Rain

В Египте ночи холодные, влекущие странствующих путешественников в свои бесконечные песчаные окраины. Когда заглядываешь в даль бескрайних и сухих просторов, каждого охватывает невообразимый восторг, преддверие экзотического образа захватит еще до того, как человек поднимет свой взгляд в темное ночное небо, где сияет лунный диск. Черный небосвод, волнующие предчувствие приключения, ароматный запах лаванд в гостиничном номере – вот, что заставляло встрепенуться меня, когда мы с отцом приезжали в эту сказочную, полную загадок страну.

Сегодня была одна из таких удивительных ночей. За окном был чужой пейзаж блеклых и безвкусных дизайнов домов, явно построенных на скорую руку, что полностью перечеркивало понятие «величайшей цивилизации». Но в этих крошечных домах, напоминавших скорее японскую хибару из-за соломенных крыш, царил покой и уют домашнего очага. Бедная и разрушенная в неумолимых войнах страна, издавна томившаяся в чьих-то неблагодарных руках. Все это известно еще со школьных страниц истрепанного учебника, когда ученики зазубривают большой текст и не задумываются вникнуть в прочитанные тексты. С самого детства люди воспринимают историю, как что-то лишние и не пытаются изменить ход судьбы настоящего, повторяя ошибки прошлого. И если бы только существовала оборотная сторона всего происходящего, то не было бы мечтателей. Потому от собственной беспечности опускаются руки, но мы непонятным образом живем дальше и раскрашиваем наш мир теплыми тонами любви и дружбы. Вот как сейчас передо мной развернулась умиленная картина, когда маленькие дети, играющие в солдатиков с деревянными мечами, воображая себя прославленными героями, защищали девочку, с трясущимися руками ухватившись за потрепанную игрушку. Перемазанные и босоногие, они бегали от одного дома к другому, полностью растворившись в своей увлекательной игре, не замечая, как глотали сухую пыль от проезжающих мимо машин. Девочка с виду напоминала миниатюрную куклу со своими густыми черными волосами, мягкими волнами, спадающими ей на плечи, а отточенные и яркие голубые глаза создавали нежной образ, который в будущем наверняка покорит не одно мужское сердце, если уж сейчас за нее устраивают настоящие гладиаторские бои. Загорелый оттенок кожи обоих мальчиков придавал им воинственный вид, однако, заметив, как их вечная спутница стала с интересом рассматривать небольшой порез на ноге, тут же прекратили свои мужские шалости, предлагая по скорее отправиться по домам и позаботиться о царапине, оставленной мелким осколком разбитой бутылки.

Неожиданный стук в дверь отвлек меня от разворачивающейся идиллии.

— Входите, — прокричала я, соскакивая с дорогостоящих каменных плит, ведущих к балкону.

— Ты уже собралась?

Я подняла глаза на своего отца и никак не могла взять в толк, отчего его голос звучал настолько взволнованно.

Мои родители были одними из лучших специалистов мира по исследованиям древних цивилизаций, потому мы частенько всей семьей выезжали во всевозможные экспедиции, что позволяло зубрить геометрию верхом на верблюде, а историю в тропиках Амазонки. Не самое лучшее проявление родительской заботы о получении высшего образования, но в этом были свои плюсы, в конце концов, сколько подростков в мире побывали на месячном обучении у тибетских монахов. Конечно же, меня ни во что не посвящали, на территорию храма заходить было строжайше запрещено, а мне просто дали методику изучения иероглифов и женщина, присматривающая за мной в отсутствие моих бестолковых родителей предоставила список литературы, который я не смогла бы прочитать, даже за тридцать лет. И все же я приобрела пару тройку томиков по истории Тибета, что оказалось гораздо интереснее, чем пытаться вникнуть в смысл духовной нравственности монахов или, как их называли отшельников, который я по своим установленным жизненным принципам никогда не смогла бы принять. У меня было не так и много друзей, Ирина, необычная девчушка из Германии, яростно увлекающаяся фольклором и готической музыкой, с которой я случайно познакомилась в сети, да Марк, деревенский парень, с которым делили песочницу и старого кота, гулявшего по всей округе. Наверное, его трудно назвать другом, потому что мы перезваниваемся раз в полгода, чтобы поздравить друг друга с праздником, пожелать того же, что и в прошлом году и повесить трубки на двухминутном разговоре. Но, это единственные люди, с которыми я хоть как-то могу контактировать, кроме своих предков, частенько бранящих меня за беспрерывные жалобы и просьбы отдать в частную школу. Я по-настоящему люблю путешествовать и исследовать всевозможные артефакты, которые мы находим на очередных раскопках, но мне не хватает обычных девичьих дел – заколки для волос, украшенные россыпью золотистой покраски; духи, косметика, сплетни про парней с подругами под теплым покрывалом поздней ночью; восторг от победы на соревнованиях; прогулки по модным бутикам, от которых под конец дня отваливаются ноги из-за высоких каблуков и многое другое, чего у меня никогда не было – все это заменяет огромная библиотека, хранящаяся в нашем доме в Шотландии. Я частенько засиживаюсь там до утра, когда долгим экспедициям приходит конец. У меня даже есть собственный стеллаж, где я собираю иностранную классическую литературу, пускай отец и отчитывает меня за то, что все романы посвящены выдуманным на пустом месте сказкам и вечной тематике любви. Мне нравилось под вечер с горячей чашкой шоколада и холодными ногами, греясь о пушистый белоснежный ковер, сидеть под лампой и перелистывать страницу за страницей, находясь под магической властью истории.

Но сегодняшний день отличался от предыдущих возбужденными разговорами на нижнем этаже, причину которых я не понимала, неиссякаемым трезвоном всех видов телефонов, а главное приходом неизвестных людей, напоминающих чистильщиков, которым приказали убрать всю мою семью. Но с виду миролюбивые, они вызывали волну нарастающей паники внутри, от чего сердце отбивало настоящую чечетку. Я тихо притаилась на верхних ступенях, стараясь уловить их деловитый разговор, но быстро была изолирована, похоже родители действительно знали меня лучше, чем я сама. Проклиная себя за наиглупейшую предсказуемость, я вернулась в отведенную для меня комнату. Особо заняться было нечем, поэтому после недолгих раздумий я стала готовиться к ночной вылазке. Должно быть, такое бестактное поведение было у всей моей родни, но отец каким-то загадочным способом ухитрялся добыть пропуски в места, полностью закрытые от посторонних глаз.

— Что-то не так? – спросила я.

Он помолчал с минуту, но потом все же ответил:

— У нас с мамой возникли кое-какие неприятности, дорогая, — сказал он, опускаясь на кожаный диван.

Я кивнула, вспоминая череду утренних событий.

— Но сейчас это неважно. Иди сюда, — он приглашающим жестом поманил к себе, и это заставило меня улыбнуться.

— Что это? — изумленно воскликнула я, увидев, как он достает из-за пазухи золотистый сверток.

— Маленький подарок на день рождения, извини, не получилось отпраздновать его как следует, — виновато пробормотал отец, протягивая мне загадочную вещицу.

Я понимающе улыбнулась и спросила:

— Так могу я открыть?

— Конечно, маленькая крысяга, открывай.

Свое прозвище, я пропустила мимо ушей, доставшиеся мне с самого детства. Ничего не поделаешь, папа всегда любил давать всем клички. Однажды, нам позвонил один известный археолог, который должен был сопровождать нас в Новый Орлеан, но знала я у этого человека только его нелепое наименование, которым одарил его мой родитель. Глупо получилось, потому что я громко закричала, чтобы меня услышали, а отец еще долго сердился на меня после случившегося за проявленную невоспитанность. А я, со своим детским умом, воспринимавшим все буквально, злилась за незаслуженное наказание, только со временем сообразив в какое дурацкое положение попала.

Маленькая металлическая коробочка с золотистыми краями, лежавшая в моих руках, была поразительной красоты, а в самом центре находился живописный узор с различными гравировками. Холод, исходивший от подарка, жег руки, и я с замиранием сердца приподняла металлический замок, покрытый крохотными сапфирами. Внутри, на красном бархате лежал кулон в виде полумесяца. Подвеска была сделана из серебра, но с такими же великолепными орнаментами. На мгновение мне показалось, что я перестала дышать.

— Эта вещь долгие годы находилась в нашей семье, — сказал папа, с воодушевлением разглядывая мой пораженный вид. — Твой дед нашел ее в Тибете.

— Очень красиво, — еле слышно проговорила я, не в силах оторвать взгляда от диковинной вещицы.

— Дай-ка мне, — пробормотал он, убирая у меня из рук притягивающее, словно магией украшение, чтобы расстегнуть замочек, и кивком головы показывая повернуться.

Ощутив на шее прохладную тяжесть, я еще раз потянулась, чтобы поближе рассмотреть роскошное творение искусства, которое поражало своей точность. Кулон был расписан в цветах настолько чувствительно, что казалось, прикоснись к нему, они оживут, и ты сможешь услышать их аромат.

— Спасибо, — только и смогла выговорить я.

— Мы с мамой будем ждать тебя внизу. Сегодня предстоит тяжелая ночка, так что проверь рюкзак на всякий случай.

Я молча смотрела, как он выходит в коридор, освещенный газовыми лампами, а затем в голову вкралась неприятная мысль, что сегодня случится что-то ужасное. У человека бывает это пронизывающее чувство потери и угрозы, которое в начале пути абсурдной уловкой давит на сознание.

Несколько раз тряхнув головой, и по-спартански похлопав себя по щекам, я вновь стала осматривать содержимое моего рюкзака. Закончив с разборками и полностью готовая ко всем непредвиденным обстоятельствам я выбежала из свое комнаты, на прощание улыбнувшись своему отражению в зеркале, зная, что все обязательно будет хорошо.

***

Я улыбалась, и было трудно объяснить природу этого мистического феномена, происходившего каждый раз, когда руки касались каменных стен, а в легкие проникал леденящий аромат древности, пыли и крупицы песка, отчего во рту было сухо, как в пустыне. Это была часть реставрировавшейся пирамиды Микерны. Первые два месяца вход охраняла египетская полиция, отчего у каждого разумного человека возникнет вопрос – почему? По Интернет-ресурсам не передавалось ни одной видеозаписи о нахождении тайников или несметных сокровищ, единственное, о чем высказались специалисты, руководящие раскопками, так это упомянули просторную комнату, испещренную всевозможными древними иероглифами, которые пытаются перевести. Что в таком случае делает правительство, которое пытается отгородить своих сограждан от наследия человечества – выставляет круглосуточную охрану, съемки запрещены, да и краем глаза этот проход под самую пирамиду толком рассмотреть не удастся, только с высоты птичьего полета.

Я никогда не спрашивала отца, какие связи за его спиной, насколько это безопасно или, почему мы не можем, как все нормальные люди пройти на изучение иероглифов с разрешением и печатью. Почему не могли взять с собой первоклассных переводчиков с древнеегипетского или заручиться поддержкой профессора из Кембриджского университета. Миллионы вопросов роившихся в моей голове, ответы на которые я никогда не хотела получить, потому что знала, если правда, скрывающиеся за миролюбивыми масками моих родителей вскроется, я не смогу вновь войти в роль примерной дочери. Правда, словно змея, вцепившееся в запястье, будет медленно разрушать, а ускользнуть прочь или откинуть ее не будет возможности. Привычные объятья любимой мамы превратятся в тиски, а советы папы будут печатью накладываться на выстроившийся фундамент лжи и притворства. Истина, которая так дорога человеку, в мгновение готова перевернуть мою жизнь вверх тормашками, а прожитые готы будут перечеркнуты. Я не знала, сможем ли мы возобновить отношения, сформировавшую мою личность – смогу ли вернуться к привычному спокойствию или буду трястись, от каждого случайного звонка; смогу ли выходить на индийскую ярмарку, не замечая, как по спине вихрем пробегает легкая вибрация от чужого, но внимательного взгляда незнакомца; смогу ли беседовать с симпатичным прохожим, заинтересовавшимся мною, а не целями нашего пребывания в Каире. Я не хотела принимать факт, что родители работают на какую-нибудь тайную организацию под риск собственной жизни, что переезды, совершающиеся по два раза в год, являются прикрытием или бегством. Не терпелось начать новую жизнь и очнуться от самого жуткого кошмара, который каждое утро начинался заново. Словно по минутам текли часы, встречи с близкими друзьями длились не больше четырех часов, после чего дружелюбные беседы обрывались и мы спешили по очередной отговорке на рейс, которого не было и в помине.

— Здесь спускайтесь осторожно, — сказала мама, когда мы завернули в следующий проход в пирамиде. Как будто это была вечная цепочка тоннелей с крохотными выемками пространства, чтобы человек мог встать в полный рост, а я могла вобрать побольше кислорода в истерзанные легкие. Почему-то я задыхалась, а одежда вспотела, хотя мы проделали небольшое расстояние и всего пару раз взбирались вверх по каменной лестнице. Египтяне поговаривали, что если человек, вошедший на священную территорию, пришел со злыми намерениями, то живым он не выйдет. Глупые вымыслы, тех, кто не хотел, чтобы разбойники и зарубежные искатели сокровищ не притронулись к богатствам и знаниям, спрятанным в тайных комнатах вместе с похороненными останками царей прошлого.

— Тебе нехорошо? – спросил отец, посветив фонарем в мою сторону. – Мы практически пришли.

— Не практически, а пришли, — с гордостью сообщила мама, поднявшись на верхние ступеньки. – Джим, если ты не поторопишься, я сама начну очищать от слоя пыли эти прекрасные руны.

— Все в порядке, — ответила я, воодушевленная материнским порывом. Мне тоже не терпелось увидеть знаменитую орнаментальную комнату.

Внутри было куда более просторно, нежели на лестничных площадках для лилипутов. Создавалось впечатление, что здесь не было ни рабочих, ни реставраторов, ни историков, словно мы были единственными вошедшими сюда спустя несколько тысячелетий. В египетских иероглифах были разрисованы все стены, включая пол и потолок, потому я спокойно могла сесть на корточки и посвятить фонарем на каменные плиты. На ладони оставался пыльный отпечаток, который я отряхнула о короткие джинсы, но, заметив знакомый символ, я подумала, что судьба насмехается надо мной — гравировка слова «дождь». Наверное, очередная хроника одного из древних фараонов.

Я встала и отряхнула, испачканные коленки. Ноги подкашивались от усталости, голова гудела в висках и била раскаленным молотком, а дышать становилось все трудней. Сейчас я бы все отдала за ледяную ванну. Родители по разные стороны рассматривали и вчитывались в символы, а я отошла к выходу и сползла на пол, прислонившись к дверному проему, если таковым его можно было назвать.

— Джим, это же…

— Никаких сомнений, это точно оно, — горячо сообщил папа.

Интересно, что это «оно»?

Я прерывисто дышала, но в самом низу лестничного прохода увидела свет.

— А с нами должен был прийти кто-то еще? – поинтересовалась я.

Оба в секунду оторвались от своего занятия, а я, не успев запротестовать, была нагло отброшена в дальний конец комнаты.

— Ни звука, поняла Кейтлин! – тихо проговорила мама.

— Эй, что происходит? – устало спросила я, не в силах бороться с охватившей меня лихорадкой.

— Пожалуйста, молчи, чтобы не услышала! – резко ответила она.

— Мам, да что случилось-то?

Кое-как поднявшись, я поспешила к двери, которую быстро закрывала моя мать. Меня что, хотят здесь запереть?

— Мам!

Воспользовавшись моим секундным замешательством, она задвинула металлический замок с обратной стороны.

— Да что такое? Откройте! – кричала я, пока не поняла, что меня никто не слышит. Кулаки больно ударялись о стальную дверь, которая даже не шелохнулась под моим напором.

— Прошу откройте!

Но за дверью стояла гробовая тишина, а я, пытаясь своими неуместными и бестолковыми усилиями привлечь внимание, продолжала колотить в дверь, пока не ощутила колкую боль в запястьях.

— Откройте! – из последних сил орала я. Паника медленно подползала к самому сердцу, к горлу подступил комок, отчего дышать стало невыносимо – боль сдавливали каждый раз грудь при следующем вдохе.

— Кто-нибудь, выпустите меня отсюда…

Я рухнула на коленки и судороги, охватили теперь и плечи, пока я не замерла, услышав выстрел, а затем еще и еще. Затем выстрелы пошли целыми сериями, и я в полной растерянности смотрела на закрытую дверь.

Я удивленно несколько раз сморгнула, почувствовав влажность на раскрасневшихся щеках.

— Мама… Папа…

Неотрывно глядя перед собой, я очнулась только тогда, когда за дверью услышала голоса.

— Найдите девчонку! Она не должна выжить!

— А что делать с телами? – переспросил другой.

— Сожгите!

— Да, сэр!

Стук сапог по каменным ступеням отдавался в моих ушах предсмертной симфонией. Вжавшись ногтями в ладони, так что на них проступила кровь, я медленно отодвигалась подальше от запретной двери, не желая думать о том, что случилось за нею. Тела? Они говорили о моих родителях?

— Приведите сюда бригаду, пусть они избавятся от этого чертова замка, — громко прокричал голос, после чего последовал тяжелый удар в дверь. Похоже, этот тип был за старшего. – Я знаю, что ты там мелкая крыса.

Гадкое прозвище вонзилось в меня, словно острый кинжал – звучало оно не так ласково, как это сотни раз произносил мой папа.

— Папа…, — пролепетала я одними лишь губами.

Я уперлась спиной в стену, сжавшись в комок и уткнувшись головой в грязные коленки, не акцентируя особого внимания на жгучую боль в руках. Бесформенные мысли, будто в старой кинематографической пленке кадрами шли одна за другой.

Я жадно глотала воздух, случайно нащупав в кармане забытый фонарик. Включив его, я посвятила себе на руки, чтобы лицезреть содеянное мною самолично. Вроде еще не убили, а уже покалечилась. Мелкие, но глубокие порезы щипали, и я немного подула на открытые ранки, из которых тонкими струйками вытекала кровь.

Дрожь не прекращалась, но от безвыходной ситуации я просто водила фонариком по стенам комнаты, стараясь узнать известные египетские мне символы. Все равно меньше чем через час меня убьют неизвестные, хотелось бы хотя бы узнать, где именно придется умирать. Я старалась не вспоминать об огнестрельном оружии, о разметавшихся черных, как ночь волосах моей мамы, погрязшие в липкой крови; не думать о остекленевших голубых глазах моего папы, смотревших на меня с теплотой. Всего за несколько минут меня лишили самого ценного, всего того, чего я так боялась потерять, а теперь сижу в буквальном смысле в четырех стенах и жду смерти. Какая ирония? – когда это интересно я успела стать пессимистом?

За дверью вновь послышались шаги, и я инстинктивно вжалась в холодную стену, задев локтем какой-то острый предмет. Я потерла ушибленный локоть и огляделась в поисках заостренного выступа.

— Что это такое? – пробормотала я.

Мерзкий режущий звук наполнил всю комнату, и в темноту проникали искры света. Бешеный сердечный ритм, не напоминающий о себе последние минуты три, вернулся с еще более нарастающей волной ужаса, а пальцы бесцельно пытались нарисовать по ощущениям картину маленького выступа.

— Да откройте уже эту дверь!

Обернувшись на злобное замечание, я надавила на выступ и стена мгновенно опустилась. Тело рухнуло в еще более темное пространство, если такое вообще было возможно. Не осознавая, что случилось, я на полусогнутых старалась уйти, как можно дальше от режущего звука и тошнотворного мужского голоса. Стена так же быстро, как и опустилась, вернулась на прежнее место, оставив меня свободно обретать четкость мыслей. Люди, с той стороны все еще пытались открыть дверь, а я, найдя спасительный фонарь, стала осматривать место, в которое попала. Маленькой огонек с человеческой фигурой испугал меня, и я отшатнулась, не сразу догадавшись, что передо мной всего лишь мое зеркальное отражение.

— Здесь никого нет!

— Проклятье, вы выслали спецподразделение в их особняк?

— Да, но…

— Никаких «но», я весь Каир поставлю на уши! Если эта соплячка выживет, проблем не избежать!

— Сэр, она всего лишь ребенок. Ей от силы лет шестнадцать, парочки доз опиума будет предостаточно, чтобы все случившееся показалось ей простым кошмаром. Подошлем людей, чтобы те сообщили о несчастной гибели в автокатастрофе, мол, не выдержал с управлением, а в Египте по ночам на дорогах часто такое происходит.

— Ты что несешь, придурок! Какой опиум! Какая автокатастрофа! Я намерен стереть с лица земли и всю прислугу в доме, включая и само место их обитания. Все следы существования этой проклятой семьи должны быть погребены глубоко под землю! А если ты еще раз выкинешь этот жалостливый номер с наркотой, я обещаю, что прикажу ребятам расстрелять тебя! Я понятно выражаюсь.

Последовало минутное молчание, и я скованная призрачным чувством страха и горечи, сидела тихо, притаившись, всматриваясь в собственные зеркальные застывшие глаза. Вот и думай, что лучше – погребенная заживо с мертвецами или сброшенная в сточную канаву, а может, меня сожгут на погребальном огне, не такой уж и плохой вариант, как раз подойдет к моему образу жизни. Я же будущий археолог, как никак, хотя теперь о будущем можно и забыть.

— Я буду выполнять все Ваши приказы, сэр. Моя клятва останется верной и я не боюсь лишится жизни ради нашего дела!

— Слишком пафосное звучание у твоих слов, но мне нравится, что ты ко всему серьезно настроен. Значит, тебя не зря подослали ко мне. Из какого же ты штата?

— Шестое подразделение, сэр?

— Хмм… Организованность в твоей работе вырастит из тебя первоклассного солдата, запомни это. Однако пока ты находишься под моим распоряжением, а не наоборот. Поэтому, когда я говорю, что семью Росс нужно почистить – это значит не оставить следа, даже, если это поставит под угрозу жизнь пятидесяти людей, хоть как-то связанных с ними.

— Да, сэр.

Да кто они такие? Я отвлеклась от их дальнейшего разговора, ощутив жжение в груди. Меня будто ошпарили, когда я коснулась кулона, висящего на шее. Головокружение и тошнота выворачивали меня наизнанку, тряска не прекращалась, а разговор мужчин продолжался. Большую часть я прослушала, сдавливая ладонями пульсирующие виски.

— Сколько тебе лет?

— Девятнадцать, сэр.

— Хороший возраст. Ничего тебя не трогает, думаешь только, как бы поскорее зависти девчонку в постель. Была у тебя уже подружка?

Второй с ответом чуть помедлил, но все же ответил:

— У меня есть невеста.

— Ты я смотрю, долго не раздумывал, ну да ладно. Как только узнаешь, какие-нибудь новости насчет девчонки тут же доложи.

— А что делать с дверью? Это священное место.

Освежающая прохлада коснулась моих ног, и я чуть приоткрыла глаза. Интересно, это сон или видение – мое маленькое укрытие медленно заполнялось водой. Амулет жег, и я застывшим взглядом вглядывалась в зеркало.

— Нет.… Не хочу умирать…

Я поскользнулась и уперлась руками в стену. Наверняка есть второй рычаг, нужно только его найти – пусть лучше меня застрелят. Но ничего отдаленно напоминающее остроконечный выступ не было, и, обессилив, я выкрикнула:

— Откройте!

Вода добралась уже к груди. Двое за стенкой разговаривали все в той же манере, не слыша моего крика, не видя на песчаном полу водянистых разводов.

— Ты веришь в эти глупые россказни? Парень, если будешь на ночь читать страшилки, добром не кончится.

— Я говорю на полном серьезе, сэр. Не стоит недооценивать древние руны. Иногда…

Вода была мне по самый подбородок, и я вдыхала остатки пыльного воздуха.

-… прошлое может затянуть и не вернуть обратно.

— Где ты понабрался подобной чуши? – с усмешкой в голосе сказал он.

Проклятье! Откуда здесь столько воды. Небольшое помещение быстро наполнялось водой, которая приходила не с потолка, как рассказывали исторические данные, а из под стен. Очередная смертная ловушка для расхитителей гробниц.

— Или считаешь, что эти записи на стене прокляты?

— У меня есть другие дела, сыр, нежели разъяснять Вам, что следует делать, не правда ли? – нетерпеливо спросил второй собеседник.

Очередной выстрел зазвенел в ушах, и я на инстинктивном уровне поняла, что один из них упал замертво. Про себя, подумав, что будь здесь целая бригада фельдшеров, они не смогли бы помочь убитому человеку.

Это были последние слова, которые я услышала. Было холодно и страшно, чувство тревоги даже перед смертью не покидало меня, только лунная драгоценность, подаренная родителями обжигала своим живительным теплом.

***

Солнечный свет бил в глаза, коленки затекли, а во рту был противный металлический привкус крови. Босые ноги примерзли к каменному полу и, чуть откашлявшись, я приподняла ресницы, увидев перед собой не темный потолок пирамиды, а голубое чистое небо. Потрясенная, ошеломленная, растерянная, я приподнялась на локтях и смотрела на живописную картину.

— Я что, попала в рай?

Ступни моих ног были в воде, а я лежала на ступенях. Это больше походило на огромный бассейн с чистейшей водой, вокруг которого были восхитительные по красоте сады. Полностью придя в себя, я тут же вскочила и вверх по ступенькам побежала к суши. Мягкая трава коснулась ног, и я смогла отдышаться. Часть одежды полностью высохла, потому что я очнулась на солнечной стороне, но волосы оставались липкими и влажными. Значит я не так давно здесь.

В голове возникла идея, что, возможно, я каким-то фантастическим образом оказалась в садах здешнего богача. В Каире полно русских бизнесменов, которые обожали жить роскошно, у них даже кровати были золотые, а постельное белье из тончайшего шелка. Вполне вероятно, что меня выбросило сюда течением, а вот, как я выбралась из пирамиды – на этот вопрос у меня не было ни малейших догадок. Да и откуда здесь родниковой воды в таком количестве?

— Ты что здесь делаешь? – раздался до боли знакомый голос за моей спиной. Обезумевшая от радости я хотела было спросить дорогу к дому, но тут же выкинула эту мысль. По словам тех людей, они сейчас меня разыскивают по всему Египту, легче пол сменить, чем пытаться добраться живой до ближайшего аэропорта.

Я удивленно моргнула пару раз, стараясь скинуть сонную пелену с глаз, считая незнакомца стоявшего передо мной плодом галлюцинаций. Я, должно быть, серьезно перегрелась и наглоталась воды, чтобы мерещилось такое.

На вид юноше был старше меня года на два или три, белоснежный атласный костюм с золотыми вырезами на широких штанах и что-то среднее между майкой и футболкой обтягивала его скудную мускулатуру. Длинные густые темные волосы переплетала густая коса, спускавшееся ниже талии, легкий кремовый загар говорил о том, что тот частенько бывает на воздухе. Но самым диковинным оказались его глаза, правый зрачок был цвета индиго, а левый с золотистыми крапинками. Он тоже был босой, а на поясе был изящный клинок, изумрудная рукоять которого поблескивала в лучах солнца.

— Эм.… Сегодня какой-то праздник? Слушай отличный прикид. Я искренне надеялась, что его хмурый вид сойдет с симпатичного лица, но его брови только больше сдвинулись навстречу друг друга, а глаза подозрительно сузились.

— Ты кто такая? Что у тебя за странный язык?

Я озадаченно уставилась на него.

— Ты что издеваешься, я говорю с тобой на одном и том же языке? Ты с Луны случаем не свалился? — в тон ему отрезала я, вкладывая в слова всю накопившуюся за прошедшие часы ненависть, обиду и боль. Хватит с меня унижений и попыток убийства. Внезапно меня прострелили головокружительные воспоминания прошлой ночи – тяжелые выстрелы, темнота и жуткая тошнота. К глазам подступили слезы.

Юноша напрягся и из-за него вышел белый волк, по размерам превосходившего серого, да и мех его был куда гуще и длиннее. Золотистые глаза с любопытством взирали на меня, а я испуганная столь необычным появлением волка споткнулась и упала на и так разбитые коленки. Он зарычал и угрожающе показал свои острые клыки, а мальчик, стоявший подле него даже не шелохнулся, вот только клинок с драгоценной рукоятью вышел из ножен и был направлен мне в лицо.

— Я не знаю твоего наречия, но ты не из наших. Всем, кто вошел на территорию священного дома – смерть, те, кто нарушит покой наших предков – смерть. Ты – женщина, нарушила оба закона, тебя мы не будем хоронить по почестям. Тот, кто не чтит древние традиции не заслуживает торжественного погребения.

— Что? – воскликнула я, кое-как увернувшись от пронзающего воздух клинка. – Подожди минутку. Но он не слышал, и следующий взмах его небесного клинка порезал мне щеку. На губах вновь побывали капли крови.

Дрожащим голосом я спросила:

— Do you speak English?

— Что? – недоуменно переспросил он.

Может, я в сумасшедший дом попала, да только все предположения тут же были отсечены с очевидными фактами.

— Schprechen Sie Deutch? – сделала я последнюю попытку.

Он тут же помрачнел, и по его лицу было видно, что он не шутил со своими ранними угрозами, мне не нужно было догадываться, что последует дальше.

— Тебя погубило сумасшествие, женщина.

Умереть здесь? Нет, на это я подписываться не собираюсь. В месте, которого я даже не знаю, так и не найдя ответов, за что были так жестоко убиты родители.

С риском, что на голову обрушится повергающая во тьму сталь, я перевернулась и побежала к бассейну, на бегу легко прыгнув в воду. Какое счастье, что научили плавать. Я, изо всех оставшихся сил, поплыла быстрым кролем в противоположную сторону, а, добравшись до каменных ступень, я услышала всплеск и с еще большим рвением на шатающихся ногах побежала вверх по каменным плитам, в надежде найти какое-то укрытие от этого безумца, преследовавшего меня. Чертыхаясь и проклиная все, что только могла вспомнить, когда согласилась поехать на эти проклятые раскопки, я то спотыкалась, то больно ударялась о мелкие камни попадающиеся под ноги, когда обнаружила возле водопада, впадающего в бассейн, неглубокое отверстие в пещеру, под самыми мощными струями ледяной воды.

— Только бы этот парень оказался слепым и тупоголовым, — тихо взмолилась я. Пройдя в самую глубь удаленной от водопада туннель, я села, спокойно восстанавливая сердечный ритм, вспоминая прочитанные записи тибетских учений об умиротворение и стойкости. Вот только мой преследователь оказался и не слепым, и не тупоголовым, через каких-то жалких пять минут, я услышала подступающие мокрые шаги в мою сторону, и непроизвольно задержала дыхание, привыкнуть к таким ситуациям нет ничего проще. Одно бы хорошо иметь первоклассное здоровье, чтобы сердце смогло выдержать все натиски коварностей судьбы.

Вот я увидела, подступающий из темноты стройный силуэт, и длинные черные пряди волос, выбившихся из хорошо уложенной косы. Его глаза, будто светились в темноте, а может это из-за небольших ям в основании туннелей, которые давали проникать солнечному свету внутрь. Грудь юноши опускалась и поднималась в такт моему сердцу, он явно запыхался, догоняя меня.

— Где ты научилась так плавать, женщина? — спросил он, еще пытаясь говорить спокойно.

— Да пошел ты! – прошипела я, еще больше прижимая трясущие руки к груди.

Он немного постоял, молча, смотря на меня сверху вниз, а потом словно вспомнив, зачем сюда пришел, достал свой меч. Я с сожалением посмотрела на свои израненные руки и закрыла глаза, ожидая быстрой смерти, с легкой радостью осознавая, что кошмар сейчас закончится, и я увижу родителей.

Неожиданно для нас обоих земля под ногами затряслась, и я прикрыла голову руками, ожидая, как сверху на меня посыплется земля. Тряска длилась не больше минуты, но в широких тоннелях невозможно было продохнуть от застывшего воздухе пыльного запаха. Я неспешным ползком стала пробираться к выходу, как наткнулась на чужую руку. Взглянув на лицо юноши, я ужаснулась ране на его голове, по сравнению с ним, я отделалась легче легкого. Кровь сползала по его прекрасному лицу и заливала его одежду из белого атласа. Должно быть, ему в голову попал острый осколок камня. Совершая величайшую ошибку в своей жизни, я перехватила одну из его рук и, ковыляя, двигалась в сторону света. Было тяжело, и существовал огромный риск, что он очнется и начнет снова угрожать прикончить меня на месте. И чем это я, собственно говоря, провинилась, чтобы, только оказавшись в волшебном месте, меня опять пытались убить. Стоит ли размышлять теперь на тему жестокости и несправедливости, когда можно поблагодарить небеса за очередной подаренный мне шанс дышать воздухом и смотреть в чистое небо. И действительно, я избежала уже в третий раз холодных рук смерти, значит ли это, что следующего шанса на спасение мне не видать.

Я скинула парня с плеча и жадно стала глотать воздух. Почему-то я самой себя казалась разъяренной кошкой, которой не дают ни малейшей попытки на отступление, или уж пусть судьба смеется над кошкой и даст отрыв на несколько минут, мне бы хватило добежать до безопасного места.

Привалив свою ношу к дереву, я сняла с себя белую рубашку, которую всегда с собой брала, когда хотела, чтобы плечи не сгорели от долгого пребывания под жарким полуденным солнцем. Я и забыла, что она была на мне, когда мы покидали особняк.

Разорвав рубаху пополам, я осторожно перевязала его уже запекшуюся рану и протерла лицо от пыли. Его рот был приоткрыт, откуда были видны ровные белые зубы, и я подумала, что неплохо было бы дать парнишке воды.

Такая забота об убийце. Да нет, он на убийцу не походил, скорее на стража или солдата, но вряд ли даже хорошо обученным воинам выдавалось такое масштабное жалованье, раз он так дорого разодет. Я провела кончиком пальца по зеленоватой рукояти и отдернула руку, обжегшись. Красноватый рубец выступил на пальце, и я лизнула, проступающий ожег.

В ладонях я принесла воды, быстро, чтобы не пролилось, залила немного ему в рот, и уселась рядом, чтобы разгадать загадку века – где я очутилась? Хотя не это волновало больше всего, сначала нужно было придумать, как избавить его от меча на поясе, изумрудная рукоять, которого воспламеняется от прикосновения, а сталь настолько острая, что не сравнится ни с одним современным резным прибором, способным так заточить клинок. Я взяла остатки своей рубашки и, подцепив меч, тотчас отшвырнула его подальше, чтобы черноволосый юноша не добрался до него, когда придет в себя. Все равно он будет в плохом состоянии несколько часов от удара, сейчас он в отключке скорее из-за болевого шока.

Но мои слепые надежды разбились в прах, когда тот приоткрыл глаза и посмотрел на меня, как ни в чем не бывало. Было сложно прочитать по его лицу, что он чувствовал – обескураженность или легкую озадаченность. Сначала долго рассматривал ущелье, спрятанное под водопадом, дотронулся до головы, потом горделиво взглянул на меня. Ну точно, благодарности от такого типа можно не ожидать.

— Это ты меня вытащила? – спросил он.

Ярость немного утихла, как если бы легкий ветерок выдул туман из головы. И я в растерянности закивала.

— Ты понимаешь, что я говорю?

Я снова кивнула, а он окинул меня презрительным взглядом, которому позавидовал бы сам Брут – губы сжались, мускулы напряглись под его пальцами так, что на них побелели костяшки.

Юноша продолжал молча изучать меня. Сначала короткие джинсы, которые произвели на него смехотворное впечатление, по тому, как укоризненно он изогнул одну из своих шелковистых бровей, затем глаза остановились на короткой майке без рукавов, а после он долго вглядывался в лицо, словно прикидывал, что ему нравится больше. Лучше умереть прямо сейчас, чем жить дальше и вспоминать его взгляды, ни капли не сомневаясь, что она их заслужила. Что же я плохого сделала? Просто совесть не позволяла оставить его там помирать.

— Почему у тебя острижены волосы? – с интересом осведомился парень. Он что не чувствует боли – вон и сидит в какой расслабленной манере. Я дотронулась до своих коротких светлых волос и решила, что отвечать не стоит, все равно он меня не поймет, зато сможет переварить тот факт, что его я понимаю.

— Ты не знаешь общего языка?

— Я знаю английский и немецкий, немного китайского.

Для того все было, как в пустую. Это походило на разговор со стенкой, от которой кроме вопросов ничего дельного не выпытаешь, а вразумительное отскакивает, как баскетбольный мяч.

— Ну все с меня достаточно, — резко, даже для себя, гаркнула я. – Я хочу вернуться домой, ты меня чуть не прикончил. И знаешь, что я поняла – ты самый сумасшедший человек, которого я когда-либо встречала в своей недолгой жизни. Тебе крупно повезет, если я не подам на тебя суд. Такому, как ты, давно пора в больницу и прописать пожизненное лечение.

Я отвернулась от его недовольной физиономии, полностью избавившись от веры вместе с убежденностью, что в каждом есть что-то хорошее, нужно только поискать. Хотелось сбежать и спрятаться, куда подальше, а еще, чтобы кто-нибудь хорошенько мне врезал пару раз.

Сделав несколько шагов к лесу, меня остановил его властный голос:

— Я бы не советовал тебе уходить от меня женщина, иначе тебя найдут другие.

Да мне же только шестнадцать, нахватался поди этой ахинеи, перечитывая глупые американские комиксы, вот и случился нервный срыв, мало ли таких на свете? – мне один попался. Я всегда считала людей, лишившихся разума, самыми несчастными, но этого хотелось придушить собственными руками.

— Отвали, — бросила ему я, не сбавляя темпа.

— Тебя убьют, если найдут, — не отвязываясь, прикрикнул юноша.

Я закатила глаза и кинулась прочь, чтобы не вылить всю злость на мученика. Нет смысла

хмуриться и нисходить до объяснений. Мой личный убийца кричал испуганным голосом что-то вслед, но я не слушала. Подавив в себе вырывающийся стон и протерев глаза тыльной стороной руки, я все же остановилась, вцепившись руками в испачканную футболку. В груди била ключом жгучая боль, расползающаяся по всему телу, будто ядовитые щупальца. Я подняла глаза к небу. Больно, почему же боль не исчезала?

— Мама…

Перед глазами мелькнула сияющая улыбка, всегда успокаивающая в трудные минуты; теплая и тяжелая рука папы, которая оберегала меня от ночных монстров, спрятавшихся под кроватью и злобных ведьм, притаившихся за платяным шкафом. Вспомнила я и мороженое, которое мы всегда покупали в прилавке маленького Джона, любившего поделиться с окружающими байками о призраках и прочей нечисти.

— Почему это все случилось со мной? Чем заслужила? — прошептала я, глотая горячие слезы, стекавшие по щекам. Время застыло, и я рухнула ничком на землю, все так же прижимая не зажившие царапины на ладонях к груди, думая, о том, что все обязательно будет хорошо.