Муха в янтаре

Под закопченным потолком кабацкого зала слоями стелился дым. Древний, грязный, слежавшийся и заматеревший. Помнящий еще первых посетителей заведения. И первый сгоревший на кухне лук.

В зале было людно. Но драка, похоже, уже состоялась, и теперь посетители в основном отдыхали, почти не выделялись на фоне грязного пола и битой посуды.

А в забранное слюдой окошко стучался дождь. Мокрый, холодный, заядлый. Осенний. Идущий не сильно, но так, словно всегда шел и вечно будет. Дорога раскисла, и Сивка проваливался в грязь по бабки. Богатырские кони, вообще, отличались высоким удельным давлением на грунт и мало подходили для условий российского бездорожья в тяжелый период распутицы.

Между дождем и дымом Илья выбрал дым. И местное вино. Большой кувшин.

Найдя уцелевшую мебель и смахнув локтем со столешницы мусор, Илья сел. Неопрятный и вороватый с виду человек поставил перед ним сосуд и кружку, спросил что-то и, не дождавшись ответа, исчез.

Илья налил, выпил, и лишь тогда заметил, что за столом не один. Напротив него — тоже с кувшином и глиняной кружкой — сидел очень крупный, помятой наружности господин, с благородным, когда-то бритым лицом. Одет он был в богатое заморское платье, выглядящее, однако, так, словно его хозяин вот уже месяц спал в нем, не выбирая места.

Вроде ж не было его, удивился Илья.

Только, вот, никак не могло случиться, чтобы господин только что пришел. Он явно пребывал здесь достаточно давно. Настолько, что и сидел уже несколько под углом к горизонту.

— Здравствуйте, — представился незнакомец. – Я – Бог.

Илья не удивился.

В сущности, это было в русле традиций.

— Илья, — в свою очередь представился он. – Странствующий витязь к вашим услугам… Простите, что присел, не спросив разрешения.

— Да, ладно, — извинил тип.

— Я – Бог, — напомнил он. Это обстоятельство определенно казалось ему очень важным.

— Очень приятно, — Илья налил себе еще вина. – Бог? И что же? То есть, который именно бог?

— Тот самый, — печально объяснил собеседник. – Единственный. Тот, что все это… — Бог охватил широким жестом грязные стены, разгром и публику под столами. – Это все сотворил…

Илья отпил полкружки, критически оглядел интерьер и поморщился. Положительно, этот Бог не натворил здесь ничего замечательного. Видел бы он тот трактир в Камышах, куда Илья как-то раз въехал прямо на Сивке… Вот там…

— Не велика доблесть, однако… — покачал головой витязь.

— Да, — легко согласился Бог. – Что уж…

— Совсем дрянь вино. Из чего только вы его здесь гоните? – спросил он.

— Из крыжовника, — ответил Илья.

— Дрянь. Настоящее вино должно быть из винограда. А это – гадость, — Бог надолго нырнул в кружку, и последние слова прозвучали приглушенно.

— Мерзость в глазах моих, — еще раз повторил он, оторвавшись и подавив отрыжку. – Но вы, конечно же, не поверили мне? Я должен буду явить свою силу, творить чудеса…

— Не стоит, — буркнул Илья, наливая себе и Богу.

— Стоит! – отрезал Бог. – Ведь, правда, отчего же вам верить мне? Многие претендуют… Но я, вот, например, знаю, что вашего коня зовут Сивкой. Могу… Оп!

В зале грохнуло, словно этажом выше уронили сундук, с потолка посыпались труха, а в руке Бога появилось крупное зеленое яблоко.

— Вот! Могу и слона… — Бог положил яблоко и полез куда-то за пазуху.

— Слона – не надо, — отказался Илья.

— Да? – огорчился Бог, пряча палочку. По столу метнулся рухнувший с потолка мохнатый паук. Бог прицелился по нему кулаком, но передумал и просто смахнул на пол. «Тоже, ведь, тварь… моя… блин горелый…»

С конем было ясно и неинтересно. А, вот, с яблоком… Илья внимательно осмотрел плод, применив все известные приемы распознания иллюзий, понюхал его, даже погрыз. Но яблоко упорно казалось реальным. И безобразно кислым.

— Яблоко настоящее, — гордо заверил Бог. – Телепорт. Я здесь на втором этаже звезду начертил. – Он даже показал в потолок, где грохнуло. — Это элементарно. А, вот, слон… — Бог снова потянулся за палочкой.

— Не надо слона, — напомнил Илья. Бог убрал палочку. В зале облегченно вздохнули.

— Зачем слон? Это, ведь, тоже будет магия, а не настоящее чудо.

Бог снова забулькал в кружке, осушил ее, поставил на стол, и спросил:

— Ну, и в чем разница?

— Богу не нужно перетаскивать яблоко телепортом, ему достаточно пожелать, и оно возникнет прямо из пустоты.

— Пожелать? – Бог рассмеялся. – Желаю, чтобы это блюдо летало!

Роняя какие-то объедки, большая глиняная тарелка неровно и косо поплыла над столом. Бог картинно простер руку, но некстати икнул, и посудина рухнула вниз.

Илья поймал.

— Это было заклинание.

— И что? – удивился Бог, наливая. – Да. Заклинание. Но зачем же я прочитал его, если не потому, что пожелал увидеть блюдо летающим?

— Желание в основе всего! – Бог наставительно поднял палец. – Я желаю, и нечто появляется. Человек! – тут же продемонстрировал он. – Желаю еще вина!

И стало вино.

— А, вот, с творением яблок из пустоты, действительно, связана некая проблема, — признался Бог. – Дело в том, что это – невозможно. Закон сохранения. Материя не появляется и не исчезает, а только переходит из одной формы в другую, — несколько смущенно объяснил он. И даже широко развел кувшином и кружкой, демонстрируя, насколько безнадежно обстоит дело. Никак, мол.

— Но вы, конечно, спросите, а что мне – Богу! – какой-то закон?

Илья не спросил. Но Бог, кажется, этого и не ждал.

— Закон природы есть нечто такое, что никем не может быть нарушено, — авторитетно сообщил он. — Принцип не предусматривает исключений.

— Так уж и никаких? – улыбнулся витязь.

— Никаких, — отрезал Бог. – Иначе, какой от него будет прок? Какой, вообще, прок от законов природы?

Илья несколько озадачился.

— Закон позволяет делать уверенные предсказания, — объяснил Бог. – Мы знаем, что причина всегда предшествует следствию, или что предметы, если им не противодействует сила, обязательно падают вниз. А не вверх. Поскольку это – закон, мы, зная его, уверенно можем утверждать, что камни падали вниз и тысячу лет назад, и будут падать через тысячи лет. Причем, и в странах, где мы не бывали.

— Представьте, — воодушевился он. — Вы никогда не бывали в неком месте, и даже не подозреваете о его существовании, но уже знаете, что реки там текут с гор, а не в горы. Вот, что такое – закон! Это очень удобно.

Бог удовлетворенно отпил изрядный глоток, и снова поднял палец.

— Если же кто-то, — пусть даже и только я сам, — сможет законы нарушать, то вы не будете знать ничего. Наблюдение падающего камня здесь и сейчас не даст вам никакого опыта. Даже представления о том, будет ли он точно также падать и завтра. Ибо мало ли где и какой произвол я натворил? Кто может судить, что мне взбредет в голову?

Изрядно покачнувшись, Бог привстал и огляделся.

— Кто посмеет сказать, что ему ведомы помыслы мои?! – сурово вопросил он.

Зал притворился пустым. Илья примирительно поднял ладонь в знак того, что тоже не претендует.

— Интересно, — ему действительно стало интересно. – Но как же тогда всемогущество?

— А никак, — Бог опустился на скамью. – Всякий абсолют обременен парадоксами.

— Как с камнем?

Бог брезгливо махнул рукой.

— Это банально… Но, впрочем, да, — и как с камнем, — согласился он. – Только ситуацию нужно видеть шире. Нельзя сотворить закон, который можно нарушать, ибо это уже не будет закон. Нельзя сотворить верх без низа, горы без долин, лицо без изнанки.

— Много чего нельзя, — пожаловался Бог. — Я весь в парадоксах… Парадоксы – мои лучшие друзья!

— За друзей…

Спихнув локтем пустой кувшин, Бог перегнулся через стол.

— Границы определений, — произнес он страшным шепотом. – Всемогущество ограничено определениями, как скобками. Нельзя выйти за границы определений. Нельзя нарушить связь вещей. Их суть. Ведь, гора (Бог размашисто показал руками гору) есть нечто возвышающееся. А над чем же она будет возвышаться, если ее не окружают долины?

***

Илия слушал. А Бог стремительно надирался. И говорил. Удивительно складно и гладко, учитывая быстро угасающую координацию движений. Чем живо напомнил Илье одного знакомого столяра, знаменитого своей способностью четко и безупречно выполнять работу независимо от собственного состояния. Мастер был особо любим заказчиками за то, что иногда, — в особо глухие и беспробудные периоды, — вместо одного стола в ту же цену и срок у него выходило два. Ибо он так видел.

— Яблоко, значит, нельзя, — понял витязь. – А как же тогда весь мир? – сообразил он. – Как тогда-то у тебя с сохранением вышло?

С Богом они были уже на «ты».

— А-а-а… — протянул Бог. И задумался. – Как же тебе объяснить…

Вопрос оказался непростым. Не найдя поначалу слов, Бог даже начал объяснять лицом и руками, но выходило тоже не слишком понятно.

— Ну-у-у… О! – Нужные слова внезапно обнаружились на дне кружки.

— Понимаешь… Нарушение сохранения, это когда чего-то не было, а потом оно – оп! – и есть. Ну, а мир, — вселенная, значит, — когда это ее не было?

Илья ухмыльнулся.

— Может быть, до того, как она появилась? – предположил он.

— А не было «до», — объяснил Бог. – И «было» не было. Вообще не было ни хре-на, — раздельно подчеркнул он. – Бытие и последовательность событий — внутренние по отношению ко вселенной понятия.

Илья было решил взять таймаут, но Бог решительно протер широкую длань над его кружкой.

— Время – ось нашего мира. Ось, вокруг которой вертится все. Но можно ли спросить, что было, когда еще не было самого времени? Что было до того, как оно появилось? Нельзя спросить! Это будет бессмысленный набор слов. Все равно, что вопрос, куда исчезает дырка, когда съедается бублик. Ведь такие понятия, как «до», «когда» и «было», сами производны от времени! Без времени они не существуют.

Илья уже понял, что дурак. Но Бог наседал.

— Вот, ты представь: нить времени тянется от нас к началу времен…

Илья представил.

— Тянется, тянется и вдруг… БУ-У-УМ!!! – заорал Бог.

От неожиданности Илья подскочил и едва не грохнулся со скамьи.

Богу повезло меньше.

— …Конец. И мира нет! – сообщил он откуда-то снизу. Витязь заглянул по стол, но Бог, нисколько не обескураженный падением, уже поднимался сам.

— Мира нет. Но вместе с ним нет и времени, ведь оно часть нашего мира… Оно появляется только вместе с самим миром. И что это значит? Что?

Илья осмотрительно воздержался от версий.

— Это значит, что мир был всегда. И материя с ним. Ибо не было времени, когда бы их еще не было!

— Хитро, — вынужденно признал витязь.

Бог значительно поднял бровь. Мол, знай наших… А потом неожиданно закручинился.

— Так что, влип я в это во все, просто, как муха… — он несколько промедлил в поисках подходящей для интеллигентной беседы аллегории. — В янтарь…

— Во что влип? – уточнил Илья.

— В бесконечность, — безнадежно скривился Бог. – В пространство и время… Пойман в вечности… И не выбраться мне. Ибо как? Ведь, у бесконечности нет границ… Это, как горизонт… Сколько б ты не бежал… И куда? Все «куда», все равно, здесь, — в пространстве, — витязь… — Бог тоскливо уставился в закопченный потолок.

— И, к тому же… Знаешь…

Илья не знал.

— Кажется мне, что одно место ни чем не лучше другого…

Медленно повернувшись, Бог оглядел заведение. Всю мерзость, всю грязь и торчащие по углам опухшие лица.

Действительно, решил Илья, в сущности, место не хуже прочих… Ибо, чем, собственно, хуже? Ежели посмотреть с самого предела бесконечности…

И они еще выпили.

***

— Слушай, Бог, я тебя уважаю, но может, тебе религию основать… Своего имени?

Бог удивился.

— Религию? Да зачем мне?

— Ну, так… — задумался витязь. – Тебе, может, и не надо, но… Людям. Они ж, понимаешь, пребывают в заблуждении. Блуждают во тьме, можно сказать. Молятся кому попало… А ты возьмешь и откроешь им истину.

— А… Это… Ерунда, — отмахнулся Бог. – Не нужна им истина. Все, что они хотят… О… Они много чего хотят. – Бог принялся было загибать пальцы, но скоро сбился. — Хотят, ничему не учась, получать простые ответы на сложные вопросы. Хотят мнить свои души предметом интереса космических сил… Хотят надеяться на помощь, когда бессильны сами… Хотят избавиться от страха физического исчезновения… Хотят наказания за грехи и награды за добродетели… Но истины не хотят, — с горечью заключил он.

— За истину? – предложил Илья.

Но за истину Бог выпить почему-то не захотел. В глазах его внезапно сверкнула ярость. Едва не опрокинув стол, он вскочил, и, скрутив кукиши сразу с двух рук, ненавистно показал их залу. Там залегли.

— Вот! Вот вам воздаяние! Вот вам награда! Награду хотите? За что? Ты отдай… это…

Илья пытался усадить его.

— …Отдай… — Бог, здоровенный как кузнец, успешно вырывался. — …За други своя! – продолжал бушевать он. – Бескорыстно отдай! Отдай, зная, что награды не будет! Нет! Зная, что ни одно доброе дело не останется безнаказанным!

Продолжая крутить одной рукой кукиш, Бог другой схватил кружку, жадно припал к ней, но больше расплескал.

— Даром! – он поперхнулся. Илья хлопнул его по спине.

— Даром! Без награды! — Бог прокашлялся. — Вот, тогда ты – человек… Эй! Челове-ек!!!

Человек появился.

— Еще вина…

— Понимаешь? – Развернувшись, Бог ухватил Илью за кольчугу и стал падать, едва не повалив и витязя. – Мерзость это… — Они все-таки сшибли какой-то стол. — Мерзость в глазах моих ваш крыжовник!!! И нельзя… — горячо объяснял Бог. — Это же все испортит… Награждать нельзя… Нельзя награждать добродетель, ибо она тогда станет корыстью…

***

Бог наконец успокоился и сел. Он явно пребывал в состоянии, когда останавливаться уже поздно. Его следовало добить. Из милосердия.

Илия налил до краев.

— Coup de Grace.

Бог отозвался не сразу.

— Милосердие? Я не заслуживаю милосердия, — горько отмел он по некотором размышлении. Но кружку взял.

— Все просят меня о милосердии, о помощи, но я отказываю. Всегда.

Душевно поражаясь собственному свинству, Бог стиснул посуду в крупных ладонях.

— Всем!

Он всхлипнул.

— Это – зря, – осудил Илья. – Нужно иногда и помочь, если просят…

— Нужно, — согласился Бог. – А нельзя. Нельзя помогать одним и не помогать другим. Это не справедливо. Если уж помогать, то – всем…

— Ну, и?

Бог мрачно уставился на вино.

— Нельзя, — повторил он. – Пытаться помочь всем, значит как-то изменить весь мир. Отменить, там, голод или саму смерть… Но, ведь, тогда получится полная ерунда…

Бог отпустил стакан и наставил на Илью обвиняющий перст.

— И вы это знаете! – уличил он. — Вы даже не можете толком представить себе эти лучшие миры, которых вожделеете… Но уверены, что все их логические противоречия могу и должен как-то разрешить я. А я…

Бог тяжело задумался.

— А я никому ничего не должен, — открыл он.

— Ну, так, — за это, — предложил Илья.

Бог выпил и отчаянно рухнул лицом в миску с квашеной капустой.

***

Дым слоями стелился под потолком. Кабак гудел, возвращаясь на круги своя. Место старых пьяниц занимали новые. На кухне вечно, как грешника в Аду, жарили одно и то же несъедобное мясо.

А Илья сидел и думал, что предыдущую пить не стоило, а следующую он выпьет совершенно напрасно… Но выпьет… Ибо… Ибо… Неважно.

Илья потянулся к кувшину.

— Здравствуйте. Я – Бог, — раздалось снова. — И с кем я имею честь…

Бог протянул кружку. Илья налил.

— Илья. Странствующий забойщик крупного огнедышащего скота.

— У-у, — уловил Бог. – Рыцарь…

Он был в депрессии и в капусте.

— А знаешь, что самое страшное, рыцарь?

Илья не ответил.

— Самое страшное, — все знать, — сообщил Бог, слепо и безнадежно уставившись в стену. По его бледной щеке, цепляясь за щетину, словно кровавая слеза, скатывалась квашеная клюква.

— Я все знаю. Я, ведь, вижу всю Вселенную разом, — от момента ее рождения, до бесконечности угасания. Вижу, как рождаются и погибают, взрываясь, звезды. Вижу, как их пламя испепеляет целые миры. Вижу все зло, что творится. Все страдания! Вижу их причины и следствия…

И действительно, вся скорбь мира стояла в его глазах.

— И ничего нельзя с этим поделать… Ни-че-го…

Бог залпом запил свое горе, и снова упал.

— Да уж… — разделил Илья.

От такого грех не напиться…

— Вот, — неразборчиво отозвался из миски Бог. – Грех. А я – свят.

Но это уже был рефлекс. Последний проблеск сознания.

«Боль, — бессвязно бормотал Бог. – Границы боли… Бесконечность… Муха…»

Нужно уходить, решил Илья. Нужно уходить, а то тоже наберусь до положения риз.

Нужно уходить.

И ушел.

***

Захлопнув скрипучую дверь, Илья оказался на крыльце. В ноздри ударил прелый осенний воздух. Дождь продолжался. Избы, дорога, лес, черные, покосившиеся и редкие, как зубы у кулачного бойца, заборы тонули в мутной пелене.

Из пелены вырос мокрый и грустный вороной конь с мальчиком лет двенадцати в седле.

Мальчик тоже был мокрый и грустный. Длинное перо на берете обвисло от сырости.

«Я ищу своего учителя, известного чародея, — сообщил мальчик. — Вы б его, пожалуй, запомнили, если б увидели, — здоровенный такой, и скорее всего — пьян».

«Да. Припоминаю одного похожего, — кивнул Илья. – И как, к примеру, зовут твоего наставника?»

«Иоганн-Мария Бох, — ответил мальчик. – Только мэтр, когда в штопоре, редко называется собственным именем».

«Там он, — Илья ткнул себе за спину. – В капусте».

«Угу. И принес его туда не аист…» — скорбно покачал головой мальчик. Похоже, он хорошо знал Бога.

Подкатила забрызганная грязью карета. С запяток проворно соскочили два бугая.

«А мэтр уже полностью… готов? – уточнило юное дарование. – А то, знаете ли, он, когда его… э… отрывают от занятий, в пауков и жаб превращает только так…»

«Правда, может?»

«Он все может», — заверил мальчик.

«Готов твой мэтр. В стельку готов».

— Слышали? – приказал бугаям ученик чародея. – Мэтр внутри, от входа направо, в капусте. Никакой. Забирайте его и грузите. Если он что-то остался должен, — расплатитесь. А кабатчику дайте в пятак. Но не сильно.

— Для равновесия, — зачем-то объяснил он Илье. – Мэтр наверняка был с ним слишком щедр… А, ведь, нельзя…

***

Во как! Вот до чего, сказал Илья, с третьей попытки поставив ногу в стремя. Но это оказалась не та нога. Взлетев в седло с этой ноги, витязь оказался бы сидящим лицом к хвосту коня. Илье пришлось прерваться и поразмыслить. Методом исключения, выбрав нужную ногу из двух, Илья повторил маневр, и…

— Не упал, — сообщил он Сивке. На случай, если тот не заметил, либо не оценил.

Сивка только вздохнул и завел глаза.

— Больше не капли, — клялся витязь, выезжая со двора. – Ни в жизнь… Ни единого грамма…

Сивка покачал головой.

— А то, ведь, до чего пьянство-то доводит, — тосковал Илья, покачиваясь в седле. – Что винище проклятое с человеком делает… Иные до чертей допиваются, что если и не простительно, то понятно хотя бы… А я…

В бороде зачесалось, и Илья принялся выгребать из нее крошки. Среди крошек попадались интересные. Происхождение некоторых представлялось загадочным и даже необъяснимым в рамках рациональной картины мира.

Но Илья, просто, выбросил.

— А я, стало быть, — вернулся он к мысли. – Чуть на коня задом наперед не уселся. Как какой-нибудь Юлий Кесарь.

— Может быть, я тогда Юлий Кесарь и есть? – спросил он Сивку.

Сивка фыркнул.

— А, вот, здесь ты не прав, — не согласился Илья. – Кесарь из меня, может, и так себе… Но, ведь, кто-то же должен… Сам посуди… А кто?

Сивка задумался.

Шел дождь.

Игорь Край (2008)