Чистая глина

Подвал был сухим и просторным. Таки нашла свободное место у дальней стены и замерла, готовясь погрузиться в сон. Рядом уже стояли несколько «сестер» и «братьев», таких же, как она, големов. Их гладкие тела до утра замерли, напоминая статуи, которыми люди любят украшать дворцы и парки. Но сама Таки медлила, прислушиваясь к звукам засыпающего дома: вот затопали по лестнице быстрые шаги господина студента, живущего в мансарде, с четвертого этажа донеслись слова колыбельной, ниже, в бельэтаже застрекотали ручные сверчки госпожи магистра, на их песню откликнулся из садика вольный сородич. Впрочем, засыпали далеко не все здешние обитатели: домовые как раз принимались за работу. Таки прислушалась к их шумной возне, наконец прерванной возгласом старшего: «Кто тут опять разбаловался? Забот мало? Ступайте уже по своим комнатам», и почему-то вздохнула. Големы презирали домовых, считая последних «слишком живыми»: соплеменники Таки были уверены, что самое аристократическое происхождение, — быть искусственным, созданным человеком существом. Именно созданным, а не рожденным. Что касается домовых, они конечно не рождались — просто появлялись в доме, стоило людям сыграть свадьбу. Появлялись уже взрослыми, хотя «старожилы» и любили прикрикнуть на «молодежь». Каждый домовой приглядывал за «своими» людьми, мирил их, незаметно учил семейным хитростям, охранял дом от несчастий. Даже если «дом» состоял из каморки под крышей. В отличие от големов домовые относились к людям снисходительно-ласково, при этом осознавая собственную недолговечность: стоило людям расстаться — и домовой просто исчезал. Зато в домах, где на протяжении нескольких поколений жили большие семьи, и домовые жили «семействами».

Таки отвлеклась, теперь прислушиваясь к тому, что происходит вокруг дома. Ага, подвальная кошка учит подросших котят охотиться. Похоже, скоро начнется непростая жизнь у фейри и прочей, живущей в саду мелочи. Вот что значит быть живым: зазевался — и съела тебя какая-нибудь кошка. А саму кошку — охотник посильнее. Пожалуй, единственные, кому в городе не грозила опасность, — люди. Ну, с ними-то все понятно — высшие существа.

При воспоминании о людях вспомнилось: она убирала листья, усеявшие за ночь дорожки сада, а молодой человек — приезжий, судя по платью незнакомого покроя, — наклонился, сорвав пышную белую хризантему.

— Здесь нельзя рвать цветы, господин, — вежливо сделала замечание Таки, уверенная, что юноша смутится. Но вместо этого он с комическим изумлением принялся рассматривать ее саму. Потом понюхал сорванный цветок, спросил лукаво:

— Вам нравится запах хризантем?

Тут смутилась Таки. Но ответила спокойно и обстоятельно, как учили:

— Я не чувствую запахов, господин. Такими создал големов магистр Кодериус.

— Внешность для вас тоже придумал магистр? — продолжал любопытствовать приезжий.

И Таки опять обстоятельно пояснила:

— Не совсем. Магистр решил, что на нас должно быть приятно смотреть. И первых големов вылепили лучшие скульпторы. А теперь большинство из нас отливают в готовых формах.

— С ума сойти, — человек восторженно потряс головой, темные волосы встопорщились возле воротничка. — Нагая, прекрасная, да еще и вежливая садовница. Дома расскажу — не поверят.

И хотя высшим существам не следует задавать праздные вопросы, Таки, не удержавшись, полюбопытствовала:

— А разве там, где вы живете, нет големов?

— Есть, — по-приятельски подмигнул собеседник, — но их не делают девушками. И вообще… они не такие. Массивные, неуклюжие. Совсем некрасивые, в отличие от тебя.

Таки пропустила комплимент мимо ушей, зато пожалела неизвестных ей соплеменников. Ужасно быть некрасивым и хоть в чем-то не радовать людей. Потом девушка-голем вспомнила, что вместо работы занимается разговорами. Уточнила:

— Вы больше ничего не хотите спросить у меня, господин? Тогда я пойду?

— Конечно-конечно. Извините.

— К любому голему можно обращаться на ты, — напоследок сообщила молодому человеку Таки и с неясным сожалением отошла, продолжая убирать листья. Хотя краем глаза следила, как приезжий еще некоторое время смотрит на нее, а потом уходит. Когда он скрылся за поворотом, она не смогла удержаться от вздоха — уж больно приятно оказалось поговорить с человеком.

Сейчас Таки тоже вздохнула, еще раз прислушалась к ночным шорохам и закрыла глаза, позволяя телу наконец-то стать безжизненной материей.

* * *

С утра ее ожидала еженедельная уборка — от мытья каменных лестниц до кухонь, ванных комнат и туалетов. Хорошо хоть в спальнях ночью наводили порядок домовые. Еще кое-где на потолках потрескалась побелка — госпожа модистка с третьего этажа сделала Таки замечание. И хотя эту работу должен был выполнять другой голем, заставлять людей ждать было нехорошо и неправильно. Пришлось повозиться с кистью и краской, потом долго отмывать коричневую «кожу» от белесых разводов. В сад она вышла только после полудня.

Дорожки уже размел голем-дворник, прозванный родичами Прямым за неестественно выпрямленную спину и такое же видение мира. Когда Таки принялась собирать в мешки сметенные им кучи листьев, дворник возник рядом и высокомерно приказал:

— Пойдем со мной. Там, в дальнем углу старая магнолия — люди говорят, что она портит вид. Ее надо спилить.

— Магнолию? — удивленно переспросила Таки: она часто болтала с живущими в старом дереве фейри.

Словно услышав ее голос, крылатые человечки выпорхнули из ближайшего куста, закружились возле лица, наперебой крича:

— Помоги нам! Он все придумал — ему никто не поручал срубить наше дерево.

— Это правда? — в спину сородичу спросила Таки.

— Господин с третьего этажа сказал, что дерево портит вид и загораживает солнце, — Прямой оглянулся через плечо, смерил ее строгим взглядом:

— А теперь ответь: с какой стати ты общаешься со всякой нечистью?

Таки опустила глаза, отстала на несколько шагов, шепнула фейри:

— Я знаю, кто вам поможет. Сейчас.

Развернулась и бросилась в дом: она помнила, как дама из бельэтажа несколько раз говорила, что любит смотреть на растущее возле ограды дерево. И на живущих там фейри.

Влетев в гостиную, — это от людей в дверях стоят магические засовы, а кто будет запираться от големов — Таки выпалила:

— Госпожа, квартирант с третьего этажа сказал, что старая магнолия портит вид из окна. Дворник услышал это и сейчас идет пилить дерево. Если вы хотите сохранить магнолию — отмените приказ.

Дама из бельэтажа была из тех людей, которых Таки побаивалась и одновременно благоговейно уважала. Звали ее госпожа Верана. Отличалась она не только тем, что держала в комнатах ручных сверчков. Госпожа Верана была единственным живущим в доме магистром, изучавшей фейри, никси, саламандр — в общем, духов, живущих в воде, огне, воздухе. К созданию големов она вроде бы не имела отношения, но соплеменники Таки дружно побаивались эту женщину, уважительно называя ее «дамой из бельэтажа, дамой со сверчками, госпожой магистром»: среди големов считалось дурным тоном даже между собой называть высших созданий по именам.

Сейчас эта женщина, одетая в светлое домашнее платье, с небрежно заколотыми волосами сидела в кресле возле столика, на котором дымилась чашечка кофе. В руках она держала журнал, а на ее плече примостилась ящерка.

При виде ворвавшейся в комнату девушки-голема дама нахмурилась, но, услышав сообщение Таки, вскочила с кресла:

— Вот же дурак, этот Ангелиус! — вырвалось у госпожи магистра. — Чем ему помешали духи воздуха? Идем быстрее.

Она ссадила на пустое кресло ящерку и первой выбежала из комнаты. Таки следовала за ней, гадая, не попадет ли от родичей за вмешательство в чужие дела: они и так частенько отчитывали Таки за «непозволительное» поведение. Однажды старший из големов, видевший, как Таки гладит уличную кошку, а потом весело болтает с фейри, покачав головой, заметил: «Смотри, если будешь продолжать в том же духе — это обернется бедой. Станешь вместо чистой глины дорожной пылью. Ты ведь знаешь, что случается с големами, нарушившими правила?». После этого замечания Таки несколько дней не отвечала на приветствия крылатых человечков, обходила стороной домовых, не ласкала кошку. Но потом страх забылся, и все потекло своим чередом. В том числе и осуждающие взгляды соплеменников.

Впрочем, сейчас от девушки-голема уже ничего не зависело. Зато через несколько минут магнолия была спасена: Прямой отправлен к мастеру-создателю с указанием больше никогда не выполнять не отданные приказы. Фейри успокоены. Что касается Таки, то дама посмотрела на нее весьма пристально и заметила:

— Придешь ко мне на закате, у меня есть для тебя задание.

— Да, госпожа магистр, — от растерянности забыв, что нужно поклониться, прошептала девушка-голем.

Но госпожа Верана уже смотрела на снующих вокруг фейри:

— Ну что, испугались? В следующий раз не будете дразнить недоучку Ангелиуса. Не забудьте поблагодарить свою спасительницу, — она махнула в сторону Таки и зашагала к входным дверям.

Крылатые человечки сгрудились возле лица девушки-голема. Запищали.

— Что ты хочешь?

— Говори!

— Желание, назови нам свое желание!

Таки чуть не зажала уши, чтобы избавиться от этого гама. Но удержалась, протянула ладонь, на которую тут же опустился один из человечков. Спросил, наклонив голову вбок:

— Чего же ты просишь?

От смущения Таки потупилась: у нее в жизни было все, и она помогла фейри вовсе не из желания что-нибудь выгадать.

— Хочешь стать живой? — снова заговорил человечек. — Превратиться в человека?

Таки с ужасом взглянула на него — неужели фейри говорит всерьез? Разве такое можно желать? Стать живой. Конечно, не кошкой или собакой, а высшим существом. Но ведь эти высшие существа — такие хрупкие. То у них колотится сердце, то болит голова, стоит им упасть — и у них что-нибудь ломается… Нет, быть големом — куда надежнее. И куда счастливее.

Фейри как будто прочли ее мысли. Подняли веселый гвалт, закружились в воздухе. Сидящий на ладони спросил:

— Разве ты не боишься, что рано или поздно люди прикажут тебе рассыпаться?

Вопрос был настолько нелепым, что у Таки наконец прорезался голос.

— Конечно, не боюсь, — сказала она. — Служить людям — высшее наслаждение. А стать чистой глиной — высшая награда за эту службу.

Ей было немного совестно объяснять крылатым человечкам прописные истины. Словно с умным видом говоришь: солнце встает по утрам и заходит по вечерам. Такие вещи все знают, во всяком случае — големы. Но вместо того, чтобы проникнуться серьезностью ее слов, человечки снова расхохотались. Впрочем, чего еще ждать от фейри?

— Глупая, на самом деле быть живой — и есть настоящее наслаждение. Но откуда тебе это знать? — человечек крутанулся на ладони. — Я понял, ты пока не выбрала желание. Ладно, мы не торопимся: у тебя есть время подумать. А может быть, мы сами подберем тебе подарок.

«Только без моего разрешения не делайте меня живой», — хотела попросить Таки, но человечек уже вспорхнул с ее руки. Она тяжело вздохнула. С фейри бесполезно договариваться: у них свои понятия о том, что хорошо и что плохо. И никакими доводами их не переубедишь. Остается надеяться на то, что по большему счету существа они не злые.

* * *

Вместе с последним лучом заходящего солнца, Таки постучалась в двери госпожи Вераны. Вошла после разрешения. И услышала:

— Утром ты была намного смелее. Подойди ближе.

Теперь на «даме из бельэтажа» платье было коричневым, под цвет «кожи» Таки. Но темные глаза все так же пугали проницательностью. Девушка-голем не выдержала человеческого взгляда, опустила веки. Но так молчание казалось еще тяжелее. Звякнула чашка, опущенная на блюдце, и Таки снова посмотрела на женщину.

Госпожа Верана улыбнулась:

— Тебя создал магистр Кодериус?

Девушка-голем не ждала такого вопроса, но спокойно пояснила:

— Мое тело создал молодой скульптор Фарус, а магистр Кодериус оживил его работу.

— И много еще таких как ты? Я имею в виду тел. Что-то я не встречала похожих на тебя големов.

— У меня было три сестры, но все они уже стали чистой глиной. А больше таких не сделать — форма оказалась недолговечной.

— Понятно, — госпожа Верана побарабанила пальцами по подлокотнику кресла. — А почему тебе пришло в голову заступиться за фейри?

Этого вопроса Таки панически боялась: заступаться за фейри она действительно не имела права. И жалеть дерево тоже: все живое рано или поздно умирает. Но если для големов «превращение в чистую глину» — особенная радость, то для живых существ смерть… В общем, Таки достаточно жила, чтобы знать, как боятся смерти и желают ее отдалить живые существа.

Она собрала волю и спокойствие в кулак, стараясь говорить беспечно:

— Что вы, госпожа, я вовсе не заступалась за фейри. Просто вспомнила, что вы говорили о старой магнолии. Особенно, когда услышала, что квартирант с третьего этажа не отдавал прямого приказа.

— Понятно. Сделай ко мне еще один шаг.

Рука дамы легла на плечо девушки-голема. Солнечный зайчик ударил Таки в глаза, она попыталась отпрянуть назад, но поняла, что не может отвернуться.

— Ты уже не один раз разговаривала с фейри, правда? — продолжила расспросы госпожа магистр.

— Это они со мной заговаривали, — пытаясь прикрыть веки и избавиться от неприятного света, призналась Таки. — Я много работаю в саду, а они здороваются и просят меня о чем-нибудь.

— О чем же?

— В первый раз попросили снять с магнолии веревку: дети госпожи с четвертого этажа сделали качели, а потом забыли о них. Веревка начала врастать в кору… — Таки запнулась и неизвестно почему добавила:

— Живым существам так часто бывает больно.

Она чувствовала, что вопросы становятся все более опасными: обычно големы не обращают внимания на суетливых, безалаберных духов. Получалось, девушка-голем сама выдает себя каждым следующим ответом. Выделяется. А даже големы знают, что отличаться от других очень и очень опасно. Но деваться было некуда.

— А с домовыми ты случайно не разговаривала?

— Нет.

Кто бы знал, как радовал саму Таки отрицательный ответ.

Огонек погас. Дама качнула головой:

— Да, надо будет поговорить с Кодериусом. Интересно он тебя создал.

Таки молчала: как бы до срока не превратиться в глину — почему-то сейчас это больше огорчало, чем радовало. А ведь возможен и худший вариант — стать пылью: то есть исчезнуть, превратиться в ничто. Таки собралась с духом и запретила себе думать о грустном.

— Вы хотели дать мне поручение, — робко напомнила она.

Госпожа Верана поднялась, подошла к столу, на котором стоял большой стеклянный сосуд. Внутри сидели сверчки. Дама опустила палец внутрь сосуда, и на него сразу переместился один:

— Все живущие у меня сверчки довольны, а этому все время что-нибудь нужно. Хочет, чтобы его выпускали погулять. Пожалуйста, отнеси его в сад, а потом верни обратно. Если я буду спать, просто посади на край сосуда.

— Да, госпожа магистр, — Таки первый раз давали такое трудное задание, и она немного растерялась. После заката големы устраивались на отдых в подвале. Выходит, Таки придется нарушить этот порядок. И как «выгуливать» сверчка? Что делать, если он потеряется в траве? Но вместо того, чтобы задать эти и другие вопросы, которые вертелись у нее на языке, девушка-голем взяла насекомое и вышла из комнаты госпожи Вераны.

* * *

В саду сверчок моментально покинул безопасную ладонь — просто упал вниз и канул в темной траве. Таки застыла. И тут вокруг ее лица снова закружились фейри.

— Что ты здесь делаешь, когда все големы давно спят?

— Я… Госпожа из бельэтажа поручила мне вынести погулять сверчка, — Таки запнулась, потом, не удержавшись, пожаловалась:

— А он сбежал. И что мне теперь делать? Как его вернуть? Вдруг его съест птица — или кто там питается сверчками?

Фейри привычно прыснули:

— Да, госпожа магистр удружила тебе. Ладно, не бойся — мы сумеем найти этого бродягу, если сам он не появится. А сейчас поговори с нами.

В свете уличных фонарей крылья фейри казались черно-белыми, хотя Таки отлично помнила, какими пестрыми они становятся в солнечном свете. Духи воздуха кружились, словно ночные бабочки, то появляясь, то исчезая, и от этого зрелища Таки почему-то стало беспричинно радостно. Но как бы заманчиво ни звучало предложение фейри, от него следовало отказаться. И она как всегда вежливо пояснила:

— Простите, но нам не положено разговаривать просто так. Мне, наверное, следовало бы заняться работой. И так уже другие големы недовольны, что я общаюсь с вами.

Но один из фейри тут же возразил:

— Твоя работа закончилась на закате. К тому же у тебя есть задание — караулить сверчка.

Смех крылатых человечков и ответный робкий смех Таки. И новое возражение:

— Но сверчка госпожи магистра я упустила.

— Вот и следует ждать. А пока мы расскажем тебе наши новости. А ты нам свои...

Госпожа Верана отошла от приоткрытого окна, взмахом руки погасила настольную лампу. Вынимая из волос шпильки, прошептала:

— Да, интересный голем получился у Кодериуса. Придется с ним завтра поговорить. Как следует...

Слушая разговор между големом и фейри, как всегда немного жалея, что с ней духи воздуха не считают нужным «поболтать», она стала переодеваться ко сну. Впрочем, в настороженном отношении к людям не было ничего удивительного: духи стихий безошибочно чувствуют даже хорошо скрытую корысть. Фейри знают, что девушка-голем ничего у них не попросит, в отличие от госпожи магистра.

* * *

— Кодериус!

Ее голос гулко отозвался в пустой гостиной — потолки в доме создателя големов были высокими — и затих.

— Кодериус, я жду! — Верана нетерпеливо постучала носком туфли по полу, прислушалась.

Из соседней комнаты, куда вела открытая дверь, послышался неясный шум, но только спустя довольно продолжительное время оттуда появился взъерошенный хозяин.

— Верана, неужели ты? — круглое лицо мужчины было испачкано в краске и глине. — Я думал, ты навсегда погрязла в сверчках и фейри. Даже в «Магическом погребке» перестала появляться.

— Не заговаривай мне зубы, я по делу.

— Это-то я понял сразу.

Кодериус подошел к зеркалу, взял с полки какую-то жидкость, протер лицо и ладони. Женщина критическим взглядом окинула его полноватую фигуру. И вспомнила, как много лет назад он смеялся: «Подумаешь, толстяк. Да мне нравится быть полным. И не говори, что в этом есть какие-то недостатки, по мне — сплошные достоинства». Ну, насчет достоинств можно было бы поспорить, но их роману тогда это нисколько не помешало.

— Извини, мне нечем тебя угостить: я не держу кухарку, — старый знакомый растерянно огляделся. — Может, прогуляемся в «Погребок»? Как в старые добрые времена.

— Сначала ответь, как поживает твоя разработка под названием «садовница»?

— Да никак, — мужчина непринужденно пожал плечами. — Ты же сама ее зарубила. И не просто пожаловалась в магистрат — а взяла с меня клятву, что я не буду касаться этого. Я и не касаюсь.

Верана нахмурилась, провела пальцем по губам, потом пощекотала головку сидящей в кармане ящерки. Уточнила вкрадчиво:

— Точно?

Наверное, в ее голосе прозвучало откровенное недоверие, потому что Кодериус сделал вид, что обиделся:

— С чего ты взяла, что я могу тебе врать?

— Потому что в нашем доме есть странный голем, — нахмурилась Верана. И мысленно прибавила: «А я слишком хорошо тебя знаю».

— Вот ее личный знак.

Из сложенных лодочкой ладоней женщины выплыл, светясь, замысловатый символ, похожий на скрипичный ключ.

— Помнишь такую?

— А, эту… Конечно, помню, — непонятно чему обрадовался ее собеседник, и зачастил:

— Там вышла не очень красивая история, с этим образцом.

Он деланно замялся, но женщина молчала, и создатель големов неохотно продолжил:

— Тело для нее делал Фарус. Знаешь такого? Способный парень, молодой — лет на двадцать младше нас. Мы с ним познакомились года два или три назад, и я предложил ему сделать несколько фигур: у него хорошо получались женские.

Кодериус помолчал, тронул пальцем тускнеющий знак:

— Фарус в качестве модели выбрал оперную диву. Ну, она узнала, что с нее делают големов — устроила скандал. Тогда этот дурачок прибежал ко мне — чуть ли не в слезах: они, оказывается, были любовниками. А я в сердцах добавил...

— Кодериус, мне неинтересна история тела, — ледяным тоном перебила Верана. — Что там с самим големом?

— Верана, но это же предыстория. Я рассказываю все по порядку.

Обаяния ему было не занимать, и женщина-магистр ощутила, как раздражение исчезает от добродушной мужской улыбки. Кодериус, почуяв, что добился желаемого, уже веселее продолжил:

— В общем, таких фигур Фарус сделал четыре или пять, все вручную. Да, пять их было, одна с дефектом — я ее даже не превращал. А остальных оживил… Но это же не партия из двадцати-тридцати штук, когда читаешь заклинание — и получаешь заданный набор качеств. Здесь я работал индивидуально. Да и тела были слишком хороши, чтобы...

— Что. Ты. В них. Добавил? — делая короткую паузу после каждого слова, опять перебила госпожа магистр.

— Во всех разное. В эту — любопытство к духам стихий. Нет, вообще к миру. Ну и еще кое-что. Неопасное. Что ты так переполошилась, Верана?

Женщина не ответила, напряженно глядя перед собой. Задумчиво прошлась по комнате — Кодериус, моргая, следил за бывшей подругой. Та остановилась рядом с низеньким диванчиком, машинально побарабанила пальцами по резной спинке. Наконец, очнулась, внимательно посмотрела на хозяина дома:

— Значит, ты хочешь сказать, что этому… твоему изобретению… уже больше двух лет?

— М-м-м… около трех. Срок службы голема — десять-двенадцать лет, потом они просто устаревают. Она не добралась еще и до середины.

— Подожди: а что случилось с ее «сестрами»?

Верана прекрасно помнила, что рассказывала девушка-голем: как раз появлялась возможность поймать собеседника на вранье, если таковое присутствовало.

— Превратились в глину, — Кодериус чуть виновато пожал плечами. — Понимаешь, я ведь экспериментировал. А в такой работе «несчастные случаи» не редкость: сбой, дисгармония в заклинании — и големы рассыпаются раньше времени. У меня тут одна партия целиком рассыпалась. Что поделаешь, издержки производства.

Верана поджала губы, но сердиться на «экспериментатора» было выше ее сил:

— Ты свои заклинания хотя бы сохраняешь или каждый раз из головы берешь?

— Конечно, все сохраняю. Но, Верана, милая, это ведь как музыка: играешь знакомую пьесу, а чуть-чуть да изменишь. Там или тут пара новых музыкальных фраз — и все немного другое.

— Вот поэтому я и не стала заниматься прикладной магией — не наука, а сплошное сочинительство. Тоже мне — музыканты. Исполнители, — она гневно фыркнула.

Кодериус обиженно поджал пухлые губы:

— Каждому свое. Не могу понять, почему ты сердишься?

— Потому что твое изобретение нашло общий язык с фейри. И когда я шла к тебе, хотела просить, чтобы ты приказал ей превратиться в пыль.

Глаза мужчины блеснули азартным огоньком:

— Ты с ума сошла: у меня еще не было таких интересных экземпляров.

— Кодериус! — Верана шутливо схватилась за голову. — Ты не хуже меня знаешь, что такое големы. Это глина, на которую наложили определенное заклинание. Да, они считают себя живыми — ты сам в них эти мысли и вкладываешь. Но мы-то знаем, что это не так. И фейри знают правду: духи воздуха могут исполнить желание любого существа — от человека до сверчка. Но им и в голову не придет чем-нибудь одаривать голема, это так же нелепо, как одаривать булыжную мостовую.

— Ну, насчет фейри — тебе виднее, — равнодушно произнес магистр, о чем-то сосредоточенно размышляя. — А по поводу големов — согласен.

— Теперь представь, что со мной было, когда я в шутку сказала: «Одарите голема за спасение», а фейри приняли это всерьез.

— И что она выбрала? — мужчина невольно расплылся в улыбке.

— Ничего.

— Ну, вот видишь: она — типичный голем. Что ты беспокоишься?

— Я беспокоюсь, потому что не знаю, во что они ее превратят своим подарком. Я не сомневаюсь, что «она — добрая девочка», как ты любишь выражаться. Но представь себе неуправляемого голема, например, наделенного способностью «одаривать» людей. Одаривать в силу своего разумения. Помнишь, в какого монстра превратился калека, которого отблагодарили фейри? И что осталось от милого городка, в котором все это происходило? Я не хочу повторения той истории.

Она строго взглянула на собеседника — лицо Кодериуса было серьезно, что случалось нечасто: он тоже помнил. Продолжила:

— Но хуже всего, что фейри готовы задарить твою девочку-голема. Именно потому, что ей ничего не нужно. Хотела бы я, чтобы они хоть раз повели себя так же со мной. Но они прекрасно чувствуют мою заинтересованность. Парадокс, фейри одаривают тех, кто у них ничего не просит. Поэтому фейри так редко показываются нам — людям. И все равно в глубине души каждый из нас верит...

Верана горько рассмеялась. Кодериус смотрел на нее со странным выражением не то сожаления, не то сочувствия:

— Но теперь у тебя есть голем, который может попросить. Почему бы не воспользоваться услугами «девочки»?

— Боюсь, ничего не выйдет, — честно призналась госпожа магистр. — Мне кажется, фейри мгновенно раскусят, чья это просьба. Кстати, ты не знаешь какого-либо закона, который мог бы передать голема в личное пользование?

Ее собеседник отрицательно покачал головой:

— Големы — собственность города. Даже я не имею права владеть ими, только создавать и экспериментировать. Могу превращать неудачные образцы в глину, а удачные возвращать владельцу… Здесь ничего не придумаешь, Верана. Но пользоваться услугами этой малышки ты можешь в любое время дня и ночи.

— Ладно. Пойдем, пожалуй, посидим в «Погребке». Только, — женщина быстро взглянула ему в лицо, — скажи мне напоследок заклинание, заставляющее голема рассыпаться.

— Не скажу, — легко улыбнулся Кодериус. — Во-первых, не имею права, во-вторых, снова испугаешься — и уничтожишь девочку. Я тебя хорошо знаю, — он шутливо погрозил пальцем. — А я еще хочу на нее поглядеть.

Верана, не слишком надеявшаяся, что просьба будет удовлетворена, махнула рукой и направилась к выходу.

* * *

Сверчок привычно покинул ладонь, и Таки огляделась, ища глазами фейри. Но сегодня их не было. Девушка-голем с удивлением обшарила взглядом пустые заросли, поздние цветы, но даже над светлыми хризантемами не мелькнула ночная «бабочка». Таки, уже привыкшая к ежевечерней веселой болтовне, ощутила легкую пустоту, но не позволила себе загрустить. Для этого пришлось взяться за метлу, собирая в кучи опавшие листья, которые опять устилали садовые дорожки.

Когда она замерла, снова ища глазами крылатых человечков, в двух шагах от нее мелькнула тень. Ящерка подбежала к ногам Таки и ловко забралась ей на плечо. Девушка-голем скосила глаза на необычную гостью, произнесла с сожалением:

— Жаль, что я не умею, как фейри, разговаривать со всеми живыми существами — ты бы рассказала мне что-нибудь. Может быть, даже о том, куда исчезли крылатые человечки.

— Это ты придумываешь желание? — зазвенел сзади тоненький голосок.

Голосок принадлежал фейри. И девушка-голем так обрадовалась, что не сразу смогла заговорить, просто смотрела на закружившийся черно-белый вихрь. Потом призналась:

— Вообще-то… я бы хотела научиться чувствовать запахи.

Она вспомнила молодого человека, сорвавшего цветок, его блестящие смехом глаза и вопрос: «Вы любите запах хризантем?». Таки часто его вспоминала. Этот приезжий повел себя так, как будто разговаривал с живой девушкой.

— Но понимать живые существа я бы тоже хотела, — добавила она. — Получается, у меня есть два желания. А я, по-моему, не заслужила ни одного. Кстати, это вы научили меня желать — раньше мне ничего не хотелось. И это было правильно: у големов не должно быть личных желаний.

Веселый смех был ей ответом. Потом один из духов воздуха соизволил произнести:

— Да, это мы тебя научили. Но ты заслуживаешь того, чтобы получить награду.

— А с запахами есть одно «но», — сев на плечо Таки рядом с ящеркой, заметил другой:

— Люди лишили големов обоняния потому, что есть очень неприятные запахи, с которыми големам приходится сталкиваться. Например, отходы людей для них самих пахнут отвратительно. Стоит ли получать награду, которая доставит тебе неприятные ощущения?

— Наверное, не стоит, — помолчав, неохотно согласилась Таки. — Жаль, что я никогда не узнаю, как пахнут хризантемы.

— А-а, ты об этом, — понимающе отозвался собеседник. — Ну, можно будет пожелать, чтобы ты ощущала только приятные запахи. Но не сейчас. Сейчас нас ждут другие дела.

Таки вспомнила, что фейри сегодня не пришли вовремя, и вежливо уточнила:

— Это те дела, из-за которых вы были заняты? Поэтому и опоздали?

— Нет. Мы опоздали, потому что «госпожа из бельэтажа», как ты ее называешь, решила проследить за тобой.

На миг Таки стало грустно и неприятно, но люди — высшие существа, и девушка-голем привычно нашла оправдание поступку госпожи магистра:

— Ну, она, наверное, имела на это право, ведь я всего-навсего голем.

— Нет, она не имела на это права, — резко возразил фейри, а остальные издали неприятное шипение:

— Кроме того «госпожа магистр» собиралась наблюдать не только за тобой, но и за нами. А это вовсе недопустимо. Но мы ее обманули. Для этого нужно было, чтобы ты вышла в сад и расстроилась, не встретив нас. Теперь «госпожа магистр» уверена, что нынче вечером мы не встретились. А завтра мы еще что-нибудь придумаем.

— Какие вы...

— Коварные?

Таки мотнула головой: поведение фейри казалось ей вызывающим, но спорить с ними больше не хотелось.

Сидевший у нее на плече крылатый человечек шепнул:

— Так я наделяю тебя способностью понимать язык других существ? Соглашайся — ящерка расскажет тебе много интересного.

Таки снова молча кивнула — от волнения пропал голос. Подставила ладонь, и ящерка, будто догадавшись, пробежала по руке, обернулась — теперь они смотрели в глаза друг другу. А потом среди шумной болтовни фейри девушка-голем различила странный шепоток: «Она уже понимает меня?».

* * *

Когда ящерка закончила рассказ, все долго молчали: Таки потому что никак не могла прийти в себя от огорчение, а фейри — просто за компанию. Наконец девушка-голем словно очнулась и попросила о том, что раньше никогда бы не пришло ей в голову:

— Можно я переночую у вас, в саду — возле старой магнолии?

Это было против всех правил, и Таки отлично знала, что, если об этом узнают, ей не миновать выговора. Но она чувствовала себя такой одинокой, что даже недовольство соплеменников не пугало как раньше. Пожалуй, близкими сейчас казались только фейри. Которые не замедлили ответить:

— Конечно. Сверчка мы покараулим, не беспокойся.

Таки подошла к дереву, погладила шершавую кору, замерла, прислушиваясь. У людей есть хорошее слово «полусон», сейчас Таки прибывала именно в этом состоянии: она была неподвижна, но ловила все звуки, доносящиеся из дома и сада. Привычные препирательства фейри и уютные разговоры домовых, а кроме того — свист ночной птицы, шелест еще не облетевшей листвы, далекие шаги запоздалого прохожего. Девушка-голем не спешила «засыпать», превращаться в глину: звуки потихоньку убаюкивали ее, возвращая утраченное равновесие. Но обида на госпожу Верану снова и снова шевелилась внутри: Таки никогда бы не пришло в голову навредить людям, почему же госпожа магистр хотела уничтожить ее и все из-за того, что она отличается от других? Отказ господина Кодериуса не успокаивал: Таки вдруг осознала, как непрочно ее существование — в любой момент она может рассыпаться, превратиться в безжизненную глину. Раньше такая возможность наполняла радостью и будоражащим предвкушением, ожиданием свободы. Теперь Таки невольно спрашивала себя: а будет ли что-то после смерти или големы просто превращаются в ничто? И понимала, что на этот вопрос ей вряд ли кто-то ответит.

Часы на городской ратуше пробили двенадцать, половину первого, час, а Таки все слушала, как шелестят деревья, стрекочут сверчки, бродячая кошка играет на дорожке с пойманной мышью… Наконец грустные размышления отступили, и Таки удовлетворенно вздохнула, позволяя себе ускользнуть в «сон».

* * *

Если бы два дня назад госпоже Веране сказали, что големы умеют обижаться, она бы подняла говорившего на смех. А вот теперь перед ней стояла напряженная, обиженная девушка-голем, и госпожа магистр отчего-то ощущала неясное чувство вины. Она попыталась убедить себя, что это ей только кажется, но странное создание магистра Кодериуса несомненно обижалось: это сквозило в каждом жесте, в каждом взгляде больших темных глаз.

— Доброе утро, госпожа магистр, — сказала девушка-голем. — Вот ваш сверчок.

— Он ночевал на улице? — спросила Верана, делая вид, что все в порядке. — Ты всю ночь его караулила?

— Нет, за ним присматривали фейри. Кстати, они просили передать, что не любят, когда за ними подглядывают, — Таки бросила на женщину тревожный взгляд, добавила чуть слышно:

— Вы их очень обидели.

— Похоже не только их, — кивнула госпожа магистр.

Ее собеседница вздрогнула, даже отступила на шаг. Потом быстро возразила:

— Нет-нет, госпожа магистр, меня вы ничем не могли обидеть.

И тем самым только подтвердила подозрения Вераны. Но делать было нечего, и госпожа магистр приказала:

— Подойди: я сниму с тебя заклинание, которое не понравилось фейри, — и неожиданно для себя прибавила:

— Я знаю, что големов не именуют, но у тебя ведь есть какое-то имя?

Темнокожая нагая девушка, больше похожая на статую, чем на человека, приблизилась. Посмотрела необычно живыми, почти человеческими глазами. Попыталась улыбнуться:

— Это скорее не имя, а прозвище: сородичи зовут меня Таки.

— Таки? — повторила госпожа магистр.

— Да, — чуть-чуть оживилась ее собеседница. — Когда я еще не родилась, моя сестра наблюдала, как мое тело приводил в порядок скульптор. Не господин Фарус — другой. Он все время повторял: «Таки-таки-вот, таки-так, таки-так». Это удивило мою сестру, показалось загадочным, и, когда господин Кодериус оживил меня, она сказала, что мне на роду написано зваться «Таки».

— А мне можно называть тебя этим именем? — осторожно поинтересовалась женщина. Теперь, когда она испортила отношения с фейри, следовало найти понимание хотя бы с этим странным существом.

Девушка энергично кивнула в ответ:

— Конечно, госпожа магистр.

И тут же опять загрустила — мимикой она совершенно не напоминала статую.

— Называй меня просто госпожа Верана.

По лицу Таки скользнула тень. Но врать она явно не умела, поэтому в ответ на вопросительный взгляд собеседницы, пояснила:

— Это считается очень невежливым — называть высших существ по именам. Но если вы настаиваете...

— Да, я настаиваю, — усмехнулась госпожа магистр. — А кто придумал, что это невежливо?

Темные глаза девушки удивленно расширились:

— Никто. То есть, это все знают. Есть незыблемые правила, которые старшие объясняют младшим. Всегда. Со дня их создания.

Женщина удивленно приподняла брови:

— Кодериус знает об этих правилах?

Ответом было молчание.

— Не знаю, — наконец, подумав, призналась Таки. — Наверное, господин магистр не знает: ведь их установили големы.

— Чудеса.

Они снова замолчали. Пока Верана придумывала, как аккуратно разговорить собеседницу, Таки замкнулась. Ее лицо стало обычной для големов маской, только быстрые взгляды, которые она бросала на госпожу магистра, выдавали живые чувства. Женщина уже хотела спросить прямо: «Так чем же я тебя обидела?», но Таки, словно прислушавшись к чему-то, торопливо спросила:

— Можно мне уйти, если я вам больше не нужна, госпожа магистр?

— Что-то случилось?

— У госпожи с четвертого этажа ребенок опрокинул кастрюлю с супом. Кипящим. Надо прибрать.

— А куда смотрел домовой? — Верана нахмурилась.

— Домовой уберег ребенка, — строго отозвалась девушка-голем. — Ему пришлось выбирать: спасать суп или спасать ребенка, он все сделал правильно. Я пойду?

— Иди, — неохотно отпустила ее женщина.

Оставшись одна, прошлась по комнате. Веране ужасно не нравилось все происходящее. А больше всего то, что она потихоньку переставала воспринимать это странное существо как голема. Чтобы избавиться от очеловечивания Таки, госпожа магистр хлопнула в ладоши и потребовала принести ей утренний кофе. Когда в комнату вошла с подносом другая девушка-голем, женщина с облегчением вздохнула. Вот теперь все правильно — голем был големом. С телом статуи и такой же холодной вежливой улыбкой. Однако Верана решила задать ей необычный вопрос:

— Ты не знаешь — в моих комнатах живет домовой?

Что-то мелькнуло в глазах голема, какая-то тень чувств. Но девушка, по красоте почти не уступающая Таки, стандартно-вежливо отозвалась:

— Я ничего об этом не знаю, госпожа.

Правильно, именно так и должен отвечать голем. Но Верана почему-то подумала, что Таки ответила бы по-другому. Что-нибудь вроде: «Но вы же не замужем, госпожа. Если в ваших комнатах нужно прибраться, я могу этим заняться». Что-то подобное должна была ответить Таки.

Не чувствуя вкуса кофе, женщина в три глотка выпила утренний напиток. И вышла из комнаты, направляясь в сад.

* * *

Возле старой магнолии не было ни одного фейри, но Верану это не обмануло. Она огляделась вокруг, произнесла негромко:

— Не стоит от меня прятаться, я пришла вовсе не затем, чтобы надоедать вам.

— А зачем ты пришла? — тут же прозвенел за спиной тонкий голосок. Все-таки фейри на удивление любопытны.

— Попросить прощения. Я извиняюсь за то, что позволила себе подсматривать за вами.

Последние листья магнолии зашелестели, и на ветках показались духи воздуха. Верана ждала, стараясь не ежиться под пристальными взглядами. И наконец услышала:

— Значит, ты хочешь, чтобы мы простили тебя?

— Да, — внутренне радуясь, что все так удачно складывается, кивнула госпожа магистр.

Но рыжеволосый фейри неожиданно произнес:

— Мы не принимаем твои извинения.

По веткам пробежал короткий, словно бы птичий, щебет, и духи снова молча уставились на женщину. Ей захотелось развернуться и уйти. Но Верана не позволила себе поддаться эмоциям. Вместо этого ровным голосом спросила:

— Почему?

— Потому что ты произносишь слова раскаяния, но не раскаиваешься, — ответил все тот же фейри. — Нет, ты жалеешь, но совсем не о том, о чем следует. Твои извинения — это попытка прийти к цели другой дорожкой. А твоя цель — сделать из фейри големов. Неужели ты надеешься, что мы будем помогать тебе в этом?

Верана сжала губы. Можно было бы возразить, если бы она говорила с человеком. Но фейри чуют правду, и сейчас дух воздуха бесцеремонно ее озвучил. Это для людей духи воздуха представляли вечную головную боль, и было бы очень удобно найти способ подчинить непослушных. А с точки зрения фейри Верана пыталась закабалить целый народец. Смешно было ждать, что среди фейри ее действия найдут понимание.

И тут гравийная дорожка зашуршала под чьими-то быстрыми шагами: из-за кустов появилась Таки. Не обращая внимания на женщину, обратилась к фейри:

— Зачем вы это делаете? Почему обижаете… госпожу Верану?

Перед именем девушка-голем на мгновение запнулась, и женщина отметила, что Таки соблюдает их договоренность. Еще и защищает ее от фейри. Надо же.

Один из крылатых человечков тут же опустился на плечо девушки, что-то быстро зашептал в ухо. Таки нахмурилась. Фейри продолжал шептать, для верности придерживаясь за ее волосы — они у Таки состояли из глиняных завитков. Все ждали. Наконец фейри закончил, и девушка-голем обвела взглядом присутствующих. Сказала твердо:

— Хорошо, по поводу людей и фейри не буду спорить. Но я прошу о другом — примите извинения госпожи Вераны. Если ее слов недостаточно, я извиняюсь за нее.

Фейри загомонили, заспорили между собой на своем «птичьем» языке. Потом согласились:

— Ради тебя, Таки, мы прощаем госпожу магистра. Но в следующий раз подумай, прежде чем просить за людей.

— Спасибо. В следующий раз я обязательно подумаю, — в голосе девушки-голема прозвучала такая благодарность, что Верана поежилась. Потом Таки обернулась к ней:

— Простите, мне нужно бежать: я еще не отмыла кухню — госпожа с четвертого этажа будет очень недовольна. Да и мои родичи...

— Подожди, — остановила ее женщина. — Скажи, откуда ты узнала, что здесь происходит?

Коричневое лицо Таки выразило такую гамму чувств, что Верана едва не рассмеялась. Ну, конечно, теперь понятно, что шептали голему фейри — просили не выдавать их секреты. Но не духи же воздуха сообщили Таки о происходящем? Какая им в этом корысть? Значит, есть кто-то еще, о ком Верана пока не подозревает.

А Таки опустила глаза и тихо попросила:

— Госпожа Верана, можно я не буду отвечать на этот вопрос?

— Можно, — великодушно разрешила женщина.

И девушка, коротко поклонившись, убежала. Госпожа магистр смотрела ей вслед, понимая, что это существо она, кажется, больше не может считать големом.

* * *

Когда Таки вошла на кухню, где разлили злополучный суп, все уже было прибрано. Ее напарница по уборке — статная, острая на язык Злата — как раз наводила последнюю красоту. Таки, которая после удачного разговора с фейри, чуть не подпрыгивала от радости, улыбнулась «сестре»:

— Злата, спасибо тебе огромное. Следующая уборка — моя.

Та окинула ее неодобрительным взглядом, ответила едко:

— Ты еще занимаешься приборкой? Как ни посмотришь: то с людьми болтаешь, то с фейри.

— Это люди со мной разговаривают, — Таки немного расстроилась, но говорила по-прежнему вежливо: только и не хватает ссориться со своими.

— Ночевать во дворе тебя тоже люди заставляют? — снова уколола Злата.

Таки отвернулась. Кажется, с ней очень хотели поругаться. А сказать правду — значит, признать себя виноватой. Она равнодушно пожала плечами:

— Что-то вроде того.

— Не вздумай сегодня остаться в саду — тебя хотят видеть родичи. На закате. Все будут ждать тебя одну. Надеюсь, ты помнишь, что это значит?

«Какая же она все-таки злая — эта Злата», — мелькнуло у Таки в голове. Но она по-прежнему сдержанно кивнула. И когда напарница, так и не дождавшись ссоры, ушла, девушка расстроенно принялась за обычную приборку — новости были неутешительными. Хорошо, если ее просто отчитают за «недостойное поведение». А ведь могут и… На мгновение Таки застыла в растерянности.

Все големы знают: если дюжина соплеменников скажет тринадцатому слово «рассыпься», трижды повторив приказ, — он мгновенно превратится в дорожную пыль. Случалось такое нечасто, и раньше Таки в голову не приходило спросить — зачем големам убивать друг друга? Господин Кодериус, похоже, не подозревал, что не все големы разрушаются от неудачно составленного заклинания. «Нарушивших правила» безжалостно уничтожали соплеменники. Что-то внутри Таки сжалось от острого предчувствия близкой опасности. Ей совершенно не хотелось погибнуть, даже превращение в чистую глину утратило свою привлекательность, а стать пылью было просто ужасно.

Она подумала, что может попытаться укрыться в саду, а завтра… Нет, не пойти на встречу, если вызывают, невозможно. Не придет — придут за ней. Оставалось только попытаться оправдаться.

* * *

До вечера Таки крутилась по хозяйству, даже не выходя в сад, с горькой решимостью сделать все, как положено. Хотя было понятно, что теперь ее судьба зависит от чужой недоброй воли и никакие благие намерения тут не помогут. Но она не знала, чем еще занять себя. Поэтому, делая работу, прислушивалась к привычным звукам дома: беготне детей, тихим разговорам домовых, бульканью супов и снадобий. Было ужасно жалко уходить из этого мира. А еще — боязно оставлять тех, к кому, оказывается, она успела привязаться: если заботу о сверчках и ящерке можно поручить фейри, то кто позаботится о госпоже Веране? Эта мысль заставила девушку-голема совершить поступок, на который раньше она никогда бы не решилась — окликнуть домового.

— Добрый день, — ее голос был напряжен, пожалуй, даже в разговоре с госпожой магистром она так не волновалась. — Простите, вы не знаете, у госпожи из бельэтажа, госпожи со сверчками нет своего домового?

Дух дома — один из старших, как чувствовала Таки — что-то прокряхтел, не показываясь, и ответил на удивление приятным голосом:

— И тебе — день добрый. Нет, за госпожой магистром никто из нас не присматривает.

— А никак нельзя сделать… — Таки запнулась, — чтобы у нее тоже был домовой?

Ее собеседник хмыкнул, завозился за плитой, выглянул — растрепанный, но удивительно уютный, с той добродушной теплотой, которая присуща всем домовым. Оглядев Таки блеснувшими, почти не видимыми за космами волос глазами, пробормотал:

— Все знают, что домовые появляются, когда люди женятся, — и, увидев, как Таки мгновенно сникла, заторопился:

— Да ты погоди, дослушай. Это люди считают, что все дело в свадьбе. А на самом деле, мы возникаем от просьбы. Иногда домового призывает невеста, иногда мать невесты, а порой и родители с обеих сторон. Главное — нужным образом попросить. Можно просить и не за новобрачных. Например, одинокая мать попросит присмотреть за своим ребенком — и домовой появится.

— Но я не мать госпоже Веране.

— Неважно. Ты попросила. Правда, до сих пор големы никогда к нам не обращались. Но какое нам до этого дело? Можешь не волноваться — появится у госпожи Вераны домовой. Уже появился.

— Ой, — тихо выдохнула Таки. — Я вам очень благодарна. Не знаю, успею ли, но, может, я смогу что-то для вас сделать?

— Да ты уже сделала — еще одного домового позвала, — усмехнулся ее собеседник и исчез.

А Таки, вздохнув, попыталась вернуться к работе: за госпожу Верану можно было не волноваться, но грусти от этого не убавилось.

* * *

За полчаса до заката она постучала в дверь госпожи магистра. Войдя в комнату, сразу же увидела выглянувшего из-за спины женщины домового. Тот заговорщически подмигнул и Таки поняла, что он нарочно ей показался.

Верана сидела над банкой со сверчками, что-то тихо приговаривая. Таки подошла, и женщина обернулась к ней:

— Что с ними происходит? Не хотят гулять?

И верно — ни одно из насекомых не желало прыгать на ладонь женщины.

— Не хотят, — решившись, подтвердила Таки. — И тот, что прыгал к вам на ладонь — на самом деле не хочет. В саду он пугается и прячется как можно глубже в листву. Там неуютно и страшно… А прыгает он к вам на ладонь потому, что хочет тепла.

Госпожа магистр посмотрела на нее непривычно-растерянным взглядом. И Таки продолжила:

— А вот ваша ящерка любит гулять, только скоро ей будет холодно снаружи.

— Это… фейри тебе сказали?

— Ну… не совсем. Но я через них это узнала, — Таки было очень трудно умалчивать, но рассказать женщине обо всем казалось неправильным. Да и что может изменить госпожа магистр? Поэтому девушка-голем опять собрала волю в кулак и продолжила:

— Госпожа Верана, вы сегодня не спрашивайте меня ни о чем… Я просто раньше думала, что вы понимаете всех зверей и насекомых, как фейри. А потом оказалось, что это не так. Им плохо от того, что вы не знаете их желаний. Я говорю потому, что завтра… может быть, не смогу вам это рассказать.

Таки видела, как на губах женщины застыли невысказанные вопросы, но госпожа магистр удержалась. Они помолчали. Потом по столу скользнула серо-зеленая ящерка. И Таки прибавила:

— Можно ваша ящерка сегодня пойдет со мной?

— Конечно.

Таки положила на стол коричневую руку, и ящерка быстро забралась ей на плечо.

— До свидания, госпожа Верана.

— До завтра, Таки.

Как успела заметить госпожа магистр, ее слова заставили девушку-голема сжать губы.

Как только дверь за Таки захлопнулась, Верана подошла к окну, посадила на подоконник глиняного голубя. Дунула, оживляя. Произнесла:

— Кодериус, приходи немедленно. А то случится несчастье. С твоим необычным големом. Верана.

Затем приоткрыла створку и приказала голубю:

— Лети.

* * *

У старой магнолии сегодня было многолюдно. Впрочем, слово «многолюдно» подразумевает людей, и Таки невольно задалась вопросом, можно ли сказать так о фейри. Но тут же оборвала ненужные размышления.

Она уже различала знакомые лица: за главного был рыжеголовый человечек с огненно-рыжими в черную крапину крыльями. Отыскав его глазами среди суеты красных, желтых и синих крыльев, Таки слегка поклонилась и заговорила:

— Наверное, я умру сегодня вечером. Если двенадцать големов скажет мне «рассыпься», волей-неволей придется стать пылью. Это наказание для всех ослушавшихся големов. Но я… больше не хочу стать неживой материей. Даже чистой глиной. Я боюсь исчезнуть. Это вы… научили меня бояться, — она запнулась и добавила твердо:

— Скажите, есть для меня какой-нибудь способ не умереть?

Человечек присел на предусмотрительно протянутую ладонь. Усмехнулся:

— Способов — сколько угодно. Только за каждый нужно платить… да не деньгами, — рассмеялся он, прочтя изумление на ее лице. — Для того, чтобы не умереть, тебе надо в кого-нибудь превратиться. Ты готова стать человеком?

— Нет.

Слово вырвалось прежде, чем Таки осознала, что отвечает. Она виновато опустила голову, слушая быстрый шепоток фейри. Потом все тот же рыжеголовый продолжил:

— Дело твое. Но если ты не хочешь умереть, ты не можешь остаться големом. Потому что основное в големе — то, что рано или поздно он превратится в глину.

— А как… умирают фейри? Или они не умирают? — робко поинтересовалась Таки.

— Вообще-то, — личико собеседника исказила лукавая гримаса, — мы никому этого не рассказываем. Но тебе я отвечу: фейри тоже смертны. Они появляются и исчезают. Но для нас это не так страшно, как для людей или големов.

— Почему? Вы что-то знаете о смерти? Големы и люди уверены, что они не до конца исчезают, что у людей остается душа, у големов — чистая глина. Но я уже не знаю, верить ли этому, — заключила Таки.

— Про то, что происходит с людьми и големами после смерти, мне ничего неизвестно, — человечек комично приподнял брови. — Фейри никогда не заглядывали на тот свет, тем более человеческий. А уж о превращении в глину я вообще молчу. К тому же «тот свет» может быть у всех разным, если он вообще существует.

Таки понимающе улыбнулась: горько было думать, что она так долго верила обычным выдумкам. Может быть, веру в «чистую глину» вообще придумали люди, тот же магистр Кодериус, чтобы оживленные статуи не боялись рассыпаться.

— Зато я точно знаю, — продолжил ее собеседник, — что фейри не рождаются и не умирают в понимании людей, потому что принадлежат воздуху. Мы — его часть. И окончательно исчезнуть фейри могут, только если исчезнет воздух...

— А превратить меня в фейри вы не можете? — невежливо перебила девушка-голем.

Человечек отрицательно покачал головой:

— Для этого тебе придется по-настоящему умереть. Ты — личность. Вообще каждый из людей — личность, и ты в этом неотличима от человека. А фейри — духи воздуха: иногда люди очень правильно дают названия.

— Но… я ведь различаю вас, вы — разные.

— Тебе это только кажется. Вот ты — одна, единственная. И твоя «госпожа магистр». И создатель големов — магистр Кодериус. Самый скучный человек в этом доме — госпожа Агноя, торговка амулетами, — и та имеет свой, неповторимый отпечаток, свой характер, свою душу. В отличие от вас у фейри нет ничего своего.

Таки удрученно молчала. И фейри заключил:

— Ты задала массу ненужных вопросов, узнала много всего о нас, но по-прежнему не знаешь главного — как остаться в живых.

— Да, не знаю, — хмуро заявила Таки. — Значит, придется умереть. Я не могу не пойти на встречу.

Она поглядела на закатное небо и прибавила:

— Мне положено уже быть там.

— Ладно, — вздохнул крылатый человечек, — ты нравишься нам, и поэтому мы сделаем тебе подарок. Хочешь послушать, как бьется человеческое сердце?

Таки распахнула глаза, гадая, как одно связано с другим. И вздрогнула, услышав внутри себя мерный стук. Взглянула на фейри — он мотнул головой, и стук прекратился.

— Теперь кто бы ни сказал тебе «рассыпься», у тебя будет пятнадцать ударов сердца на то, чтобы выбрать, кем ты хочешь стать. Если за это время ты не выскажешь никакого желания, ты превратишься в человека.

— Спасибо, — губы Таки дрогнули, она бы расплакалась, но големы не умеют плакать:

— Выходит, даже если я ничего не выберу, я… не умру.

— Не умрешь, — ворчливо подтвердил человечек. — А в кого ты превратишься — еще неясно. Иди.

* * *

Таки вошла в подвал и огляделась. Они все были здесь — от злорадно-испуганной Златы до явно расстроенного Диабаза, самого старого голема их квартала. Который жил совершенно в другом подвале: значит, ради Таки позвали старейшего, так сказать, стороннего судью. Если и раньше надежда на благополучный исход была небольшой, то теперь она просто испарилась. Таки пробежалась глазами по красивым, словно высеченным из камня, лицам соплеменников: шесть големов стояли возле одной стены и шесть — у противоположной. А она в середине. «Сейчас мне припомнят все», — отстранено подумала девушка. Но сородичи молчали. И она тоже молчала.

Наконец, Диабаз шевельнулся, голос старейшего гулко разнесся под низким сводом:

— Таки, ты общалась с духами воздуха, с этими… фейри.

— Да.

— Непочтительно разговаривала с высшими существами...

Это было неправдой — непочтительности Таки до сих пор не проявляла. Ну, может быть, самую капельку, когда решилась рассказать про сверчков госпоже Веране, но ведь об этом родичи не могли узнать. Значит, обвинение ложно. Таки попыталась возразить, что-то пояснить, но Диабаз поднял ладонь, и слова застряли у нее в горле.

— Оставалась в саду после заката солнца.

— По приказу человека, — на этот раз возражение вырвалось без каких-либо усилий.

Ехидные смешки отдались искаженным эхом — ей не поверили.

— Ты нарушила почти все законы големов, — так же ровно продолжил старейший. — А ведь только исполняя их, можно превратиться в чистую глину, — Диабаз сделал многозначительную паузу и продолжил:

— Надеюсь, ты понимаешь, что не заслужила лучшей участи. Поэтому ты превратишься в пыль...

Все, вот теперь ей вынесли приговор.

— Подождите, — отчаянно взмолилась Таки. — Дайте мне спросить. Один вопрос. Вы говорите «чистая глина», но ящерка на моем плече слышала, как магистр Кодериус… как он рассказывал, что учит големов верить. Разве не люди с помощью заклинаний создают нашу память? А если так — «чистой глины» может и не быть. Что же с нами будет после того, как мы рассыплемся? Я не хочу исчезнуть...

По подвалу пронесся вздох. И Таки не смогла понять — возмущенный или растерянный. Потом все заговорили одновременно. Но громче остальных взлетел нервный возглас Златы.

— Пусть она замолчит! — истерически выкрикнула бывшая напарница. — Да как она может… такое… про чистую глину. Рассыпься!

— Рассыпься! Рассыпься! — подхватил хор голосов.

У Таки зазвенело в ушах. Подвал закачался перед глазами, и, чтобы не упасть, она прислонилась спиной к стене. Что-то стукнуло в груди и пошло отсчитывать. Раз. Два. Три. «Пятнадцать ударов сердца, — вспомнила она. — Но я не успею. За пятнадцать ударов я ничего уже не придумаю. Фейри обманули меня!». Четыре, пять, шесть — стучало невидимое сердце. На двенадцатом ударе Таки нашла в себе силы разлепить губы и тихо, но внятно произнести:

— Я не хочу быть человеком. Я хочу… быть живой.

Стены опять закачались, поехали куда-то. Таки прикрыла веки, и ей померещилось, что она сидит, прислонившись спиной к старой магнолии. А вокруг летают, хлопая в ладоши фейри. И тот, самый главный — огненноволосый — смеется, зависнув перед ее лицом:

— Ты все сделала по-своему. Не поддалась нашим чарам. За это с нас — еще одно желание.

Довольный смех фейри: как будто осыпать ее подарками — самое приятное дело в их жизни.

— И в кого же я превратилась? — спросила Таки, не слыша собственного голоса.

— Ни в кого ты не превратилась, — с ворчливой теплотой ответил человечек:

— Как была, так и осталась големом. Но теперь никто не может превратить тебя ни в глину, ни в пыль. Конечно, человеком было бы удобнее: люди могли бы признать такое существо ровней. А кем они будут считать тебя теперь — неизвестно. Ну, пусть твоя госпожа магистр над этим бьется — она тебе кое-чем обязана… Ладно, хватит уже лежать без сознания: приходи в сад — поговорим.

* * *

Таки с трудом — веки никак не хотели подниматься — открыла глаза и увидела склонившуюся над ней госпожу Верану. Лицо женщины было таким бледным, что девушка-голем ощутила вину — нельзя заставлять людей так волноваться.

Госпожа Верана еще раз обежала ее цепким взглядом темных глаз и, переведя дыхание, спросила уже почти спокойно:

— С тобой все в порядке, Таки?

Девушка-голем кивнула и попыталась подняться. Голова кружилась. С телом тоже было что-то не так: нет, оно не болело, но Таки ощущала ягодицами каждую щербинку в камне. А еще — воздух был каким-то неправильным: лишь спустя несколько мгновений Таки поняла, что ей подарили обоняние. Во всяком случае, этот резкий, тревожный запах, который бил ей в ноздри, наверное, был… ароматом духов?

Глаза госпожи Вераны ждали ответа, и Таки поспешила заговорить:

— Со мной… все очень странно. Но я не превратилась в пыль. И фейри говорят, что уже не превращусь.

Тут она вспомнила о приглашении крылатого человечка и окончательно пришла в себя. Поднялась, все еще держась за стену:

— Госпожа Верана, можно я вас покину? Мне нужно поговорить с духами воздуха.

Только сейчас Таки увидела, что чуть поодаль стоит магистр Кодериус. Смутилась. Отдала вежливый полупоклон:

— Добрый вечер, господин Кодериус. Я вам нужна?

— Только один вопрос: как давно големы научились убивать друг друга?

Таки бросила короткий взгляд на застывшие лица родичей, дернула плечом:

— Спросите об этом самого старшего, — почему-то вопрос магистра рассердил ее, но, увидев, как морщится человек, Таки с вернувшейся вежливостью добавила:

— Думаю, с тех самых пор как их стало больше двенадцати.

— Это правда? — обратился Кодериус к Диабазу.

И старейший с боязливой униженностью, которая неприятно царапнула Таки, подтвердил:

— Да, господин создатель.

Делать здесь было нечего: пусть люди и големы сами разбираются, кто прав, кто виноват — Таки это больше не интересует. Она с трудом отлепилась от стены, повернулась к дверному проему. Но тут ее окликнула госпожа Верана:

— Таки, можно обратиться к тебе с просьбой?

— Какой?

Девушка обернулась, кожей ощущая взгляды родичей. На их глазах происходило неслыханное: человек просил голема. Но сама Таки не видела в случившемся ничего удивительного. Только опять пришлось задержаться, поглядеть в темные, горящие азартным огоньком глаза госпожи магистра. И услышать:

— Можно я напишу о тебе диссертацию? О тебе и твоих желаниях, которые выполнили духи воздуха.

На миг девушка-голем посочувствовала фейри: стоит только ответить «да» человеку с таким вот алчущим взглядом — и больше он не примет отказа. Мало того: раззвонит о своем успехе другим людям, и скоро вокруг тебя соберется целая толпа желающих… Но Таки еще не научилась отказывать. Она кивнула и, оставляя себе лазейку, ответила:

— Если фейри не будут против.

Потом, пожалев крылатых человечков, строго добавила:

— Но если это причинит неприятности или даже просто неудобства фейри, я больше никогда вам не помогу.

— Конечно-конечно, я все понимаю.

Жадный огонек в глазах госпожи Вераны сменился насмешливой искоркой. И Таки неожиданно полюбопытствовала:

— А если бы фейри согласились исполнить ваше сокровенное желание, госпожа Верана, чего бы вы захотели?

И тут же прикусила язык: задавать такие вопросы людям было верхом неприличия. Впрочем, не все ли равно — Таки уже не подчиняется этим правилам. А услышать ответ госпожи магистра очень хотелось. Но Верана не успела ответить — на плече Таки возник знакомый рыжеголовый человечек, произнес насмешливо:

— Чего, по-твоему, могут желать люди? Госпожа магистр мечтает написать свой ученый трактат, стать богатой и прославится… Скука.

Лицо госпожи Вераны окаменело. Таки поняла, что человечек угадал, а еще — что это, и правда, будет ужасно скучно. И совсем не то, что сделает женщину счастливее. Почти против воли девушка-голем предложила:

— Госпожа Верана, а вы никогда не хотели на время превратиться в дерево? Стать цветущей яблоней, дождаться, когда ветки начнут клониться к земле от яблок — и снова превратиться в человека. Вам бы, мне кажется, понравилось.

В подвале стало очень тихо. Потом звонкий голосок фейри промолвил:

— Такое желание было бы приятно исполнить...

Но на лице госпожи магистра отразилось разочарование, и, почувствовав, что никогда не поймет людей, Таки прибавила:

— Нет? Ну, тогда пишите ваш трактат.