Две дороги

Хевин шёл через лес не торопясь. Он проделал долгий путь сюда, на самую восточную окраину обитаемых земель. И эльфы, и гномы без лишней лести называли Хевина первым из мудрецов Великого Леса. Но иногда даже мудрому нужен совет мудрейшего. Хевин не стеснялся признавать человека выше себя разумом и пониманием. Поэтому и проделал столь долгий путь, пришёл к старому шаману. Попросил баксу Октая коснуться Радуги-в-Огнях, ведь отражение мира позволяет увидеть не только настоящее, но и прошлое, и будущее.

Радуга-в-Огнях не любит торопливости. Начнёшь суетиться — просто спрячется среди сосен заповедной долины. Или притворится обычным озером. И долгий путь окажется зря. Поэтому Хевин постарался растворить беспокойство и сомнения в золотистых стволах, запахах сосновой коры, хвои и смолы, в жарком солнце бабьего лета и шуршании лесных мышей. Вроде бы шаг назад ещё непроглядно стояли деревья — и вот уж широкий просвет и блестящая густо-синяя гладь.

Хевин неторопливо спустился к воде, положил ладонь на бездонное зеркало. Вокруг его руки сразу же засияла радуга, вся в звёздочках блёсток. Не мешкая, Хевин шагнул вперёд. Подошвы сапог коснулись чего-то жёсткого, словно не вода под ногами — стекло. Но стекло густое, не застывшее до конца. С каждым шагом подошвы чуть проседали, оставляя за собой следы, над которыми принималась играть радуга в блёстках. На середине озера Хевин остановился, ладонью зачерпнул воды, помял в руке, словно комок глины. Потом двумя руками вылепил из густой прозрачный массы брусок, пару секунд подождал, пока тот станет молочно-белым. И начал короткими резкими движениями рисовать в воздухе перед собой.

С каждым движением набросок приобретал глубину, становились заметны тени и полутени. Хевин рисовал неторопливо, но всё равно очень скоро перед ним появилось мерцающее изображение ворот с остроконечной аркой, увитыми плющом каменными столбами и незатейливыми решётками створок, за которыми клубился туман. Едва лёг последний мазок, штрихи вспыхнули, переливаясь оттенками радуги, от красного до фиолетового. Врата обрели реальность, створки распахнулись. Хевин шагнул внутрь.

Эльфы — дети Жизни, поэтому на границу с миром мёртвых ему доводилось попадать нечасто. Когда туман разошёлся, Хевин принялся с интересом оглядываться по сторонам. Он стоял между двух стен полупрозрачного алого пламени от горизонта до горизонта. Но огня не обжигающего, а согревающего приятным теплом. Слева — свинцового цвета равнина, где всех оттенков серого купол неба укрывал и освещал белёсым полумраком бесконечную плоскость. Справа вспыхнуло полуднем до боли пронзительное голубое небо, сочными цветами разукрасило усыпанную клевером и ковылём изумрудную траву.

На границе время иллюзорно. Оно может застыть тягучим янтарём или стремглав полететь стрелой. И наверняка старый шаман начал ритуал восхождения лишь почуяв, что Хевин уже здесь. Но огненные стены возвышались не больше минуты, затем враз опали. На стороне живых рядом с багряным ручейком показался сидящий на кошме старик. Тусклы выцветшие глаза баксы Октая. Но старческая вода не погасила ясность взора. Волосы, усы и бородка давно побелели, но по-прежнему густы. Бурые пятна, будто осенние листья, налипли на сухие морщины кожи, но, как и в молодости, с силой и без промаха бьёт лук и сечёт рука старого шамана. Только давно уже он не ходит в походы, его саблей стали разум и воля. Потому Хевин преклонил колено, как младший. И лишь когда сухая рука приглашающе коснулась плеча, сел на кошме рядом. Как равный.

— Здравствуй, мой друг из Леса. Давно тебя не видели степные травы и мои глаза. И знаю, что не просто так ты пришёл. Потому слушаю, что за беда привела тебя ко мне.

— Нечасто меня посещают тропы грядущего, бакса, — начал Хевин. — Но если хватает умения… Вот только страшное я увидел будущее. И ещё страшнее, что все дороги ведут к одной и тому же месту.

— Покажи, — прозвучал твёрдый голос.

Хевин кивнул. Мгновение — и оба оказались внутри видения.

Горло забили пепел и гарь сгоревших посадов. Нестерпимо воняло кровью и палёным мясом, уши охрипли от диких криков убитых, раненых, обваренных, сорвавшихся вниз. Сегодня был седьмой штурм за последние семь дней, и опять, словно неодолимое море, шли на приступ уродливые карикатуры на эльфов или людей. Невысокие, кряжистые, широкие в плечах, руки почти до колен, нижняя половина лица как у дикого зверя до носа заросла густой чёрной шерстью. Сотнями они гибли под стрелами, женщины лили со стен вёдра кипящей воды и смолы, подростки сталкивали лестницы.

Затрещали ворота, на стенах раздались радостные завывания победителей. Секунды, минуты — и со всех сторон город затопила чёрная орда. Уродливые создания бежали по улицам, врывались в дома и истребляли всех, никому не давая пощады. Разбили двери в храм Эбрилла, где пытались укрыться те, кто не мог сражаться. Чёрные вбежали внутрь и принялись рубить мечущихся женщин и стариков, затем подожгли здание. С радостным хохотом они бросали в огонь маленьких детей, вырывая их у матерей, а женщин и девушек тут же, на ступенях храма, насиловали, после чего распарывали им животы и ещё живых бросали в огонь.

Агония города длилась недолго. Красивые сады, изящные дома и храмы с жаром принялся пожирать огонь. Он был везде: яркий, рыжий, алый и багряный, будто поток золотой воды, стремившейся в небо. А среди клубов чёрного едкого дыма метались жители. Те, кто уцелел в первые минуты резни. Бежали, волоча на руках детей, крича и плача, пытаясь убежать от огненной смерти, отныне владевшей городом вместо них. Бесполезно. Любого, кто сумел вырваться из огненной ловушки, убивали захватчики.

Видение ушло. Маг, и шаман снова сидели на зелёной траве.

— Я не знаю, что это за уродливые создания. Но они придут. Скоро. И мой народ погибнет.

Октай провёл рукой по усам, несколько секунд молчал, затем негромко сказал.

— Скоро по вашим меркам. По меркам людей времени ещё немало. Я видел эту тропу. Но видел и другую.

— Покажи! — с жаром перебил его Хевин

И тут же смолк, устыдившись, что невежливо перебил того, кого признал старшим. Старик на это лишь улыбнулся. После чего плавно повёл рукой. Миг — и они снова окунулись в видение.

Город был обречён. Ему не смогли помочь ни высокие земляные валы, на которых поднимались к небу изящные в своей неприступности белые стены и башни, ни крутые скаты рва, выложенные плитами так, чтобы взобраться по ним было невозможно. Не спасла твердыню и доблесть воинов, лучших воинов Великого Леса. Сегодня был седьмой штурм за последние семь дней, и опять, словно неодолимое море, шли на приступ уродливые карикатуры на эльфов или людей.

Раз за разом врага отбрасывали, не давая закрепиться на стенах. Но кровавая саранча не жалея себя упрямо ползла вперёд. С каждым мигом у города оставалось всё меньше защитников. Затрещали ворота, а на стенах раздались радостные завывания победителей. Секунды, минуты — и со всех сторон город затопит чёрная орда… И вдруг откуда-то издалека послышался истошный клич:

— Кар-ра! Кара-Таш!

В городе призывно ударили в набат, защитники воспаряли, будто и не сражались с самого рассвета, день за днём. Помощь близка! Степные батыры успели! Единым порывом эльфы смели врагов со стены. А долину вокруг города уже засыпал ливень из стрел: небо враз будто почернело. Ещё мгновение — и вот уже закованные в броню от макушки всадника до лошадиного брюха батыры Великого хана втаптывают в грязь командира пришельцев. Отряды ханов один за другим спешиваются и словно волки на отару накидываются на осаждавших город уродов. А из городских ворот им навстречу уже выходят отряды эльфов. Слаженно штурмовавшее город войско превращается в толпу, где каждый сам за себя…

Видение ушло. Хевин помотал головой, в ушах зазвенело от вернувшейся тишины и пустоты междумирья. И открыл было рот, спросит как… Октай ответил раньше. Он махнул рукой, и над красным ручейком словно открылось окно. Застывшая картина тронного зала какого-то из Северных Королевств людей. Эльфийский посол в сопровождении двух мальчиков-пажей вручал грамоты королю. Шаман ткнул пальцев в пажа справа и спросил:

— Ты знаешь, кто это?

— Да. Ислуин. Двоюродный внук Ясного Владыки. И его отец. Женат на племяннице Владыки. Я половину пути сюда добирался вместе с их посольством.

Октай грустно покачал головой.

— Домой они не вернуться. Этого не изменить. Так предначертано. И нападение устроят на землях Степи. Если ты сумеешь убедить вашего правителя, когда он узнает про гибель посольства, не слушать тех, кто захочет сыграть на его боли и горе. Если ты выяснишь, кто из его советников хочет войны с Великим ханом… Тогда четыре наших поколения люди и эльфы останутся добрыми соседями. И врага мы встретим вместе. Если оплошаешь — нас сначала разделит ненависть, а потом сломают поодиночке.

Хевин молча кивнул, потом встал с кошмы, благодарно поклонился. Сделал шаг назад, в огненный ручеёк.

По глазам ударил яркий свет. Через распахнутое окно комнату заливали потоки света, слышалось воркованье голубей на крыше, где-то в соседнем переулке грохотала по плитам мостовой запоздалая телега, не успевшая покинуть центр города до наступления положенного часа. Словно рой насекомых гудели с улицы голоса ранних прохожих, на перекрёстке выкрикивал заголовки газетчик, предлагая купить свежий выпуск «Всеэльфийского вестника». Радуга вернула его не к озеру, а домой. В столицу Великого Леса.

Горло сжала тоска. Мальчишка за время дороги ему приглянулся. И знать, что ему предопределено умереть… Несколько мгновений спустя Хевин заставил себя отрешиться от воспоминаний. Радуга-в-Огнях сделала ему подарок, вернув сразу домой, в столицу. Нельзя бездумно этот подарок растратить. Заговорщики не знают, что их план известен. Время на подготовку тоже есть. Так что Хевин раздавит негодяев как ядовитое насекомое…

Бакса Октай не стал покидать междумирье сразу за эльфом. Вместо этого он начертил в воздухе имя. «Ислуин». Буквы тут же вспыхнули огнём. Миг — и вот уже имя горит надписью рунами на давно забытом наречии: «Islwyn». Шаман довольно промурлыкал себе под нос.

— Значит «небольшая роща»? Хорошее имя. Но когда ты станешь моим учеником, я дам тебе новое имя. Среди детей Степи тебя будут звать Джучи.

Старик рассказал Хевину далеко не всё, что увидел. А ещё он знал, что жил слишком долго и ещё четыре поколения ему не протянуть. Поэтому нужен был кто-то, с годами способный занять место старого шамана в круге Хранителя равновесия. Чтобы сбылось именно второе видение. Шаман покатал на языке только что придуманное имя. Действительно, не зря на древнем языке степняков оно означало «незваный гость». Для того, кому суждено расшевелить застывший в самодовольстве мир — самое то.