Друг

Молодой человек в синем джинсовом костюме с вышивкой красных дубовых листиков на плечах едва поспевал за прекрасной девушкой в лёгком белом платьице.

— Мари, ну, Мари!

— Отстань, дурак!

— Ну, Мари, я серьёзно… Ты единственная, кто со мной дружит…

Девушка обернулась к молодому человеку и, оглядев его с ног до головы, гордо фыркнула:

— С тобой, Ганс-циркуль, я пойду на танцы, только если все остальные мужчины застрелятся!

Девушка побежала дальше, а Ганс, неловко подняв слишком худые плечи непропорционально длинных тонких рук, сел на завалинке и ещё долго смотрел серым печальным взглядом вслед убежавшей девице.

***

— Итак, мадам, ещё раз читаю договор, и вы подписываете.

— Ты только погромче читай, а то знаю я ваших!

— Хорошо. – Скулы чёрного миссионера побелели от сдерживаемого бешенства, став почти одного цвета с бейджем нотариуса на строгом пиджаке, но читать он начал ровно и громко, как просила клиентка. В конце даже увеличил громкость, чётко выкрикивая слова в оттопыренное бабкино ухо: — И обязуется принести Мессиру жертву человеческой плоти в образе родственницы, причаститься её кровью и тем скрепить свою клятву верности Сатаниилу.

— Подписываюсь. – Важно кивнул старуха и поправила тёмно-фиолетовую прядь. – Дальше дуй!

Миссионер вздохнул:

— За оказание услуги по поставке девственницы миссия обязуется предоставить потомственной провансальской ведьме мадам Дюбари, новообращенной Кларисс, один инфицирующий укус волкодлака для возвращения молодости и достижения красоты в человеческом образе.

— Подписываюсь! – Старушка, новообращённая Кларисс, аккуратным ноготком, выкрашенным в чёрный с красной капелькой лак, пододвинула к себе договор, а из кармана вытащила «паркер».

— Э! – в испуге вытянулся миссионер.

— За дуру-то не держи! – рявкнула Кларисс, убирая колпачок. Под ним оказалось хорошо заточенное лезвие. Одного короткого укола в палец было достаточно – на бумаге стала красоваться аляпистая подпись.

— Хорошо, — удовлетворённо вздохнул миссионер, складывая бумаги в кейс. – Только про «кардиналовую» пометку на жертву не забудьте…

— Да уж как-нибудь без сопливых, — фыркнула старушка, выпроваживая гостя.

***

— Мари, ну, Мари… Ты такая красивая в красном…

— Я тебе, кретину, уже всё ска-за-ла! Не ходи за мной!

— Мари… Ну, куда ты?

— К бабке! Этой старой кочерыжке приспичило, под вечер глядя, подруг собрать и устроить фотосессию! Схожу, сфоткаюсь с ними в её костюмчике и тут же домой. Сегодня сериал про плачущих вампиров в полночь начинается…

— Ну, Мари… Это же далеко!

— А я через парк, — фыркнула девушка и, прибавив ходу, крикнула назад: — Отцепись, циркуль, а то ноги поломаешь!

— Там же опасно! – Ганс бросился вослед, с трудом заставляя бежать несуразно тонкие ноги, норовящие разъехаться при каждом широком шаге.

Девушка обернулась и, прищурившись, взглянула на юношу.

— Вот урод дцпешный… привязался на мою голову… — процедила она и, быстро сориентировавшись, легким атлетическим прыжком взяла парковый забор.

— Мари! – взвизгнул Ганс, хватаясь за голову.

— Дуй домой! – крикнула Мари с другой стороны. – Циркуль!

Ганс некоторое время стоял и жадно слушал, как удаляется весёлый смех, а потом упрямо двинулся к воротам парка.

***

— Ба? – Мари скинула курточку на телефонную тумбу и прошла в комнату. – Ты где?

— Здесь. – Голос раздался из ванной. – А ты чего не одета?

— Одета, — удивилась Мари, оглядывая себя – подаренный бабкой красный брючный костюм сидел, как влитой.

— Шапку забыла, — сказала бабушка, выходя из ванной, и вытирая руки полотенцем.

— А! – Мари порылась в сумке и достала очаровательную дамскую шляпку пурпурного цвета. Накинула на голову, привычно поправила прядки. – Ну как?

— Ништяк, – важно кивнула бабушка.

Мари засмеялась:

— Ба, ты у меня просто атасная старушка! А где подружки? Где вечеринка?

— Сейчас подойдут, — усмехнулась бабушка, проходя в комнату. – Время есть… Айда чаем разгонимся!

Они сидели за столом, пили чай с плюшками и, смеясь, смотрели новое телешоу про привидений.

Пока у девушки не стал перед глазами двоиться подбородок ведущей. Но она твёрдо знала, что на телевидение не пускают настолько ожиревших людей, ради эстетики, спокойствия худых и обогащения компаний по выпуску средств для похудания. Только потому она заподозрила неладное.

— Что-то в глазах как-то…

— Фигово? – понимающе спросила бабушка и добро улыбнулась внучке: – Да чаёк с травкой. Вот и расколбас пошёл.

— А… А ты когда на травку подсела?

— Да почитай уже годков шестьдесят, — поджав губы, посчитала старушка.

Голова у Мари совсем закружилась и она вынуждена прижалась к спинке. Стало подташнивать.

— Ба… Что-то мне совсем…

— А вот и подружки! – весело подскочила старушка и побежала открывать.

Мари схватилась за горло, рванулась к туалету, но, не сделав и шага, во весь рост рухнула на пол.

Едва смогла приподнять голову. Комната расплывалась в белом тумане. В нём двойными силуэтами строго по кругу от неё стояли бабушкины «подружки» – в чёрных балахонах, в чёрных колпаках на головах, с прорезями для глаз и рта…

— Ни фига себе травка… — буркнула Мари и потеряла сознание.

***

Ганс сидел в кустах у стены одиноко стоящего дома и заглядывал в тонкую щель глухих штор, закрывающих свет окна. Видно было мало, но и этого хватало, чтобы кровь закипела, руки и ноги задёргались, а глаза начали заволакиваться.

— Ма-ма-мама… — дрожали губы инвалида. – Ма-ма-мамари… Мари! Мари!

Тяжёлая судорога пробежала по телу, запирая дыхание и заставляя задыхаться… Юноша упал на забетонированную дорожку и забился в конвульсиях.

***

— И дарим тебе эту жертву – кардинала церкви противной, — и Именем Сатаниила – Перевопри…

Старушка вырвалась из рук сдерживающего миссионера и ближайшей вазой запустила в стену. Разлетевшееся крошево осколков заставило всех пригнуться, а первосвященника секты замолкнуть.

— А я сказала – сначала укус! – взвизгнула мадам Дюбари.

Первосвященник мученически воздел руки и возопил:

— Срань господня!!! Я когда-нибудь доведу эту мессу?! Четвёртый раз начинам!

Встрял миссионер-нотариус:

— Мадам, это сперва вы обязуетесь причаститься!

— Нифига! – огрызнулась Кларисс. – В договоре не было что сперва, а что потом! Два разных события! Но вы уже получили девственницу, а значит должны сперва вы расплатиться, а уже потом приносить её в жертву! Тогда и моё время настанет причащаться!

— Нет, сперва вы!

— Нет, вы!

— Мадам! Вы несносны! – первосвященник стащил колпак с головы и изящными пальчиками помассировал нежные виски. Поморщился и распорядился назад: — Волкодлака мне!

— О, вот так бы сразу! – улыбнулась старушка и, вытащив золочёный портсигар, откинула крышку – Угощайтесь, настоящая гавана!

***

— О! – Старушка от восхищения приподняла очки и снова оглядела стоящее под потолок чудо природы. Сглотнула, заметив размеры в паху чудовища, и повторила твёрже: – И ещё раз — о!

Волкодлак едва не задевал лобастой лохматой головой хрустальную люстру. Ноздри его бурно вздымались, а лапы то и дело сворачивали мохнатые пудовые кулаки. Шерсть, обильно прорастающая по всему телу, косматилась, словно на нестриженном ризеншнауцере.

— Как видите, мы выполняем обязательства, — раздражённо отозвался первосвященник, нервно отмахиваясь от дыма сигары.

— Да, — кивнула старушка, — С вами приятно иметь дело.

— По рукам?

— По рукам!

Первосвященник бодро обернулся к своим людям:

— Становись!

Сектанты по-солдатски чётко разбежались по своим углам пентаграммы. В её центре приподняла голову полуспящая Мари, прикованная наручниками к ножкам мебели.

— Ба? А я где?

— Дома, милая, дома… — не оборачиваясь, ласково отозвалась бабушка, сбоку подбираясь к застывшему истуканом волкодлаку.

Мари снова уронила голову.

А волкодлак начал нервничать, глядя, как плотоядно облизывается старушка. Стал топтаться на месте, норовя держаться к старушке лицом. А потом, сообразив что-то, прикрыл ладошками пах. Но интерес в глазах новообращённой Кларисс не исчез.

— Итак… На чём я остановился? – откашлялся первосвященник.

***

Грохот разбиваемой стены заставил людей в комнате присесть и замереть, оглядываясь. Даже волкодлак бросил прикрываться и осел на пол, вжимая голову в плечи. Тяжёлая хрустальная люстра дёрнулась и, вырвав крюк, грохнулась, большим ободом одевшись на старушку и припечатав её к полу. Бабушка хлопала глазами из-под разбитых очков и шевелила губами, то ли молясь, то ли матерясь. Из ванной донёсся рокот выламываемого кирпича. Ещё мгновение и её дверь разлетелась на лохмотья. Тёмный силуэт, озаряемый только свечами, грозно потянулся в сторону сектантов.

— Мамоньки! Он настоящий! – придушенно мяукнул волкодлак и с места прыгнул в окно. Звон. Брызги стекла. Части маски на подоконнике. И топот убегающего по дорожке.

— Оборотень! – мгновением позже завизжал первосвященник и рыбкой нырнул в уже подготовленное к отходу окно.

— Ааа! – сектанты споро последовали за руководителем.

Оборотень подошёл к тупо сидящей на месте старушке и наклонился ближе.

— Ты чего? Чего?! – забилась старушка, но вырваться из обруча люстры не смогла – руки были плотно прижаты к телу.

Чёрный нос втянул запах мадам Дюбари и из пасти чудовища вырвался комок тугой блестящей слюны. Всё лицо старушки оказалось в новой свежей маске.

— Скотина! Урод! – закричала мадам Дюбари, мотая головой, чтобы стереть плевок. – Укуси меня! Укуси, придурок!!!

Оборотень уже не слушал – он подошёл к распластанной в пентаграмме девушке и, присев рядом, лёгким движение лап сорвал сдерживающие её оковы. Поднял Мари на руки и, словно ребёнка, крепко-крепко прижав к груди, покачал, прикасаясь мохнатой щекой к её волосам.

— Ма-ма-мари… Мари… — нежно пророкотал оборотень и вместе с девушкой прыгнул в окно.

Мадам Дюбари ещё долго слышала, как в парке затихали шаги гигантского чудовища. И пыталась вспомнить, где она видела эту синюю рубашку с красной вышивкой на плечах…