Драконоборцы

Александр Якименко

Драконоборцы.

-Леха! Побыстрей давай!- крик на улице заставил Анара, никогда не любившего этого глупого сокращения своего имени, сжать кулаки. Этими кулаками он с детства отстаивал право называть себя Анар, почти Инар – бог-громовержец. Во всем виноват был отец – это надо же назвать крестьянского мальчика Алексианом! Впрочем, старшему брату повезло еще меньше. Его отец от большого ума обозвал Миндрилижаном. Говорят, Наставник Георг долго отказывался проводить обряд Наречения, кричал, что такого имени и в святцах-то нет. Впрочем, Наставник быстренько нашел это имя в Книге Исхода, когда отец пожертвовал храму годовалого кабанчика и ведро сивухи. Вот сестра — другое дело, ей, по традиции, имя придумывала мать. Она назвала дочь Аничкой, несмотря на сопротивление мужа, мечтавшего всех детей «наречь благородными именами». Будто от этого они из крестьян превратятся в принцев! Смех один! Анар размышлял об именах, не прекращая занятия, за которым застал его окрик снаружи. Анар собирался в дорогу. Совсем недалеко – полдня пути, ночевка и обратно полдня. Если будет это «обратно». Анар крепко сцепил зубы и заметался по горнице в поисках новых теплых онучей.

Через некоторое время он вышел за плетень с посохом в руках и тощим мешком за плечами. Передав недовольно что-то ворчащему Кинцу свой посох, неторопливо обернулся к калитке и, прикрыв, как положено, глаза рукой, сотворил короткую молитву. Теперь, по обычаю, нужно было прощаться с домочадцами, но жена и ее мать были на площади, поэтому он молча забрал свой посох и зашагал вдоль улицы. Ворчащий о «всяких копушах» Кинц и какой-то пришибленно-молчаливый Манут поплелись следом. Геройского настроения они тоже не чувствовали. Впрочем, у Анара была особая причина – у него побаливал живот. Третий день уже. После тещиного мяса с приправами по-курзиански. По крайней мере, так она свою стряпню называла. Способы приготовления своих малосъедобных блюд она узнавала из большой книги с засаленными желтыми страницами и потрескавшимся переплетом из черной кожи. Золоченая надпись на обложке гласила: «Книга о вкусной и здоровой пище для людей благородных». Название теща всегда читала вслух перед тем, как раскрыть книгу. За полгода семейной жизни Анар выучил это название и удивлялся, зачем каждый раз читать его, запинаясь на каждом слове, если можно просто сказать по памяти. Теща говорила, что Наставник Георг всегда читает название книги, прежде чем ее открыть. Однажды Анар не утерпел, подошел к Наставнику после вечерни и спросил, зачем тот это делает. «Дабы не перепутать, сыне мой. Книг-то у меня более полусотни будет»,- ответил, дохнув перегаром, священник и ушел в ризницу, где его, несомненно, ждала ежевечерняя кварта сивухи. «Нет, все-таки от чтения с ума сходют.- думал Анар, одной рукой опираясь на посох, а другой поглаживая живот. – Какого грамотея ни возьми, а мозги набекрень. Батя покойный, например, имена детям нелюдские давал, Наставник пьет, как никто в деревне. Или родственничек мой, староста наш. Как в молодости читать выучился, так и двинулся по бабскому делу. Не одной не пропускает, пятый десяток уже, а не женился еще – все за девками бегает. А теща вот. Пока у нее книги этой дурацкой не было – говорят, хозяйка как хозяйка была. А теперь, что не сготовит – только крыс травить.». Воспоминая о теще отозвалось такой резкой болью где-то в нутре, что Анар споткнулся и чуть не выронил посох. Идущий следом Манут, догнал Анара и удивленно на него посмотрел, но ничего не сказал. Зато Кинц наговорил более чем достаточно. И то ему не так и то не эдак. Анару захотелось дать нытику по шее и отправить домой. А еще лучше — самому вернуться и никуда не ходить. А, что – и отговорка есть. Захворал он. Может же человек захворать. Хворобы к человеку приходят, не спрашивая, когда приходить. Хворобам все одно, что этот человек, дурень эдакий, за всю деревню вызвался отдуваться. От этих мыслей Анар вновь приостановился. Пока казалось, что пути назад нет, было не так страшно, а теперь… «Вот сейчас возьму и поверну взад. Пускай другого ищут!» – подумал он. И тут же понял – нет, не повернет! На общину ему плевать, ничего хорошего он от нее не видал, но Аничка… Если сегодня он струсит, то завтра пойдет его сестра. Точнее, ее поведут. С песнями, все по обычаю. Анар сжал зубы до хруста и решительно зашагал вперед. Тут кстати из-за угла показалась забитая народом площадь, и на глупые мысли времени уже не осталось.

Очередной острый камешек впился в Анорову ступню сквозь тонкую подошву новенького кожаного керпца. Анар тихо вскрикнул и в который раз обругал себя за глупость. Нужно было надевать сапоги, а не керпцы. Ну и что, что сапоги старые, еще отцовские? Хоть и разношены так, что хлопают при каждом шаге, хоть и латаные-перелатаные, зато ногу надежно берегут, по нехоженым склонам ходить — самое то. А в новых керпцах только по дороге в соседнее село на ярмарку путешествовать. А все родственничек проклятый, староста хренов! И посохи уговорил оставить и керпцы подарил и мечи длинные, что в ногах путались все время. Мол, что за герои в поход в рваных сапогах с дубинами идут? Где староста керпцы с такими тонкими подошвами нашел, одна Мийница-подательница благ ведает. А мечи ему кузнец Рабор сковал. Тот самый, что подковы еще кое-как ковать научился, а серпы и косы – никак. С тех пор как старый мастер Ворон умер, мужики весь инструмент на ярмарке покупают. Оно дорого, конечно, но лучше у вишновитского кузнеца Мирона косу купить и десять лет пользоваться, а после еще и ножей из нее наделать, чем каждую страду у Рабора его изделия покупать. Может Анар в мечах и не понимает ни хрена, да только не вериться, что косорукий Рабор, чьи серпы о траву ломаются, мог добрый меч сделать. Потому, как только околица, со всеми провожающими, скрылась за поворотом лесной дороги, Анар стал высматривать на обочине дерево с дуплом. Заметив подходящее дупло, вытащил меч из ножен и несколькими ударами срубил у самой земли побег лещины в два пальца толщиной. Примерил длинный хлыст к своему росту и, сделав заметку, обрубил его на уровне плеча. Повертел так и сяк получившийся посох, и засунул в ножны выщербившийся меч. Отцепив ножны от пояса, небрежно забросил творение мастера Рабора в дупло. Полюбовавшись на удивленные лица Кинца и Манута, приказал им сделать со своими мечами то же самое. Уже собравшись идти дальше, Анар вспомнил, что по задумке, Манут должен изображать рыцаря и без меча ему никак нельзя. Достали один меч из дупла и привязали к поклаже Кинца, который тащил «доспехи» Манута, поскольку вызвался быть оруженосцем. Пока Анар привязывал меч, Кинц ворчал, что оруженосец он такой же, как и Манут – рыцарь, то есть понарошечный, а меч настоящий и тяжелый. Анар пригрозил, что даст «оруженосцу» по голове своим новым посохом и отправит обратно в деревню. Кинц затих и только крякнул, когда Анар пристроил поверх меча свою флягу с водой. «Кто б мне дал по голове и отправил в деревню?»- со вздохом подумал Анар.

Дракон появился у деревни неделю назад. Сперва воровал овец, после сожрал пастушка Митку. Наверное, тварь успела поговорить с мальцом, прежде чем его съесть. Потому что на следующую ночь дракон сжег дом Хромого Базиля, что жил у самой ограды. Из многочисленного семейства Базиля уцелела лишь старшая дочь, которая в ту ночь подгуляла с парнями. А утром все услышали Голос. Он был такой громкий, что шел, казалось, отовсюду. От этого голоса дрожала сама земля. У старого Дарки-бобыля даже сарайчик завалился. Козу стропилом пришибло. Голос требовал, что бы ежедневно доставлялись к Драконьей пещере две ободранные и выпотрошенные туши овец или коз, а раз в месяц, в полнолуние, желал дракон сладкого мяса – самую красивую девушку деревни. Дракон явно знал, что деревня теперь королевская и не один из окрестных баронов, не говоря уж о графах, даже не почешется, что бы ее защитить. Король тоже вряд ли поспешит посылать войско ради небольшой деревни на окраине королевства. Да к ним даже мытарские отряды ленились ходить. Скудная подать не окупала трех дней пути по горным и лесным дорогам. Тем более все жители деревни, даже староста с его трехпрясельным теремом, были записаны в королевских бумагах как «беднейшие крестьяне», и должны были платить в год «товаров сельскохозяйственных на полмарки серебром с каждого двора, да по одному медяку с каждого лица совершеннолетнего возраста». Все деревенские были очень довольны, что деревня королевская, а не принадлежит барону Хоттору, как поколение назад. Еще были живы старики, помнящие, как в голодные неурожайные годы Сигизмунд Хоттор осенью забирал столько зерна, что оставалось меньше, чем нужно на посев, не говоря уж о том, что бы кормиться всю зиму. Но старый барон умер, а его наследник, живший в столице, умудрился оказаться замешанным в какой-то заговор. За что младого барона сослали на галеры, а земли его конфисковали в казну королевскую. В том числе и деревню Заванки, где все сначала радовались, а ныне горько плакали. Вспоминали теперь не голодные годы, а то, как с полсотни лет назад, побывал уже дракон в этих местах. Рассказывали старики, бывшие в те времена сопливыми несмышленышами, о том, как прискакал сын тогдашнего старосты на баронский двор, коня насмерть загнав, а к вечеру дружина во главе с наследником Сигизмундом была у Драконьей пещеры. Только не стал дракон погибели своей дожидаться. Всего и удачи было Сигизмунду, что сподобился увидеть следы громадных рук с когтями на песке перед пещерой, да унюхать преогромную кучу драконьего дерьма в самой пещере. Не обломился баронету Королевский орден Рыцаря — драконоборца, вкупе с пожизненным денежным содержанием. А зря… Дракон- то, небось, тот же самый. Говорят, они как перелетные птицы, по одним и тем же путям летят. Только прилетают, слава Тору-защитнику, раз в сто лет.

Анар починял забор, когда к нему пришли старейшины вместе со старостой. Анар поздоровался вежливо, но должного почтения не выказал – работу не прекратил. Впрочем, гости этого почтения особенно и не требовали. Уселись рядком на веранде, достали кисеты, набили трубки, и эдак степенно, даже как-то по-хозяйски, закурили. Впрочем, староста Бакмор и был здесь хозяином. Именно на нем держался этот дом после того, как его сестра овдовела, оставшись с трехлетней Циринкой на руках. Циринкой, которая теперь вот-вот должна родить его, Анарова, ребенка. Бабка Гагуя говорит — сын будет. Злые языки шепчут, что неспроста староста так о вдовице заботиться. Мол, Циринка-то – не дочь покойного немощного Марика, а плод связи греховной, матерью Мокошью запрещаемой. А самые поганые языки и дальше идут – говорят, что неспроста староста племянницу за сироту безродного, примака бесштанного отдает. Совсем, мол, дела непотребные творятся и ребенок Циринкин вовсе не от Анара. Впрочем, эти шепотом говорят, когда Анар не слышит, зубы берегут. Анар-то и раньше никому спуску не давал, не смотрел на род и достаток, а как старостовым родственником стал то и вовсе всякий страх потерял. Через месяц после своей свадьбы услышал Анар как Мидор-шорник что-то этакое про Циринку и ее дядюшку сказал. Так не помогло Мидору, что он на две головы выше тощего да жилистого Анара. Выбил Анар одним ударом четыре зуба и в голове что-то повредил. Как погода меняется, ходит шорник, будто пьяный, стонет, да все за голову держится. Сам Анар никогда в Циринке не сомневался, а то, что до него у нее никого не было, знал наверняка. Обо всем этом Анар думал, меняя прогнившие штакетины и поглядывая на продолжающих курить старейшин. Разговор начал старейшина Вяз, отличавшийся медленной и вдумчивой манерой говорить:

-Беда пришла в деревню. Большая беда. И не знаем, что делать.- старейшина замолчал, затягиваясь своей короткой трубкой – носогрейкой. Выдохнул клуб дыма. Снова затянулся, внимательно глядя из – под густых белых бровей на Анара, отложившего молоток, но к веранде не подошедшего. «Неужели ждет, что я скажу ему что делать?»- с удивлением и некоторым испугом подумал Анор. Затем неожиданно для себя самого пробормотал:

-Гонцов, значитца, надо слать. Королю. А еще баронам окрестным. Им наше село на фиг не надо, но может на орден драконоборца кто польстится.

-Послали уже!- по-бабьи взвизгнул староста. Анар вздрогнул, он и не думал, что Бакмор по прозвищу Ходок может говорить таким голосом. От страха, наверное.

-Да,- подтвердил Вяз – я сыновей послал в столицу, Ряшик в замок Бандорф поскакал, а Микуловы сыновья к баронам Креббету и Занорону поехали. А еще послали в королевскую крепость, которой нынче замок Хотторов стал. – Вяз помолчал, покурил и продолжил:

-Только без толку все. Королевское войско в наши горы не пойдет, если вообще мои обалдуи смогут дойти до людей, что такие решения принимают. Денег им с собой дал. Все, что за жизнь скопил, да по столичным меркам гроши это. Граф дез`Бандорф на орден чихать хотел, и так богат немеренно, а Креббет с Занороном так друг-друга измотали, что на дракона им идти не с кем. Комендант Хотторсвиля без приказа из столицы и за ворота не выйдет, и гарнизон у него – одни инвалиды да пьяницы. Вот так. Некому деревню защищать. На тебя одна надежда.

От таких слов старейшины у Анора сам собою открылся рот, а глаза начали часто-часто моргать. Вяз сделал несколько затяжек, подождал, пока Анор справится с удивлением, и продолжил.

-Сказывают люди, что пока мальцом был, ты частенько Крепкий запрет нарушал и в Драконову пещеру лазил. Правда ли то?

-Ну, правда. Только я давно в том грехе покаялся. Наставнику все рассказал, и у каких положено богов прощения попросил.- Анар не мог понять — к чему клонит старейшина. Неужто думает уговорить его, Анора, идти с драконом биться? Так это в сказках Данко – крестьянский сын драконов сохою побивал, да еще Кадюра — кожемяка вроде бы дракона голыми руками придушил. Только Анар помнит пещеру, потолок которой в сумраке теряется. А дракон, люди бают, в эту пещеру плотно, как пробка в бутылку входит. А еще Наставник говорил, что все рыцари — драконоборцы побеждали не в одиночку, а во главе отрядов немалых. Анар Наставнику верил, а сказкам нет. «Не пойду. Что б не пообещали, не пойду. Молодой я ишшо, что б помирать…»- думал Анар, глядя в пристальные глаза Вяза. Выдохнув очередной клуб духовитого дыма, старейшина неторопливо продолжил говорить.

-А еще слыхал я такое – мол, если плюнуть дракону на хвост, так и издохнет он. Потому и любят драконы сидеть в тесных для них пещерах, наполовину высунувшись, что бы до хвоста их никто добраться не мог. А пещеры эти устраивают на горе, неподалеку от деревни, чтоб вся деревня как на ладони и спалить ее можно, из пещеры не выходя,- старейшина вновь умолк. «Это что ж получается – Базиля дракон не выходя из пещеры пожег? Да от деревни до пещеры полдня топать!»,- подумал Анар и понял, что не о том думает. Ведь не зря же Вяз о давнем грехе вспомнил. Небось и о найденном лазе в пещеру знает!

-А сказывают еще – будто мальцом ты нору нашел, которая от Батских камней в Драконью пещеру ведет. – подтвердил худшие опасения Анара Вяз. – Правда?

-Правда, правда. Только тот лаз и завалился, поди, уже… Господин старейшина, а откуда вы все это знаете? Неужто Наставник тайну исповеди нарушил?

-Да нет, о хождениях твоих мне дружок твой, Манут, поведал.

-Ах, Манут? – Анар почувствовал, что кровь в жилах закипает. Ему уже было все равно, что перед ним один из уважаемейших людей деревни. – Вот Манут, пускай и лезет на дракона плевать! А я жить хочу! – заорал Анар, раскрыв рот «на ширину воза», и добавил тише – У меня скоро сын родиться.

Староста и остальные старейшины от Анорова крика заерзали на лавке и подались в сторону от Вяза, будто боялись, что когда Анар начнет бить старика, то и им достанется под горячую руку. Сам Вяз невозмутимо дымил своей трубочкой, явно не испытывая не малейшего страха перед известным драчуном и дебоширом. Только смотрел в глаза еще пристальней, чем до этого. От этого взгляда Анар и не выдержал – кинулся на старика. Замахнулся кулаком правой руки, а левой ухватил за рубаху. Точнее попробовал ухватить. Не тут-то было – перехватил патриарх Анарово запястье, сжал по-особому – будто игла раскаленная под шкуру вонзилась. Анара от боли прямо скрючило, аж на колени бросило.

-Хилое племя,- недовольно проворчал Вяз, — Этот еще из лучших, остальные вообще — нажрутся курилки и — трава не расти. Ни работать, ни девок любить, ни подраться с толком. Выродки, прости Мокошь.- Вяз еще раз глубоко затянулся, неожиданно зло и быстро рявкнул на старосту:

— Говори ты!

Староста вскочил и бросился к, катающемуся по полу, Анару.

-Что больно, да? Ты того, не знаешь что ли – Вязов отец, он у Хотторов в дружине первым бойцом был? Это все знают. Ты вставай, вставай, давай подмогну… — бормотал староста, ухватив Анара за локоть и пытаясь поднять. В голосе Бакмора временами звучали мерзкие бабские повизгивания.

Анар стряхнул противную липкую руку старосты и, выпрямившись, поклонился Вязу:

-Спасибо, господин старейшина, что от неподобающего дела уберегли, не дали на старого человека руку поднять.

-Пустяки.- проворчал Вяз, но во внимательном взгляде мелькнуло одобрение.

-Ты понимаешь, Алексиан, тут такое дело…- бормотал тем временем староста.

-Ну!- больше всего хотелось Анару двинуть уважаемого родственничка в челюсть.

-Аничка, сестрица твоя…

-Что, Аничка?- тихо переспросил Анар. Ему показалось, что внутри у него что-то оборвалось.

-Ну, выбрали ее, прошлой осенью. Самой красивой в деревне.

Правда, было дело — на празднике урожая надели старейшины Аничке на голову венок из колосьев. Радовался тогда Анар за сестру. Говорил, мол, жениха богатого найдет, сама богачкой станет. Сестра в ответ только улыбалась, от сыновей и внуков старейшин подарки дорогие принимала, а сама все на Манута заглядывалась. Не стал Анар товарищу препоны чинить, хоть и семья Манутова не намного богаче самого Анара — сироты была. А дружок-то, сволочь… Анар с силой ударил себя ладонью по макушке. О чем только дурная голова думает! Ведь неспроста староста прошлогодний праздник урожая вспомнил. Сказал Дракон — самую красивую девушку деревни!

-Ах ты, гад, родственничек! Не забыл, значитца, как Аничка тебя весной помоями окатила, когда к ней приставать вздумал! Отомстить захотел?...- Анар схватил подвернувшийся под руку молоток и, наверное, убил бы старосту, если бы не подал голос Вяз.

-Успокойся. – Анар резко, всем телом, повернулся к старику.

-Нет его вины в том, что совет старейшин порешил первой дракону отдать ту, что прошлой осенью в венке из колосьев была. Бояться люди дракона разозлить. Для дракона ведь как – мужики все на одно лицо, а на бабу издалека еще глянет, так и видит какая красавица, какая уродина. Вот и решили… — Вяз вдруг отвел глаза. Анар понял, что бояться старики не гнева драконьего, а того, что придется отдавать собственных дочерей и внучек. А Аничка – сирота, кто за нее вступиться, разве, что братья, да Манут — жених?

-Почему ж Манут сам к дракону не пошел, а меня послать норовит?

-Он пойдет, он похлеще чем ты пойдет. Как- то сказывал мне бродячий торговец, будто около Вызнани, лет десять назад завелся дракон. Нашелся смельчак, пошел на драконий хвост плевать и лаз он знал, вроде твоего. Только услышал дракон, что подкрадывается кто-то, схватил смельчака этим самым хвостом, бросил под задние ноги, в блин кровавый растоптал. Вот так-то.

-А откуда это узнали?

-Ну, так Вызнань – не Заванки. Тамошний бургомистр, как про дракона услыхал, сразу к коменданту Вызнанской цитадели побежал. А тот гонца в столицу послал, с клеткой голубей у седла. Не прошло и трех дней, как прилетел голубь с приказом весь гарнизон до последнего ратника исполчить и на дракона идти. Дракон, как услышал, что в цитадели трубы сбор трубят, так куда-то делся. Улетел, наверное, хоть и говорят, что драконы днем летать не умеют. А в пещере вояки то, что от смельчака осталось, нашли. Рассказал я эту историю Мануту, и придумали мы с ним вот что: как полезешь ты дракону на хвост плевать, зайдет Манут со стороны морды, рыцарем одетый, и учнет дракона на бой вызывать. Покуда дракон на Манута отвлечется, ты на хвост плюнешь.

У Анара перехватило дыхание – зря он про друга верного плохо думал. Чуть не заплакал Анар, только и смог выдавить из себя:

-Он же его сожжет. Точно сожжет!

-Ничего, за камнями схорониться. Драконы, сказывают, с рыцарями – одиночками поговорить любят перед тем, как порешить. Авось не успеет чудище пламенем дохнуть. Так ты как, согласен на дракона идти?

-Согласен,- просто ответил Анар и услышал, как в доме вскрикнула Циринка, которая, оказывается, подслушивала под дверью.

До полнолуния тогда оставалось еще дней пять. Все в деревне только и говорили, что о драконоборцах Анаре и Мануте. Мужики норовили выпивкой угостить, девки засматривались вслед томными глазами, а бабы все до одной хотели накормить героев обедом. Анар много пил, с достоинством принимал подарки и иногда подумывал: а неплохо он устроился. Всего один плевок и те, кто недавно сами плевали ему вслед, теперь чуть ли не в пыли ползают. Манут почти все время был с Аничкой. Сестра плакала, говорила, что лучше сама пойдет к дракону, только бы брат и любимый в живых остались. Однажды утром пришел Манут к ней с утра пораньше и не застал дома. Благо сразу смекнул, где ее искать. Догнал за деревней, силой обратно утащил. С тех пор Манут стал у нее ночевать, и никто в деревне даже слова кривого про них не сказал. С Циринкой было еще хуже, чем с сестрой. Жена не плакала вслух, выполняла обычную работу, ту которую женщинам в тягости можно делать, но почти все время молчала, на вопросы отвечала односложно. Казалось, будто кто-то превратил живую и веселую Циринку в голема. В ходячего глиняного истукана, о которых Наставник когда-то рассказывал. Анар переживал за жену и боялся за ребенка в ее чреве. Был и еще один тайный страх, в котором Анар не мог признаться даже самому себе. Анар помнил огромную Драконью пещеру и сомневался, что этакую тварь можно убить одним плевком. Напрасно Анар вспоминал всяческие приметы и обряды, связанные с магической силой плевков. Не верилось. Да, на Весеннем празднике вся деревня дружно плевала на чучело зимы. Если весна и лето выдавались холодными, говорили, что это потому, что плевали без души. Ну, и при чем тут дракон? Или, говорят, если сомневаешься в принятом решении, то следует плюнуть через левое плечо, дабы прогнать оттуда злого духа-советчика. А есть там тот дух? Одни боги знают! Или еще такое говорят – если болит спина, то надо что б злая теща на спину плюнула. Растереть – и поможет лучше дорогой мази из яда ринийской гадюки. Было как-то такое — поднял Анар неловко здоровенный мешок с зерном, и разболелась у него спина. Попросил тещу, что б плюнула. «Это я – злая? Да я тебе как мать родная!»- закричала теща и, вопреки словам своим, учинила скандал с битьем посуды и громким призыванием на помощь всех богов и соседей. Надо сказать, что к концу скандала, Анар забыл, с чего все началось, и о боли в спине тоже забыл. Так, что, можно сказать, средство помогло, хоть и без всякого плевка. Эта история вызывала улыбку даже в сложившейся ситуации, но веры в возможность победить дракона не прибавляла. Анар ходил к Наставнику, но тот был трезвый и на вопросы отвечал так запутанно и учено, что Анар даже не понял, верит ли сам священник в убийство дракона таким способом, или нет. Поэтому и пил Анар, как никогда. И все за счет других. Такая жизнь понравилась прыщавому Кинцу и он упросил Анара взять его с собой на дракона, в качестве оруженосца «рыцаря» Манута. Кинц в победе не сомневался и после нее собирался утонуть в дармовой курилке и перепробовать всех деревенских девок, которые до этого его внимаем не баловали, как он думал, из-за прыщей на физиономии. На самом деле, пары разговоров с Кинцом было Анару достаточно что бы понять – девки шарахаются от Кинца из-за его глупости и лености, а больше всего – из-за привычки постоянно вслух обвинять окружающих в этих, а также во всех остальных возможных грехах. Впрочем, Анару было наплевать каков этот Кинц. А вот лишний человек для отвлечения дракона совсем не помешает.

Анар приостановился, что бы подождать, начавших отставать Кинца и Манута. Им в новых керпцах приходилось еще туже, чем ему самому. Ведь Анар шел почти налегке, а его товарищи – с поклажей. Кинц тащил «доспехи» Манута, а сам «рыцарь» – заплечную корзину с едой. Последнюю следовало оставить еще за околицей. Во-первых, путь им предстоял не настолько далекий, что бы втроем умять этакую корзинищу снеди. Во-вторых, Анар здорово сомневался, что хоть кто-то из них троих доживет до ужина. А если кто и доживет, то аппетита у него точно не будет. А в третьих, большую часть корзины занимал огромный пирог с курятиной и целебными травами, испеченный тещей. А к ее стряпне он теперь относился с большой осторожностью. Но Манут, когда деревня провожала своих драконоборцев, привселюдно назвал Анара Лехой. Хотя, в отличие от Кинца, прекрасно знал, что Анар не терпит этого прозвище. Вот и пусть теперь дружок верный тащит жратву бесполезную. А после еще и полакомится, вместе с Кинцом, тещиным пирогом. Анар улыбнулся, представив: вот деревня встречает драконоборцев. Вся община на околице собралась, все в одеждах праздничных, на девках ленты пестрые, как на праздник урожая. А вот они, победители дракона, шагом торжественным подходят к людям, а потом двое из них вдруг начинают развязывать штаны и, расталкивая толпу, бегут к ближайшим кустам. И не успевают. Представив последнюю картину, Анар рассмеялся вслух. Но тут же осекся и сжал зубы. Он понимал – в деревню они, скорее всего, не вернуться.

Дошли до Батских камней. Дальше идти врозь. Сели, передохнули. Молчали. Слов просто не было. Наконец Анар сказал:

-Пора, собираемся, если до заката управиться хотим.

Под неразборчивое ворчание Кинца обрядили Манута в «доспехи». Корзину с едой «рыцарь» передал «оруженосцу». Некоторое время стояли молча. Наконец заговорил Манут:

-Ты, Анар, того, поспешай. Не успеешь по слову сделать – дракон мне кой-чего поджарит, Аничка ж тебя со свету сживет.

Анар поднял глаза – на губах Манута играла кривоватая, но искренняя и живая улыбка. Манут всегда улыбался именно так. Только последние дни его шалая улыбка куда-то ушла. И вот, вернулась, в такой неподходящий момент. У Анара перехватило дыхание – он с трудом проговорил:

-Успею, Манут, обязательно успею, – и крепко обнял старого приятеля, не обращая внимания на впившиеся в грудь корявые железяки. Затем быстро отошел на несколько шагов и скомандовал:

-Начали!

-О, пресвятая Мийница, всех благ подательница…- хором забубнили все трое. Крестьяне издавна для отмеривания небольших промежутков времени использовали молитвы. Молитвы читали хором в храме и поэтому привыкали проговаривать их с приблизительно одинаковой скоростью. Праздничная молитва подательнице благ была самой длинной, к тому же возглашалась не так часто, как остальные. Анар боялся, что собьется, а ему очень важно плюнуть на хвост именно на нужном слове в то время, когда Манут отвлечет дракона на себя.

-О, дева извечноюная, — бормотал он сквозь зубы, вместо ругательства, обдирая бока о каменистые стенки лаза. «А вдруг где-то вообще не пролезу»,- с ужасом думал Анар, проговаривая заученные с детства слова. Но он гнал такие мысли. В конце концов, не так уж он и вырос с пятнадцатилетнего возраста, когда последний раз лазил по этой норе. Он всегда горевал, что на голову ниже Манута и в плечах поуже. А теперь это было хорошо. Вырос бы он поболе Манута, некому было бы к дракону лезть, Аничку спасать. Чужой бы за такое не взялся.

-С благодарностью принимаем, то, что даешь нам ты…- свет давно уже не доставал в глубину норы и Анар полз в темноте, наощупь. Он думал, что в детстве был редким дураком и надо вообще не иметь мозгов в голове, что бы добровольно лезть в темноту и неизвестность.

-Благодарим тебя. Благодарим…- молитва дошла до середины, Анару казалось, что лаз уже давно должен начать расширяться, но стенки по-прежнему царапали бока, а под животом появилась какая-то скользкая грязь, пахнущая отвратительно даже для, ко многому привыкшего, Анара. Стало страшно – а вдруг за прошедшие несколько лет лаз изменился и больше не ведет в пещеру? Вдруг Анар заблудился?

-Всемилостивейшая, всемилостивейшая…- лаз, наконец, начал расширяться, спустя несколько строф, Анар поднялся на ноги. И едва не упал – от боли в разодранных коленях.

-Благо все то, что даешь нам ты!- завопил он в полный голос, но тут же спохватился и продолжил шепотом:

-Смиренно благодарим за все тобой данное…

-Благословенно даже несчастье, если оно тобой послано…- Анар бежал, рискуя сломать в темноте ногу, не обращая внимания на боль в локтях и коленях. До слова осталось всего ничего. В лазе стало немного светлее — значит пещера близко.

-Священно имя твое…- Анар выскочил в пещеру, с разгону едва не ткнулся в чешуйчатый драконий бок и тут же бросился обратно.

-Священно данное тобой…- сердце стучало как бешенное.

-Блаженны есть те. – Анар умолк. Слово! Анар вышел в пещеру и двинулся вдоль драконьего бока. Анар понимал – надо спешить, но страх сковывал движения. Он брел, пока не дошел до места, где драконье тело примыкало к стене вплотную. Анар наконец пришел в себя. «Столб!»- вспомнил он. В этом месте стояла толстая круглая каменная колонна, шагов десять в поперечнике. Между колонной и стеной был зазор, достаточный, что бы пройти человеку. Анар сделал несколько шагов назад, пробежал вдоль стены, на ходу двигая челюстями, что бы собрать побольше слюны. Оббежав колонну, Анар оказался позади дракона, на каменном возвышении, которое они в детстве называли «драконьей табуреткой». То, что увидел Анар в сумраке пещеры, потрясло его до глубины души. Сзади дракон вовсе не походил на ящерицу, как представлялось крестьянам. Больше всего он был похож на голого человека, стоящего на четвереньках, отклячив зад. Если только можно вообразить человека примерно раз в десять больше обычного и покрытого угловатой крупной чешуей. Впрочем, это было не самым страшным. Главное – на крестце дракона не было ни малейших признаков хвоста! Вдруг могучие мышцы ног пришли в движение. Дракон садился на «табуретку»! Анар успел несколько раз плюнуть на дракона. Последней мыслью Анара было: «Ох, и вонючая задница!»

Тхананион спал, когда сработал сторожок. Мгновенно проснувшись, он вызвал в сознании картину, передаваемую сторожком. По заброшенной тропе карабкались двое людей. Один из них был обычный крестьянский парень в холщовой рубахе, с корзиной за плечами. А вот второй… Сначала Тхананион забеспокоился – решил, что к нему идет пеший рыцарь. Но, присмотревшись к рыцарскому шлему, дракон рассмеялся, чуть ли не впервые за последние сто лет. Кастрюли у людей имели тот же вид, что и тысячелетия назад, когда драконы обучали людей пользоваться простейшей утварью. Ради того, что бы получше рассмотреть смешного «рыцаря», Тхананион не стал сжигать людишек издалека. Подпустив поближе, пришпилил каждого «заклятьем свенердского копья». Доспехи почти не пострадали, только на груди разворотило зерцало, сделанное из старого бронзового блюда. Тут снова сработал сторожок, на этот раз – в канализации. Стало понятно, зачем рисковали жизнями «рыцари»- отвлекали внимание. Терпеливо дождавшись желающего плюнуть на его хвост, Тхананион долго ерзал на своем «троне», размазывая смельчака в блин. Затем тщательно проверил все сторожки, похоже, больше людей поблизости не наблюдалось. Тогда дракон вылез из пещеры и с наслаждением вытянулся в полный рост. Дурацкая выдумка кого-то из соплеменников, насчет хвоста, на деле оказалась отличной штукой. Людей нельзя недооценивать – если бы эти трое не сложили свои глупые головы, осуществляя абсолютно нереальный план, то возможно бы придумали что-то более эффективное. Например, силами общины устроили искусственный камнепад с горы, у подножия которой находиться драконья пещера, и похоронили в собственной пещере, как в склепе. Или построили баллисты и утыкали копьями, как ежа. Да мало ли способов убить может придумать человек? Бесконечное множество! Это драконы в поединках с себе подобными использовали только то оружие, что дала им природа (когти и зубы) да магию. Причем последнюю использовали без изысков — просто два противника желали друг другу смерти, пока один не умирал. Побеждал тот, у кого больше потенциал. Это позже, когда драконы начали заниматься людьми, то, насмотревшись на их повадки, драконьи маги придумали и «свенердское копье», и «огненное дыхание», и «эморский щит», и еще много чего другого. Когда-то люди казались спасением для всей цивилизации драконов, зашедшей в тупик. Драконы сумели перебороть свою агрессивную природу и навсегда избавились от войн и убийств себе подобных. Одолели саму смерть и больше не умирали от старости и болезней. Но все больше драконов совершали самоубийство, или начинали созерцать свои прошлые рождения, живя в видениях тех времен, когда дракон еще мог умереть и мог убивать. Опустели гигантские пещерные города, и никого больше не интересовали произведения искусства, созданные мастерами, чьи навыки оттачивались тысячелетиями. Цивилизация погибала от скуки. Когда маги рассказали о небольших теплокровных животных имеющих зачатки разума и души, эта весть всколыхнула все болото драконьего общества. Каждый дракон захотел иметь собственную популяцию людей. Каждый создавал маленькую цивилизацию на свой вкус. Одни драконы являлись своим подопечным, другие действовали исподволь. Одни обучали людей искусствам, другие учили философии, третьи обучали магии, а четвертые вообще не занимались своими людьми и только гордились, что они не хуже других, у них тоже есть собственная популяция. Некоторые драконы помогали своим питомцам научиться убивать других людей и устраивали войны с другими популяциями, естественно, по договоренности с их владельцами. Так прошло несколько тысячелетий. Войны между человеческими популяциями со временем стали основным развлечением драконов. Некоторые драконы считали, что это нехорошо, с моральной точки зрения, но все же лучше, чем убийство себе подобных. А потом пришла беда. Беда называлась истощением магической сферы планеты. Как не пытались лучшие маги предотвратить катастрофу, она произошла. Нарушение магоэнергетического баланса выразилось в глобальном похолодании и наступлении ледникового периода. Вымерли крупные животные, которыми питались драконы. Бессмертный дракон умирает от голода очень долго и мучительно, но все-таки умирает. Магия, способная превращать энергию в вещество, в частности в еду, перестала действовать. Немногочисленные крупные млекопитающие не могли решить возникшей продовольственной проблемы. Люди приспособились к новым условиям гораздо лучше драконов. Драконы стали питаться людьми. Многие предпочитали умереть, но не есть разумных существ. А некоторые ели даже своих сородичей, что уж говорить о людях. Мирные популяции, не участвовавшие ранее в войнах, были съедены почти полностью. Остальные люди стали оказывать драконам вооруженное сопротивление. Довольно эффективное, ведь магия не действовала. К концу ледникового периода, когда энергетическое равновесие восстановилось естественным образом, от народа драконов уцелели только жалкие остатки, меньше миллиона особей. К драконам вернулась магия, но магов высокого уровня практически не осталось. Уцелевшие драконы способны были пользоваться магическими приборами и заклинаниями, но неспособны были создавать новые. Впрочем, остатков магии хватило, что бы задать изрядную трепку людям. Уничтожать полностью этих существ драконы не стали. Поделили места обитания человеческих популяций на личные участки и по-прежнему жили за счет людей. Питались их домашними животными, а иногда и ими самими. Когда кончился кризис, выяснилось, что мясо отдельных человеческих особей, чаще всего молодых самок, является сильнейшим стимулятором магических способностей. Люди долго не стали терпеть такое положение. Не считаясь со своими жертвами, они уничтожали драконов. Дракона, прошедшая процедуру перестройки организма с целью обессмерчивания, очень редко способна отложить яйцо. Маги прошлого перестраховались, они опасались кризиса перенаселения. А ведь яйцо еще надо поместить в соответствующие условия, что возможно только в экваториальных районах планеты. После пары сотен лет истребления осталось около пяти тысяч драконов. Они собрались и вновь поделили планету, уже не на личные владения, а на личные охотничьи угодья. Тхананион тогда пошутил: «В смысле — в каждом угодье люди будут охотиться на определенную личность?». Большинство возмутилось – они считали наоборот. В каждом угодье определенная личность будет охотиться на людей, постоянно меняя место жительства, не давая возможности добыче объединиться в большую стаю и прикончить охотника. С того собрания прошло полторы тысячи лет. За последние две сотни лет Тхананион ни разу не общался с соплеменниками. Иногда он подозревал, что оказался последним драконом на Земле. Ему было почти все равно. Он жил как животное – не задумываясь о будущем и не помня прошлого. Вот и сейчас, когда Тхананион склонился над телом человека в смешных «доспехах», нахлынули воспоминания, он пытался сохранить их, удержать в сознании, но воспоминания ушли, оставив ему около трех тысяч лет и несколько смутных картин из предыдущей жизни. Данная природой память не могла удержать столь долгую жизнь, а магические расширители памяти давно пришли в негодность, и некому было изготовить новые.

Дракон внезапно потерял интерес к рыцарю, крестьянские «доспехи» больше не казались смешными. Дракон повернулся к спутнику рыцаря, не желая возиться с выковыриванием мяса из железной скорлупы. Из треснувшей корзины вывалилась жареная утка и еще какая-то снедь. Тхананион грустно улыбнулся. Когда – то драконы тоже предпочитали пищу, обработанную огнем. Ледниковый период отучил их от этой привычки. А что если попробовать ее восстановить? Может, уйдет боль в желудке, еженощно донимающая последние тысячелетия? Дракон аккуратно сунул утку обратно в трещину и, перекусив зубами шлейки, бережно отнес корзину в пещеру.

Староста Бакмор стоял перед драконьей мордой, изрядно обгрызенной горными шакалами.

-А может свезти голову в столицу? Вдруг орден драконоборца дадут,- в голосе старосты больше не было бабского повизгивания, он вновь чувствовал себя сильным и уверенным в себе, с тех пор как узнал, что дракон издох. Мужики, доставлявшие мясо, обнаружили дракона мертвым, наполовину погребенным под камнями на пороге пещеры. Которую тварь, похоже, завалила, когда билась в агонии. Скорее всего, Анар погиб под завалом. Манута и Кинца нашли тут же. Судя по тому, что оставили от тел шакалы, дракон не сжег парней, а прикончил как-то иначе. Это неважно. Главное – в деревне считают, что это он, староста, всех спас, вовремя вспомнив о способе убить дракона и уговорив своего родственника с товарищами пойти на это дело. Иначе думает только Вяз, но его теперь не так уж и слушают, все-таки деревню спас он, Бакмор. Поэтому он теперь может говорить со старейшиной совсем иначе, чем раньше.

-Что молчишь, старейшина? Вечно ты каждое слово по полдня рожаешь!

Вяз, которому подъем к драконьей пещере дался очень тяжело, еще раз перевел дух и проговорил, грозно шевеля бровями:

-Как же дадут. Вон на северной границе, во время Кигойской войны, что было? Забрел небольшой отряд кигойцев в деревню и давай к бабам приставать. Ну, мужики похватали вилы да топоры и побили иноземцев. Ни один не ушел. А как пришли в деревню королевские войска, староста подошел к тысячнику, рассказал все и спросил, не положена ли деревне какая награда за такой подвиг. Тот ответить не смог, а послал донесение в столицу и ушел со своим отрядом. А через два месяца пришел другой отряд с приказом королевским: всех мужиков, начиная со старосты, повесить на деревенской площади. Потому как дело крестьян – землю пахать, а не благородных воителей без врагов оставлять. Так что и тебя, Ходок, награда ждет – веревка хорошо намыленная.

-Типун тебе на язык!- взвизгнул в ответ староста. Потом справился с собой и заговорил обычным голосом:

-Значит надо мужиков прислать, пускай камни сверху спустят и дракона этого совсем засыплют. А то не ровен час…

-Ты вот что,- перебил Вяз – обещания, что ребятам давал, сдержишь? Об Анаровом сыне позаботишься?

-А то, как же, о своем родиче я позабочусь. Семьям Манута да Кинца хаты новые справим. За общинный счет.

-А Аничка, сестра Анарова?

-А ее за уважаемого человека замуж выдадим, моей женой будет,- староста радостно улыбнулся и неожиданно подмигнул старейшине:

-А ты не хотел к ним идти, ныл, мол, загубим мальчишек зря! А оно вишь, как хорошо вышло?

Вяз долгим взглядом посмотрел на старосту. Хотелось прибить гаденыша. А что? Свернуть шею и сказать, что из дракона остатняя магия вылезла и старосту убила. О сыне Аноровом община позаботиться, а Аничка… Кто ж ее возьмет, бесприданницу? А может в свою семью взять, как дочь приемную? Вяз вспомнил, что ему еще надо ехать в столицу, сыновей забирать, пока все его деньги не промотали. Вздохнул и подумал: «Ладно, пусть все идет, как идет. Пусть живет, щусенок.» Старик с тоской посмотрел на крутой склон, по которому предстояло спускаться, и еще раз вздохнул.

Киев — 13.03.05