Лили

Все привыкли, что любая история должна иметь свое начало и конец, но это не так. Со свадьбой героев в конце сказки все только начинается, и я совсем не уверен в том, что жили они долго и счастливо. Может он задушил ее подушкой, или она отсекла ему пол головы лопатой в порыве ревностного гнева. И даже смерть не является концом, а если вы считаете иначе, то закройте этот файл, нам с вами говорить не о чем. Так вот, описанные ниже события начинаются, но начинаются не с начала, ибо они это следствие, а не причина.

Меня зовут Лили. Если верить моим родителям, когда я родилась шел дождь, первый дождь в том году. И снег, который лежал под ногами начал таять. Место, в котором я родилась, было богами забытой, затерянной в густом лесу деревушкой. Все, что происходило за пределами леса обходило нас стороной, да что говорить про земли за лесом, что происходило в соседних деревнях мы не всегда знали. Единственным источником информации для нас были торговцы. Все жители деревни только и жили от приезда до приезда торговца. Мужчины обменивали шкуры на наконечники стрел и подарки для своих женщин, а мы дети ждали историй, историй о других деревнях и землях, о непостижимых городах и чудных народах о злобных чудищах и великих героях.

Но на этот раз торговца не было, не было уже давно. Женщины начали беспокоиться, а там, где беспокоятся женщины, мужчины перестают спать. И собравшись в очередной раз ими было принято решение отправиться в селение, что находиться южнее, дабы узнать, что происходит и купить необходимые припасы. Меня тогда удивило, почему они пошли так далеко, а не отправились в деревню на западе, ведь она была вдвое ближе. Причина было проста: в селении, что находилось на юге, жил шаман, за советом к которому и пошли наши доблестные охотники. Охотники вернулись не скоро, около двух недель мы ждали своих отцов и братьев, и с собой они принесли вещи, много вещей: от наконечников для стрел и топоров, до глиняной утвари и предметов одежды. Радостно выбежали их встречать матери и жены, но в лицах охотников не было радости.

Тем же вечером состоялось собрание, на котором присутствовали все мужчины деревни. И хотя закончилось оно поздно, я слышала, как отец вернулся домой, видела как бледнеет мать слушая рассказ отца, видела как отец одну за одной поднимает рюмки медовухи.

— Плохие новости... Хель, Рогнар рассказывает страшные вещи... Он говорит, что они мертвы, все мертвы. И это не разбойники, ты и сама видела, сколько добра нам принесли. Все эти вещи они забрали у мертвых, нам они нужнее.

— Может это дикие звери? — с легкой дрожью в голосе спросила мать.

— Нет, они убили себя сами. Они выкалывали себе глаза и выпускали кишки. Рогнар рассказывал, что видел мать, пожирающую своего ребенка и мальчика, что вгрызался в собственную отрубленную ногу. Но самое страшное произошло с шаманом: когда они пришли он был еще жив, кожа на нем свисала лоскутами, ног не было и он пытался убить себя, втыкая в уже пустую глазницу остаток древка копья.

Мать закрыла лицо руками и уткнулась в отца.

На следующий день разделили принесенное охотниками. Отец принес домой немало нужных в хозяйстве вещей. Но среди наконечников, тарелок и темных тканей я увидела гребень. Я смотрела на него, как завороженная: вырезанный из кости и покрытый странными рисунками, он явно принадлежал не дочке или жене простого охотника, а какой-то знатной особе. Такие как я пользовались деревянными гребнями, а то и вовсе повязывали волосы кусочком ткани. Я смотрела на него, и мое тело наполняло желание схватить его и спрятать, я хотела обладать этой вещью. Но он достался не мне, а моей сестре. Она была старше меня и поэтому все, что она хотела, она получала. Мне же досталась маленькая игла из темного металла. Всю прелесть этого подарка я осознала потом.

— Теперь вышитые на моих платьях узоры будут в сотни раз лучше чем, у сестры Вайны, и я еще раньше ее выйду замуж, — обиженно думала я.

Я вышла на луг, повернулась лицом к солнцу и принялась вышивать. Не одна из костяных игл не шла ни в какое сравнение с черным кусочком металла в моей руке.

Дни шли один за другим, неделя сменялась неделями, и вот уже с момента возвращения охотников из южной деревни прошел год. А торговцев так и не было. Как бы не было нам худо, пришлось научиться жить без них. Лес который нас кормил и одевал становился опаснее день от ото дня, но необходимости углубляться в него и не было: старый запас шкур гнил на складах, а идти за новыми не было смысла. Так мы и жили забытые миром и спасенные от него.

Моя сестра так и не вышла замуж, и теперь это стало ее паранойей. Она была готовы стать женой хоть дряхлого старика, хоть безногого калеки, но даже они не интересовались ей. Последний каплей для нее стал визит к отцу одного из соседей и разговор о грядущей свадьбе, вот только не ее, а моей.

2

Дни полетели как во сне. Соседский парень не был мне симпатичен, но и противен тоже не был. Да и какая разница, наши родители договорились, а значит по другому и быть не может. Надо радоваться тому, что есть. И я радовалась, радовалась вместе с ним, с родителями и братьями и только Вайна таила на меня злобу. Чтобы понять всю ненависть, которую она испытывала ко мне, надо знать одно наше поверье: если младшая дочь выйдет замуж первой, то старшая не выйдет никогда. Это конечно всего лишь суеверия, но для моей сестры любая детская сказка была законом, если она касалась замужества.

До свадьбы оставалась меньше недели, и я дошивала последние узоры на своем платье. Когда в комнату вошла моя сестра, глаза ее были красными от слез, а сильный запах медовухи выдавал ее состояние.

— Ну что, тварь, довольна? — Брызгая слюной выпалила Вайна, — Опозорила сестру, теперь уж точно на меня, старую деву, никто не взглянет, — срываясь на всхлипы продолжала сестра. — Платьишко шьёшь, ишь как хорошо получается, дай-ка взглянуть.

Вайна схватила платье и резко дернула на себя, раздался треск рвущихся нитей. Я попыталась вырвать платье из рук сестры, но в этот момент игла глубоко впилась в мой палец. Из моих глаз потекли слезы.

— Отдай… ты же его рвешь… я… я еще, успею его починить…отдай, — Слезы катились по моим щекам

— Отдать говоришь? На держи, — Вайна наступила ногой на подол и дернула за рукава. Теперь подол лежал на полу, а часть платья осталась в ее руках.

— Смотри как красиво, — смеялась она. — Тебе очень пойдет, а еще возьми это, тебе же он так нравился.

Я подняла голову, чтобы взглянуть на сестру и в этот момент по моему лицу скользнуло что-то острое: пять костяных лезвий разрезали мою плоть. Я закрыла лицо руками и почувствовав, как теплые слезы струями стекают по моим рукам. Они заливали глаза и я ничего не могла видеть. Струи становились все больше и больше, превращаясь в сплошной поток, поток подхватил меня и я потеряла сознание.

Открыть глаза я не смогла, дикая боль пронзила правый глаз. Я хотела крикнуть, но губы сильно болели и только тихий стон вырвался из моих губ.

— Мама! Она очнулась! — Голос младшего брата звучал совсем рядом. Послышались шаги и моей руки коснулась теплая ладонь.

Страх и ужас сковал мое сердце. «Зачем? Зачем это ей? Лучше бы она умерла! Лучше бы я умерла!» В голове звучал крик матери. Я узнала ее голос, но таким надрывистым и испуганным я его не слышала никогда. Рывком я вырвала ладонь из руки матери и крики утихли.

— Лили успокойся, — ласковый голос мамы звучал совсем близко. Я не видела ее лица, но чувствовала, как по ее щекам текут слезы.

Я была без сознания несколько дней, я потеряла много крови и знахарь сказал, что я не доживу и до утра. А провалявшись почти три месяца, то приходя в себя, то снова проваливаясь во мрак, я выжила. Тот резкий рывок рукой был моим единственным движением на ближайшие несколько недель. Я заново училась пить и есть, заново училась говорить. Моим первым вопросом было: «что со мной?», но все молчали. Ответ на него я получила гораздо позже. Отца, братьев и сестру я не слышала и только мама всегда была рядом. Я ощущала ее присутствие постоянно. Она меня кормила, убирала за мной и смачивала повязку на лице каким-то ароматным отваром, после которого лицо начинало жечь, но зато уходила боль.

Пришла зима. Я поняла это по запаху снега занесенного через открытое окно. В этот день я смогла поднять руки и первый раз коснулась своего лица. Оно было замотано плотной тканью и, нащупав узел, я попыталась его развязать, но не смогла. Услышав мои стоны, в комнату зашла мама. Она не позволила мне снять повязку и снова уложила в кровать.

— Как! Как я скажу ей? Зачем? Зачем это ей? Лучше бы она умерла! Лучше бы я умерла! — Снова крики ворвались в мою голову.

Силы возвращались ко мне, а боль начала уходить. И вот настал тот день, когда повязка стала лишней, и мне позволили ее снять. Яркий свет ударил мне в лицо и я еще долго не могла открыть глаза. Даже сквозь веки свет пробивался и обжигал их. Я пыталась закрыть лицо руками, но замерла, коснувшись его. Левой рукой я чувствовала два глубоких пореза на лбу. Руки мои задрожали. Указательным пальцем правой руки я нащупала шрам, глубокий и не ровный, он прошел от виска через щеку и заканчивался у рта. Еще один шрам, перерезав бровь, утонул в правом глазу.

Руки все еще дрожали, и я убрала их от лица. Яркий свет ударил в лицо, но усилием воли я подняла тяжелые веки. Первое мгновение я не видела ничего, лишь яркий свет. Потом свет сменился тьмой, она росла от маленькой точки в центре до самого края моего обозримого мира, и, казалось, на этом не останавливалась. Тьма становилась все гуще и гуще, она стекала от краев к центру, изменялась и принимала различные формы, пока в хаосе разноцветных пятен я не узнала родное лицо. Мама, это была она. Она постарела и исхудала, но это была она. В ее глазах сверкали слезы, но она улыбалась. Я протянула руку и попыталась коснуться ее, но силы снова меня покинули и я, положив голову на подушку, уснула.

Когда я проснулась была ночь, рядом в кресле спала мама, я подняла руки вверх и взглянула на них, что-то странное было в них, а точнее во всем что меня окружало: цвета, форма и размер предметов, казались мне странными и совсем не знакомыми. На столе, рядом с кроватью, стоял небольшой светильник я взяла его в руки и поднялась чтобы взглянуть в окно. На улице было совсем темно и единственное, что я могла увидеть в стекле — это мое отражение. Смазанный очертания сошлись и я замерла в ужасе. Я никогда не считала себя красавицей, но в целом моя внешность меня устраивала, теперь с той стороны окна на меня смотрел монстр, четыре полосы не просто прошли через мое лицо. Костяной гребель разорвал его, как дикий зверь разрывает плоть жертвы. Но самое главное, я поняла почему мир казался мне другим, это не он изменился, это изменилось мое видение. Вместо правого глаза из темного отражения на меня смотрела залитая кровью и гноем пустая глазница. Это не мир изменился, это я смотрела на него лишь одним глазом.

Я закрыла лицо руками и стекла на пол, стон вырвавшийся из моей груди разбудил маму и она кинулась ко мне. Ее рука коснулась моего плеча, страх объял меня, я чувствовала как беспомощность струятся по моей спине. Но это были не мои эмоции, это были страхи моей мамы, теперь я знала это. Все чего она боялась, все ее самые темные мысли, я их чувствовала. Мама одернула руку, и попыталась что-то сказать, но не смогла слова тонули в ее горле, и она лишь ловила губами воздух.

Восток пронзила розовая стрела и первые лучи солнца прорезали мрак отступающей ночи. Я стояла в поле, как я оказалась здесь я не помнила, ноги сами принесли меня сюда. Я любила это места, казалось это было еще вчера. Еще вчера я подставляла солнцу свои темные локоны и сияющие глаза, а теперь те же лучи открывают миру изуродованное месиво из лоскутов кожи и засохшей лимфы. Я стояла и смотрела на поднимающийся из-за макушек деревьев желтый огненный шар. Единственное чего я хотела сейчас, это чтобы жар небесного светила сжег меня и я больше не чувствовала той боли, что росла во мне. «Зачем? Зачем это ей? Лучше бы она умерла!» — звучал у меня в голове голос матери. «Лучше бы я умерла. Умерла» — повторила я вслух. Но вдруг в голове появился образ, образ из той, счастливой жизни. Он, мой жених, что с ним? Где он? Последнее желание поглотило меня целиком: «я хочу его увидеть», а потом, потом я придумаю как избавить этот мир от такого урода как я.

Пробираясь меж кустарника по знакомым тропам, я шла к его дому, дому который должен был стать моим. В окне света не было, но около дома я заметила две фигуры. Подойдя ближе я услышала голоса, это были мама и папа. Они говорили тихо, но прислушавшись мне удалось расслышать их разговор.

— Я же просила этого не делать, как она будет теперь?

— Я…Я… Все были уверены, что она умрет, а этот брак был нужен мне. Он нужен нашей семье. Тебе мне сыновьям.

— Но где же теперь Лили?

— А мне почем знать, это ты должна была за ней следить.

Что ответила мама я не разобрала, было ясно, то она плачет. Отец подошел к двери и постучал в дверь

— Вайна! Ули! Открывайте раз….

Конец фразы я не расслышала..

— Вайна? Ули? Вот о чем они говорили. В мгновение в моей голове все прояснилась

— Зачем? Зачем это ей? Лучше бы она умерла! В голове снова звучали слова мамы.

После всего, что она со мной сделала они выдали ее за Ульи, за моего Ульи. Я села на землю и из моих глаз покатились слезы. Даже из той глазницы, что была пуста выкатывались мокрые капли и падали на землю. Я не кричала, я выла, выла от боли что переполняла меня и теперь струилась подобно каплям дождя с небес. Моя боль казалась стала видимой и вырывалась из меня темным пучком и расходилась волнами. Мне казалось я вижуее, вижу как моя боль смешавшись с воем проникает сквозь стены и входит в самое сердце Вайны. Мой вой становился все тише и тише, в глазах потускнело и я упала. Коснувшись лицом мокрой от расы травы я закрыла глаза и потеряла сознание.

Вайна

— Яркое солнце, прекрасная погода, а я снова одна сижу. Все мои подружки давно замужем, у некоторых даже дети есть, а я снова одна сижу. Даже эта мелкая тварь Лили скоро выйдет замуж, хотя почему тварь она ни в чем не виновата. А я снова сижу одна. И в чем же дело, я красивая, статная, но почему?

Вайна встала и направилась обратно в деревню, день только начинался, и дел впереди еще очень много. Если у тебя нет своего хозяйства ты будешь работать на других, на соседей, богатого ремесленника или на родителей. Как не назови, а работаешь ты не на себя, даже если они и утверждают, что это все твое, это не так. Все что вы посадили, ты окучивала, ты пропалывала, вы собирали принадлежит им, а ты получаешь только часть, ты наемный рабочий пока у тебя нет своего хозяйства, пока нет мужа, пока ты одна.

Один день был похож на другой, с приходом тепла жители деревни стали сажать овощи. А то что выросло надо собирать, по этому уже на протяжении нескольких дней Вайна переносила с поля в амбар овощи, что братья с отцов собирали в поле. Работа была не тяжелая, просто води лошадь с тележкой туда и обратно, но так с утра до вечера и уже не первый день. Светило клонился к закату, когда в амбаре в глаза Вайне бросилась маленькая запечатанная глиняная бутылка, явно спрятанная от чужих глаз.

— Ты сможешь незаметно открыть. Подсказывал внутренний голос.

— Ты же хочешь знать, что там.

Вайна аккуратно приподняла деревянную пробку и вдохнула пары. Резкий запах алкоголя ударил в нос, Вайна дернулась и чуть не уронила бутылку, закрыв она поставила ее на место и отправилась в сторону поля в последний на сегодня раз. Выйдя из амбара она столкнулась с младшей сестрой и ее женихом, они о чем-то разговаривали и громка смеялись. В голове у Вайны промелькнула мысль: «бутылка» Вайна не пробовала алкоголь, но видела как поднимается настроение отца, и какой веселой становится мама после нескольких глотков медовухи или ягодной браги.

— Это не отца, это братья спрятали. Звучал собственный голос Вайны в ее голове.

— Они ее украли, а я украду у них, даже если они догадаются, они никому не скажут

Вернувшись обратна Вайна сказав, что пойдет наведет порядок отправилась в амбар, бутылка все еще лежала на прежнем месте.

— даже если они догадаются, они никому не скажут, сказала она себе и спрятав бутылку за пазуху, взобралась на сеновал и открыла деревянную пробку.

Первый глоток обжег ей гортань, но разлился приятной теплотой в желудке. Кроме этих ощущений она ничего не почувствовала, но голос в голове твердил, что еще пара глотков и все измениться. Боль и обида уйдет и ей снова станет весело, как тогда в детстве, когда проблем еще не было, когда не было Лили. «Откуда эти странные мысли в моей голове?» — Вайнет уже не раз ловила себя на том, что она все чаще желает сестре плохого. Хотя сестра виновата в ее бедах лишь косвенно, и от нее уж точно ничего не зависит.

— Но без нее было бы лучше, вслух сказала Вайна и сделала еще глоток.

Снова и снова Вайна прикасалась губами к бутылке, но боль не уходила, зато появилась ненависть, она все больше и больше ненавидела свою сестру. Эту мелкую тварь! Из за которой на нее больше не смотрят как на принцессу, из за которой ей никогда не стать женой, никогда не иметь своего хозяйства, и навсегда остаться чей-то служанкой. Вайна делала очередной глоток, когда мимо амбара пробежали Лили с Ули.

— Она его уже за руку держит, тварь! Вайна хотела сделать еще глоток, но бутылка была пуста. Она лежала на спине и глядя на темные своды крыши она поняла, что боли больше нет, ее заменила ненависть и злость. Сколько Вайнет провалялась на сеновале она не знает, но когда она вышла на улицу было совсем темно. В доме уже все спали, и лишь в комнате Лили горел свет. Волна ярости накрыла Вайну, комната Лили и Вайны имели свой вход, по этому можно было попасть в дом не тревожа родителей. Вайна взглянула в окно и увидела сестру, Лили сидела и вышивала очередные узоры на своем свадебном платье.

— Тварь, это она во всем виновата! Ярость хлынула слезами из глаз Вайны. Она открыла дверь и ворвалась в комнату Лили.

— Ну что тварь, довольна? Брызгая слюной выпалила Вайна

— Опозорила сестру, теперь та уж точно на меня старую деву никто не взглянет, срываясь на всхлипы продолжала сестра.

Что было дальше Вайна помнит плохо, когда она пришла в себя она сидела в углу своей комнаты, сжимая в руках костяной гребень липкий от засыхающей крови.

Было ли мне стыдно? Должно было, но мне было все равно, а скорее я была даже рада. Эта дрянь получила свое, а я свое. Договор между моим отцом и отцом Ули расторгать не стали. И в назначенный день у алтаря стаял Ули и я. Ах, как я ждала этого дня, пусть мой жених не был рад, моего счастья хватит на нас обоих.

После брачной ночи Ули больше не думал о Лили. Замужние подружки многое рассказали Вайне о мужчинах и о том, что те любят и молодая жена воспользовавшись советами отвлекла новоиспеченного мужа от мыслей о другой.

Дни сменялись неделями, недели складывались в месяцы. Хотя отец и отдал Вайна замуж, но ее поступок не остался незамеченным. Вайна больше не принимали в отчем доме, и даже если пересекались с ней на улице деревни пытались не обращать на нее внимание. То же самое произошло и с многими другими жителями, но ей было все равно у нее был муж, которого она полюбила и он начал проникаться к своей супруге. Ули был еще молод, ему едва исполнилось шестнадцать и пусть среди его друзей и были женатые, но их еще более юные жены были совсем скромными и всего боялись. Вайна напротив с первого дня ублажала мужа, а когда он пытался что-то придумать сам всегда его в этом поддерживала. Так каждый вечер они бурно проводили в постели. Это привело к тому, что уже через три месяца после свадьбы Вайна забеременела. В тот день когда Вайнет поняла, что беременна до нее дошли новости, что ее сестра очнулась.

Живот Вайнет стал расти, а значит она была уже не такой гибкой и активной в посели, что привело к частым ссорам. Все их отношения с Ули держались на страстном сексе, а теперь его не было. Но Вайна знала, что в ее чреве растет тот кто навеки свяжет их вместе гораздо сильнее обетов брака. Вайна была права, по мере роста ее живота Ули становился все заботливее и вскоре снова стал тем самым милым мальчиком и даже лучше, он становился отцом. Они снова стали засыпать и просыпаться в обнимку.

До родов оставалось меньше месяца, той ночью Вайна проснулась от странного шума на улице, ей показалась, что она слышала голос матери он звал ее. Она подошла к окну и тут в ее голове зазвучал плачь, точнее не в голове, он был ниже он шел из нижней части живота. Плачь ребенка, надрывистый он все нарастал и нарастал, теперь она слышала его со всех сторон. Плачь становился все громче и теперь он походил на вой, на вой волков в темные холодные ночи. Вой заполнил все вокруг казалось дикий зверь совсем рядом и она знала где он. Он был в ней, он был частью ее. Резкая боль пронзил живот и на поверхности надутого шарика проявились четыре кровавые полосы. Точно такие-же полосы, что были на лице Лили когда она ударила ее гребнем. Но это было не самое страшное, сквозь раны из ее чрева на нее смотрели два желтых глаза, глаза волка впивались в нее пристальным взглядом. Его белые клыки впивались в ее плоть и пожирали изнутри. Вайна крича от боли сделала три шага, оставляя за собой кровавые следы, и схватила со стола большой нож для разделки мяса. Резким ударом она воткнула нож туда где минуту назад видела глаза зверя. Волчий вой усилился, она повторяла удары снова и снова пока зверь не затих. Тогда она откинулась назад и попыталась позвать мужа, но вместо любимого из соседней комнаты на нее ринулся еще один хищник, из последних сил Вайна встала и ударила его в грудь ножом, волк рухнул сраженный ударом, сверху рухнула обессиленная Вайна.

Сломавши дверь в дом ворвался Отец и мать Вайны, но было уже поздно, их глазам открылась страшная картина посреди комнаты лежали Вайна и Ули. В груди Ули торчал нож, весь пол кухни был залит кровью и внутренностями Вайны и ее так и не родившегося малыша. Увидев это Мать Вайны упала в обморок, а отец замер и не мог двинуться с места, так он и стоял пока на крик не сбежались соседи. Вайна была мертва, в приступе сумасшествия она убила себя, мужа и своего еще не родившегося младенца.

3

Вайна была мертва, она и ее муж покоились в земле. С ее смертью что-то изменилось. Нет ни я, изменился мир вокруг. Теперь я видела его по-другому, я слышала то, что другие не слышали, видела то что другие и представить не могли. Но главное любое прикосновение и я знала о человеке все, все его самые гадкие мысли все грязные тайны и это пугало больше всего. Люди по своей сути злые и алчные. Все они хотят власти: кто-то над своей женой или знакомой, кто-то над соседями или даже селением. Всем хотелось либо секса либо денег либо того и другого. «Весь их род прогнил, прогнил под корень» — эти слова все чаще звучали в моей голове, но они принадлежали не мне.

Но все-таки как бы небыли омерзительны мне люди, когда за ними приходила смерть, я чувствовала их страх, страх перед концом их жизни. Они боялись уйти, уйти в неизвестность. Они боялись, а вместе с ними боялась и я. Проходя мимо дома очередного несчастного, того, кто вот-вот увидит свой конец — ужас и скорбь пронзали мое сердце, слезы катились градом. Я падала на колени, закрыв лицо руками и рыдала.

Люди страшились меня и обходили стороной, а потом поползли слухи. Родители скрывали их от меня, и сами не верили рассказам деревенских бабок. Но настал день когда отец придя домой не смел поднять на меня глаз, он не знал, да и не мог, а я видела его насквозь. Теперь и он верил, верил, что его дочь ведьма.

Конечно, это не могло остаться незаметным, хотя я и пыталась не попадаться на глаза людям, но мое приступы плача не могли остаться незамеченными. А после каждой такой истерики в доме умирал человек. Жители деревни начали винить не причину а следствие, а значит, в их глазах я стала их врагом, причиной всех их бед. А моя сестра, «Шлюха» шепнул голос в голове, стала для них святой, первой кто попытался меня убить. И по словам лекаря я не должны была выжить, а значит сомнений нет и я — ведьма.

Я все меньше выходила из дома, но даже за деревом стен я чувствовала, как страх сменяет ненависть. Они ненавидят меня, они винят меня во всех своих горестях.

Поджав колени, я рыдала сидя в углу своей комнаты. За стеной послышались шаги, дверь раскрылась, на пороге моей комнаты стоял отец. Его глаза расширились, страх как хлыстом ударил меня в грудь, его страх

— Она хочет убить нас, как убила Вайну и Ули.

Я слышала его мысли, он боялся меня, боялся за маму и братьев. Он захлопнул дверь и выбежал на улицу.

Я встала и подошла к окну, синие сумерки сменились мглой ночи. Но этой ночью разгорался пожар, я чувствовала его, как лесной зверь чует приближение охотника, как мышь, что замирает, чувствую взгляд кошки. Они идут, их страх полностью сменила ненависть. Они идут, идут за мной.

Подобно первым лучам рассвета с западной окраины деревни появились глаза факелов. Их становилось все больше они шли сюда, тысчаглазый дракон полз за мной.

— Убить ее! СЖЕЧЬ!

Их ярость горела в их глазах ярче факелов, в их руках. Подойдя к дому они встали полукругом, никто не осмеливался сделать и шага. Но крики из толпы раздавались все громче.

— Выходи! Выходи ведьма, мы знаем, что ты там!

Дребезг стекла вывел меня из оцепенения, в нескольких шагах от меня пылал, только что влетевший в окно факел. Я схватила факел и швырнула его в окно, но в этом уже не было смысла. Десятки факелов уже горели у стен дома, а вместе с ними и сам дом. В ужасе я рванула к двери, но дверь была заперта снаружи. Струйки дыма пробивались сквозь стены, и языки пламени облизывали раму окна. Окно, пусть и в огне, но оно было моим единственным спасением. Подбежав к окну я попыталась выпрыгнуть, но тяжёлый камень вернул меня в комнату, разбив лоб и забрызгав пол моей кровью. Сотни ртов кричали на улице, в общем гуле было сложно разобрать слова. Но два слова повторялись постоянно. «Смерть» и «ведьма» скандировала толпа, людей там больше небыло это была толпа, стадо бездушных тварей которых и животными назвать не получается.

В глазах начало темнеть, то ли дым, то ли кровь опускала мои веки. Воздуха не хватало и мои легкие все больше выдавливали из себя дым с кашлем. Дымовую завесу сменял саван обморока. Но сквозь затуманенную пелену я увидела, как маленькая, человекоподобная тень приближалась ко мне. Мой единственный глаз слезился, но я видела, как светились его глаза. В своей руке он нес гребень, ту самую кость с которой и начались события приведшие меня в нынешнее положение.

Мои веки сомкнулись, но не прошло и мгновения, как я открыла глаза. В руке я держала гребень, страха больше не было. Подобно чувствам тех, кто стоял на улице, его заменила ненависть. Ненависть к каждой живой твари, что желала моей смерти. К каждому подонку, что стояли сейчас на улице. Я желала им смерти, им их женам и детям, я хотела лишь одного: чтобы каждый житель этой проклятой деревни ощутил на своем лице и теле жаркое прикосновение огня. Мое отвращенье подошло комом к горлу, я больше не хотела его сдерживать. Яростный крик вырвался из моей груди. Сила крика отбросила крышу, как опавший лист, горевшие бревна разлетелись во все стороны погребая под собой моих линчевателей. Но это было только начало, Три огненных смерча поднимались над тем местом, что раньше был моим домом. Огненные смерчи двигаясь по спирали вокруг меня, расходились по деревне, уничтожая все и всех на своем пути.

Огненный шторм пронесся по деревне, оставляя за собой обугленные бревна и останки искалеченных тел. По мере стихания огненных вихрей стихала и моя злость. Теперь я была спокойна, абсолютно спокойна. Кое где еще слышались стоны умирающих, но я не спешила им на помощь. Среди них нет невинных, никто из них даже не попытался спасти меня, они просто стояли и смотрели, как меня сжигают заживо, теперь я буду смотреть, как их обожжённые тела мучаются в агонии.

Я стояла и смотрела, как захлебываясь кровью умирает моя соседка, та самая, что пару дней назад, плюнула за моей спиной, надеясь, что я услышу. Смотрела, как мальчик младше меня пытается выбраться из под горящих бревен, смотрела как огонь поглотил его и его крики снова прервали тишину умирающей ночи. В первых лучах рассвета мои глаза наткнулись на черты, которые еще вчера были родными, он был еще жив.

Отец лежал, все его тело было обожжено и с каждым вздохом из его груди, с кашлем, вырывался сгусток крови. Его глаза не видели, но он почувствовал мое приближение, на мгновение он замер и машинально дернулся от меня. Взяв с земли большой камень, что совсем недавно был фундаментом дома, я занесла его над головой отца и опустила. Легкий хруст и мучениям моего родителя пришел конец. Мне не было его жалко, мне просто захотелось убить его собственными руками.

Выходя из деревни я накинула на плечи, чудом уцелевший, кожаный плащ. Куда теперь я не знала, знала лишь одно, что со старой Лили покончено, милая маленькая девочка сгорела в том пожаре, сгорела вместе со всеми жителями деревни. Я шагала по дороге, с силой сжимая украшенный орнаментом костяной гребень.

Скрытые от людских глаз

4

Лучи солнца царапали верхушки деревьев, а мои босые ноги шлёпали по лужам. Три дня назад я покинула свой дом, свою семью, саму себя. Три дня назад я умерла. А может раньше. Может я умерла вместе с Вайной. А может в тот день, когда эта тварь изуродовала мне лицо. Теперь уже не важно, Лили больше нет.

Я шла и разговаривала сама с собой, точнее успокаивала себя. Я боялась признаться сама себе. Нет, не в том, что я убила столько человек, я боялась признаться себе в том, что мне понравилось. Мне понравилось смотреть на их мучения, их страх больше не пугал меня. Он радовал что-то внутри меня. И это была не душа, моя душа забилась в угол и больше не имела слова. Ее место заняла злобная голодная тварь.

Уже четвертый день я шагаю по лесной тропе. Раньше я никогда не уходила далеко, не более дня пути, и уж тем более никогда не уходила одна. А теперь мои ноги тонут в грязи вдали от того места где я жила. Нет, от того места, где я умерла.

Шум листвы сменился звуком плещущейся воды. Это была река, ее запах ласково щекотал ноздри. Впереди показался небольшой деревянный мост, перекинутый через узенькую лесную речку. Подойдя к реке, я упала на колени, и только сейчас ощутила усталость. Ноги больше не слушались меня, веки сомкнулись и я погрузилась в темную пучину сна без сновидений. Сколько я спала — не знаю, меня разбудил легкий дождь. Его капли скатывались с капюшона плаща и падали мне на лицо. Я открыла глаза. В паре шагов от меня сидел маленький зайчонок. Такие малыши обычно прячутся в норе и не высовываются на поверхность. Его глаза смотрели по сторонам не в силах понять, что происходит. Они навсегда останутся такими. Теперь его голова лежала на траве, а я с неистовой яростью впивалась зубами в его нежное мясо. Я закончила с трапезой и застыла над поверхностью воды: капли крови падали в реку и уносились течением, мои руки и лицо снова стали чистыми. Никто не видел, как я убила этого беззащитного зайчонка, никто не видел, как я сожгла деревню. Никто не видел, а значит, ветер унесет пепел, а значит и этого не было.

Хруст веток за спиной оборвал мои размышления. Я обернулась и увидела двух здоровенных пьяных мужиков с топорами. Они, пошатываясь, остановились на месте и пожирали меня глазами. Один из них сделал шаг вперед.

— Тебе помочь? — Расплываясь в хмельной улыбке, произнес он. Его глаза смотрели туда, где сквозь намокшую рубашку проступали соски маленькой груди. Он даже облизнулся, рассматривая меня. Я запахнулась плащом и он, дернувшись, продолжил:

— Что ты тут делаешь одна?

— Мы ехали в соседнюю деревню и на нас напали разбойники, а я сбежала.

— Бедняжка, а откуда ты?

Я открыла рот, чтобы назвать название родной деревни, но вовремя осеклась. Вовремя, это мне тогда так казалось, а они сразу поняли, что я вру. Это было заметно по ухмыляющемуся лицу моего собеседника.

— Она беглянка, сбежала от родителей, — Теперь говорил второй.

Он стоял в тени деревьев, и я не видела его лица. Он подошёл к своему другу и мне удалось его разглядеть. Это был высокий сильный мужчина средних лет, его волосы чуть тронула седина, но это ему скорее шло, чем старило. Он был красив, такие мужчины нравятся девушкам, и он в их внимании явно купался. Но за его красивым лицом скрывалась подлая натура. Это выдавали его глаза: карие, почти черные, они светились похотью. Я чувствовала его желание, оно жгло его изнутри.

— Милая, а ты знаешь, что происходит с такими хорошенькими девочками в дали от дома? — Он поставил топор и скинул куртку.

Его приятель улыбнулся и показал свои редкие гнилые зубы. Я попятилась назад и упала в ручей, голова оказалась под водой. Судорожный вдох и в легкие хлынула вода. Я дёрнулась вперед, и голова поднялась над поверхностью речушки. Чья-то сильная рука дернула меня из воды и швырнула на траву. От этого удара вся вода из меня вырвалась наружу с кашлем. Я повернула голову на бок и увидела, как беззубый развязывая ширинку, бежит в мою сторону.

— Ого! Ты ее рожу видел, такую даже дешевой шлюхой не возьмут.

— Хрен с ним, с рылом, ты посмотри какие ножки.

Грязные пальцы скользили по моим ногам, приближаясь к тому месту, где никогда не было мужских рук. Я попыталась дернуться, но меня крепко держал беззубый, его штаны были спущены до колен и его болтающийся член был отвратительно близок к моему лицу. Воспользовавшись тем, что я оторвалась от земли сидящий красавчик сдернул с меня нижнее белье и плюнув на руку поднялся рукой вверх по бедру. Резкая боль прокатилась от низа живота вверх, я выгнула спину и взвыла.

— Ха, а ей понравилась, смотри как выгнулась, — ржал беззубый.

— Сейчас понравиться еще больше, шмыгая носом, провизжал его друг.

И еще одна волна боли, прокатилось по моему телу. Я понимала что происходит, я видела, что происходит в его голове, я чувствовала, как он упивается моей болью. Толчок еще толчок, я повернула голову на бок и из моих глаз потекли слезы.

— И не смей кусаться, а то и без второго глаза останешься.

Я ничего не видели от слез, я попыталась вдохнуть ртом, но что-то мягкое не дало мне этого сделать. Да это был член. Эта уродливая тварь пихал его так далеко, что я не могла дышать. А они продолжали, снова и снова. Я уже не чувствовала боли, мне не хватало воздуха, я начала терять сознание, но порыв рвоты вырвался из меня заляпав остатками кролика пах беззубого.

— Ах, ты шлюха! — Взревел тот и наотмашь ударил меня по лицу. Капля крови сорвалась с моей губы и упала на траву.

— Теперь моя очередь, — не унимался беззубый, — Переворачивай ее.

Кто-то из них толкнул меня ногой и я оказалась на животе.

— Делай с ней что хочешь я закончил, — Гремя ремнем произнес тот, урод разорвавший мою одежду

— Не, после тебя я ее драть не буду

— А ты ее в другое место, у нее дыр еще много.

Беззубый заржал, и я почувствовала, как его руки раздвигают мои ягодицы. Потом снова боль, но я ее уже почти не чувствовала, мое внимание привлекла капля моей крови, а точнее предмет лежавший рядом с тем местом куда она упала.

— Ты же не будешь кусаться, милая, — Нежно подняв мою голову, сказал красавчик.

— Конечно нет, сказала я и сама открыла рот.

Он был удивлён, но я приблизилась и взяла его член в рот. Беззубый уже не пыхтел, и резкие толчки боль сменилась утихающими спазмами. Он сидел на траве смешенной с грязью и ржал глядя на то, как я ласкаю ртом его приятеля.

Я присела и рукой медленно тянулась к небольшому кусочку кости, к той самой вещи с которой и начались все мои несчастья. Мгновение, еще, и вот в моей руке гребень покрытый замысловатым орнаментом.

Первым что я сделала, это сомкнула челюсть, теплая жидкость наполнила мой рот. Как же было смешно смотреть на его лицо, он даже не понял, что произошло. Ошарашенными глазами он смотрел на меня, на мое лицо в его крови, он смотрел и не понимал, почему у меня идет кровь. Его крик разнесся по ручью, когда я выплюнула на теплую от крови траву его, уже обмякший, обрубок. Беззубый вскочил и потянулся к топору, но я одним прыжком подлетела к нему. Костяной гребень просвистел в воздухе, и мое лицо снова окропила кровь. Он инстинктивно схватился за горло, и упал хрипя и захлебываясь собственной кровью. Острые зубья гребня разорвали его гортань, и теперь его ждала не долгая, но мучительная смерть.

Новоиспеченный евнух уже перестал орать и в истерике пытался приставить свое достоинство на место. Когда он увидел, что я медленными шагами приближаюсь к нему он попятился назад, но оступился и упал. Он даже не пытался подняться, толкая руками грязь вперемешку с собственной кровью он полз от меня. Не знаю откуда, но я знала что нужно делать. Подбежав к нему я вцепилась в его грудь. Все его чувства мигом хлынули в меня, но на этот раз его страх не сбивал меня с толку, мне больше не хотелось забиться в угол и рыдать. Я упивалась его страхом, он питал меня, я чувствовала как его жизнь перетекает в меня. Мои ладони все глубже уходили в его грудь. Вскоре я почувствовала в руках его еще бьющееся сердце, резким рывком я выдернула его. Красавчик дернулся и застыл, застыл навсегда, его взгляд полный ужаса был направлен вверх к только что появившимся звездам.

Я обернулась посмотреть на второго, он лежал на том же месте. Рядом с ним стояло то странное существо, что мне привиделось тогда в деревне, перед тем как все произошло. Я закрыла и снова открыла глаза, никого не было. Труп по-прежнему лежал на месте, а в моей руке было еще теплое сердце, я поднесла руку ко рту и с жадностью укусила, влажную мякоть главной мышцы человека. Я с жадностью глотала это безжизненную плоть, слез больше не было. Я понимала что, убивая таких подонков, делаю мир только лучше.

Мне никогда не было так хорошо как сейчас. Я подошла к ручью и снова вода очистила меня от крови. Поднимающаяся над лесом луна наполнила мир вокруг зеленоватым светом. Касаясь поверхности ручья свет ночного светила превращал его в зеркало, из зазеркалья на меня смотрела прекрасная девушка, смотрела переродившееся Лили, смотрела двумя глазами.

vk.com/lasthobgoblin