил её в туалете, в мучительных спазмах пытающуюся выбросить из пустого желудка хоть что-нибудь, как не ужасно это выглядело, но минуту спустя мужчина вопил от радости, подхватив на руки своё сокровище. «У нас будет ребёнок!» — орал он, словно сумасшедший, и Олеся тоже смеялась, смахивая с ресниц счастливые слёзы. Однако спустя два дня утром она внезапно схватилась за голову, вскрикнула и потеряла сознание. Как оказалось, вовсе не на фоне беременности.

С того момента каждый прожитый день для девушки становился братом-близнецом предыдущего, наполняясь запахами лекарств, больничными кабинетами и нескончаемой, как ей казалось, вереницей людей в белых врачебных халатах. Все они что-то спрашивали у неё, предлагали, делали заборы крови и какие-то снимки. А она ощущала лишь дикую усталость, подкрепляемую иногда такими же дикими головными болями и приступами тошноты, и ещё почти постоянное тепло ладони Даниила на своём запястье. Внутри у неё всё это время жил чёрный страх неизвестности. И когда несколько недель назад всё это закончилось и приговор был вынесен, девушка, и без того последнее время спавшая с лица, услышав его, побледнела ещё больше, закрыла лицо руками и прошептала дрожащим голосом: «Лучше бы не знала…»

— У Вас глиобластома. Иными словами, опухоль головного мозга, — сказали врачи, и в ту же секунду жизнь для двух любящих людей потеряла смысл.

Олеся попросту впала в шоковое состояние. Следующие несколько дней она просто молчала, почти не реагируя на постоянное присутствие рядом своего возлюбленного. А тот звал её по имени, заглядывал в равнодушное лицо и чувствовал, что задыхается от бессилия, не зная, чем помочь. Даниил не мог, не желал смириться с тем, что неизлечимый недуг каждый день каплю за каплей выпивает жизнь из светлых прозрачных глаз девушки, чёрной гнилью пожирая её разум.

Но однажды Олеся вдруг подняла на него взгляд и сказала:

— Не хочу так ждать. Давай уедем куда-нибудь. Туда, где тепло и спокойно. Ненадолго. Пожалуйста…

И они уехали.

Солёный воздух Средиземного моря чудесным образом преобразил её. Вдохнув его, Олеся впервые за последнее время улыбнулась и неожиданно произнесла: «Жизнь продолжается!» И словно по волшебству стала почти что прежней — улыбчивой, весёлой. Чарующей. Даниил смотрел на свою подругу, понимая, что этого просто не может быть: такая болезнь не отпускает так просто свою добычу. Однако приступы боли и недомогания у девушки стали настолько редкими, что позволяли ей даже иногда забыть о себе. А сияющее в её, пусть и обведённых сейчас почти незаметной тенью болезни, глазах счастье увлекало мужчину за собой, заставляя забыться и выпуская из глубин памяти на поверхность только светлые воспоминания их прошлого. В них Олеся была его личным солнцем, ласковым и терпеливым. Несмотря на свой несколько скептический склад ума, она прощала ему случавшиеся с ним иногда заскоки, когда он не ночевал дома, а засыпал прямо в своей студии среди своих реальных творений и призрачных замыслов. А в тот момент, когда на следующий день девушка заставала его в мастерской, бьющимся над очередной загадкой камня, она в шутку называла его «Данила-мастер», разгребала вечерний хаос на маленькой кухне, варила ему кофе и каким-то непостижимым образом уводила домой. Хотя нет. Даниил знал, что именно заставляло его в такие дни идти следом за ней. То же, что и сейчас не давало оторваться от чуть обветренных губ, от кожи с лёгким привкусом соли, от волос, так дивно пахнущих морским бризом.

— Ты такая красивая, — прошептал мужчина, проводя ладонью по загорелой спине, перетянутой завязками купальника и возвращаясь обратно к плечам, чтобы запустить пальцы в шёлк её гривы. — Жаль, что ты не высечена из мрамора. Потому что небожители не должны ходить по земле. Их призвание — восхищать. А я хотел бы вечно любоваться тобой… Когда-нибудь я изваяю тебя из каррарского белого мрамора, моя богиня, и тогда мы всегда будем рядом…

— Ты — сумасшедший, — улыбнулась в ответ Олеся и, ещё раз поцеловав его, отстранилась.

— А-а?.. — не понял Даниил, но она взглядом показала ему за спину. Там, почти на самом краю глубоко врезавшегося в аквамариновый простор мыса, который спускался в разбивающиеся белой кровью о его подножие гордые волны, стояли люди. Мужчина специально выбрал именно эту, тыльную сторону островного щупальца, скрывающего за собой маленькую уютную бухту, но вездесущие туристы дотопали и сюда. И теперь парень и две девушки, расположившись прямо на камнях, явно наслаждались своей победой над невидимой отсюда козьей тропой, прежде чем отправиться в обратный путь. При чём эта тропка оказалась последней заразой, подобравшись настолько близко к стоящей на якоре яхте, что при желании незваные гости и обитатели судна вполне могли и рассмотреть друг друга и, наверное, даже познакомиться. Правда, последнее не сегодня. Сегодня море громко и не стесняясь точило свои коготки о скальные камни, и соперничать с ним наверняка означало бы на несколько дней дать вынужденный обет молчания пока сорванное горло не заживёт.

— Мы не одни, — подтвердила девушка мысли возлюбленного, и тот сокрушённо покачал головой и усмехнулся, вставая:

— Экстремалы… Тогда, я пойду, окунусь…

Средиземное море не было таким же ярким и радужным, как другие тропические моря. Оно не поражало красками коралловых рифов и обитающих среди них разноцветных причудливых рыбок, как Красное или Коралловое море. Оно просто было полно неисчислимых загадок древности, манило к себе, приподнимая плотную завесу над тайнами далёких веков. Это море было по-своему очаровательным и дарило приехавшим на его берег людям особое настроение, заставляя мечтать и задаваться вопросами о прошлом мироздания.

Погрузившись в приятно остужающую разгорячённое тело воду, Даниил с наслаждением почувствовал на своей коже лёгкое касание волн, мягко смывавших с него любовное напряжение.

Арендованная ими яхта бросила якорь совсем рядом с южным побережьем Кипра напротив узкого каменного выступа, ставшего преградой для спокойно бегущих по бескрайнему простору волн. И из-за бьющегося о скалистый берег прибоя, пусть и не очень сильного сегодня, купаться сегодня здесь было не безопасно. Но мужчина не смог отказать себе в удовольствии чуточку пощекотать нервы. Пловцом он был превосходным, поэтому, немного подумав, поплыл в направлении вскипающей у стен острова невысокой кипельно-белой пены.

— Даня! — услышал он внезапный окрик за спиной. Мужчина обернулся и увидел Олесю. Она стояла у борта и взволнованно смотрела ему в след, но Даниил лишь успокаивающе помахал ей рукой и крикнул:

— Всё будет хорошо!

Мощными гребками он направил своё тело дальше, потом опустил на глаза подводную маску, набрал полную грудь воздуха и нырнул.

Вода была прозрачной и тёплой. Впереди за её толщей угадывалась тёмная стена берегового обрыва. Всплыв на поверхность, Даниил почувствовал, как накатившая сзади волна подхватила его и потянула за собой. Быстро оценив ситуацию, мужчина глотнул воздуха и снова ушёл под воду, на этот раз ещё глубже. Он знал, что в этом месте не очень глубоко, поэтому уверенно достиг дна, удаляясь от скальной стены, потом оттолкнулся ногами от придонных камней, каким-то чудом чуть сдвинув один из них, и стремительно рванулся вверх.

Неожиданно его нога зацепилась за что-то мягкое и прочное, скользким щупальцем обвившее на мгновенье стопу. Паника кольнула сознание, почти мгновенно сжигая быстро заколотившимся сердцем весь запас кислорода в груди. Очень захотелось дышать. Но обернувшись, Даниил разглядел лишь тонкий ремень, медленно опадающий на морское дно. Мужчина торопливо всплыл наверх, отдышался, и любопытство снова толкнуло его вниз.

Как ни странно, свою случайную находку он обнаружил с первого нырка, правда, немного в стороне от места погружения. Это оказалась ременная лента, поднятая, судя по всему, движением воды из небольшого углубления в каменистом дне после того, как толчок ноги Даниила отодвинул прикрывавший его камень, словно крышку кастрюли. Мужчина взялся за ремень и потянул. С трудом раздвигая насыпавшиеся сверху мелкие камешки и крошево, на поверхности дна показалась старая сумка. Даниил приоткрыл её накидной клапан и заглянул внутрь. Там лежала небольшая бугристая каменная глыба, размером с человеческую голову. Удивившись, мужчина перехватил сумку поудобнее и, не медля более ни секунды, всплыл на поверхность моря…

Увидев голову Даниила над волнами, Олеся, которая всё это время так и простояла у яхтенного борта, вцепившись в поручни и высматривая чёрную шевелюру любимого, едва заметно перевела дух. Но даже этого незначительного волнения хватило, чтобы в затылке противно потяжелело. Глядя на подплывающего к яхте мужчину, девушка вздёрнула подбородок, оттолкнулась и направилась на корму. И вдруг неожиданная и оттого неприятная боль прошила пальцы правой руки. Олеся зашипела и, поднеся ладонь к лицу, с удивлением обнаружила на нежной коже тонкую царапину, из которой крошечными рубинами проступило несколько алых капель. Видимо, уголок коралла в перстне оказался достаточно острым, чтобы поранить свою новую хозяйку. Захотелось стащить проклятый подарок чёртова эгоиста и зашвырнуть подальше в море. Девушка даже зло сдёрнула с руки тонкий витой ободок, в спешке, кажется, испачкав кровью старинное украшение, но, уже занеся руку для броска, растерянно остановилась. Приступ головной боли, уже разливавшийся огненными змейками внутри черепа и затапливавший тёмным приливом ожидания сознание Олеси, вдруг передумал и, свернув свои багровые знамёна, отхлынул также неожиданно и резко, как если бы ладонь от раскалённого металла отдёрнули. Ошеломлённая девушка неверяще прикоснулась ко лбу и медленно опустила руку.

Добравшись до шезлонга, Олеся села и широко распахнутыми глазами уставилась на перстень, рассеянно потирая большим пальцем прохладный бочок вправленного в него камня. Как активировали? Кажется, она поняла. Но…

— Этого не может быть, — прошептала девушка. — Это совпадение…

В горле пересохло, и Олеся не глядя потянулась к так и стоящему на палубе бокалу. И только выпив всё до последней капли, она словно очнулась и посмотрела на пустое стекло. Потом отставила его в сторону, снова вернула кольцо на палец и откинулась на лежак.

Взобравшись на борт, мужчина, не снимая маски, торопливо раскрыл сумку и вытащил оттуда свою находку. Это оказалась голова каменной статуи, но она поразила его своей реальностью. Казалось, что она принадлежала не бездушному камню, а живому существу, вернее чудовищу, неведомо по каким законам природы окаменевшему после гибели. Хотя это чудовище на самом деле вообще никогда не должно было существовать на земле.

Даниил держал в руках голову Медузы Горгоны — жестокого и беспощадного создания, согласно легендам сотворённого из мимолётной зависти и мести Афины — греческой богини мудрости. И эта голова была выполнена в мельчайших деталях, включая все складочки и морщинки между бровей на прекрасном женском лице, обрамлённом целым клубком таких же неподвижных каменных змей, которые, казалось, вот-вот зашипят и обовьют держащие их руки. В этот момент мужчина почувствовал укол ревности к мастеру, который так хорошо познал душу камня, что смог настолько явно передать спокойный холодный взгляд чудовища и все изгибы змеиных тел, окружавших лицо про́клятой Афиной девушки.

Даниилу стало не по себе, по спине побежали мурашки. Он хотел было снять подводную маску, чтобы повнимательнее рассмотреть добытый им осколок неизвестной ему ранее скульптуры, и вздрогнул от неожиданности, когда совсем рядом с ним, чуть ли не задев крылом плечо, пронеслась чайка. Мужчина запрокинул голову, машинально посмотрев ей вслед, и сразу же зажмурился. Горячее солнце Средиземного моря вдруг стало особенно ярким и наотмашь ударило его по глазам, на добрых полминуты лишив зрения и затянув мир непроницаемой исчерна-фиолетовой пеленой.

— Вот, чёрт! — воскликнул Даниил, отгораживаясь от ослепительных лучей рукой с зажатой в ней каменной головой и на ощупь двигаясь по палубе к кормовой части судна, где, как он помнил, на шезлонге остались его солнечные очки. Где-то совсем рядом пронзительно крикнула птица…

Когда мужчина добрался до кормы, зрение его полностью восстановилось, и он увидел Олесю. Она лежала неподвижно на спине, и солнце ласкало её тело. Глаза были скрыты тёмными стёклами, но в позе чувствовалась напряжённость. Сцепив ладони, девушка, явно нервничая, едва заметно теребила на пальце кольцо с красным камнем.

— Эй! — окликнул её Даниил, но она не шевельнулась. — Посмотри, что я нашёл!

На ходу заменяя маску очками, он подошёл к ней, протягивая свою кошмарную и одновременно удивительную находку.

Не поворачивая головы, девушка тихо спросила:

— Ты хоть представляешь, как я испугалась? Тебя ведь запросто могло бросить на эти треклятые скалы! А если бы ты всё-таки не выплыл?!..

Мужчине вдруг стало не по себе: в погоне за адреналином Даниил как-то незаметно для себя самого на короткое время потерял контроль над своими желаниями и случайно забыл, что для него является сейчас самым важным. А ведь он дал себе зарок, что постарается оградить возлюбленную от любых, даже самых маленьких потрясений…

— Прости, — повинился он. — Я постараюсь исправиться. Обещаю. — И мягко коснулся свободной рукой её запястья.

Олеся резко повернула голову и вздрогнула от неожиданности, когда ее взгляд столкнулся с каменным взором Медузы.

— О, Господи! Что это? — одновременно с отвращением и изумлением пролепетала она, и мужчина, вернувшись мыслями к найденному им сокровищу, произнёс, неопределённо показав куда-то в сторону острова:

— Я нашёл её там, на дне, почти у самого берега. Хороша, правда?

— Да, но откуда она здесь? — снова спросила девушка, неосознанно стараясь отодвинуться подальше от жуткой находки.

— Я не знаю, — растерянно ответил Даниил. В памяти всплывали все известные ему изображения горгон в камне, но ничего подобного тому, что он держал сейчас в руках, не вспоминалось. — Если честно, я даже ума не приложу, фрагментом какой скульптуры может являться эта голова… — И внезапно мужчина весело рассмеялся. — А представляешь, как было бы круто, если бы она была настоящей?

— Что?! — Олеся от неожиданности такой мысли и накрывшего её изумления даже рот приоткрыла. — Ты о чём?

— Представь, — терпеливо пояснил парень, — что это — голова настоящей Медузы, когда-то жившей где-то в западной стороне средиземноморского берега. Настоящей, — выделил он голосом заветное слово, — а значит со всеми её силами и возможностями.

— Не говори ерунды! — теперь уже возмутилась девушка. — Во-первых, этого просто не может быть. А во-вторых, каким же тогда ветром её забросило в эту часть Средиземного моря?

— Не знаю, — протянул Даниил. — Вообще считается, что её голову спрятали где-то в Аргосе, под землёй…

Он снова с сожалением посмотрел на свою находку. «Если бы она всё же была настоящей, это бы сильно всё упростило в моей жизни. Той, которая будет после», — подумал он и украдкой взглянул на девушку. Та тоже задумчиво смотрела на найденный фрагмент неизвестной скульптуры.

— Может быть, вернёмся на берег? — предложил мужчина и убрал каменную голову до лучших времён обратно в сумку, предварительно хорошенько встряхнув старую мокрую кожу.

Олеся пожала плечами.

Яхта разворачивалась и, набирая ход, покидала прибрежные воды Кипра. Она уносила с собой бесценное сокровище, кусочек жестоких и страшных сказаний древнего мира. И ничего не знавшие об этом люди продолжали стоять на обрывистом берегу, не в силах оторвать глаз от сапфирового, в золотых блёстках Средиземного моря, насылавшего на берег вечного острова своё бесконечное пенное воинство…

Они добрались до отеля уже ближе к вечеру. Даниил нёс на плече сумку, в которой лежала его необыкновенная находка. Войдя в номер, он оставил её возле стола, где одиноко стояла настольная лампа, а затем направился в душ следом за своей подругой. Как бы ни приятно было плавать в открытом море, но всё же тело требовало смыть с себя его соль. А, кроме того, хотелось, наконец, обнять свою возлюбленную, не опасаясь случайных свидетелей. Хотя бы просто обнять.

«Посмотри на меня! Я здесь! Ну же! Взгляни! И я избавлю тебя от страданий и боли! Навсегда! Только взгляни!..»

Женский голос, словно тонкая струйка сладковатого дыма от благовоний, вкрадчивой мольбой просачивался в сон мужчины. Его мелодичное звучание было сродни обещанию. Будто неведомая прелестница находилась так близко, что, казалось, чуть склони голову, и она замолчит, покорно отдавая свои губы во власть сильнейшего. Прохладные, гибкие нежные руки скользили так же настойчиво по мужской груди. Они оплетали голову, тело, заставляя гореть кожу и учащённо биться сердце. Изредка Даниил ощущал лёгкие, скользящие, едва уловимые поцелуи, вспыхивавшие внезапными искрами на торсе, руках, плечах, животе. И всё это — на фоне неясного, словно слитого воедино шёпота. В какой-то момент мужчина даже подумал, что чувствует ласку не одной, а сразу нескольких невидимых дев. Он хотел отстраниться от неведомых гурий и, наконец, проснуться, но не смог. Становилось всё жарче. Воздух будто выжигался из лёгких нарастающим напряжением. И откуда-то из глубины сознания вдруг показалась уродливая морда ужаса. Кажется, он умирал. Умирал самой идиотской смертью, лёжа в постели рядом с любимой женщиной и задыхаясь от чувственных прикосновений несуществующих шлюх. И в тот момент, когда мужчина захрипел, в отчаянии пытаясь втянуть в себя, наверное, последнюю во всей вселенной каплю кислорода, умоляющий голос, набирая силу и становясь всё громче и громче, вдруг взорвался в его ушах яростным криком: «Посмотри на меня!!!..»

Даниил дёрнулся и резко вскинул голову над подушкой, часто дыша и слепо таращась в темноту глубокой ночи. Тишина вокруг стояла такая, что на секунду мужчина испугался, что действительно оглох от вопля, так вовремя оборвавшего его кошмар. Он резко повернул голову.

Олеся спала, растянувшись под тонкой простынёй, спокойно дышала во сне, не тревожимая сейчас ни болью, ни близким дыханием вечности. Вдруг она улыбнулась так светло, что у Даниила защемило сердце. Недавно пережитое снова поднялось в памяти, и ему стало страшно. Неужели каждый раз, когда болезнь скребёт когтями по её мозгу, его любимая переживает нечто сродни тому, что чувствовал минуту назад он сам? Снова и снова! С самого начала! С каждым приступом на шаг приближаясь к зияющей пропасти, откуда не вернуться и где, наконец, всё закончится!

Мужчина зажмурился и, выравнивая сбившееся дыхание, прижался губами к тёплому плечу. Она здесь, рядом. Пусть пока, пусть сейчас, но рядом. А о «потом» он думать не хочет. Не может. Не сегодня…

Нужно отвлечься и успокоиться.

Даниил осторожно встал с постели, выпил воды и подошёл к столу. Включив лампу, он достал найденную на морском дне сумку.

Кожа, из которой её сделали, была очень старой, но по какой-то неведомой причине время, проведённое ею в глубинах моря, совершенно не сказалось на ней. Она не разбухла и не деформировалась от воды, а морские обитатели не нашли её съедобной. И сейчас, когда она высохла, на вид это была просто примитивная потёртая жёсткая сумка.

Открыв её, Даниил надел свои специальные немного увеличивающие очки, которые помогали ему в мелкой детальной работе с камнем — одна из причуд молодого скульптора — и присел возле стола, держа в руках голову Медузы. Он внимательно рассматривал её, поглаживая пальцем и в который раз пытаясь разгадать тайну неведомого мастера, почти волшебника, который так точно смог запечатлеть в камне человеческое лицо и так естественно соединить его с ужасными, изгибающимися, словно живыми телами змей.

«Посмотри на меня!» — как наяву хлестнул изнутри чужой голос. Не мольба. Требование, сопровождаемое скользящими прикосновениями. И шёпот, от которого становилось жутко, слитный, неразборчивый, искажённый затуманенным сновидением разумом. Больше похожий на…

Мужчина выронил голову и вскочил со стула. Тонкие ножки мебели жалобно взвизгнули.

— Даня? — раздался с постели сонный голос Олеси.

Мужчина обернулся.

— Сейчас иду, — бросил он и снова вперил взгляд в камень. От накатившего то ли омерзения, то ли ужаса захотелось стереть с кожи все воспоминания сна. И правда, присниться же такое! Видно, всё же сильно его задело чужое мастерство. Почти до помешательства…

— Даня, ты чего? — Девушка обеспокоенно приподнялась на локте.

— Всё хорошо. Спи, — откликнулся тот, положил голову обратно в сумку, стараясь поменьше шуметь, тщательно завернул её в полиэтилен и спрятал в дорожный саквояж. — Прости, что разбудил, — прошептал он несколько минут спустя, обнимая подругу. Ночь только-только начала светлеть, подгоняемая занимающимся рассветом, и в запасе у людей оставалось ещё несколько часов сна.

Утром Олеся проснулась от горьковатого, но такого горячего и желанного запаха кофе. Она села на постели и прислушалась к себе.

Голова была на удивление ясной. Ставшее уже привычным по утрам ощущение удушающей тошноты полностью отсутствовало. Хотя, нет. Тошнота была. Сосущая, острая, от которой темнело в глазах. Но девушка вдруг с изумлением поняла, что это всего лишь голод. Она накинула халат и вышла в гостиную.

Даниил сидел перед телевизором и рассеянно переключал каналы, то и дело отпивая ароматный непроглядно-чёрный, ещё парящий напиток из маленькой чашечки. На экране мелькали картинки: нарисованные, настоящие; улицы городов, лица людей. Даже вид какого-то явно помятого непогодой побережья, следом за которым появился серьёзный представительный диктор, что-то рассказывающий слушающим его в это утро людям. Внизу экрана бегущей строкой шёл текст на английском языке.

— Доброе утро! — ещё сонно мурлыкнула Олеся, касаясь плеча мужчины и опускаясь рядом на диван.

— Доброе, — отозвался он и улыбнулся, взглянув на немного растрёпанную со сна, но такую тёплую и родную девушку.

— Что в мире творится?

— Так, разное. — Даниил пожал плечами. — Сегодня ночью рядом с Кипром шторм прошёл. Говорят, волны были такой силы, что часть берега обвалилась. По-моему, как раз где-то там, где мы с тобой вчера отдыхали. — Мужчина протянул руку и поймал пальцами волнистую прядь. — Как ты себя чувствуешь?

— На удивление замечательно. — Девушка откинулась на спинку и немного нахмурившись, посетовала куда-то в потолок: — Есть хочу.

Брови Даниила удивлённо приподнялись: по утрам аппетита у Олеси давно не наблюдалось.

— И чего же желает сегодня прекрасная госпожа?

— Не знаю…Наверное, оладушки с мёдом. И йогурт. Но сначала… — она порывисто обернулась и схватила потянувшегося к внутреннему телефону мужчину за руку. — Свари мне кофе.

На этот раз его брови недовольно сошлись на переносице.

— Тебе нельзя.

— Немножко! Совсем капельку! — тонкие пальцы ограничили перед самым лицом ту самую столь желанную «капельку».

— Ты же знаешь, что…

— Да к чёрту! — обиженно воскликнула девушка, складывая руки на груди. — То нельзя, это нельзя! Я первый раз за хрен знает сколько времени слона бы целиком сожрала!

— Олесь, послушай…

Золотистые волосы от резкого повороты головы взлетели и веером рассыпались, окутывая нахохленные плечи и грудь тонкой паутинкой.

— Не дашь кофе — вообще есть не буду. Вот ни кусочка не съем!

Скрипнув зубами, Даниил прошипел:

— Х-хорошо…

Олеся схватила его за голову и звонко чмокнула в нос.

— Люблю тебя! — И, сияя мордашкой, направилась в ванную, провожаемая ошарашенным взглядом возлюбленного.

За завтраком они почти не разговаривали. Она — маленькими кусочками поглощала румяные оладьи, политые мёдом и посыпанные орешками, и миниатюрная белоснежная чашечка из-под кофе стояла чуть в стороне, то и дело ловя на себе полные сожаления взгляды голубых глаз. Он — почти не чувствуя вкуса, жевал бутерброд с колбасой и яичницей, запивая оное изобретение его фантазии душистым горячим чаем и загоняя остатки раздражения в самые тёмные глубины души. При этом взор его серых глаз ни на миг не покидал красивое лицо подруги. Периоды просветления, когда болезнь выпускала девушку из своих костлявых пальцев, бывали и раньше, однако это были лишь периоды, которые случались уже давно и очень быстро кончались. Да, такой хороший аппетит в последнее время действительно был для неё чем-то из ряда вон, и его наличие, без спорно, радовало. Да и вообще море, похоже, пошло ей на пользу, облегчая приступы недомогания. Но что будет потом? У них осталась всего неделя этого рая, а дальше — опять душная, шумная, загазованная Москва. Нет, Олеся, конечно, любила это огромное, населённое миллионами непохожих друг на друга людей, никогда не замирающее каменное сердце, но теперь ей в этом городе было плохо. По крайней мере, там она почему-то чувствовала себя много хуже, чем здесь, на солнечном, ярком средиземноморском побережье, продуваемом свежими солоноватыми ветрами. Как вариант, можно снять где-нибудь в том же Гитио, например, небольшой домик и оставаться здесь до конца, до самого последнего дня. Но каким он будет для неё этот последний день? И какой будет дорога, по которой ей придётся до него идти?..

В голове внезапно всплыли слова одного из профессоров, к которому он водил любимую в самом начале. Именно его слова стали для неё приговором. Почему-то именно они прозвучали так, что все надежды на медицинскую ошибку и сомнения в правильности поставленного диагноза окончательно исчезли. Тогда уже в конце визита сухонький седой мужчина в белом халате с острым, умным взглядом усталых глаз сказал то, чего теперь так боялся и с ужасом ждал Даня.

«Иногда в самом конце пациенты, как чудо, испытывают краткое облегчение, словно идут на поправку. Так вот, если Вы всё же останетесь рядом с ней до конца, в случае наступления такого просветления не верьте в это. Поддерживайте Вашу девушку, радуйтесь вместе с ней, но не верьте. Потому что, когда она неожиданно впадёт в конечную ко́му, эта несбыточная надежда может утянуть Вас следом. Потому что боль в Вашем сердце будет адская…»

Молодой человек тогда подумал, что странно слышать такое от учёного мужа, но эта мысль больше не давала ему жить спокойно…

— А давай ненадолго съездим в Афины, — тихий голос девушки вдруг выхватил Даниила из тяжёлых мыслей.

— Зачем? — сморгнув, удивился он. И сразу заподозрил неладное.

— Хочу показаться врачу. А там центр очень хороший есть…

— Что-то не так? — перебил Олесю мужчина.

— Нет, наоборот. Просто нужно кое-что проверить. — И помолчав, девушка положила на стол вилку и с улыбкой добавила: — А на обратном пути, если хочешь, заедем в Аргос и навестим Димитриса?

Мужчина кивнул после секундного колебания.

— Хорошо.

— Спасибо.

Олеся встала, наклонилась и поцеловала его в висок.

Димитрис был греческим искусствоведом, с которым молодой русский скульптор познакомился в интернете на одном из форумов по античному искусству. Он прекрасно разбирался в древней культуре своей родины, посвятив её изучению почти сорок лет своей жизни. И хотя Даниил был намного моложе грека, они легко нашли общий язык. Их знакомство продолжалось уже несколько лет. И когда раньше, ещё до знакомства с Олесей, Даниил приезжал в Грецию один, Димитрис, зная о неуёмной страсти своего русского знакомого к скульптурному станку, резцу и стамеске, помогал ему снимать в Аргосе небольшие временные мастерские для случайной работы.

В этот раз пожилой грек также нашёл студию для Даниила, но, как он и подозревал, тому она так и не понадобилась. Да и какая может быть работа, когда приезжаешь в страну древностей и тайн с красавицей-подругой? Так что при встрече в аэропорту мужчины тепло поприветствовали друг друга, Димитрис передал Даниилу ключ от возможной мастерской — так, на всякий случай — и за прошедшую неделю больше друг друга они не тревожили. Но теперь заехать к гораздо опытному коллеге показалось молодому человеку хорошей идеей. Потому как несмотря на то, что Даня ни на миг не выпускал из мыслей самочувствие своей возлюбленной, найденный им фрагмент неизвестной статуи также не выходил у него из головы. Он как голодный термит подтачивал быстро увлекающийся разум скульптора, требуя разгадать свою тайну. Вон, уже кошмары сниться начали…

Пока Олеся не спеша укладывала в саквояж кое-какие вещи, Даниил набрал номер грека.

— Алло? Димитрис?

— О! Даниил! — отозвался низкий мужской голос на другом конце. — Как дела? Как отдых?

— Спасибо, неплохо. Ты не очень занят сегодня вечером? — на хорошем английском спросил молодой человек.

— Что-то случилось?

— Мне нужно срочно тебе кое-что показать. Давай встретимся в мастерской.

— Хорошо, — заинтригованно ответил Димитрис. — Но сегодня — никак. Срочно на Крит доехать надо. Там что-то нашли после шторма. Что-то странное, о чём пока не говорят. Завтра к обеду нормально будет?

— Завтра — так завтра. Жду, — согласился Даниил и отключил телефон.

Дорога в Аргос не заняла много времени — всего около двух часов, — но подарила обоим молодым людям массу положительных эмоций. Взяв напрокат в Гитио небольшой шустрый автомобиль, они покружили по белым будто сияющим в солнечном свете улицам приморского города, расцвеченного яркими огненными кистями лантаны, нежно-шелковистыми алыми цветами гибискуса, белой кружевной пеной золотого лайма на яркой малахитовой листве. Полюбовались каскадами крыш, которые сочными апельсиновыми уступами спускались к тёплым бирюзовым волнам залива Лаконикос. И понеслись сквозь океан солнечного света, льющегося с бездонного небосклона, и навстречу им из-за горизонта выплывали всё новые и новые пейзажи удивительной земли. Мимо автомобильных окон проносились невысокие оливковые рощицы, и ветви деревьев с будто посеребрёнными стволами окутывала едва заметная пена цветения. Прозрачные рощи сменялись раскинувшимся на холмистых склонах разнотравьем лугов, иногда буквально обжигавших взгляд целыми морями дикорастущего мака. Когда зелёные холмы, местами вспененные светлыми каменистыми осыпями, на горизонте потянулись к небу, превращаясь в невысокие горы, дорога, словно серая змея, начала причудливо изгибаться между их склонов, взбираясь всё выше и кое-где даже становясь похожей на знаменитый серпантин. А сколько городов проплыло мимо, сколько старинных крепостей и величественных руин древности! Олеся даже не заметила, как быстро пролетело время, и около полудня они уже стояли в просторном светлом здании афинского медицинского центра. А ближе к вечеру после непродолжительных мытарств с обследованием, получив заверения о скорейшем информировании о результатах, молодые люди были Аргосе, петляя по его узким, но светлым от солнца улочкам в поисках нужного дома.

Войдя в маленький уютный двухэтажный домик с террасой на втором этаже, Олеся огляделась и шутливо просила:

— И где ещё у тебя есть такие прибежища?

— Не важно, — улыбнулся Даниил. — Главное, что они есть.

— Ну, да, — согласилась девушка и направилась на второй этаж осваиваться. — Ты как хочешь, а я — в душ.

— Давай, — кивнул ей в ответ мужчина. — Ты права: освежиться будет не лишним. Я тоже сейчас подойду.

Как бы замечательно последнее время не чувствовала себя его подруга, Даниил всё равно старался не оставлять её одну.

Выйдя из душа первым, мужчина вытерся насухо приготовленным полотенцем и, бросив его на небольшую кушетку, натянул светлые лёгкие брюки. После достал из дорожного саквояжа старую кожаную сумку. Потом нацепил на нос рабочие линзы, извлёк на свет каменную голову и установил её на небольшом столе возле приоткрытого окна. Что-то странное было в ней. Что-то, что стало видно лишь сейчас, когда он не торопясь разглядывал её в лучах дня. Даниил покрутил её в разные стороны, осмотрел место скола на шее и поразился тому, что камень на нём не гладкий, а имеет рисунок, как будто дотошный скульптор много веков назад высек вовсе не фигуру изуродованной богами женщины, потерявшей однажды столь важный фрагмент своего тела, а только её голову. Зато зачем-то в мельчайших анатомических подробностях.

Жаркий южный ветер заглянул в открытое окно мастерской, с любопытством ребёнка приподняв тонкую штору. Вместе с ним на перила террасы села маленькая птичка, похожая на воробья, только светлее. Шустрая, взъерошенная, забавная, с чёрными угольками глаз, привычная к людям и оттого совершенно не испугавшаяся глядящего на него человека.

— Бу! — резко сказал мужчина и качнул в сторону пернатого гостя удерживаемой в руках головой скульптуры. Птичка тут же взмахнула крылышками и взлетела, коротко чирикнув. Но спустя мгновенье на широкие жёсткие лапы раскинувшейся под окном и нынче неподвижно замершей в жарком мареве финиковой пальмы откуда-то сверху упал небольшой камень. Он неудачно отскочил от не захотевшей прогибаться ветки, ударился о каменный уступ, звонко стукнул по выложенной плиткой дорожке, огибающей дом, и затих.

— Эт-то ещё что такое? — негромко пробормотал Даниил и, быстро выйдя на террасу, огляделся по сторонам.

За высоким выложенным словно из тёплой кремово-песочной крупной мозаики забором не было ни души. Не слышно было и топота удаляющихся ног убегающего пакостника. Улочка была пуста. Лишь у стены противоположного дома разморённая дневной жарой спокойно спала большая лохматая собака. Даниил удивлённо покрутил головой и хотел уже уйти обратно в комнату, когда взор его упал на серые крошки и кусочки, отколовшиеся от прилетевшего нежданчика.

— Ну, вот. Ещё и насорили, — пробормотал он, намереваясь аккуратно смести мусор с уступа ногой, по-прежнему держа в руках свою драгоценность. И вдруг замер.

На самом краю террасы, серым пятном выделяясь на янтарного цвета плитке, лежал небольшой осколок, напоминающий крыло птицы. Даже нет. Это и было крыло птицы, только высеченное словно из самого обычного серого бута, зато с тонкой и подробной проработкой всех его меленьких пёрышек…

— Что ещё за?.. Быть не может…

Молодой скульптор присел на корточки возле камешка и несколько секунд не сводил с него глаз. Затем перевёл взгляд на голову, которую продолжал придерживать одной рукой, и потянулся к окулярам у себя на носу. Но тут словно что-то остановило его руку, неосознанно сжав кулак. Даниил вдруг вздрогнул. И тут же почти бегом бросился в комнату, на ходу пристроил на стол голову Медузы, скатился кубарем вниз по лестнице и вылетел во двор. Буквально минута — и в траве под пальмой его мечущийся взгляд наткнулся на маленькую птичку, ту самую, взъерошенную и забавную, которая так доверчиво смотрела бусинами глаз на человека с кованных перил террасы всего каких-то пять минут назад. А теперь серым камнем замерла на яркой изумрудной траве, искалеченная, разбитая на кусочки. Мёртвая.

Откуда-то из глубины сердца вынырнула и быстро и уверенно потекло по телу то чувство, которое замораживает и обездвиживает всё тело в момент, когда на тебя на бешенной скорости летит автомобиль, и ты отчётливо понимаешь, что вот уже через секунду эта железная махина размажет твои мозги по асфальту. И в этот миг мозг от затопившего его страха и чувства неизбежности тоже словно отказывает, а весь мир смазывается и расплывается, теряя своё многоцветье и чёткость. И только бесчисленные оттенки серого окружают тебя, будто тело уже снесло куда-то на десятки метров прочь, а душа так и осталась стоять на месте, вдруг очутившись в особом призрачном мире, куда попадают и где остаются все мгновенно потерянные души прежде, чем отправиться в последнее, самое важное путешествие.

«Олеся!» — прошило его.

Даниил не помнил, как взбежал на второй этаж своего временного жилища, не помнил, как остановился перед замершим на столе камнем. В его мозгу крутилась и непрестанно повторялась всего одна фраза: «Этого не может быть!» Плохо соображая, он перевёл взгляд на едва видимую из-за стены вытянувшуюся на нагретом камне спящую собаку. Мужчина снова взял в руки голову, снял рабочие очки, подумал и, следуя своей догадке, нацепил на нос солнечные. Потом спустился во двор, подошёл к калитке и, скрывая каменный осколок за оградой, осторожно открыл створку.

Животное сразу же открыло глаза и приподняло голову.

— Не бойся! Не бойся! — дрожащим голосом произнёс Даниил, выставив ладонь вперёд. Старый, привыкший к многочисленным туристам пёс сначала неуверенно шевельнул хвостом, спросонья не понимая, почему вдруг лапам так захотелось броситься наутёк от этого вроде бы абсолютно обычного двуногого, от которого так отчётливо пахнет опасностью. И ощутив этот ни на что не похожий запах, собака зарычала. — Ну-ка, что ты об этом думаешь? — тем временем произнёс человек, собираясь вытащить из-за спины какой-то предмет. Но едва животное увидело то, что показывал ей человек, как оно дико взвизгнуло и, сперва неуклюже подгребая ещё непослушными со сна лапами, кинулось прочь.

Судьба сыграла злую шутку с мохнатым жителем древнего Аргоса. Отбежав на несколько шагов, пёс всего на секунду обернулся, чтобы убедиться, что древний ужас не преследует его, но и этого хватило. Следующий шаг дался ему невероятно тяжело. А затем он вдруг понял, что больше не может ни двинуться, ни даже вздохнуть. И тогда маленькое перепуганное существо, живущее глубоко внутри старого кобеля́, привыкшего к свободе и такому яркому и горячему солнцу Греции, жалобно и обречённо заскулило, объятое ужасом и моля о помощи, но никто уже не услышал этого плача.

Глядя на окаменевшее у него на глазах и по его вине животное, мужчина почувствовал, как горло его сжал и мгновенно высушил дикий спазм. Он пытался протолкнуть в свои лёгкие хотя бы один глоток воздуха, но тщетно. Его сердце вдруг подскочило к самому горлу и попыталось выпрыгнуть наружу прямо через него, намереваясь бежать, бежать куда угодно, лишь бы подальше. Руки мелко затряслись, а ноги подломились, когда человек наконец осознал, какое «сокровище» нашло его там, в тёплых водах у берегов древнего Кипра. Теперь мужчина понял, в чём тайна этой статуи. Неизвестный мастер не оставил в ней частичку своей души, нет. Ведь она была живой изначально, до того, как стала осколком. Она ждала тысячи лет, пока нога Даниила не попала в её силки. И тогда он своими руками вытащил смерть из её мрачного царства в этот мир. Древнее чудовище, способное убивать одним взглядом. И в ту секунду, когда понимание этого накрыло его, мужские пальцы разжались, и голова горгоны упала на землю. Её прекрасный лик смотрел прямо в глаза мужчине, и удушливая паника утащила его на самое дно ужаса.

Даниил осел на землю, прислонившись спиной к ограде и обхватив голову руками. Его разум перебирал варианты уничтожения одного из самых страшных артефактов древней цивилизации. Забрать голову с собой в Россию у него по-любому не получится, значит нужно успеть избавиться от неё до отъезда. Можно было бы выбросить его обратно в море, куда-нибудь поглубже, туда, где уже точно никто не найдёт. Но никто не знает, что может прийти в голову какому-нибудь искателю приключений, напялившему на себя водолазный костюм. Закопать — тоже не выход. Здесь всё время кто-то что-то копает — начиная от археологов с их раскопками и заканчивая строителями и ремонтниками, роющими траншеи и котлованы под фундаменты, проводки и трубы. Нет, лучше раздробить, растереть в пыль, чтобы даже намёка на её существование не осталось. Только нужно выбрать время так, чтобы Олеся не знала, не волновалась лишний раз, чтобы не мучилась от… Олеся… Не мучилась…

Мужчина вздрогнул, перевёл взгляд на каменное изваяние пса и неожиданно тихо засмеялся.

— Ну, конечно! — воскликнул он спустя минуту. — Какое же это проклятье? Это наше спасение!

Всё ещё подхихикивая, он поднялся на ноги, подобрал свой трофей и, небрежно держа его за один из змеиных извивов, зашёл во двор и хотел уже закрыть дверь, когда снова уткнулся взглядом в статую «бегущей» собаки. В сердце кольнуло. Даниил положил голову горгоны лицом на траву, медленно подошёл к камню, присел и осторожно погладил животное по неподвижной голове, окаменевшей шерсти. Да, эксперимент удался… Стало больно и противно. Больно из-за бессмысленности этой смерти. Противно, потому что он был ей виной.

Боковым зрением молодой человек заметил движение. Обернулся и увидел идущую по дорожке пожилую пару. Они держались друг за друга, наслаждаясь солнцем и покоем, накрывшими сонную улицу, словно тёплым куполом.

— Даня! — донёсся со двора голос Олеси. — Тебя к телефону!

— Иду! — торопливо откликнулся он. Потом так же спешно обхватил руками статую, с натугой поднял и пояснил озадаченно глядящей на него чете, направляясь домой: — Хотел вот улицу украсить. Хорошо ведь получилось… — И прежде, чем закрыть ногой калитку, добавил: — Передумал…

Во дворе мужчина пристроил изваяние за раскинувшей жёсткие ветви бочкообразной финиковой пальмой, так, чтобы не бросалось в глаза. Затем подхватил голову Медузы и осторожно вошёл в дом. Сначала нужно всё приготовить, выбрать момент и поговорить с любимой. И она обязательно согласится. Ведь лучше стать кусочком вечности, чем медленно умирать от чёрной гнили. В этом Даниил даже не сомневался.

— Милая, — позвал он с нижней ступени ведущей на второй этаж лестницы, — не хочешь перекусить?

— Не против. — Девушка показалась в дверном проёме и улыбнулась. — Только давай не дома. И ещё очень хочется на Ла́рису взглянуть…

— На Ларису? — не понял Даниил.

— Ага, крепость, которая на холме. Сходим?

— Съездим, — уточнил мужчина, хватаясь за мгновенно пришедшую в голову мысль. Ну, конечно! Древняя крепость, древний артефакт, который принесёт спасение им обоим. Ей — от болезни, ему — от боли. Похоже, это знак свыше, не иначе! Они украсят собой эту землю, которая за много веков до их рождения подарила им шанс на вечность вдвоём. И это будет правильно. Это будет справедливо...

— Опять со своей головой носишься, — внезапно укоризненное замечание подруги выдернуло его из раздумий. Даниил опомнился и прижал каменной лицо чудовища к своему телу, чтобы мёртвый взор случайно не встретился раньше времени с голубыми глазами Олеси. Но уловив этот дёрганный жест, та остановилась на верхней ступеньке и внимательно вгляделась в мужчину. — Даня, с тобой всё в порядке? — Он оглянулся по сторонам и кивнул. А девушка, осторожно придерживаясь за перила, спустилась вниз: — Мне от твоего выражения лица вдруг стало не по себе. — Она прикоснулась к смуглой щеке любимого, а затем осторожно сняла с его глаз затемнённые стёкла. — Точно ничего не случилось?

Даниил вздрогнул и огромным усилием воли заставил себя не вырвать очки из пальцев подруги. Лишь проследил за ними взглядом и сильнее вжал в живот каменную смерть.

— Всё хорошо, — коротко бросил он. — Собирайся. Сейчас пойдём. Я только позвоню…

— Телефон на столике наверху, — уже в спину взбегающему по ступеням мужчине сказала Олеся. — И тебя Димитрис искал.

— Отлично. Он-то мне и нужен.

Первым делом, влетев в комнату, Даниил зажмурился и наощупь убрал голову обратно в сумку, обмотал её её же лямкой, чтобы она случайно не раскрылась, засунул получившийся свёрток в свою дорожную спортивку, потеснив болтавшиеся там покрывало, воду и объёмный ридикюль с лекарствами и только после этого облегчённо выдохнул, опираясь руками о стол. Перед глазами оранжевыми лужами расплывались круги напряжения. Сквозь них на столе медленно проявлялся чёрный прямоугольник телефона. Мужчина взял его в руки, хотел вывести на экране нужный номер, но обнаружил, что непослушные пальцы старательно выбивают чечётку. С третьей или четвёртой попытки в трубке лениво зазвучали гудки вызова.

— Алло, Димитрис…

— Да, здравствуй, Даниил, — почти сразу откликнулся грек. И голос его был напряжённым и, кажется, даже напуганным. — Извини, сегодня я приехать не смогу. У меня здесь чертовщина какая-то творится.

— Что-то серьёзное?

— Люди пропали, туристы…

— Так. Хорошо. А ты тут с какого бока нарисовался? Ты же специалист по древнему искусству, а не полицейский, — попытался понять происходящее Даниил, и вдруг какая-то мысль царапнула его изнутри.

— А вот тут и начинается самое странное, — начал объяснять грек. — Они не вернулись в отель вчера вечером. А сегодня утром на скалах в южной бухте недалеко от Сели́но нашли пляжную сумку с телефоном, и рядом волнами прибило к берегу женскую шляпу. И телефон, что удивительно, работал. Но когда выяснилось, что он принадлежит одной из пропавших, у других невернувшихся трубки оказались вне доступа. И знаешь, почему? Потому что обе оказались на дне моря, как раз у той самой бухты.

— Я всё равно не понимаю, как ты вписываешься в эту историю! Ну, повыкидывали люди спьяну свои телефоны, — непонимающе сказал молодой человек и замолчал. Ему вдруг вспомнилась отчаянная троица, добравшаяся вчера утром до самого края скалистого мыса. И пьяными они точно не были, иначе даже на карачках туда бы не доползли. Может, речь всё же не о них?..

— Я ещё и действующий профессор в университете в Солониках. И общаюсь со многими молодыми скульпторами… — пробурчал Димитрис. — Ты не знаешь главного: где нашли эти два недостающих сотовых.

— Ты же сам сказал — в море, — рассеянно произнёс Даниил, а в голове его одна за другой всплывали картины последних дней.

Вот они с Олесей неспеша идут по пропитанным солнцем цветущим улочкам Гитио, с пускаются к морю, и случайный солнечный зайчик, отразившись от воды, вспыхивает сгорающий звездой на мокрых ресницах девушки. Тогда молодой человек пообещал положить к её ногам всю невероятную бирюзовую бесконечность Средиземноморья. В шутку. Но через несколько дней они уже отплывали на яхте из пропахшего солью порта. Олеся улыбалась, но в глазах её, глубоко, на самом дне, ему всё равно мерещилось чёрное ожидание…

Вот Даниил поднимается на борт, отмахивается от промчавшейся совсем рядом с лицом птицы и идёт со своей находкой на нос судна, где ждёт его возлюбленная. Они вместе рассматривают каменное сокровище, которым поделилось с ними море и само время. Ослепительное солнце не позволяет глазам хоть на миг избавиться от оберегающих их затемнённых стёкол. А там, на камнях скалистого берега цветными манекенами замерли люди. Или уже нет…

И наконец, последним кусочком в этом калейдоскопе стал старый уличный пёс, окаменевший прямо на глазах у мужчины…

— Не просто в море, — откуда-то словно издалека по-прежнему доносился возбуждённый голос пожилого грека, — а в вещах, надетых…

— …на каменные статуи, — вдруг, сам ещё не веря в то, откуда он это взял, закончил за друга Даниил и прикрыл дверь в комнату, чтобы не беспокоить разговором ждущую внизу девушку. На другом конце «провода» повисла тишина.

— В-верно… — растеряно прозвучало в трубке. — Откуда ты…

— Я нашёл настоящую голову Медузы горгоны, — спокойным голосом ответил молодой человек. Однако спокойствие далось ему не легко. Он вдруг понял, что, пусть и случайно, но из-за него погибли люди. А значит, голова должна быть уничтожена во что бы то ни стало.

— Вот это совпадение! — Растерянность профессора сменилась изумлением. — Где? Она в хорошем состоянии? Хоть приблизительно, насколько древняя?!.. Ладно, как только управлюсь здесь, обязательно примчусь к тебе. Хочу лично увидеть это чудо…

— Димитрис, — перебил его Даня, — я нашёл голову настоящей Медузы, понимаешь? Вчера у южного побережья Крита я достал её со дна моря. Она лежала в примитивной кожаной сумке, и эта сумка после высыхания даже не деформировалась… Больше того, если хочешь, я даже постараюсь припомнить, в какие цвета одеты найденные там же статуи, потому что собственными глазами видел их на береговом щупальце Крита. Вот только я не уверен, что тогда они ещё были людьми. И знаешь, почему я так уверен том, что говорю? — Голос его сорвался на хриплый сдавленный сип. — Потому что пять минут назад абсолютно здоровая и живая собака в десяти шагах от меня вдруг превратилась в камень! В кусок, мать его, серого строительного бута! Твои статуи ведь тоже, я уверен, высечены из этого простейшего облицовочного материала? Только в мельчайших подробностях высечены, верно? Хотя мы с тобой оба знаем, что такое с этим булыжником сделать в принципе невозможно! А оно вон, чудо скульптуры, стоит у забора за пальмой, чтобы людей не пугать…

— Даня, ты что-то принял? — после паузы вкрадчиво вопросил грек. — Ты не думай, я всё понимаю — море, отдых, прекрасная спутница. Хочется немного расслабиться. Только знаешь, ты пойди сейчас…

— Ыыыыы! — в бешенстве взвыл молодой человек. — Слушай, профессор, море, отдых… Моя, как ты выразился, прекрасная спутница умирает!

— Что?!

— Не важно! Важно, что ей осталось всего несколько месяцев! И я — её единственная опора, сиделка и компаньон! Как думаешь, сейчас я могу себе позволить расслабиться?!

— Даня, я… я не знал, — сдавленно произнёс Димитрис. — Но ты пойми: то, что ты говоришь — безумие! Как и попытка в это поверить!

— Я понимаю, — Даниил устало прикрыл глаза рукой. — Но всё же она настоящая. Я чуть не рехнулся, когда это осознал. И я ума не приложу, откуда она взялась здесь.

— По одной легенде, голову Медузы захоронили, кстати, в Аргосе, где-то под тамошним акрополем, — машинально вставил грек свои пять копеек в складывающуюся мозаику.

— Вот и я о чём, — поддержал молодой человек. — Хотя даже само существование её в нашей реальности невозможно…

— …Но, — неожиданно продолжил свою мысль Димитрис, — по другой — Персей бросил её в море. А по третьей вообще отдал богам. А уж что они с ней сделали, известно было только им одним… Постой! — вдруг всполошился он. — Но если она настоящая, то почему ты до сих пор жив?!

— Насколько я понял, это работает только в случае прямого взгляда. Зеркала, очки, даже солнечные — и её чары бессильны. Вспомни сказания: Персей тоже смотрел на неё через отражение в своём щите. Хотя… Персею явно повезло как утопленнику… Хотел бы я посмотреть, как он попытался отрубить голову движущемуся врагу, ориентируясь на мутные перекатывающиеся отражения в тогдашнем щите.

— Я тоже думаю, что там определённо был не щит, — против воли усмехнулся грек. — Но основная концепция, выходит, была верна?

— Выходит, что так.

— А одежда, вещи попавших под её проклятье людей? Знаешь, они не окаменели. Ты не представляешь, насколько жутко это выглядит — каменные люди в одежде живых. И это не манекены, потому что слишком настоящие. И в глазах ужас такой, кажется, сейчас закричат… Там даже волосы, будто только пылью присыпанные, поверх одежды спадают и на несуществующем ветру развеваются. Мороз по коже… Мда, видимо, окаменению подвергается только органика. И та немгновенно…

— Скорее всего да. И потому я прошу тебя о помощи. Поклянись всем самым дорогим для тебя.

— Всё, что угодно! — горячо пообещал Димитрис. — Я найду лучшую лабораторию, подыщу надёжных…

— Ты, — внезапно резко перебил его Даниил, — уничтожишь её.

— Кого?

— Голову. Ты уничтожишь её.

— Что? — в очередной раз поразился профессор. — Как? Как ты можешь такое просить? Это же величайшее открытие в истории!

— Это — смерть, выползшая из вашего греческого тартара! — рявкнул молодой человек. — Из-за неё уже погибли трое! А сколько загадочных и необъяснимых исчезновений может ещё случиться с её помощью! Как думаешь, мало найдётся людей, которые захотят упустить из своих потных ладошек такое могущество?!

— Можно хотя бы мне исследовать её, самому? — взмолился грек, и Даниил скрипнул зубами, понимая, что если не позволит уломать себя хотя бы на это, то этот чокнутый профессор вообще откажется воплощать в жизнь его планы. А это ему уже совсем невыгодно.

— Хорошо. Только кроме тебя никто больше не должен видеть её вживую. А если уж тебе так невтерпёж, я думаю, даже осколок от неё даст тебе для изучения предостаточно информации… Но я заклинаю тебя! Ни в коем случае не смотри на неё открытым взглядом!

Олеся устроилась внизу в кресле-качалке и ждала, когда же её спутник наговорится и соизволит составить ей компанию. Со второго этажа слышался приглушённый голос Дани, то спокойный, то раздражённый. Один раз он, кажется, даже прикрикнул на своего греческого друга, и девушка поморщилась. Всё же Димитрис был старше её возлюбленного и повышать на него голос было несколько невежливо, но… Они друзья, и это их дело, как они между собой общаются. К тому же Даниил, как и большинство людей искусства, был несколько эмоционален. И из-за своей болезни девушка уже начала забывать об этом. Как и о том, каким голодным неприкрытым желанием могут сверкать его глаза. И каким несдержанным и горячим он может быть с ней. И какое удовольствие ей доставляет купаться в его прикосновениях и видеть, чувствовать, как, вознося её к небесам, он, будто амброзией, вместе с ней упивается подхватившим их наслаждением…

Олеся закрыла глаза, улыбнулась и сладко потянулась. Но вдруг застыла. Она прислушалась к своему телу, к себе. Странно. Что-то в ней изменилось. Девушка по-прежнему чувствовала усталость и слабость внутри, но как-то иначе. Как если бы её организм сам каким-то чудом переборол пожиравший его недуг и теперь облегчённо вздыхал, собираясь с силами, чтобы вернуться к жизни. А для этого он настойчиво требовал у разума всего, чего долгое время был лишён и что теперь было необходимо — солнца, вкусной еды, движения и ощущения огня в венах. Огня, который всегда загорается на двоих. Но ведь таких чудес не бывает! Или бывает?..

Последний приступ был у Олеси три дня назад. И пусть морской воздух и, наверное, смена окружения делают всё же своё благое дело, снижая интенсивность и продолжительность, да и частоту накатывающей волнами боли, но трёхдневный перерыв — это достижение! А уж чтобы она, как вчера, уже вцепившись в мозг, вдруг без малейшего лекарственного вмешательства попросту исчезла — такого вообще никогда прежде не случалось.

— А если это всё-таки чудо? — едва слышно выдохнула девушка и почувствовала, как быстрее забилось сердце, окрылённое надеждой.

Улыбка на её лице стала увереннее. Скоро она всё узнает. И расскажет Дане. И он, наконец, тоже улыбнётся и вздохнёт спокойно. И они будут счастливы. Боже, как же счастливы они будут!..

— Идём? — Заботливый голос друга раздался от лестницы. Олеся вздрогнула и обернулась. — Испугал? Прости…

— Нет-нет, я просто задумалась. — Она поднялась и шагнула навстречу. Молодой человек был одет в светло-серую тенниску, так красиво оттенявшую его загорелую кожу и тёмные волосы. Через плечо висела объёмная спортивная сумка, которая была явно великовата для одних только лекарств, но Олеся не стала заморачиваться этим. В конце концов, она ведь не в курсе, о чём её спутник договорился со своим греческим другом.

— Может останемся дома? Отдохнёшь, — предложил Даниил, но девушка решительно тряхнула головой:

— Хватит, наотдыхалась. Пора навёрстывать упущенное.

Молодой человек напряжённо всматривался ей в лицо, словно искал что-то важное и не находил.

— Лесь, ты странная…

«Не страннее тебя», — подумала Олеся, вспомнив недавние дёрганые объятья своего мужчины с каменной головой.

— …и скажу честно, мне это не нравится. Что с тобой не так?

— Ничего, — как можно более убедительно пожала плечами та.

— Ага. А меня не покидает мысль, что твоё «ничего» очень скоро обернётся чем-то, что мне совсем не понравится. Так что колись: что происходит?

— Знаешь, думаю, это будет для тебя сюрприз. Да и для меня тоже… — По какой-то необъяснимой причине, Олеся была уверена, что теперь всё изменится. Её тонкие пальцы бессознательно нашли прохладную гладкость кровавого камня в металлической оправе кольца, и настроение улучшилось. Хотя, казалось бы, куда уж лучше…

— Леся…

Девушка взяла за руку своего возлюбленного и потянула за собой.

— А сейчас я хочу гулять. И чувствовать солнце на лице. И ещё попробовать, наконец, настоящую мусаку. Идём же! А то всё не успеем!

До крепости они добрались, когда солнце уверенно катилось к закату. Это и к лучшему, потому что последние лоскуты зноя, укрывавшие землю, им посчастливилось переждать под солнечными зонтиками уличного ресторанчика, где они отдали должное истинной греческой кухне; гуляя в тени скверов и сокрытых от яростных лучей улочек, в уютных лавочках, ярких и будто пропахших осознанием величия своей истории. А после какой-то улыбчивый молодой грек довёз их до внешней стены венчавшей холм крепости и на ломанном английском постарался объяснить, что после захода солнца им лучше всё же быть у подножия холма. Вид на крепость Лариссу будет волшебный...

Всё это время Олеся словно не могла надышаться окружавшей её жизнью. Она то и дело показывала спутнику то на одно, то на другое, и глаза её светились от восхищения. Даниил же напротив был собран и сдержан. Он тоже улыбался, глядя на девушку и кидая быстрые взгляды туда, куда указывала тонкая рука Олеси, но словно через силу. И как бы она не старалась растормошить и успокоить возлюбленного, просто наслаждаться всем увиденным ему не удавалось.

Проказливо оглядываясь по сторонам, девушка потянула Даниила к воротам, и тот последовал за ней. Внутри весь двор строения зарос травой. Она росла между обломками стен, вокруг осыпей, внутри полускрытых спусков куда-то под землю, которые, возможно, некогда были началом подземных ходов или подвалов. Молодой человек ещё крутил головой, цепляясь взглядом за такую непохожую друг на друга, однако плотно соседствующую кладку стен, когда его окликнула Олеся:

— Даня, ну, идём же!

Она стояла на полуразрушенных ступеньках, ведущих на стеновой гребень, одной рукой придерживая укрывавшую её от солнца шляпку, а другую протягивая ему. Молодые люди вместе поднялись наверх, и тут даже у парня перехватило дыхание от той красоты, которая развернулась перед ними.

Древние склоны, изумрудные, ещё не сожжённые солнцем, разрисованные причудливым серпантином дороги и местами выступающими из их зелени высушенными ветром серыми грудами камней, почти в самом низу тонули в малахитовой с проседью пене оливковых рощ, перемежающихся с высокими пиками словно взлетающих к небесам кипарисов. Далее, кажущийся с такой высоты молочно-розовым морским ракушечником, пригрелся в их тени сонный Аргос. Он лежал на зелёном полотне широкой долины, расшитой красным и белым горохом объятых цветеньем полей, а впереди, в туманной пригоршне холмистых берегов голубело море.

Олеся медленно опустилась на камни, обняла колени и молча смотрела в даль.

— Леся, — молодой человек присел рядом и обнял её за плечи, — всё хорошо?

Она так же медленно кивнула и прошептала:

— Просто красиво…

Даниил поцеловал девушку в висок, обнял ещё крепче и тоже замер.

Время словно обтекало сидящих в обнимку людей. В тот момент для них оно остановилось, сжалось в песчинку и стало неважным, так надёжно оградило их от всего мира, что они потеряли ему счёт. И золотое око почти коснулось дальних гор, когда двое, наконец, поднялись на ноги и, не размыкая пальцев, спустились со стены.

— Олесь, — негромко позвал Даниил, и девушка обернулась. — Я хочу, чтобы ты знала: ты очень дорога мне, и я…

Всего лишь один шажок, сделанный навстречу его возлюбленной, всего одно касание нежного поцелуя раскололо и стёрло всю заготовленную молодым человеком речь, все его неопровержимые доводы в пользу вечности вдвоём. Увесистая сумка соскочила с плеча, и он, поставив её на землю, прижал к груди своё самое дорогое сокровище.

— Я знаю, — оторвавшись на мгновенье от его губ, прошептала Олеся. — И я очень счастлива…

— Счастлива?.. — непонимающе поднял брови парень. — Но… А потом? Что потом? Неужели тебе не страшно?

— Нет, — она прижалась лбом к его плечу. — Мне уже ничего не страшно. Я абсолютно уверена, что всё вот-вот закончится.

— Но я не хочу, не могу тебя просто потерять! — отчаянье затопило Даниила. — Не хочу, чтобы твоё тело закопали где-то среди десятков незнакомых могил! Мне нужно, чтобы мы всегда были рядом! Пусть даже в камне, но рядом!

— Что?

— И я знаю, как это сделать! — Он порывисто схватил девушку за плечи, отчего она вздрогнула и отшатнулась. — Та голова, помнишь, которую я нашёл в море? Она живая! Она действительно может обращать всё в камень! Я проверял! И тебе больше никогда не будет больно! Ты навсегда останешься такой, как сейчас!

— Даня… Данечка… — Олеся пыталась осторожно высвободиться из крепких объятий. Ей было страшно. Да что там! Её трясло от осознания непоправимого. За надвигающейся опасностью своему существованию девушка не увидела, как боль и безысходность сломали тонкий, восприимчивый к происходящему вокруг него разум молодого скульптора. И сейчас из широко раскрытых так любимых ею серых глаз, из черноты зрачков, почти полностью перекрывающих радужку, на неё скалилось изуродованное слишком долгим напряжением и ожиданием горя безумие.

— Тебе будет страшно вначале, но я буду рядом с тобой. Я не брошу тебя и пойду следом. Обещаю! Мы перехитрим эту чёртову болезнь, обведём вокруг пальца, оставив без десерта! Минуя боль, вместе ступим в иной мир!

— Даня, любимый, послушай меня! — попыталась достучаться девушка до всё глубже уходящего во тьму сознания молодого человека. — Мне это больше не нужно! Мне стало лучше!

— Нет! Ты не понимаешь! Это всё ложь, обман! Это только мираж на пороге смерти!

— Даня!!! — Олеся изо всех сил рванулась в его руках, и он, на миг оглушённый слишком громким звуком её голоса, разжал пальцы.

Секунду девушка пыталась восстановить дыхание, потирая нежную кожу плеч там, где только что, сминая мышцы, стискивали её жёсткие руки мужчины. Мир вокруг них будто онемел. И только ветер, глухо подвывая, испуганно метался среди старых стен.

Неожиданная трель разорвала тишину. Олеся вздрогнула и, с трудом выныривая из происходящего наяву кошмара, узнала в звуке пиликанье своего телефона. Она торопливо полезла в задний карман хлопковых шортиков и взглянула на экран. Сообщение было на русском языке, и отправили его из медицинского центра в Афинах. Едва не теряя сознание, девушка открыла письмо и, глубоко выдохнув прочитала послание. Но осознав, что от волнения не поняла ни слова из написанного, прочла снова, медленно, как маленькая, складывая слова и боясь ошибиться. Смысл письма нехотя вплыл в раскачивающееся сознание, и Олеся на секунду остолбенела. А потом издав какой-то смятый крик кинулась на шею по-прежнему не шевелящемуся мужчине.

— Я… Я… — Слова не желали покидать её горло. Они толпой застряли внутри, упираясь руками и ногами. А по щекам катились безудержные слёзы.

Даниил осторожно забрал из пляшущих рук подруги телефон и вчитался в сообщение. А следом лицо его побледнело, как если бы его мелом вымазали, и остановившийся взгляд уже не видел ничего, кроме двух таких важных слов.

«Результат отрицательный».

Серебристый гаджет рыбкой сверкнул в воздухе и нырнул в зелёное травяное море у его ног.

— Ты… не больна?.. — просипел молодой человек, пытаясь понять происходящее. И девушка мелко закивала, заглядывая ему в лицо и пытаясь хоть немного сдержать рвущиеся слёзы безумной радости и облегчения. — Но… как?!

— Это всё он… — сдавленно выдавила она, вытирая ладонями мокрые щёки и поднося к лицу Даниила руку с карминовой капелькой коралла на пальце. — Помнишь легенду о крови горгоны?.. Я поняла, как… Как он активируется… Он спас меня…

— Но вдруг это ошибка?.. — неуверенно произнёс тот.

— Нет! — Олеся в ужасе отшатнулась от возлюбленного, почти физически, как удар, ощутив боль от такой возможности. — Нет! Я чувствую, что её больше нет! Что я свободна! Это не ошибка! Они пишут, что ошибки быть не может!

— Но… тогда получается, что я… чуть не убил тебя… — прошептал парень. — Я чуть не обратил тебя в камень…

Услышав эти слова, девушка резко пришла в себя и, на миг закрыв рот руками, быстро шагнула вперёд и обняла ладонями его восковое от бледности лицо.

— Данечка, милый, это неправда! Она не настоящая! Ты просто устал! — Молодой человек обречённо закрыл глаза и попытался покачать головой, но неожиданно сильные пальцы девушки удержали его. — Мы же вместе смотрели ей в глаза, вспомни! И мы оба живы!.. Это просто осколок, часть от какой-то давно утерянной статуи! Просто камень!.. Даня, прошу тебя, вернись ко мне…

Но Даниил всё же отвёл руки любимой:

— Мы смотрели не на неё, а на стёкла очков, за которыми она находилась… — и отвернулся, продолжая шептать: — Я чуть не убил тебя…

Олеся потерянно смотрела на ссутулившиеся плечи парня, на то, как его фигура тяжело опускается на землю спиной к ней, и длинные пальцы творца оплетают голову, теряясь в тёмных волосах. И внезапно девушка поняла, что единственный способ вернуть возлюбленного в эту действительность — это доказать, что он ошибается. Немедленно. Прямо здесь и сейчас.

— Так. Ладно. Хорошо. Смотри сам. — И решительно подошла к сумке. — Она ведь у тебя тут, да? Ты везде её с собой таскаешь…

Резкий звук раскрываемой молнии не сразу привлёк внимание Даниила. Он, казалось, целую вечность продирался через густую жижу опутавшей мужчину апатии. И когда молодой человек наконец-то обернулся и взвился на ноги от увиденного, в глазах его потемнело.

— Леся!

Девушка стояла рядом с раскрытой спортивкой. Чуть в стороне валялась отброшенная в спешке старая сума́. Тонкие руки сжимали увесистую каменную голову. И голубые глаза напряжённо вглядывались в лицо древнего чудовища. Но удивительным было то, что они не теряли своей голубизны. И золотистые волосы тоже по-прежнему чуть заметно играли на ветру. Её сосредоточенный взгляд выжидательно переместился на молодого человека, и в следующую секунду он услышал совершенно живой, немного раздражённый голос:

— Видишь? Ничего не происходит. — Олеся указала на себя глазами. — Я говорю, двигаюсь и дышу, как и раньше. Видишь? — Даниил не веря приблизился к своей женщине, прикоснулся к тёплым плечам, к лицу, пропустил по ладони прядь шелковистых волос. — Теперь ты мне веришь? Это — только камень.

Молодой человек дотянулся до нежных губ и прошептал:

— Прости…

Его пальцы перехватили холодные изгибы изваяния, избавляя руки девушки от его тяжести.

Олеся выпустила голову и ещё раз опустила взгляд на красивое неживое лицо. Наверное, сказывалось нервное потрясение или так сыграла вечерняя тень, но в тот момент, когда её возлюбленный поворачивал мечту любого музея к себе, девушке вдруг показалось, что взгляд статуи задержался на ней, а каменные губы едва заметно изогнулись в кривой усмешке. В эту минуту Олеся отчётливо поняла, почему разум мужчины дал сбой. По спине пробежал холодок, и внезапно необъяснимо захотелось остановить время и не дать ему закончить движение.

— Д… Даня… — нерешительно пролепетала девушка, но тот лишь печально улыбнулся ей и, закрыв глаза, глубоко вздохнул.

— Прости меня. Я не знаю, не могу объяснить, что на меня нашло. Наверное, правда очень устал. — Тихая улыбка неожиданно осветила его лицо. — Ты не представляешь, как я рад, как счастлив, что ты здорова. И для меня неважно, что это — чудо, древняя магия или ещё что. — Даниил в безотчётном желании опереться хоть на что-то поднёс голову чудовища к лицу и прижался лбом к ужасному челу́. А потом вдруг зло выплюнул: — Будь проклят этот булыжник!..

И тогда внутри его черепа внезапно прозвучал знакомый до дрожи голос:

«Посмотри на меня!»

Молодой человек напрягся всем телом и резко распахнул глаза, уткнувшись взглядом в удерживаемое им вплотную лицо окаменевшего чудовища. И ему вдруг показалось, что оно тоже взглянуло на него, сверкнув холодным, каменным, проникающим, казалось, в самое сердце, взором.

Поражённый столь нелепой, невозможной мыслью своего только что вынырнувшего из бездны сознания, Даниил хотел отшвырнуть голову горгоны, но неожиданно почувствовал, что не в состоянии не только сдвинуться с места, а даже просто разжать пальцы. Его ноги словно вросли в землю, как и молчаливо возвышающиеся вокруг стены, а следом неведомая сила парализовала всё его тело. «Этого не может быть!» — мелькнуло в голове у мужчины, когда он, наконец, осознал, что происходит. И дикий, первобытный ужас овладел им. Даниил хотел закричать, но уже не смог. Последнее, что он почувствовал в своей земной жизни, было скользящее прикосновение холодных чешуйчатых змеиных тел. Они обвивали его руки, плечи, шею, даже голову, как если бы это были длинные волосы его возлюбленной, танцующие на ветру в минуту долгого поцелуя. И ещё где-то, уже очень далеко, внезапный полный отчаяния и ужаса женский визг прорвал опутавшее его исчезающую искру существования шипение. Он полоскался там, за пределами обступившей человека тьмы, с каждой секундой становясь всё тише, пока не растворился в бесконечном одиночестве. Том самом, которое хуже самой смерти…

Белый свет многочисленных рамп, расставленных по периметру древних стен, бесшумными фонтанами взметнулся в медленно темнеющее вечернее небо. Он украсил старую крепость снежно-призрачными соцветиями, издали напоминавшими лилии, вплетённые в волшебную корону, приподнял над землёй и заставил пари́ть, рождая в сердцах всех, кто мог сейчас это видеть, немой восторг. Люди, открыв рты, смотрели на словно плывущее в вышине чудо иных миров и невольно улыбались. И сразу же из их разума стирались чужие боль и горе разбитого сердца, всего секунду назад неосторожно выплеснутые криком в этот прекрасный мир. В мир, где словно в свете софитов, стояло теперь странное и одновременно жуткое изваяние мужчины, невесть каким образом облачённого в обычные лёгкие брюки и светлую тенниску, которые мягкими складками ткани обнимали холодное каменное тело, и чью голову полностью поглотил огромный, удерживаемый в его руках клубок змеиных тел. А рядом у ног статуи лежала очень красивая, живая, но такая же холодная девушка. И это её сердце разбилось всего за секунду до того, как рядом с Аргосом родилось чудо…

Димитрис вернулся в Аргос ближе к полуночи. Разговор с Даниилом не выходил у него из головы. В то, о чём рассказывал греку молодой человек, было невероятно трудно, просто невозможно поверить. И он бы ни за что и не поверил в весь это бред, если бы своими глазами не увидел то, чего в принципе быть не может — «живых» каменных людей, одетых в человеческую одежду. Потому ему страшно не терпелось, буквально дыхание перехватывало от желания взглянуть на смертоносный артефакт, который ещё вчера считался лишь мифом, древней легендой исчезнувшей цивилизации. А сегодня, словно в насмешку над всеми законами необратимости ушедшего времени, он вернулся в мир настоящий. В наш мир. Мужчина, находясь под впечатлением от подобной новости, грешным делом даже прикупил в попавшемся на глаза зоомагазине белую мышь, чтобы сразу удостовериться, так сказать…

Ночь ещё не до конца залила своей глубиной гаснущее небо — далеко на западе тоненькая малиновая полоса заката упрямо не желала тонуть в волнах её прилива цвета индиго. Ветер ласковыми касаниями остужал нагретую дневным зноем землю, крыши домов, переплетающиеся ленты улиц. И оглашенные цикады, стараясь превзойти друг друга, громко скрипели над засыпающими садами и парками.

— Возможно, в такую ночь они ещё не спят… — пробормотал Димитрис, словно оправдываясь перед самим собой, и, закрыв машину, поставил клетку со зверьком на капот и достал из кармана сотовый телефон.

Длинные гудки в трубке упорно раздували пламя его любопытства, но соединять хозяина с так невовремя загулявшим или уснувшим русским всё же не собирались. Досадливо поморщившись, пожилой грек подхватил снующую по своему временному жилищу потенциальную жертву горгоны и, перебирая другой рукой ключи, через просторный обсаженный зеленью двор направился к дому.

Вдруг серенаду ночи нарушил требовательный телефонный звонок. Мужчина взглянул на экран и торопливо нажал на соединение.

— Даниил, прости, что так поздно. Я только приехал… — начал он оправдываться и вдруг изумлённо замолчал.

В трубке отчётливо послышались женские всхлипы. А после дрожащий голос девушки, глотая рыдания, произнёс, мешая русскую и английскую речь:

— Прошу Вас, помогите…

— Кто это? — непонимающе воскликнул грек, с трудом, но всё же улавливая суть произносимого. — Олеся? Это вы? Что случилось?!

— Я не знаю! — сквозь слёзы выкрикнула она. — Не знаю…

— Где Даниил?!

— Здесь… Он здесь, но… Я, кажется, схожу с ума!.. Даня… Он окаменел!

— Что? — прохрипел Димитрис. Когда до него дошёл смысл услышанного, его затрясло. — Где вы?!

— В крепости.

— Где? — не понял мужчина.

— В крепости, здесь, на холме. Над Аргосом, — заикаясь и судорожно всхлипывая ответила девушка.

— Олеся, никуда не уходите, слышите? Я сейчас приеду! Мы всё исправим! — торопливо зачастил грек в телефон, бросаясь обратно к оставленному под навесом автомобилю. Но та разразилась ещё более горькими рыданиями. Димитрис про себя чертыхнулся, осознав, что последнее обещание он при всём желании навряд ли выполнит. — Я сейчас приеду! — повторил он в трубку и отключился.

Грек вскочил в машину. Перепуганный верещащий грызун вместе с клеткой претерпел жёсткую посадку на соседнем сидении. И яростно заревев, автомобиль сначала вылетел из отъехавших в сторону ворот, а после с буксами рванул по ночным улицам живущего своей собственной, независящей от солнца жизнью города и помчался в сторону холма.

Как он долетел до крепостных развалин, Димитрис не помнил. Как не сбил никого по дороге и не снёс в тартар ни одного столба или дерева — вообще не мог объяснить. Возле ворот он выскочил из машины и, зачем-то прихватив с собой очумевшую от заносов мышь, побежал к воротам.

Пожилой грек не был приверженцем чревоугодия, и тело его было довольно поджарым, хотя пропорциями Аполлона тоже не обладало. Но затопивший его страх, волнение и возраст заставили сердце бу́хать, как пушечная канонада, а кровь — шуметь в ушах горной рекой. Когда мужчина тяжело протопал воротную арку, грызун в мотающейся на бегу клетке, вцепившись всеми четырьмя лапками в металлические перекрестья прутьев и запрокинув мохнатую голову, зажмурился и тоненько верещал на одной ноте. Но Димитрис не обратил на зверушку ни малейшего внимания, потому что чуть не налетел на будто вышедшую из самых муторных кошмаров статую человека со спутанным змеиным клубком вместо головы. Грек протянул ладонь и коснулся окаменевшей руки, которую — тогда ещё сильную и живую — радушно пожимал всего две недели назад; скрытого мягкой тканью плеча. Хотел провести пальцами по некогда гибкому змеиному телу, но не осмелился.

— Друг мой, — дрожащим голосом прошептал он, — как же тебя угораздило попасть под косу́ её проклятья?..

И вдруг тихая английская речь зазвучал за спиной:

— Он не хотел… Он думал, что она ненастоящая. Это я убедила его в этом… Я… Я виновата во всём…

Резко обернувшись, Димитрис увидел девушку. Она сидела, прислонившись к стене у ворот, и в море окружавшего её со всех сторон яркого света её фигурка практически не имела тени и казалась нарисованной на камне. Взгляд безвольно опущенной на бок головы застрял где-то среди спящей травы.

— Олеся?

Даже не пошевелившись, девушка заговорила вновь. И с каждым словом на красивом личике всё отчётливее проступала затаившаяся внутри боль, пока не выплеснулась наружу, прокладывая мокрые дорожки на бледных щеках.

— Он сломался, а я не почувствовала… Последние два дня он был каким-то странным, но я думала, что это всё из-за его находки… — Медленный взгляд на свои пальцы. — Мне вдруг стало лучше, и я забыла обо всём на свете. А Даня… Он разгадал секрет этой твари, и решил помочь мне умереть, быстро и безболезненно… То есть нам. Он собирался уйти вместе со мной… А я не поверила… — Горькая усмешка. — Да в такое ведь невозможно поверить… Когда я посмотрела ей в глаза, ничего ведь не случилось. А его она буквально поглотила у меня на глазах! — Её голос сорвался на крик. — Эти… змеи, они вдруг зашевелились и поползли по его телу, словно перенося на него своё проклятье! Почему?! — Олеся в упор посмотрела на подошедшего и присевшего перед ней мужчину. И он не смог ответить на этот вопрос. Он никогда ни в одном из множества вариантов изложения мифа о горгоне не встречал ни слова об избирательности её проклятья. — Почему она не тронула меня, но забрала его?! Зачем мне её исцеление, если она всё равно собиралась разорвать мне сердце?! — Девушка ожесточённо содрала что-то с пальца, и нечто ярко-алое, блеснув на прощанье, полетело в сторону. А несчастная вдруг захлебнулась накрывшей её истерикой.

Димитрис осторожно придвинулся и обнял бьющееся тело за плечи. Его морщинистые ладони терпеливо гладили золотистые волосы. Он молчал, понимая, что сейчас ей не нужны никакие слова. Только тепло человеческого участия, которое якорем удержит треснувший рассудок на плаву, не дав уйти в пучину безумия. И тело девушки, поначалу словно пытавшееся вывернуться наизнанку, постепенно начало затихать, успокаиваться, пока не свернулось клубочком, положив голову на колени грека. И плевать, что она едва знала этого человека. Его присутствие стало для неё сейчас самым важным в мире.

— Почему проклятье не подействовало на меня? — превозмогая хрип сорванного горла, тихо спросила Олеся.

Мужчина вздохнул:

— Не знаю… А что ты имела в виду, говоря про исцеление? — в свою очередь задал он вопрос.

— То и имела. Рака больше нет. Я не больна, — равнодушно произнесла девушка и машинально коснувшись пустой фаланги, добавила: — Сработала другая легенда: кровь горгоны может стать или лекарством от всех болезней, или смертельным ядом.

— Коралл, — понимающе кивнул уже ничему не удивляющийся грек, который по долгу работы знал все поверья своей родины, как пять пальцев.

— Если бы её кровь могла вернуть Даню… — едва различимо прошептала она на родном языке своего возлюбленного, и снова наступило молчание.

Молодая девушка и пожилой мужчина сидели внутри древних развалин, и стройные, вымуштрованные ряды минут беззвучно проходили мимо них, не обращая на себя человеческое внимание. Олеся рассеянно смотрела перед собой, как вдруг едва уловимое царапанье потревожило её спину. Она неосознанно чуть подвинулась, и царапанье прекратилось. Зато совсем рядом пискнула мышь.

Девушка подскочила на месте. Даже пережитый ужас не стёр из неё панического страха перед этими маленькими животными. Димитрис тоже посмотрел себе под руку.

— О! Я и забыл про тебя! — неожиданно воскликнул он и поднял с травы маленькую клетку с белым пушистым квартирантом, бегавшим из угла в угол и горестно попискивающим, наверное, от голода.

Олеся брезгливо поджала руки и ноги и уставилась на малыша. Но тот вдруг перестал метаться. Животное, опираясь о решётку, медленно поднялось на задние лапки. Розовый нос напряжённо втянул тёплый ночной воздух, и глазки-бусинки вперились прямо в лицо девушки.

Всё произошло очень быстро. Уже секунду спустя пожилой грек выроним из рук клетку. Та упала на землю, и маленький камешек в форме мышки мелко застучал внутри, перекатываясь по металлическим сетчатым стенкам. Мужчина вскинул выпученные от шока глаза на подскочившую на ноги Олесю. Их взгляды встретились, и девушка, внезапно осознавшая безжалостно захлестнувшую мир правду, буквально втиснула ладони в лицо.

— Нет! Нет! Не смотрите на меня! Нет! Я не хочу! Не хочу…

Димитрис качнулся вперёд и едва не взвыл от боли, проклиная затёкшие ноги.

— Олеся! Всё хорошо! — твердил он, неуклюже поднимаясь. — Всё хорошо! Вот видишь?

Мужчина осторожно коснулся её плеча. И хотя кричала она по-русски, было несложно догадаться, чего она так испугалась. Девушка нерешительно отняла от лица руки.

Глядя на неё, пожилой грек задумался: а действительно, почему же он до сих пор жив? И почти сразу вспомнил: ну, конечно — очки! Это из-за них взгляд, несущий гибель любой живой душе, был не властен над ним. Даниил тоже говорил об этом! Однако, губы мужчины всё равно плясали от осознания того, что от смерти его, видимо, отделяют лишь два тонких стёклышка. Да что там! Он весь покрылся холодным по́том от подобной мысли. Но заставил себя ободряюще улыбнуться, а затем легонько постучал по тонкой круглой оправе и повторил:

— Всё хорошо.

Секунду Олеся переваривала услышанное и вдруг спросила:

— Я не чудовище?

Димитрис невольно засмеялся, и ему стало безумно жаль эту красивую русскую девочку, которая по воле рока стала пешкой в садистских играх древних богов: свихнётся — не свихнётся, убьётся — не убьётся, и сколько протянет прежде, чем её закроют в какой-нибудь лаборатории в качестве подопытной крысы. Мужчина пригладил растрепавшиеся светлые локоны и очень серьёзно произнёс:

— Ты — красавица. До чудовища тебе о-очень далеко.

Олеся перевела взгляд на стоящее неподалёку изваяние и медленно подошла к статуе.

— Я поняла, почему её проклятье меня не коснулось, — задумчиво сказала она. — Во мне теперь её кровь…

Обойдя каменную фигуру, девушка обняла обездвиженного возлюбленного со спины, прижалась щекой и прикрыла глаза.

— Димитрис, — позвала она, — можно ли как-то снять эту падаль?

— Теоретически да, — помедлив, ответил тот. — Но есть опасность повредить один из… — Он тщательно поискал подходящее слово. — …элементов.

— Мне плевать на дерьмо на его голове, — грубо срубила Олеся. — Хоть в пыль перемалывайте. Весь мир Вам только спасибо скажет.

— Но зачем это? — мужчина терялся в догадках. — Даниил — он же всё равно уже…

— Мы не знаем этого наверняка, — перебила его девушка и выглянула из-за статуи. — Зато теперь у нас есть почти неиссякаемый источник крови горгоны. — Она улыбнулась. — Средства, обладающего невероятной целительной силой. И я не успокоюсь, пока в том числе Даня вновь не улыбнётся мне.

Олеся повернула голову к изваянию, и кривая усмешка исказила хорошенькое личико.

— Не ту ты выбрала себе в наследницы, тварь…

Спустя примерно месяц в одном из тихих и уединённых уголков сада возле дома Димитриса появилась статуя мужчины, с удивительной точностью высеченная из простого серого камня, но, словно в тогу, закутанная в плотную бордовую ткань. Его волосы были будто чем-то примяты, на лице застыла напряжённая маска обречённости, а руки были странно подняты перед лицом, словно держали нечто объёмное, но исчезнувшее по какой-то причине. Специально для изваяния пожилой грек заказал просторную закрытую беседку, защищавшую её от дождей и птиц. Воздушное с окнами во всю стену строение вмещало в себя несколько удобных кресел, между которыми на многоярусных подставках росли цветы.

А ещё через пару месяцев у пожилого профессора кафедры древнего искусства университета в Солониках появилась молодая русская жена. По крайней мере, она числилась таковой по документам. Очень красивая и невероятно скромная девушка никогда не покидала дом своего супруга без Димитриса. И её ангельскую внешность портили только огромные, закрывавшие почти половину лица очки, из-за линз которых чуть печально смотрели на мир прозрачно-голубые аквамариновые глаза. Каждый день красавица приходила в цветущую беседку, садилась в одно из кресел и о чём-то говорила с безмолвным возлюбленным или молча слушала шёпот ветра, беззаботно блуждающего среди зелёных ветвей сада и шаловливо шевелящего тонкие занавеси на распахнутых окнах.

Иногда к ним присоединялся хозяин дома. Они что-то обсуждали, поглядывая на статую, и во взгляде девушки вспыхивали то надежда, то нетерпение и лёгкое разочарование. Но каждый раз, покидая обитель своего сердца, Олеся прижималась щекой к шершавому камню изваяния и произносила всего одно, самое важное для неё теперь слово:

«Скоро…»

(22.04.2015 г.) 18.09.2022 г.