Чайка и Дракон

Эта немного необыкновенная история случилась одним серым дождливым утром на безымянных скалистых берегах, веками принадлежавших чайкам. Сей остров — прекрасный тихий край, где воздух пропитан запахами моря, а небеса высоки, как нигде больше на всём белом свете. Здесь часты дожди, однако так же часто после ливней тучи разгоняет нежное лучезарное солнце, заставляя искриться в воздухе яркую дугу радуги. На влажно блестящих скалах располагаются темные неприметные гнёзда чаек. Им нечего бояться, ведь этот остров полностью принадлежит их гордому морскому народу. Целыми днями в округе стоит гвалт, повсюду слышны крики, хлопанье крыльев и стук клювов. Небо, скалы, море — всё серебрится от бесчисленного множества чаек. Их жизнь проносится чередой ярких шумных дней, заполненных делами, щебетом и морским ветром. Жизнь, в ритме которой вряд ли возможно остановиться и оглядеться. Вперёд! Вверх! Скорее, скорее! За вечной спешкой, гонкой длинною в жизнь они вряд ли знают, что помимо них среди скал живёт их чудная сестра, которой нет дела до всего того, что незыблемо для остальных. Если бы на этом острове жил ещё кто-то, кроме них, он бы мог наблюдать одинокую чайку, каждый день неподвижно сидящую на одинокой скале. Чайку, выброшенную судьбой из пёстрого круговорота птичьей жизни и выбравшую в собеседники лишь шепчущие волны да игривый ветер. Она и есть главная героиня нашей маленькой истории.

Одинокая серебристая чайка сидела, нахохлившись, на пике серой скалы. Тугие струны дождя нещадно хлестали её, стекали по перьям. Море бушевало: огромные серые волны бросались на прибрежные камни, поднимая в воздух тучи брызг, бурля и пенясь. Но чайке было всё равно. Она спокойно сидела на скользком камне, погруженная в свои мысли, и ждала чуда. Казалось бы, о чём может так глубоко задумываться простая чайка? И какое чудо может произойти на небольшом острове посреди проливного дождя? Но именно в размышлениях и в надежде на чудо заключался смысл её жизни. Сейчас она не думала ни об охоте, ни о гнезде, ни о чём другом, что стояло на первом плане для любой чайки. Она думала, например, откуда появляется дождь и почему? Может, это небо плачет? Но от чего может плакать такое прекрасное, такое высокое небо? Чайка не знала ответов на эти вопросы. Но она знала одно: после дождя небо всегда улыбается. И всегда над островом раскидывается радуга, такая недостижимая и прекрасная… И это — то самое чудо, которого ждёт чайка каждый день, сидя на камне и глядя ввысь. Ещё она иногда думает о других чайках. Сейчас она уже давно далека от их забот. Но раньше… Раньше её можно было назвать самой обыкновенной чайкой, теряющейся в толпе таких же, как она сама. Она жила с ними. Каждое утро облетала с соседками остров, ловила рыбу, без устали обсуждала погоду и места охоты, жаловалась на ветер и ловила сплетни. Она никогда не задумывалась ни о чём, что могло бы отвлекать её от этих занятий. Так и текла её жизнь, вроде бы беззаботно и одновременно хлопотно, пока не случилось с ней то, что полностью переменило её.

Наступили теплые погожие дни, когда каждая чайка, достигшая определённого возраста, должна найти себе пару, свить гнездо и воспитать птенцов. Она и её избранник вместе строили жилище на краю скалы над морем. Они охотились друг для друга, по очереди высиживали птенцов, укрывали друг друга и гнездо в непогоду и любовались звёздами тихими лунными ночами. Казалось, ничто не сможет нарушить идиллию. Для чайки эти мгновения стали самыми прекрасными в её жизни.

Но дни сменяли друг друга, летели стрелой по ленте времени, и всё дольше стал пропадать где-то её друг, пока и вовсе не исчез. Напрасно ждала она его, звала наперекор ветру и ливню, молила небо о его возвращении и тревожно вглядывалась вдаль каждый день. Пропал он в пучинах бушующего моря или просто покинул её — она не знала. Ею владели безраздельные горе и тоска. Всё, что тогда спасало чайку — её ещё не вылупившиеся птенцы, маленькие и беззащитные, её дети, которых успела она возлюбить больше своей жизни.

Но, оставшись одна, она больше не могла покинуть их даже ради охоты, ведь тогда бы им угрожала опасность, а этого чайка допустить не могла. Никто из чаек не помог бы ей — соседи заняты своими гнёздами, и в вечной спешке жизни нет времени на сострадание и взаимопомощь. Хотя какое-то время чайка и оставалась с птенцами, она знала: если не охотиться, то она погибнет, и тогда погибнут и её дети.

Дождавшись отлива, чайка стремглав бросилась с обрыва на песчаный берег. Она всегда была уверена в своих силах, верила в себя и на этот раз. С ней никогда раньше не случалось ничего плохого, и лишь потеря друга слегка пошатнула её веру. Она пролетела, почти касаясь крыльями песка и высматривая еду. Бросилась к устрице, вскрыв ракушку мощным клювом… И, быстро проглотив моллюска, бросилась к гнезду. Опустилась на край, чтобы увидеть два маленьких серых яйца, которые так берегла… Но увидела лишь пустое гнездо. Её птенцов там больше не было.

Жалобный стон, вовсе не похожий на крик чайки, вырвался из её груди. В конце концов, она была такой же чайкой, как и все. Так почему? Почему это случилось именно с ней? За что? Сердце чайки кольнуло. Беспросветная пустота и горечь поселились в нём...

С криком, полным боли, чайка сорвалась с гнезда. Облетела скалы, вопрошая, что же случилось с её детьми. Она прекрасно знала ответ на свой вопрос, знала, что никто не ответит, что всем глубоко всё равно… Просто до сих пор не могла поверить. А её собратья были слишком заняты своими заботами, чтобы расслышать за шумом прибоя крики одинокой чайки с разбитым сердцем.

Отчаяние и гнев охватили чайку. Шорох моря и гвалт птиц звучали приглушенно для неё. Она металась над островом, и чувство безысходности преследовало бедную птицу. Она взлетала ввысь, к серому недостижимому небу, бросалась на волны, такие же серые… Она потеряла во всём этом смысл. Не понимала, почему так случилось, не верила, и всё летела и летела… Волны, небо, волны… Они мелькали перед чайкой, сливаясь в единую серую полосу, ветер нещадно бросал её из стороны в сторону, перья дрожали от его порывов...

В конце концов она рухнула на камни, обессилев. Начался мелкий дождь, перешедший в ливень. Но чайка не обратила внимания. Слишком велико было её горе.

Чайка никогда больше не возвращалась в гнездо. Волей случая её занесло в неизведанную и не обжитую чайками часть острова. Ах, если бы она знала об этом месте раньше! Она бы свила гнездо именно здесь, и тогда бы никто не нашёл её птенчиков...

Она стала жить в укромном неприметном месте меж камней, одна со своим горем, и вряд ли кто-то мог бы найти её, если бы вообще искал. Она охотилась на моллюсков и крабов, остававшихся после отлива на берегу, и всё свое время проводила на пике самой высокой скалы на острове. Теперь у неё было много времени на размышления. Она вдумывалась в смысл жизни, суть вещей. Это помогало ей жить.

***

Дождь кончился, и успокоившееся море озарило яркое солнце. Через несколько часов начался отлив, и чайка спустилась на берег, чтобы найти еду. Увлечённая поисками, она наткнулась на странный предмет. Большой, овальный, гладкий, похожий на красное с желтыми и бардовыми прожилками… яйцо. Но откуда здесь, на острове чаек, могло появиться такое яйцо? Чайка опасливо коснулась яйца крылом. Мокрое, прохладное… Его, верно, принесло море...

Душа чайки преисполнилась жалости к этому потерявшемуся птенцу. Он погибнет, если останется здесь. Но она не позволит птенцу погибнуть из-за неё, чьим бы он ни был.

Чайка принялась клювом и крыльями толкать яйцо к своему гнезду меж камней. Каких усилий стоило ей закатить оказавшееся таким тяжелым яйцо в своё убежище! Но она это сделала. Она твердо решила вырастить этого птенца во что бы то ни стало.

Чайка целыми днями сидела в гнезде, грея яйцо. Оно было гладким и блестящим, чуть меньше самой чайки, и она даже предположить не могла, чьё оно. Но ей это было и неважно. Изредка она улетала, чтобы добыть себе пищу. Обычно, схватив добычу, она опрометью бросалась к своему гнезду, и каждый раз её охватывал страх того, что она снова прилетит к пустому жилищу. И каждый раз испытывала радость и облегчение, видя яйцо, мирно лежащее в гнезде и чуть поблёскивающее на солнце.

Однажды, возвращаясь с охоты, она увидела чужую чайку, осторожно постукивающую клювом яйцо. Её яйцо! Чайку вдруг охватили гнев и страх за птенца. С воинственным криком она накинулась на Чужую чайку. Ей тогда было всё равно, кто эта чайка и что она здесь делала. Её волновало только то, что она Чужая, и она угрожала её птенцу. Нет, такого чайка больше никому не позволит. То, что случилось тогда, она помнила слишком хорошо. Чайка клевала и била крыльями Чужую, пока та не улетела за камни и не исчезла из виду. Чайка осторожно устроилась в гнезде и обняла яйцо крыльями. Любуясь узорами прожилок на яйце, она думала, что это яйцо никому не отдаст.

Так текли дни, а птенец всё никак не хотел вылупиться. Но чайка верила, что скоро малыш начнёт пробиваться сквозь скорлупу, и терпеливо ждала. Она столько времени провела, высиживая его, что на её месте любая чайка уже бы давно отказалась от этой идеи. Но эта отличалась особым упорством, и у неё были на то причины— птенец стал новым смыслом её жизни. Она привыкла надеяться на чудо. Надежда не покидала её никогда, и вскоре ей суждено было сбыться.

Это случилось после отлива, когда чайка улетела на охоту. За последнее время у неё выработалась стойкая привычка приносить пищу в гнездо и только там съедать. Поймав средних размеров рыбу, она зажала её в клюве и поспешила к гнезду. И каковы же были её радость и удивление, когда она увидела первые трещинки на яйце! С замиранием сердца она наблюдала, как разбегаются тонкие изломы по идеально гладкой скорлупе. Раздался треск, и из скорлупы показался… Коготь! Загнутый коготок завораживающего антрацитового цвета. За ним показалось крыло. Чайка с изумлением наблюдала за своим птенцом. Он вовсе не был похож на птицу, скорее, на диковинную рогатую ящерку. Маленькую, покрытую завораживающе рубинового цвета чешуйками, с чёрными коготками на лапах и совсем уж удивительными крыльями, как у летучей мыши. Существо было маленьким, чайка могла бы полностью укрыть его крылом. Оно смотрело на чайку круглыми полными доверия глазами и с радостным писком ползло к ней, неуклюже растопырив крылья и цепляясь за камни длинным хвостом. Оказавшись перед чайкой, ящерка принялась тянуть рыбу у чайки из клюва, а получив желаемое, с радостным писком бросилась есть.

Глядя на существо, чайка подумала, а не дракон ли это? Она помнила, как в детстве её мать рассказывала им морские байки, принесённые ветром, подслушанные у других чаек или услышанные ею от матери. Эти байки чайка когда-то хотела рассказывать своим детям… Что из них правда, что ложь— никто не знает, да и никому это не нужно. Но сказка, которую чайка любила больше всего и которой безоговорочно верила, гласила о чудесном острове во многих километрах отсюда, там, куда не долетала ещё ни одна чайка. На этом острове, где скалы так высоки, что касаются неба, где берёт начало радуга и где встаёт солнце, живут драконы. Прекрасные величественные существа с чешуёй, блистающей, как звёзды. Опасные и мудрые хищники, свободные мастера полёта, чьё призвание— покорять небеса… Именно им чайки обязаны спокойствием, царящим на их берегах, ибо никто не смел беспокоить столь грозных существ. И каждые десять лет на рассвете можно было видеть вереницу величественных драконов, летящих на север, широко раскинув крылья… Так говорила её мать. Но сама чайка их никогда не видела.

И вот теперь перед ней — дитя прекраснейших и мудрейших созданий в целом свете. Но он не может вернуться домой, а она ничем не может помочь ему в этом. Но она может вырастить его, как своего птенца. И она расскажет ему эту сказку, как рассказывала её мать.

Дракон расправился с рыбой и теперь прильнул к ней, с обожанием заглядывая в глаза. Уже сейчас он считал её матерью. И давняя мечта чайки обрести птенца наконец сбылась.

Дни сменяли друг друга, полные открытий для дракона и новых забот для чайки. Но ей забота о птенце, пусть даже немного не похожем на неё, доставляла только радость. Она полюбила его всей душой, так же, как всегда любила и будет любить своих первых, так и не вылупившихся птенцов.

Дракон рос не по дням, а по часам. Вскоре он начал вылезать из гнезда и пробовать летать. И недаром драконы слывут покорителями небес— с первых же попыток он выучил азы полёта, а через несколько дней уже летал вместе с чайкой в море, где та показывала ему, как ловить рыбу. В этом её птенец так же преуспевал — прекрасные драконьи ловкость и реакция позволяли ему без труда ловить зазевавшихся рыбёшек.

Чем больше вырастал дракон, тем больше интересовал его мир.

— Мама, почему идёт дождь? Мама, а можно ли долететь до солнца? Мама, а можно я доплыву до дна моря? — постоянно щебетал он на ломаном чаячьем наречии. Единственное, что у него получалось неважно — чаячья речь. Он долго не мог освоить простых слов, хотя первое, чему учатся птенцы, это речь, и вряд ли мог говорить так же легко и быстро как чайки его возраста, но они прекрасно понимали друг друга, и чайка охотно отвечала на его вопросы.

Из маленького дракончика он вскоре превратился в рослого молодого дракона. Теперь это он укрывал чайку крылом в дождь (чешуя дракона не промокала), и только посмеивался, когда она рассказывала ему, каким маленьким он был. Гнездо уже стало мало для такого большого дракона, и они нашли небольшую пещеру прямо над морем, в которой они коротали вечера. Чайка рассказывала дракону сказки, а он лежал, зажмурившись, и тихонько мурлыкал.

Но он не желал признавать себя драконом.

— Мама, я же чайка! Посмотри, самая настоящая! Я летаю, как чайка, охочусь, как чайка, говорю, как чайка! — упрямо отвечал он на все попытки чайки объяснить ему, кто он такой на самом деле.

— Солнышко, ты слишком большой для чайки. Ты летаешь гораздо быстрее, видишь гораздо дальше, говоришь, как дракон, — мягко объясняла чайка своему четырехметровому "солнышку". Она любила его и хотела, чтобы он знал, кто он такой. Но он не верил.

Однажды, в начале бури, дракон пропал. Чайка сидела на скале, где проводила время раньше и куда не возвращалась с того времени, как нашла яйцо своего птенца.

Напрасно вглядывалась она в горизонт— не сверкнёт лм там одинокая красная искорка, такая знакомая и милая её сердцу? Но она ждала. Изредка улетала на охоту, но потом возвращалась и снова ждала. Без устали днями и ночами сидела она на одном месте, и в сердце её, преисполненном надежды, поселилась тревога, какой она не испытывала с тех пор, как покинула гнездовье чаек. С каждым днем она нарастала, и чайке было так невыносимо сидеть и ждать… Всё чаще ей вспоминались минувшие дни, и тогда она носилась над морем до боли в крыльях, зовя своего дракона… И всё равно возвращалась. Чайка не могла улететь. Она должна была встретить своего дракона, когда он вернётся. Да и куда бы она полетела? Чайка не знала, куда он направился, а он вдобавок летал гораздо быстрее её. Поэтому она продолжала упорно всматриваться в горизонт и надеяться на чудо. Ибо вера в чудо было тем, что поддерживало её в трудную минуту. И её надежды снова оправдались.

На восьмой день увидела она в ясном небе сияющую алую точку. Сердце её забилось сильнее. Её птенчик жив! Он вернулся!

Стремглав дракон взмыл в небо и, перевернувшись через голову, выдохнул огромную струю яркого пламени. Солнечные блики танцевали на его чешуе, рогах, гребне. Он парил над островом в тёплых потоках воздуха, безмерно опасен, безумно прекрасен...

Когда он развернулся и камнем бросился вниз, прямо на острые морские скалы, чайка испуганно замерла. Сердце её пропустило удар. Дракон несся вниз с такой скоростью, что, казалось, ещё чуть-чуть, и он разобьется. Чайка хотела зажмуриться от страха, но не смогла пошевелиться, заворожено глядя на алую стрелу, несущуюся к ней с небес в стремительном пике...

В последний момент дракон расправил крылья и пролетел прямо над ней, радостно смеясь. И чайка тоже рассмеялась. Как же радостно ей было снова видеть своего птенца!

Дракон приземлился прямо перед ней и лёг так, чтобы она могла смотреть ему в глаза, не поднимая головы. Чайка осторожно запрыгнула ему на кончик носа. Ей казалось, что за время своего отсутствия он ещё вырос. Теперь она могла беспрепятственно уместиться у него между рогов.

— Прости меня, мама, что я так внезапно улетел. Я встретил чаек на нашем острове, но они не поверили, что я тоже чайка. Одни боялись меня, другие гнали прочь, и все твердили, что я чудовище. И улетел. Я долго летал над миром, видел много островов, встретил столько чудесных созданий! Я говорил с ними, и они рассказывали мне много удивительных историй. И, хоть я и не нашёл острова драконов, о котором ты мне рассказывала, я наконец понял, кто я есть на самом деле. Я не чайка и не чудовище, я дракон, и ты мне это говорила, мама. Прости, что я тебе не верил. Я буду всегда тебе верить и никогда тебя не оставлю, — дракон выпустил тёплое облачко дыма и виновато взглянул на чайку. Перед ней снова был тот самый маленький птенец, который мог свернуться в клубок под её крылом.

— Я не виню тебя ни в чём. Ты уже взрослый, и можешь поступать так, как считаешь нужным. Но теперь ты так же понимаешь, что я не твоя мать, хотя ты никогда не перестанешь быть птенцом для меня, — с ноткой печали в голосе отозвалась чайка, хотя старалась, чтобы голос её звучал спокойно.

— Ты всегда будешь для меня матерью. Ты для меня самое родное существо на свете, и я никогда не перестану любить тебя, — дракон выпустил ещё струйку дыма и лукаво улыбнулся. — Ты же не перестанешь называть меня "солнышко "?

— Конечно нет, солнышко моё, — ласково ответила чайка.

Теперь, видя перед собой своего птенца, на душе у неё было хорошо и спокойно. В глубине души она была рада тому, что он остался с ней, однако она бы не стала винить его, если бы он улетел на поиски своих настоящих родителей.

Через несколько дней, когда над морем занялся особенно чудесный алый рассвет, а на небе не было ни облачка, над островом разлилась красивая песня, распеваемая множеством сильных голосов. То были величественные драконы, свободно парящие в лучах солнца. Чайка и дракон взлетели на самую высокую скалу, чтобы получше разглядеть удивительную разноцветную процессию. Вдруг три дракона отделились от клина и принялись кружить над драконом и чайкой.

— Летим с нами, брат! Летим с нами в Дивную Страну, что на Севере!

Песнь драконов была завораживающе красива, и их легкий уверенный полёт в открытом небе веял свободой...

Дракон расправил алые крылья.

— Ты полетишь со мной, мама? — спросил он чайку.

— Ты не обязан брать меня с собой, — ответила чайка.

Дракон покачал головой.

— Но я хочу забрать тебя отсюда, — молвил дракон, чуть приподняв голову. — Летим с мной, мама.

— Летите с нами! Летите с нами! — вторили драконы, поднимаясь к улетающему клину.

Чайка вспорхнула и села меж рогов своего дракона. Ей нечего терять здесь. Всё, что у неё есть— безграничная любовь к своему птенцу. И чайка останется с ним, пока он этого желает.

— Летим! — радостно воскликнул дракон, оттолкнувшись от скалы и взлетев, ритмично хлопая сильными крыльями.

Они присоединились к чудесной процессии, и дракон подхватил песнь, между куплетами переводя её чайке...

Мы летим вдаль, к Чудесной Стране,

Где северный ветер поёт под луной,

Где пляшут чудесные феи морей,

Где в небе найдём мы наш край родной...