Эльдар. Тёмный

Эльдар. Темный

— Эльдар! — неожиданно раздалось из-за двери, и я невольно вздрогнул. Эльза, вот же ж зараза. Только моя старшая сестра так умеет. Вроде бы знаешь, что она дома, и вроде бы даже слышишь, как она ходит или что-то там делает. Но стоит ей крикнуть, и я подскакиваю до потолка, словно ужаленный в пятку.

— Чего тебе? — хмуро откликнулся я, снова удобнее устраиваясь на печке.

— Чего-чего? — тут же передразнила она меня противным визгливым тоном. — У нас дома снова нечего есть.

Вот же ж ведьма — и дня спокойно прожить не даст.

— А я-то тут причем? — деланно возмутился я. — Ты у нас женщина, тебе и готовить. Нет еды — поджарь, свари или испеки. Или ты хочешь, чтобы вместо тебя куховарил я?

Да, я знаю, что мне стоило так отвечать, и что за этим последует буря.

И она последовала.

— Что? Ты? Ты будешь нам готовить? — Казалось, голос из-за двери вот-вот захлебнется злобой. — Ты, лежебока, хуже которого свет не видывал? Лентяй, который слезает с печки, только чтобы поесть? Лоботряс, который пойдет стирать свои вещи только тогда, когда с них труха на пол посыплется? Разгильдяй, который…

Да, все верно: лежебока, лентяй, лоботряс, разгильдяй — все это про меня. Да, это я. И я даже не обижаюсь, когда меня так называют. Ну а что в этом такого плохого? Что за радость пахать от зари до зари, как какой-нибудь землепашец? Или с утра до ночи торговать, словно какой-то лавочник? Нет уж, спасибо. Я вот мечтаю целыми днями совсем ничего не делать. Ну как совсем… мечтаю лежать на печи, есть калачи, точнее, пироги с мясной начинкой, и записать все это красным вином. А что? Чем плоха такая жизнь? Так я вам скажу — ничем. Это лучше, чем изнывать за плугом, лучше, чем торговаться за каждый грош, лучше, чем мерзнуть ловя упрямую рыбу, лучше… Словом — лучше, чем вообще что-нибудь другое. Вот я и живу, согласно своим мечтам.

А гром и молния за дверью все не прекращались.

— Шестнадцать лет, а девушки все нет. Да и откуда у тебя девушка-то возьмется? Толстый, страшный, противный. А самое главное — не работящий. Лоботряс, лентяй, лежебока…

Ну, тут я с ней не согласен — я совсем не страшный. Роста я всего лишь чуть ниже среднего. Толстый? Ну да, полноват немного. Да и в остальном я… так, ничего. На грязную свинью, извалявшуюся в лужах из отбросов, не похожу? Значит, я красавчик.

— В твои-то годы никакого ремесла так и не освоил…

А зачем мне что-то осваивать? Лес рядом — значит, не пропадем. Грибы, ягоды, плоды разные — всего этого там навалом. Можно ловушки на зверей расставлять. А потом приходить, и собирать из них, что придется. Зверя покрупней я тоже добыть смогу… если очень захочу. Да и вот — мастерство портного осваиваю. Шить одежду — занятие не из легких. Да только местные мне ничего мне продавать не хотят. Они вообще не хотят иметь со мной никаких дел. Даже говорить со мной не хотят. Вот и приходиться сестре покупать для меня готовую ткань, а я уже шью из нее одежду. Неохота шить, конечно. Но зато так я убиваю скуку — ведь если долго ничего не делать, то со временем удовольствие начинает потихоньку превращаться в унылую серую скуку.

— И надо же было такому случиться, чтобы в нашей семье, в семье таких благочестивых людей, как наши с тобой родители, родилось такое чудовище, такое извращение, такой ужас, как проклятый темный маг.

Да, все так и есть. Я, Эльдар, темный маг. Не по собственному желанию, а по божиему соизволению. По злой прихоти кого-то из двенадцати великих богов. Родился, взрастился, и таким получился. И что мне теперь, удавиться, что ли?

— Слушай ты, скотина трехногая — если к обеду ты не добудешь чего-нибудь на продажу, то вечером на ужин можешь и не рассчитывать! Ты меня пенял, олень безрогий?

Да куда уж тут непонятнее. Была б моя воля — я бы никуда не пошел. Но еще утром я облазил все кухонные закрома, но ничего съестного так и не нашел. А значит, хоть попе и лень, а ногами двигать надо.

С неохотой спустившись с печки, я подошел к окну и с тоской поглядел на виднеющуюся кромку леса. М-да.… Зато хоть погодка хорошая — на небе с утра ни облачка. Ну что ж, делать нечего — буду собираться.

***

Собирательства длилось недолго — надев куртку-стеганку, я подпоясался длинным желтым ремнем, надел длинный, до пят отороченный мехом плащ, и смело отправился в путь — прямиком через окно. Нет, я не боялся встречаться с разозленной старшей сестрой — я просто не желал больше слушать ее крепкую ругань. Проверив, на месте ли ножичек и мешок для сбора трофеев, я смело отправился в путь.

Погода и правда радовала — яркое солнышко приятно пригревало, и щедро дарило земле долгожданное тепло. От ушедшей зимы не осталось и следа — всюду, насколько хватало взгляда, пробивалась высокая зеленая трава, журчали ручьи, распускались почки, а слух услаждало пение разных птиц. Красота, да и только.

Но внешняя радость нисколько не согревала мою черную от мрачности душу — в ушах до сих пор звучали злые слова сестрицы. Звучали, и вызывали боль, задевая самые глубокие, самые скрываемые от чужого взгляда струны.

— Да, я темный, — мрачно шипел я, словно изгнанная из своего гнезда ядовитая змея. — А я что, хотел? А я что — просил? Нет, не хотел. Нет, не просил. Это все ты, зараза. Все ты, сестричка.

В общем-то, так оно и было. Как-то в нашу деревню приехали слуги барона, дабы проверить детей на разные магические способности. Мне тогда было не полных десять лет. И я не хотел проверяться. Я не просил. Нет, я в тот день у меня не было никакого предчувствия. Я просто не хотел проверяться и все тут. Сестра настояла.

— Мой Эльдарчик такой талантливый, такой умненький, такой замечательненький, — ворковала она, ведя упирающегося брата за руку. — Давайте, его проверьте — в нем точно что-то есть.

Я отбивался, как только мог. Да кто меня спрашивал. Вот и проверили. Вот и нашли. Нашли дар — талант к темной магии. Гнев и страх, боль и смерть — все это я мог бы вызывать в людях, пройди я соответствующее обучение.

Я не хотел обучаться этому. Да только после этого я никому оказался не нужен, ибо кто по доброй воле возьмет к себе в ученика, могущего приносить такие плохие вещи? И любое ремесло тут же стало для меня недоступным. Да что там ремесла — я даже с друзьями больше играть не мог. На рыбалку? Ни за что. За грибами? Да никогда. Поездка с друзьями в город? Тоже, конечно, нет — ни один родитель больше не хотел меня видеть с ними.

В четырнадцать лет я сдался и отправился в столицу — обучаться премудростям темной магии. Мне повезло — в нашем баронстве к темным магам относились, скажем, так, по-особенному. Не убивали, но и особо не жаловали. Научился пользоваться опасной темной магией — получи на шею магический ошейник, который тебе больше никогда ни за что не снять. Ошейник — это как клеймо, как тавро на скотине, чтобы все видели, какого ты роду-племени. Увидит такой патруль, остановит, к магу тебя направит. А маг возьмет да проверит твою ауру. Красная она, или зеленая, или синяя — хорошо, можешь ступать своей дорогой. Но вот если черная, что обычно случается после убийства — что ж, добро пожаловать в сырые баронские казематы. А там и до виселицы недалеко.

Всего этого в то время я еще не знал, а потому ведомый надеждами, я отправился в единственную магическую школу.

Первый сезон прошел весьма неожиданно — нас просто обучали чтению, письму и счету. Оно и понятно — плох тот маг, кто не умеет читать заклинания, и кто вместо шести раз повторит заветное слово трижды. Еще какое-то время нас учили историям баронства и королевства. Ну да, чтоб мы знали, чья рука нас так нежно холит.

Ну а потом настало время магии. Целых три сезона, целых девять месяцев я пребывал в недрах чудесного и волшебного мира, где день за днем мне открывались все новые и новые тайны. Я узнал, откуда явилась магия. Узнал, как ее освоить. Узнал про силу волшебных слов, о силе волшебных рун, и о силе особых знаков.

А потом все закончилось.

Было грустно. Было обидно. Но я ушел оттуда не с пустыми руками. Да — теперь на мне был тот самый неснимаемый магический ошейник. Да — я теперь обязан пожизненно выплачивать деньги в казну барона — ведь в школе меня учили не за просто так. Но теперь у меня были знания о магии. Теперь я понимал, как устроен мир. И теперь у меня были с полдюжины магических заклинаний. Да — простеньких, не смертельных. Да — сложных в исполнении и долгих в применении. Да — с таким приобретением особо не возгордишься. Но с ними я настоящий темный маг, а не просто пустое место.

***

Добравшись до кромки леса, я уже собрался было свернуть налево, как неожиданно услышал громкий пронзительный крик:

— Спасите! Помогите!

Судя по звуку, кричали где-то справа. Кроме того, голос был юный, почти что детский. Спасать? А оно мне надо? Я-то тут причем? А вдруг там и в самом деле опасно. Нет, нет, нет, — я вам не герой. А вот глянуть, что происходит — это я с могу.

Осторожно пробиваясь вдоль ив и берез, я свернул на тоненькую тропку, которая уверенно повела меня в самую чащу леса. Ну, кто же тут гуляет-то, а? Что за лопух?

— Спасите! Помогите!

Испуганный голос отчаянно раздавался где-то впереди. Теперь он звучал гораздо громче, и я уже мог понять, что он принадлежит не ребенку, испуганному юнцу. Кричи, мой друг, кричи. Нечего шастать по лесу, как следует не подготовившись. Вот и получил свое, как мне видится.

— Спасите! Помогите! Кто-нибудь!

Голос звучал уже совсем близко, шагах в десяти-двенадцати. Я огляделся, но между деревьями по-прежнему никого не видел.

И где же этот парень?

— Эй! — крикнул я что есть силы. — Твой «кто-нибудь» пришел. Это я. Ты сам-то где?

И голос ответил. Но ответил откуда-то сверху.

— Берегись! Спасайся! Беги!

Нет, ну каков нахал — то он зовет на помощь, то, видите ли, предлагает спасаться самому.

— Ну и от кого мне нужно спасаться? Уж не от тебя ли? — язвительно спросил я, пытаясь рассмотреть за ветвями щупленькую фигуру незнакомца.

— Не от меня — от него! — истошно вскрикнул он.

Сзади надсадно засопели и за спиной послышался гулкий топот. Я резко обернулся. Кабан. И несется он прямо на меня. Мать моя троллиха! Ни мгновенья не раздумывая, я тут же рванулся к ближайшему дереву и, заскочив на нижнюю ветку, мигом полез наверх. Послышался жалобный треск плаща. Эх, кому-то сегодня точно придется браться за иголку с ниткой.

Забравшись достаточно высоко, я примостился поудобней, и постарался как следует отдышаться. Быстрый подъем не прошел для меня без последствий — голова кружилась, руки дрожали, а грудь все ходила ходуном. Ну не ловкач я, не ловкач.

— Привет, — раздался рядом со мной голос, полный радости. — Вот же хорошо, что ты успел спастись.

— Спастись? — хмуро ответил я. — Ты это называешь спасением? А я это называю бегством. И это бегство меня нисколечко не спасло, а только загнало в еще худшее положение. Кабан-то он вон, на земле, внизу. А я — наверху. И поскольку летать я, как ты видишь, не умею, то преимущество сейчас явно не на моей стороне. Понимаешь?

С трудом произнося столь длинную тираду с еще не до конца угомонившимся дыханием, я испытывающее глядел на веселящегося незнакомца. Лет ему было этак двенадцать-четырнадцать. Худенький, щуплый, светловолосый, веснушчатый. Над курткой — потертый ремесленный фартук. В руках — корзина с травами. Какой-нибудь простачок-собиратель, не иначе.

— Ну, и как ты тут оказался? — с насмешкой спросил его я.

— Как-как? За травами в лес пошел — дедушка наказал. — Услышав про травы, я усмехнулся — значит, я не ошибся. — Я всегда в этот лес хожу — тут сыро и… как-то все по-особенному. И всегда все отлично было. А сегодня, вот, кабан. — Голос собирателя слегка погрустнел. — Ведь не было кабанов тут раньше, не было.

Не было. А вот теперь есть. Право слово — ну что за наивность.

— Ты откуда будешь? — полюбопытствовал я.

— Из Хлябей. А ты?

— А я местный, из Горлицы.

— Соседи! — Улыбка снова вернулась на скуластое лицо юнца. — Меня Эллой зовут, а тебя?

Знакомиться с белобрысым мне ни капли не хотелось. Но раз уж мы стали братьями по несчастью…

— Эльдар, — представился я.

— И что мы будем делать, Эльдар? Как спасаться от этой напасти? — поинтересовался у меня юный собиратель.

Я скривился. Мы. Что «мы» будем делать. Ну да, от тебя помощи, как от новорожденного котенка. Эх — придется самому выкручиваться.

Наклонившись вниз, я принялся всматриваться в хрюкающего у корней дерева кабана. Небольшой, но уже с порядочными клыками — вонзится в ногу, дней восемь проваляешься в постели. М-да — с ним надо или мечом, или топором. Но где же их возьмешь? Ведь не залежались же они случайно в корзине Эллоя. Да и к тому же я — не боец.

Придется использовать магию. Но какую?

Хм-м-м.… За то время, пока я учился в магической школе, меня обучили всего лишь нескольким боевым заклинаниям. Но среди них не было ни одного смертельного. Кто-нибудь удивится и скажет — зачем вообще обучать темного каким-либо боевым заклинаниям? Отвечу — для того, чтобы он помогал отбиваться своим односельчанам от разных напастей: нападений бандитов или разбойников, например. Помогал — вот ключевое слово. А вот если я сам встречу тех же бандитов, или же зверя, то победить я их не смогу — нет у меня нужного заклинания.

Нет, с одной стороны, это правильно — зачем обучать смертоносным заклинаниям каждого юного мага? Особенно темного. Не ровен час, он и на хороших людей свою магию станет использовать. А оно барону надо? Нет, не надо. Да, да — наш барон не глуп. Только вот мне от его «мудрости» никакого счастья нет.

Итак, что у меня имеется? Заклинание «черная оса», дающее боль на короткое время. Нет, это не то. «Малая Луна», путающая мысли. Тоже не то. «Змеиное око», чтобы ненадолго лишить движение. Хорошее, между прочим, заклинание. Но вот как долго оно будет действовать на этого мохнача, я проверять не буду. «Ржавое лезвие», ненадолго открывающее старые раны? А вот это, пожалуй, можно.

Я немного отодвинулся от ствола, поднял ладони, сложил пальцами скверный знак и глянул на кабана в просвет между большими пальцами. Теперь дело осталось за малым.

— Эйду верейду лахарра терма брам.

Отведав темного заклинания, молодой кабан вздрогнул, и принялся резко мотать головой из стороны в сторону, видимо, ожидая увидеть врага, причинившего ему острую боль. Только вокруг никого похожего не наблюдалось.

— Ты что, маг? — с удивлением вскрикнул Эллой. Я кивнул — догадался-таки, худышка.

— Эйду верейду лахарра терма брам.

Я прочитал заклинание второй раз. Кабан снова резко дернулся, и принялся метаться от дерева к дереву. На его боках показались первые красные капли.

— Эйду верейду лахарра терма брам.

После третьего заклинания клыконосец дико взревел и принялся бросаться на все, что попалось под руку. Точнее — под клыки. И я его понимал — «ржавое лезвие» очень болезненное заклинание. Тебя словно полосуют ржавыми тупыми лезвиями. Получается очень больно. И очень кроваво.

— Это же… Это же темная магия! — радости в голосе парня значительно поубавилось.

— Так и есть, — с усмешкой ответил я, разорвал скверный знак, оттянул ворот и показал ему свой ошейник. — И что?

— Темная магия — это плохо, — с искренней уверенностью заявил молодой собиратель.

— Ага — плохо. Но тебе же все-равно, от какого заклинания погибать — от светлого или от темного? А потому должно быть все одно, каким заклинанием и каким магом ты будешь спасен — темным или светлым, — выдал я свою коронную фразу, останавливающую всякий спор. Ну, между умными людьми останавливающий. А что до дураков, то до них мне дела нет. — Ну, так что, мне продолжать колдовать?

Эллой колебался недолго.

— Продолжай, — обреченно ответил он. Значит, он не глупый.

— Эйду верейду лахарра терма брам, — произнес я, снова сложив пальцы в правильной последовательности.

Четвертого раза оказалось достаточно — ноги кабана подломились, и он рухнул, взрыв пятаком черную лесную землю. Трава под ним стала медленно окрашивалась в победно красный цвет. Хорошо, что зверь оказался молодым — на взрослую особь у меня ушло бы гораздо больше времени. Как, впрочем, и на человека. Ну и как мне сражаться таким извращением? Это ж не сражение — это просто горе луковое.

— Спускаемся? — робко предложил мне парнишка.

— Не-не-не! — Я тут же замотал головой. — То, что кабан не двигается, не значит, что он погиб. Враг побит, но еще не повержен.

— То есть как?

— Он лег на землю, потому что обессилел. Но сила зверя, как и человека, держится не только на крови, а и на силе духа. И стоит кабану только раз нас увидеть, как он тут же забудет про свою усталость, и он кинется на нас, позабыв про кровь и боль.

— То есть мы будем сидеть здесь, на дереве, пока…

— Пока кабан полностью не истечет кровью, — важно закончил я.

— Ну если так надо, — паренек с сомнением посмотрел на соблазнительно близкую землю.

— Жизнь и так не сахар, а потому не стоит делать лишних движений, или подвергать себя ненужному риску, — закончил я разговор тем, что считал своим девизом. Ну а что? Чего рисковать, если можно не рисковать? Если что-то и делать, то только — наверняка. Или — совсем не делать, а спокойно лежать на печи.

— Я понял, — покорно сказал Эллой, и больше не проявлял желанья спускаться.

***

Просидев на дереве еще кое-какое время, я решил, что пора спускаться. Для пущей уверенности я зарядил в кабана болючей «черной осой», но лежащая под деревом туша так и сталась недвижимой.

Мы спрыгнули.

— Чур, трофей мой, — на всякий случай решил уточнить все нюансы я.

— Да-да, само собой. — Похоже, паренек и не собирался на что-нибудь претендовать. Вот и хорошо.

— Тогда всё, расходимся? — Я пошел в лес за едой, и я ее добыл. Следовательно, мне здесь больше делать нечего.

— Слушай, Эльдар, — вдруг спросил Эллой. Произнес он это так тихо и неуверенно, что я аж немного напрягся.

— Чего? — недовольно отозвался я, ожидая чего угодно. Неужели он будет просить у меня часть кабаньей туши? Не, я не дам — я его победил, мне его и есть.

Но все оказалось не так.

— Эльдар, ты ж это, спас меня, — заявил парень несколько торжественным тоном.

Спас? Ну, это вряд ли. Кабан через какое-то время все равно бы сам ушел. Я просто сократил время его сидения на дереве.

— И что? — спросил я, не оглашая свои мысли.

— Тебе это, ну, от меня должны быть какая-то награда, — уверенно заявил донельзя смущенный собиратель.

Награда? Что ж, это я люблю, и от этого я еще никогда не отказывался.

— И что ты можешь мне … предложить? — с сомнением выдал я. Судя по одежде парнишки, на серебро и золото он, как и я, не богат. Подарит мне пару куриц или овцу из своего дома? Так с ними одна морока. Подарит старый отцовский меч, или дедову кольчугу? Так мне и они без надобности.

— Я могу предложить немного, — опустив голову, стыдливо ответил он. — Много денег у меня нет…

Кто бы сомневался.

— И я не маг, чтобы чему-то тебя научить.

Ясное дело.

— И я не продаю свитков с заклинаниями.

А жаль — они бы ох как мне пригодились. На будущее.

— Но мой дед очень умелый зельедел. — Голос Эллоя зазвучал уже увереннее. — И он умеет делать хорошие эликсиры. В том числе такие, которые пользуются интересом у самых разных магов.

А вот это уже интересно.

— Какие такие эликсиры? — оживившись, тут же спросил я у парнишки.

— Например, такие, какие повышают магам их магическую силу, — просто ответил он.

Магическая сила. Если говорить просто, то маг — это колодец, а вода в нем — его магия. Если твой запас на десять средних ведер, то ты сможешь создать только десять заклинаний. Потом тебе придется какое-то время отдыхать. Магическая сила очень важна для мага. Ведь чем сложнее заклинание, тем больших оно расходует сил. Если ты сможешь нанести десять заклинаний, а твой враг одиннадцать, то все — победа будет за ним. Конечно, кое-что решают умения, ловкость, и опыт мага. Но сейчас я не об этом.

— И что, у тебя есть такой эликсир? — спросил я, несколько оживившись.

— Пока нет, но…

Моя радость тут же исчезла, как первый выпавший снег.

— Но я могу насобирать на него все необходимые ингредиенты, а потом попросить дедушку сделать его для тебя.

Хм...

— Он согласится? — выдал я с сомненьем.

— А почему нет? Ты же меня спас.

— Но я ведь темный, — усомнился я — жизненный опыт сказывался.

— Ну и что? В любом случае я могу и не говорить, для чего это зелье мне нужно.

— И то верно.

Я призадумался. Такая награда — вещь весьма достойная. И я ничем не рискую. Тогда почему бы и нет?

— Только тут есть одна… загвоздка, — осторожно продолжил Эллой, смущенно теребя носком башмака какую-то деревяшку. — Мне нужно пойти за этими ингредиентами в самый лес. Сам понимаешь — эти штуки очень редкие. Иначе такие эликсиры продавались бы в каждой деревне.

— И что? — Я пока не понял, к чему он клонит.

— Я бы не отказался от твоей магической помощи. Понимаешь, когда ты высматриваешь в траве нужный гриб, или выискиваешь в складках древесной коры нужный кусочек мха, то смотреть по сторонам становится очень сложно. И я хотел бы попросить тебя, чтобы ты меня охранял, дабы со мной не вышло чего-то… плохого.

Признаюсь честно — такой наглость от этого мелкого засранца я не ожидал.

— Чего? — Мой пронзительный голос, казалось, разлетелся по всему лесу. — То есть ты хочешь, чтобы я, ради тебя, отправился в лес?

— Да.

— В это влажное, грязное, противное темное место?

— Да.

— Полное надоедливых комаров и опасных змей?

— Да.

— Где я смогу встретить хищников навроде шакала, рыси или даже волка?

— Да.

— И ты хочешь, чтобы я защитил от них тебя? Тебя, того, которого я видел всего лишь раз? Того, о котором я до сегодняшнего дня и слыхать не слыхивал?

— Ну… да.

— Ну… нет, — решительно выдал я, передразнивая его. И, верно, с какой радости я должен согласиться с ним соглашаться? Рано вставать, запасаться провизией и идти куда-то в лес? Хорошо — просто пойти это дело такое. Но защищать! И кого — его? И кому — мне? Мне, который порой сам себя защитить не может. Тоже мне предложение.

Я присел над кабаньей тушей и принялся счищать с нее застывшую кровь пучком свежесорванной травы.

«Размечтался, как же. Нашел себе, понимаешь, телохранителя», — возмущенно думал я, очищая шерсть слой за слоем. Но мысль о награде бессовестно терзала душу. — «Но, с другой стороны — самое просто зелье, что повышает магическую силу, стоит от пяти до десяти золотых монет. За проход по лесу награда весьма и весьма достойная. Даже более, чем весьма».

Я прекратил очищать тушу и призадумался.

«А что до разных опасных хищников, которых мы можем там повстречать, то, может, они нам ни разу не встретятся», — разумно прикинул я. — «Ведь, если подумать, этот малой до сих пор живет жив-живехонек. Выходит, даже с его невнимательностью он умудрился ни разу не попасться в лапы зверя. Так что его просьба об охране может вылиться в самую обычную прогулку».

Весы выбора серьезно дрогнули.

«Да — рано вставать и куда-то идти, плутать по лесу, отгонять надоедливых комаров, и то и дело пристально всматриваться по сторонам, это не то, как мне нравиться проводить свое время». — С этим не поспоришь. — «Зато в случае успеха, какая будет награда! Великий леший! Может мне действительно стоит один день поднапрячься, чтобы потом много дней собой гордиться?»

Стоит — не стоит? Решиться — не решится? Напрячься — не напрячься? Один день труда — много дней довольства?

Сложный выбор. Очень сложный.

Победила алчность.

— Слушай, Эллой, — протянул я, просовывая щетинистую тушу в мешок. — Я согласен на твое предложение.

Услышав это, парень аж подпрыгнул от радости.

— Тогда давай встретимся тут через пару дней, — тут же предложил мне парнишка. — Нужные растения как раз войдут в свою полную силу.

— Вот и хорошо, — согласился я с удовольствием. Вот-вот — пусть геройство подождет. Самое время вернуться домой и устроить добротный ужин.

***

Через несколько дней, поутру, я вернулся на это же место. К моему удивлению, Эллой меня уже дожидался.

— Надо же, ты на месте, — искренне удивился я.

— А что такого? — столь же искренне удивился парень.

— Твоя деревня находится от это места дальше, чем моя, — принялся я пояснять. — Значит, и идти тебе дольше. Раз дольше идти, значит, раньше вставать. А рано вставать — та еще морока. Вот поэтому я и думал, что ты опоздаешь, — откровенно признался я.

Но собеседник моих убеждений не разделял.

— Настоящий собиратель встает не тогда, когда ему хочется, а тогда, когда это нужно, — гордо ответил он.

— В смысле? — озадаченно отозвался я.

— Когда будет цвести нужные нам растения, — пояснил мне он. А радости-то сколько в глазах от важности!

— А, — понимающе протянул я, разумея, что кем-кем, а собирателем я б не стал — не такой у меня уклад.

Идти нам предстояло не близко, а потому хочешь, не хочешь, пришлось общаться.

— Слушай, Эльдар, — несколько заискивающим тоном спросил меня мой новоявленный напарник. — А ты раньше хотел стать магом?

— Раньше это когда? — сделал поправку я, не сбавляя шага.

— Ну, в детстве.

— В детстве? Ты хочешь знать, мечтал ли я в детстве стать страшным темным магом? — Я понимал, что он спрашивал меня о другом. Просто я увидел шанс немножко поиздеваться.

— Да нет, конечно. — Эллой испуганно замахал руками.

Я удовлетворенно захихикал — издевка удалась.

А вот сам вопрос заставил меня замыслиться: раньше я и сам о таком не думал, и никто меня о таком не спрашивал.

— Ремесло, Эллой, оно людьми как получается? — задумчиво выдал я. — Ремесло передается по наследству: от деда к отцу, а от отца к сыну. Потому как не сыщешь лучшего учителя, чем твой кровный родственник.

— Согласен. — Эллой в ответ кивнул.

— Мои дед и отец были портными. И, говорят, хорошими. Но деда своего я почти не помню, а отца… — Я нахмурился, решая, нужно ли говорить пареньку всю правду. — Отца я тоже не помню — они с матерью уехали на родину, когда мне было всего пять лет. — Ладно, пусть он об этом узнает — думаю, что большого вреда не будет. — Это я к чему? А к тому, что свое ремесло они мне так и не передавали.

— Жаль, — ответил мой словоохотливый собеседник, и по его тону я понял, что его жалость была вполне искренна. Вот же ж тип — меня почти не знает, но сострадать уже готов. И где такие рождаются? — Ну а вообще?

— Вообще? — Вот любит же он вопросы.

— Ага. Кем ты хотел быть и что делать, когда ты вырастишь? — не унимался он.

— Кем и что? …— Я задумчиво почесал затылок. Вот же ж любопытный. — Никем и ничего, — с ухмылкой признался я. Эх, если уж начал быть честным, то буду им до конца. Лень заморачиваться.

— Никем и ничего? Это как? — Эллой повернул свою голову, и я увидел, как его глаза удивленно округлились. Удивил я его, хе-хе-хе.

— А так, — ухмыльнулся я. — Представь себе нашего барона, — принялся я пояснять. — Представил?

— Ну… так.

— Так вот — наш барон. Вот он чем целый день занимается?

— Ну, э… — протянул светловолосый и тут же затих, не зная, что ответить.

— Лежит на перинах и знай себе отдает приказы. Собирает с людей налоги, и с этого живет. Вот и я, я хотел бы жить так, как он, — небрежно закончил я.

— Ты хотел быть бароном? — Глаза парня округлились еще больше.

— О боже, да нет же. — Я хлопнул себя по лицу. — Я не хочу быть бароном. Я просто хоту ничего не делать, как он, — пояснил я слегка ошарашенному напарнику.

Дорогу нам преградил узкий ручей, и мы какое-то время искали, как нам его обойти.

— А ты? Ты кем хотел быть? — спросил я Эллоя. Не то, что мне это было особенно интересно, но откровенность за откровенность. Иначе ты больше шиш что от меня услышишь.

— А у меня все было так, как ты сказал — наше ремесло передается от деда к отцу, а от отца к сыну. Мой дед зельедел, и отец зельедел. И я тоже стану зельеделом. Но поскольку для этого ремесла я еще юн, то я пока просто собиратель различных редкостей, — пояснил мне паренек.

— То есть ты собираешь то, из чего твой отец и дед делают свои зелья?

— Ага.

Похоже, они там работают всей семьей. Что же — это разумно.

— А почему твои предки выбрали себе это ремесло? — поинтересовался я.

— Почему? — Эллой ненадолго задумался и чуть не споткнулся о корень. — Думаю потому, что в нем очень много выгод.

— Выгод? Например? — спросил я его с любопытством — мне на самом деле сделалось интересно.

— Например, мы ищем растения, которые не сажали.

— Отлично. — Я согласно кивнул.

— Растут они тоже сами, ведь мы за ними даже не ухаживали.

— Удобно. — Я снова согласно кивнул.

— Где растут такие травы, знаем только мы. А значит, только мы можем варить с них зелья. И лишь мы получаем прибыль.

— Это тоже удобно. — Я в третий раз кивнул. — Но тут есть один существенный недостаток.

— Какой же?

— Как ты недавно упоминал, эти травы не растут на видных местах. За ними нужно еще нужно топать и топать.

— И это тоже выгодно, — с усмешкой заметил Эллой. — Потому что мало знать, где растут нужные травы. И мало хотеть их собрать. Нужно встать, собраться, пойти, и приложить силы, чтобы их найти. А на это решится не каждый.

Услышав об этом, я мысленно усмехнулся. Выходит, наш Эллой тот еще жизнелюбец и трудолюбец — везде видит только пользу и не прочь лишний раз потрудиться. Не самые лучшие качества, как по мне. Но он хотя бы не наивный добрячок-бессребреник. А это уже неплохо.

***

Обойдя по краю густые заросли малины, мы вышли на довольно большую лужайку. Поляна как поляна, ничего особенного: вокруг трава и кусты, а в центре — обложенное камнями кострище. Необычным было то, что у погасшего костра лежали чьи-то вещи: небольшая кожаная сумка, пустой котелок, и какая-то тряпка, на которой валялось несколько свежих краснобоких яблок. Я остановился и осмотрелся: вокруг — никого. Странно. Создавалось впечатление, что кто-то здесь был совсем недавно, а затем спешно покинул свое пристанище.

Оглядев стоянку, мы с Эллоем вопросительно переглянулись.

— Что думаешь? — спросил я спутника. Честно говоря, его мнение меня интересовало не сильно — нос у него до этого не дорос.

— Это… как-то… неправильно, — медленно, почти по словам промолвил он.

— Да ну? С чего бы? — язвительно ухмыльнулся я.

— Никто не оставляет своего добра просто так, — неопределенно промолвил он. — Так что тут точно что-то не так.

Я удивился — Эллой почти слово в слово озвучил мои измышления. Значит, не дурак.

— И что ты предложить? — уже полусерьёзно поинтересовался я.

— Я думаю, что нам лучше поскорее уйти отсюда.

— И я того же мненья, — с усмешкой ответил я и распорядился: — Уходим.

Но не успели мы сделать и шага, как из противоположного края поляны раздался грубый мужицкий голос.

— Стоять!

Из-за широкого ствола ели на свет показался мужчина: высокий, худощавый, черноволосый. Одет он был в довольно потрепанную охотничью куртку и такие же подержанные штаны. Но главное — в руках он держал короткий лук, с наложенной него тетивой.

Мне никогда не нравилось, когда кто-то пытается мной командовать. Особенно, когда мне говорят, идти мне или стоять.

Но не успел я и рта раскрыть, как охотник воскликнул вновь.

— Так-так-так. Вас-то я и поджидал, — заявил он нарочито грозным тоном.

Он? Поджидал нас? Вот это неожиданность так неожиданность.

А незнакомец все продолжал.

— Так-так-так. Два паренька, — прорычал он снова. — А я-то все думал, я-то гадал — кто крадет мои вещи. А оказывается, вот они кто!

Теперь все более-менее стало понятно: какой-то хитрец решил нажиться на одиноком лесном охотнике. А тот, не будь дураком, сам решил устроить охоту, как говориться, на живца. Да только промахнулся.

— Мы не брали твоих вещей! — тут же заявил я, как только во всем разобрался.

— Да? Не брали? — Судя по его язвительному тону, охотник мне ни сколечко не верил. Но мне-то что с того?

— Не брали, — снова решительно заявил я. — Мы сами только сюда пришли.

— Да-да, только что, — поддакнул вернувший дар речи Эллой.

— Правда? — Язвительности в тоне охотника значительно прибавилось. — И почему это я вам не верю?

Обидно, когда раскрывают твое вранье. Но еще обиднее, когда ты говоришь правду, а тебе все-равно не верят.

И это меня разозлило.

— А мне плевать, веришь ты мне или нет, — резко ответил я. Да, я согласен — очень опрометчиво грубить человеку, вооруженному луком и стрелами. Особенно, если между ним и тобой только простая куртка и самый обычный плащ. Но мне было все-равно — оскорблять человека, толком ничего не выяснив, это непростительно дерзко. И это я не люблю.

Увидев, что после моего ответа щербатое лицо охотника резко перекосилось, Эллой попытался смягчить обстановку.

— Мы правда только-только сюда пришли, — протянул он таким детским голоском, что ему ни за что нельзя было бы не поверить.

— Ой ли? — Взгляд бородача метнулся на лицо моего напарника.

— Честно-честно. — Эллой округлил глаза. О боги, каким же он стал милахой.

Но на рассерженного охотника это нисколечко не подействовало.

— Забавно, — недоверчиво протянул он. — Да только я вам нисколько не верю. — Уголок его губ нервно дернулся. — Двое парней оказали так далеко от нахоженных троп. И вы говорите, случайно?

— Да у нас тут свои дела. Мы в лес пошли за травами.

— За травами? — ехидно переспросил мужчина. — Не за грибами, значит, не за яйцами, а именно за травами? Ха-ха — зло рассмеялся мужчина. — Я ждал, что ты скажешь мне нечто подобное. Ждал. Но я не куплюсь. — В голове охотника неожиданно зазвенела сталь. — Не куплюсь. Я вам не какой-нибудь деревенский простачок.

У-у-у… Услышав такие изменения, я тут же понял, что простым спором дело тут не закончится. В незнакомце кипела злоба. Нет, не кипела — она клокотала, ища возможность с шумом вырваться наружу. А это не предвещало ничего хорошего — уж я-то видел, я-то знаю.

— Верните мою одежду и вещи, живо! — скомандовал бородач. Лук в его руках нервно дернулся. И это тоже не к добру.

— Но у нас нет твоих вещей. — Эллой отчаянно замахал руками.

— Я сказал — живо! — Руки охотника поднялись, и вот уже лук смотрит не в землю, а аккурат между нами. Стоит ему натянуть и отпустить тетиву…

Да, вот уж влипли, так влипли — ничего не скажешь.

Как все произошло дальше, я не помню. Миг — и я оказался за ближайшим шершавым стволом, в недосягаемости от направленного на меня наконечника. Теперь я находился в относительной безопасности. Отлично. Экий я прыткий! Но стоило мне порадоваться, как оглянувшись, я заметил, что Эллой и не думал прятаться — он до сих пор стоял перед охотником, имея все шансы получить в свою грудь кровожадную стрелу.

Вот же ж глупый малый! Беги, Эллой, беги!

Но парень отчего-то продолжал оставаться на месте.

— Ага, значит вот кто из вас настоящий вор? — с кривой ухмылкой спросил охотник, истолковав мое бегство по-своему. — Понятно, понятно. Что, тебе так не хочешь расставаться с моими вещами, что ты готов из-за них подставить друга?

Я стоял и молчал, не собираясь спорить, ибо, считал, что противоречить ему бессмысленно.

— Что ж, если ты считаешь смерть твоего товарища справедливой платой за твою добычу, то я не буду тебя разочаровывать. Сейчас я натяну тетиву, и, если ты не выйдешь…

Выходить я точно не собирался: Эллой мне никто, и я не слишком огорчусь, если его не станет. Да, мне, бесспорно, будет жаль, если он погибнет. Но умереть самому ради кого-то или вместо кого-то? Нет уж, друзья, увольте.

С другой стороны — если погибнет он, то с ним пропадет и надежда на мой чудодейственный эликсир.

Вот дилемма так дилемма.

— Раз… — решительно донеслось от края лужайки.

Нужно что-то срочно придумать. Только вот что? Выходить один на один против вооруженного охотника не умно — у меня нет ни лука, ни меча, ни щита. А если бы и были, то пользоваться ими я не умею.

Остается лишь только магия.

— Два…

Я принялся лихорадочно перебирать в уме все имеющиеся у меня заклинания.

«Змеиное око» для сковывания движений? Нет, не годиться — срабатывает не сразу, да и действует очень недолго. «Малая луна» для спутывания мыслей? Нет, у него те же самые изъяны. «Ржавое лезвие» для открытия кровотечений? Тоже не пойдет: человек не кабан, на месте стоять не будет. Да и чтобы нанести ощутимый вред, нужно попасть раз пять. А это слишком долго. Про долгоиграющее «гниение» нечего и говорить — от него охотнику помирать седмицу. Да и то, если он не найдет себе шамана-целителя.

Оставалась одно — «черная оса». Слабое заклинание, способное вызвать короткую, но острую боль. Можно стрелять. Но куда? В голову? Не то. В ногу? Не то. В тело? Не то. В руки? Да! Вернее — в одну из них. А точнее — в локоть: каждый знает, насколько бывает больно, если его ударить.

Я тихонько отодвинулся от ствола, поднял ладони, сложил пальцами скверный знак и глянул на своего врага в узкий просвет между указательными пальцами.

Все готово. Теперь само заклинание.

— Агра вера терра ла верва, — произнес я тихо, но весьма отчетливо.

Сработало.

— Ах, зараза, — громко разнеслось по лужайке. Левая рука охотника судорожно дернулась в сторону, пальцы разжались, лук распрямился, и смертоносная стрела улетела со свистом в чащу.

А теперь — побежали.

— Бежим! — крикнул я что есть силы и рванулся в сторону замершего спутника. Пробегая рядом, я просто схватил его тщедушное тело под руку и с силой поволок за ближайший ствол. Затем — за еще один, и еще, все дальше и дальше от донельзя взбешенного врага.

— Вот же ж песьи дети! — донесся до нас его злобный голос. — Что б вам пусто было! — гневно воскликнул он. — Что вас волки в лесу сожрали!

Понимая, что теперь ему нас не достать, я тут же решил отыграться.

— Ну что, съел, да? Съел? — со смехом крикнул я в ответ на его ругательства. — Нет, не съел — подавился.

— Да что б вам, сволочугам, шакалы голодные повстречались. Да что б на вас, поганцев, красные пауки напали, — продолжал надрываться охотник.

— Они-то повстречаются. Они-то нападут. А вот ты-то, ты-то. С двумя пареньками не справился. С двумя простыми безоружными парнями. Какой позор. Какой позор, — продолжал я с удовольствием глумиться над ним.

— Да если б не моя рука, если б не эта, неожиданно откуда взявшаяся боль, я бы вас…

— Ага, ага. Если бы не моя кривая спина и не мой беззубый рот, я бы девкой хоть куда была — говорила столетняя бабка. Осел ты, батенька, как есть осел. И к тому же — криворукий.

— Да ты… — приглушенно раздалось из части.

— Ты мазила, ясно? Криворукий деревенский мазила. Тебе не то, что в нас — в горшок с утра не попасть.

— Да я тебя…

— Не слышу. Ничего не слышу. Слышу только стенания несчастного криворукого осла, не могущего достать свою морковку! И-а, и-а, и-а, — отозвался я и залился в безудержном хохоте.

***

Отойдя подальше от места опасной встречи, мы сбавили ход, и устроили себе небольшой привал. Развязав котомку, я вынул наружу ломоть свежего ржаного хлеба и кусок запеченной кабанятины. Не лучший обед, но ладно. Вцепившись зубами в мясо, я принялся с любопытством поглядывать на то, что вынет из сумки Эллой. М-да — его обед оказался куда интереснее моего: парнишка вытащил на белый свет шикарный ароматный пирог, и принялся с треском его уплетать. Судя по запаху, начинка пирога состояла из ливера. И пахла она божественно!

Мое воображение тут же разыгралось, и я чуть не подавился волнами набежавшей слюной. Нечестно, нечестно, нечестно. Я маг, а Эллой самый обычный собиратель. И при этом парнишка обедает, как барон, а я ем, как самый простой ремесленник. Да, я знал, что в куховарстве моя сестра проигрывает почти всем деревенским женщинам. Но теперь я понял, что хозяйке дома Эллоя она не годится даже в подметки. Даже не так — теперь я уверен, что из Эльзы такая же хорошая повариха, как из неуклюжего козла грациозная бабочка.

Когда мы управились с едой, Эллой повернулся ко мне с неожиданно решительным выражением на лице.

— Эльдар! — привлек он мое внимание уверенным и требовательным тоном. Ох, не нравится мне такие завязки разговоров.

— А? — внешне невинно отозвался я, готовясь услышать какую-нибудь пакость.

— Слушай, Эльдар. Тогда, в лесу… Что это было? — спросил он не то, чтобы сурово, но вполне решительно.

— Ты о чем? Что из того, что было в лесу, стало тебе непонятным? — тут же нашел повод съехидничать я.

Лицо белобрысого на миг покраснело, но он тут же справился со своим волнением.

— Ну, тогда, когда охотник вконец разозлился…

— Ну?

— И навел на нас свой лук…

— И?

— Ты тогда просто… взял и сбежал.

Ах, вот ты о чем! Понятно.

— Ты хочешь узнать, почему я тогда сбежал, да?

— Да.

Хм. И что мне ему ответить? Тут ведь все очевидно.

— Я сбежал, потому что тот охотник хотел меня убить, — тут же ответил я. — Потому что, Эллой, когда меня хотят убить, мне это не нравится, и я тогда или защищаюсь, или же сбегаю. В случае с охотником защититься мне было нечем, а потому единственным выходом для меня было сбежать. Понятно?

— Да, но… — судя по его тону, мой ответ Эллоя нисколько не удовлетворил. Да и пусть. Кто он такой, чтобы я перед ним отчитывался?

— Да, я сбежал. Или я не имею на это права? — сурово добавил я, давая понять, что мне этот разговор начинает не нравиться.

— Нет, но я…

— И любой человек на моем месте поступил бы так же. Любой здравомыслящий человек.

— Все же я…

— Не можешь защищаться — убегай. Разве это тебе непонятно? Разве это не мудрое решение, а? — заявил я, начиная немного заводиться. Тоже мне — два горшка от вершка, а жизни учить пытается. Ишь, выискался тут мне! Яйцо, дрессирующее курицу. Головастик, пытающийся научить мудрости взрослую жабу. Песчинка, возомнившая себя тверже гранитного камня. Тьфу.

— Но ты обещал помогать мне в нашем путешествии. Я для этого тебя и позвал! — воспользовавшись тем, что я ушел в свои мысли, наконец-то высказался он.

Упс — а вот это верно. Это так и есть. Да — звал. И я обещал. Но… Моя старая привычка, заботиться только о себе, сразу меня подвела.

Да. все так и было. Но ведь на это можно взглянуть и иначе.

— Эй-эй-эй. Это как посмотреть, — запротестовал я с умным видом. — Да, я спрятался за ствол. Да, я убежал. Но ведь он на меня отвлекся. Не мог не отвлечься. А ты? — Я с укором посмотрел на вмиг сникшего паренька. — Ты ведь тоже мог бы тогда убежать. Воспользовался бы мигом, и… Вместо этого ты упрямо стоял на месте, словно бы ты — герой. Или дурак какой-то. А героям, как я понимаю, помощь не нужна. Как, между прочим, и дуракам.

Закончив тираду, я почувствовал, как меня снова наполняет уверенность. И действительно — насколько я помню, Эллой тогда не пытался ни сбежать, ни вообще предпринять чего-нибудь этакое. И что мне прикажете делать? Грудью от стрелы его закрыть, так что ли? Нет уж — на это я пойти не могу — мне моя грудь милее, знаете ли.

При моих словах белобрысый сжался, словно маленький намокший птенец, и в ответ что-то тихо прошептал.

— Что-что? — с насмешкой спросил его я, подозревая, что он снова отпустит в мой адрес нечто совсем нелестное.

— Я… закляк, — повторил он чуть тише.

— Закляк? — произнес я, теряясь в значенье слова.

— Ну это… Словно окостенеть. Словно замерзнуть, и не мочь ступить ни шагу, — принялся быстро объяснять Эллой. — Нет, ты не подумай — я вовсе не трус! — При этих словах взгляд паренька полыхнул огнем. Ого! — Я умею постоять и за себя, и за других. Я очень хороший товарищ, и на меня всегда можно положиться. Только когда мне очень страшно, я…

Так вот оно что!

— Ладно, ладно — можешь не объяснять, — сказал я и снисходительно махнул рукой. Да — когда никто на меня не давит, могу позволить себе быть добрым и снисходительным. А вот упреки я терпеть не могу. — Цепенеешь от страха? Что ж, бывает, бывает, — миролюбиво заметил я.

— Оттого-то в лесу и мои проблемы, — с неохотой добавил он.

— Ладно, ладно. — Я снова махнул рукой, давая понять, что продолжать не нужно. Цепенеешь и немеешь перед опасностью? Так и скажи, что ты самый обыкновенный трус. Но так сказать тебе гордость твоя не позволит. Ладно — не можешь и не надо: каждый имеет право на свои маленькие тайны и слабости.

— Хорошо, что мы все выяснили — теперь я буду знать, от чего мне тебя защищать, — подвел я итог нашему неожиданному разговору. — Что ж, вставай — нам пора идти.

Топая за своим молчаливым провожатым, я поймал себя на мысли, что наша беседа прошла не зря, ведь теперь я знаю, что скрывается у того в душе. Наш Эллой — самый обычный трус. И это — нормально. По крайней мере уж кто-то, но только не он будет упрекать меня в излишней осторожности.

***

Лес перед нами расступился, и нашему взору предстал довольно широкий луг, в центре которого виднелись привычные глазу угловатые очертания.

Деревня?

Я присмотрелся. Странно — не было заметно ни струйки печного дыма. А еще я не слышал ни звука — ни гомона людей, не рева ручной скотины.

Странно. Очень странно.

Видимо Эллой уловил перемену в моем состоянии, а потому тут же постарался меня успокоить.

— Не пугайся, Эльдар — это деревня Крест, — выдал он мне со знанием дела.

Крест? Крест, Крест, Крест. Погоди-погоди — где же я слышал это название?

— Я что-то слышал про эту деревню. Что-то такое… не очень хорошее.

— Что она давно стоит без людей? — услужливо подсказал парень.

— Точно! — Я щелкнул пальцами. — Именно так. Что она давно обезлюдела.

— Так и есть, — кивнул головой Эллой. — Так и есть — там уже давно никого не видно.

Я взглянул на сиротливые пустые домишки. Целая деревня без единого человека — вот невидаль так невидаль

— Эл. А что у вас говорят об этой деревне? Почему она опустела?

— Почему? Хм. Говорили, что она опустела после того, как ее жители прогневали богов, — ответил он весьма неуверенно.

— О как, — хмыкнул я. — А еще?

— Еще я слышал историю, что всех жителей этой деревни, всех, до одного, сожрали лесные хищники.

Вот даже как? Выглядит опасненько.

— Но это неправда, — тут же добавил он. — Никакие хищники на деревню не нападали.

— С чего ты решил? — тут же спросил его я.

— Там нет никаких остатков. Нет ни одного.

— Откуда знаешь? — тут же вскинулся я.

— Я проходил через нее пару раз, и из любопытства заглядывал в хаты, — спокойно ответил он.

— И что там? — спросил я с изрядной долей любопытства.

— Ничего. — Эллой пожал плечами. — Просто пустые хаты. Запущенные, полуразвалившиеся и совершенно пустые.

Я взглянул паренька с некоторым недоверием — трус Эллой сам ходил через эту деревню и не боялся заглядывать в хаты? Интересно. Очень интересно.

Чем ближе мы подходили к замеченному поселению, тем я больше убеждался, что люди тут давно уже не живут: частокол, окружающий деревню, местами зиял широкими щелями, а подступы к нему заросли молодыми деревьями. Петли на воротах изрядно проржавели, а когда мы вошли вовнутрь, я не учуял ни одного запаха, могущего свидетельствовать хоть о каком-то человеческом присутствии. Приглядевшись внимательнее, я разглядел и бессовестно запущенные сады, и заросшие бурьяном огороды. Не укрылись от моего взора и сорванные ставни и развеянные от времени крыши. Пустота. Пустота и запустение царили вокруг.

— Ты в каком из домов был? — важным тоном осведомился я.

— Вот в том. — Белобрысый указал рукою налево. Я кивнул и отправился к дому направо.

— Ты куда? — несколько испуганно вскрикнул товарищ.

— Осмотреть все своими глазами, — с усмешкой ответил я. — Ты же не думаешь, что я могу побывать в таком месте, и упустить шанс его осмотреть?

— Ну, э… — несколько неуверенно выдал он. Что, боишься оставаться один? Ты же сам говорил мне, что деревня стоит заброшенной. — Только недолго, а? Мне одному тут как-то неуютно.

А я долго и не собирался. Заглянув в дом, я быстрым шагом прошелся по всем его внутренним комнатам. Пусто. Пусто, гнило и затхло. Паутина в потолке, мышиный помет по углам, а на стенах сплошная плесень. И да — никаких тел я не обнаружил ни в доме, ни во дворе.

Пользуясь подвернувшимся случаем, я пробежался взглядом по лежащим то тут, то там вещам — ничего интересного или мало-мальски ценного. Ничего.

Быстрого и легкого обогащения не получилось. Обидно.

— Ладно, идем, — скомандовал я, возвращаясь к своему изрядно волнующемуся спутнику. — Если все дома напоминают этот, то тут нечего и рассматривать.

— Я же говорил, — радостно отозвался Эллой и первым направился вперед, показывая мне путь среди изрядно разросшихся зарослей бурьяна.

Я думал, что мы пройдем сквозь деревню быстро. Но куда там.

Едва мы вошли в узкий просвет между двумя близко стоящими хатами, перед нами, шагах в тридцати, из травы поднялась какая-то зверюга. Больше всего она напоминала волка, но волка горбатого, с удлиненными передними и укороченными задними лапами. Шкура твари имела не серый, а скорее зеленый цвет, а на ее плоской яйцеобразной голове алчно светилась не два, а целых четыре глаза!

Браг! Хищный, злобный и очень опасный.

Пока в моей голове одна за другой проносились разные мысли, браг живо вскочил на ноги, развернулся и уверенно направился к нам, с целью отобедать столь нежданно подвернувшейся добычей. Тварь не бежала, сломя голову, а скорее перепрыгивала с места на место. Это нас и спасло — успев сообразить, что к чему, я тут же поспешил убраться с пути клыкастого чудовища. Отскочив направо, я случайно напоролся на стоящего в ступоре Эллоя, и мы, уже вместе, с грохотом вкатились в распахнутую дверь дома. И вовремя — клыкастая тварь тут же пролетала поодаль!

Резво вскочив на ноги, я живо огляделся в поисках чего-нибудь тяжеленого.

— Эллой, тащи ко мне лавку! — мигом скомандовал я, что есть силы подпирая собой спасительную дверь. На удивление парень подчинился и медленно поплелся в указанном направлении.

— Живо, живо, живо, — тут же поторопил я его, и вскоре мы смогли поставить под дверь хоть какой-нибудь, но упор.

— Эллой — стол! — продолжал я, тщательно прислушиваясь к возне за тонкой дверью. Судя по звукам, доносившимся оттуда, тварь стремительно проскакала мимо нас, а теперь возвращалась обратно.

— Давай, давай, давай, — снова поторопил я его.

— Эллой — тот сундук! — Напарник повиновался, и, не смотря на свою щупленькую комплекцию, все же дотащил до двери приличных размеров вещь. — Быстрее, быстрее, быстрее!

Вовремя! Дверь вздрогнула, словно кто-то с силой ударился об нее, скрипнула, содрогнулась, но устояла.

Я принялся тщательно осматриваться, пытаясь понять, чем еще можно усилить нашу баррикаду, и тут мой взгляд наткнулся на окно. Широкое, распахнутое, окно, в которое мог пролезть и я, и Эллой, и уж конечно, лесной хищник.

Да как же так! Нужно было срочно отсюда бежать. И причем туда, где этот монстр нас никак не достанет.

— Эллой, ты видел — уцелела ли лестница на чердак? — выпалил я на одном дыхании.

Парень кивнул и уставился на меня, ожидая решительных действий.

— Бежим туда. И не спрашивай, зачем.

Клянусь — до этого дня я никогда не бегал настолько быстро.

Только взобравшись на крышу, я почувствовал, до чего же сильно я умаялся: грудь ходила ходуном, руки дрожали, горло жгло, а глаза слезились, хотя я даже и не думал плакать. Ну не здоровяк, я, не здоровяк. Но я ни на что не жаловался — главное, что той страшнючей четырехглазой твари теперь ни в жизнь до нас не добраться.

Вот и хорошо. Вот и здорово.

Осторожно поглядывая с края крыши вниз, мы смогли увидеть, что тварь никуда не делась. Она так и не смогла сломать наше рукотворное препятствие, хотя расшатала его настолько, что могла без помех засунуть голову внутрь. Но отсутствие жертв ее смутило. Увидел, что ее неожиданный обед куда-то подевался, она принялась обследовать дом с разных сторон, словно проверяя, не покинули ли мы его через узкие щели.

— Мы теперь словно герои, застрявшие в осажденной крепости, да? — едва улыбнувшись заметил Эллой.

— Герои? Нет. А вот что до осады, то тут ты прав, — хмуро ответил я, снова взглянув на зверя. Браг зыркал по сторонам двумя парами голодных глаз и плотоядно облизывался, пуская реки отвратительной пузырящейся слюны. Да — такой так просто от нас не отстанет.

— Что же делать? Надо сбегать, — принял я решение. — Но как? — Я в который раз принялся осматриваться по сторонам. Соседняя изба? Близко, но на нее нам не перепрыгнуть. Мне не перепрыгнуть. Еще есть сарай — можно перейти к нему по крыше. А дальше куда? Не знаю. Попробовать сбежать понизу? Не выйдет — тварь хоть и не умеет бегать, но прыгает она как лягушка — нас с Эллоем в два счета сможет догнать. Попытаться убраться скрытно? Получится? Не уверен. Единственная идея, которая мне нравилась хоть немного, это остаться тут и дождаться ухода четвероглазой твари. Но сколько придется ждать — этого я не знал. А оставаться тут до ночи мне ой как не хотелось.

— Слушай, худырьба, ты же сказал, что в деревне никого нет? — прошептал я, отвлекаясь от планов по поводу побега. Хотел произнести это с небольшим укором, но не сдержался и прошипел это словно змея, которой сильно наступили на хвост. Нервничаю.

— Людей нет, я имел ввиду. — Эллой отвернулся и принялся внимательно осматривать край полуразрушенной крыши. Говорил он ровно и почти что спокойно. Уже успокоился? Как-то быстро. Если я начинал бояться и злиться, у меня это было надолго. — А это же зверь. Странно не ожидать увидеть зверя, да еще и посреди леса.

— Ты кого-то до этого встречал? — оживился я.

— Пару раз шакалов. А один раз — волка, — с кивком ответил он.

— Даже так? И что ты делал?

— Когда я их видел издалека, я прятался. А потом вооружался, чем мог, и нападал на зверя.

Услышав такое, я в изумленье присвистнул. Прятаться — это понятно. Но когда я думаю, как же нам удрать, Эллой что, размышляет, как нам победить неожиданного врага?

Может, он врет? Но по глазам вижу, что нет. Ну-ка, ну-ка.

— У тебя есть какие-то идеи? — как бы, между прочим, спросил я у парня, и весь обратился в слух. Что он мне предложит: задумку с побегом или идею с боем?

— Видишь, крыша избы в ужасном состоянии — Эллой распрямился и показал мне рукой на то, что я заметил и так. — Вот бы сбросить на голову твари одно из этих бревен. — Он указал на кусок, длинною почти с нас обоих. — Да вот только тварь все время куда-то ходит. На месте не стоит. Ее бы подманить да заставить стоять…

Нет, ну вы поглядите. Мои брови удивленно ползли все выше и выше. Мелкий, но палец ему в рот не клади.

— Приманить легко, — ответил я задумчиво, вживаясь в новый план. — А вот заставить стоять… — У меня на этот случай имелось целых два заклинание. Но что из них мне выбрать? «Малая луна» подойдет для смятенья мыслей. Но есть ли мысли у зверя? В этом я сомневался. Значит, «змеиное око».

Что ж, начнем.

Мы принялись за дело. Подвинуть бревно много времени не заняло. Затем Эллой, используя громкие крики, приманил под него зверюгу. Я прочел заклинание, и зверь ненадолго замер. И тогда мы обрушили на него наш карающий меч справедливости.

— Ну что съел нас, да? — хохотал я, пританцовывая у лежащего навзничь монстра. Большое бревно перебило ему хребет, но мне нисколько не было его жаль. — Думал, что мы такие вкусненькие, такие беззащитные. Небось жалел, что не взял с собою подливу, что свежего лука с собой не взял, — изгалялся я как мог над поверженной твариной. — Вот и нет. А вот и не съел. Ха-ха. Рот открыл, но кусок тебе оказался не по зубам…

— Два куска.

— Что? — Услышав слова парня, я тут же развернулся.

— Два куска. — Эллой улыбнулся и поднял ладонь, показывая два пальца. Я все понял.

— Два куска оказались тебе не по зубам. — Я снова пнул ногою шерстистый зеленый бок. — Тебе матушка разве не говорила, что рот нужно развевать по размеру? Не говорила, нет? Видимо не говорила, раз ты лежишь тут, а мы стоим здесь. Слушаться мать нужно было, а не смотреть по сторонам. Думал, что ты умнее всех? Так думал, четырехглазый, а?

Я еще долго стоял над брагом, выпуская скопившееся внутри напряжение. Хорошо, что Эллой никуда меня не торопил. Вот и хорошо. Вот и славно. Делу, как говорится, время, но и для потехи нужен час.

***

Дорога продолжала вести нас все дальше, мимо рощ и подлесков, через леса и кустарники. Мы шли, переговаривались о том, о сем. Но одна мысль все же не давала мне покоя.

— Слушай, Эл, — решился я на вопрос.

— Чего? — отозвался он, совершенно не противясь сокращению своего имени.

— Я хочу спросить у тебя кое о чем.

— И о чем же?

— Там, в деревне, ты показал себя, ну, храбрецом.

— Думаешь? — парень сделал вид, что его мои слова его только удивили. Но я же видел, насколько ему приятно.

— Конечно. Ты не испугался, не стал кричать, не стал звать мамочку, и все такое прочее.

Парень улыбнулся.

— План ты тоже придумал хороший.

Эллой улыбнулся чуть шире.

— Еще ты говорил, что против волка один на один ходил. Это, согласись, впечатляет, — честно признался я.

— Ну да, было такое. — Юноша кивнул и немного покраснел. Ох, любит парень лесть. По его лицу вижу — любит.

— Только как-то не вяжется это с этим твоим… закляканием. Не вяжется и все тут.

— Почему?

— Для меня оцепенение перед опасностью — это признак трусости. Может, пояснишь, что тут да как?

Улыбка сошла с его лица, словно ее и не было.

— Да я сам ничего не понимаю, — с непритворной грустью ответил он. — У меня такое часто бывает. Как увижу что-то такое, страшное и опасное, как ноги сами собой и каменеют. И не убежать, не отойти, не подвинуться не могу.

Вот даже как.

— Первый такой случай со мной приключился, когда на меня побежал взбесившийся конь, — продолжал напарник. — Я вижу, что конь на меня несется. Вижу его безумные глаза. Вижу развевающуюся гриву. Вижу летящие в мою сторону копыта. А сдвинуться не могу, словно стою под заклятием.

Я закрыл глаза и представил себе эту картину. Да — такого и своему врагу не пожелаешь.

— Коня, как я понимаю, остановили?

— Само собой. — Эллой улыбнулся. — Иначе я был бы мертв.

— Сколько тогда тебе было?

— Лет пять. Или же шесть. Не помню.

— Родители твои явно в тот день поседели.

— А-то. — Парень усмехнулся. — До конца лета меня никуда со двора не пускали.

Спрашивать, испугался ли он, я не стал — это и так понятно.

— Дед мой сначала так и говорил, что мол, внук у меня просто самый обычный трус.

Я кивнул, ведь сам тоже так подумал.

— Поэтому я очень старался быть храбрым.

— Старался быть храбрым? Это в шесть лет-то?

— Ну да.

Смешно. Ай смешно.

— И как, получилось? — спросил я его с усмешкой. Но вопреки всему глаза Эллоя словно засветились ярким огнем.

— Еще бы! — воскликнул он восторженно. В семь лет, когда младшая сестренка на край колодца вылезла, я не испугался — в один миг я еще стою у окна, а в другой — уже крепко ее держу за шиворот.

— Да ну? — не поверил я.

— Ага. — Глаза паренька засветились еще ярче. — Потом был еще случай, когда сестра упала под копыта возвращающейся с поля коровы.

— И ты тогда ее спас? — не поверил я.

— Конечно.

Я снова взглянул на него с сомненьем. Но этому взгляду было сложно не поверить.

— Потом еще раз, когда на моего брата напала большая собака. А потом еще раз…

— Погоди-погоди, — остановил его я, уже не сомневаясь в том, что истории Эллоя не выдумка. — То есть ты хочешь сказать, что твоя храбрость помогает тебе справиться с этой… напастью?

— Не всегда. — Он покачал головой. — Когда опасность грозит только мне одному, я по-прежнему цепенею от страха. А вот если мне нужно защитить кого-то из моей семьи, то моя храбрость меня выручает, и моей беды словно раз, и не было.

— Не спеши. — Я поднял руки в останавливающем жесте. — Защитить кого-то из семьи?

— Кого-то из мелких — брата или сестру.

— Сколько же у тебя братьев и сестер?

— Три: старший младший брат, младший младший брат, и одна маленькая и вредная проказница. Итого трое.

Семья, где кроме тебя есть целая куча детей. Где тебе на утро подают горячую кашу, а на вечер — кусок пирога. Семья, где тебя любят, ценят и ждут. Я захотел это себе представить и… не смог.

Так вот откуда у него такое желание битвы. Он думает, что это его храбрость помогает ему бороться с болезнью. Только вот излишний героизм никогда до добра не доводит. Мне то все равно, что он думает и во что верит. Но как по мне, лучше б он был осторожным трусом — так у нас было бы больше шансов с ним подружиться.

Эллой все продолжал и продолжал рассказывать о своем веселом детстве, а я слушал его и мысленно ухмылялся. Ну, пусть болтает — ему приятно, а мне не тяжко. Иду себе, гуляю и солнышком наслаждаюсь. А ведь еще можно только делать вид, что ты его внимательно слушаешь. И тогда м-м-м — просто не жизнь, а сказка!

***

— Долго еще? — спросил я, когда мы пробрались сквозь густые заросли старого орешника.

— Нет. — Эллой отрицательно помотал головой. — Почти пришли. Осталось только подняться на холм. На его вершине стоит одинокое старое дерево, и в его дупле мы найдем то, зачем сюда пришли.

— Отлично. — Эта новость меня обрадовала. Если все будет так, то еще до заката я буду сидеть на любимой печи, и вспоминать этот день, словно ужасный сон.

Первым намеком на то, что все пройдет не так, стала моя находка.

— Эллой! — громко и резко воскликнул я.

Услышав мой оклик, парень тут уж остановился.

— Чего?

— Посмотри туда. — Я протянул руку и неуверенно показал наверх. — Там, между деревьями. Мне это мерещиться или…

Эллой послушно посмотрел в указанную мною сторону. Посмотрел неохотно, но увидав то, на что я ему показываю, не смог оторвать свой взгляд.

— Что это? — спросил он уже меня.

— А я знаю? — тихо ответил я. То, что я увидел, больше всего походило на небольшую сухую ветку, свободно парящую между двумя тополями. Ага — именно парящую. Но так не бывает!

Не сговариваясь, мы сошли с пути и побежали к тем деревьям. Но сколько мы не вглядывались, сколько не задирали головы, так ничего и не поняли — ветка как висела там безо всякой опоры, так и оставалась висеть.

Странно. Очень странно.

Вернувшись к дороге, мы снова пошли вперед.

На этот раз необычность заметил Эллой.

— Гляди! — воскликнул он несколько дрогнувшим тоном. Я пригляделся в указанном направлении, и… Великий леший — в небе без движения висела птица. Причем висела не как-нибудь, а вниз головой, безвольно раскинув широкие, мертвые крылья.

Да что же это такое тут творится, а?

Не сговариваясь, мы разом бросились туда, и задрав головы вверх, пытались уразуметь, что же, леший подери, происходит. Мы глядели во все глаза, но, как и в первый раз, ничего так и не поняли — тело птицы неподвижно застыло между стоящими рядом деревьями. Застыло, ни к чему не прикасаясь, и ни за что не держась — так, по крайней мере, нам казалось снизу.

Все страннее и страннее. Я почувствовал, как меня начал пробирать озноб. Меня, мага! Что уже говорить об Эллое, непривычного к такого рода зрелищам.

— Давай-ка поскорее сделаем наше дело, и быстро уйдем отсюда, — мрачно предложил я своему проводнику.

— Уж кто, а я не против, — буркнул в ответ Эллой. Усиленно озираясь по сторонам, мы снова пошли вверх по склону, проявляя как можно больше прыти и осторожности.

Но когда мы поднялись на самый верх… Увидев нужное дерево, я улыбнулся — вот оно, дошли таки. Но моя улыбка тут же сползла с лица, когда я увидел, что с ним приключилось. Мать чесная! Верхняя половина каштана оказалась опутанной огромным коконом из полупрозрачной паутины. А на самой ее вершине, словно на троне, сидел большой мохнатый восьмилапый паук. Хотя разве слова «большой паук» могут дать понять, насколько он был большим? Даже отсюда, снизу, паук казался просто огромный, размером никак не меньше обычного человека.

— Что, во имя всего живого, это такое? — спросил я, ловя себя на том, что мой голос дрожит от охватившего меня страха. — Что это за паук? Что это за мерзость такая? И вообще — что он делает на твоем дереве? — возмущенно спросил я, поворачиваясь к Эллою. Но судя по выражению крайнего изумления на его лице, я понял, что это сюрприз и для него.

— Это паук — сомнений нет, — выдал паренек сквозь скривившиеся от отвращения губы. — Лохматое, восьмилапое существо, плетущую паутину, просто не может быть никем другим, как пауком.

Умно. Просто невероятно как умно.

— Но почему он такой огромный? — с сомнением выдал я.

— А я почем знаю? — вопросом на вопрос ответил парень. — Видимо в этом лесу водятся подобные твари, хоть я о них, честно говоря, и не слышал. Я три года ходил к этому каштану, и даже не видел следов паутины. Интересно, что ему тут надо? — задумчиво спросил белобрысый.

Хороший вопрос.

— Пойди и спроси, — мрачно пошутил я. Решив, что пятьдесят шагов между нами являются залогом безопасности, я с шумом плюхнулся на зеленую траву. Рядом уселся и собиратель.

— Нет, ну надо же такому случиться! — гневно возопил я, обращаясь к мохнатой твари. — Ну что ты тут забыла, собака восьмилапая? И ведь сидела до сих пор в какой-то забытой богами норе, никого не трогала, никому не мешала. Так нет же — надо было тебе именно этой весной вылезти, прийти именно на этот холм, забраться именно на это дерево и сплести себе какое-то непонятно что. — Я погрозил монстру кулаком, но тот не отреагировал — видимо, не видел. ну и пес с ним

— Итак — дерево мы нашли — мрачно подытожил я. — Что нам осталось?

— Подойти к дуплу, засунуть в него руку и вынуть оттуда грибы, — коротко бросил парень.

Дупло, да?

— Нужное нам дупло вон там, так? — Я указал на аккуратный круглый черный провал невысоко над землей.

— Угу.

Ствол дерева не был облеплен паутиной. Но вполне хватало того, что, подойдя к нему, ты как бы оказывался под полупрозрачным сводом паучьей шапки-кокона. А кокон — это территория паука. И он явно не против побаловаться мясом. Об этом говорят и тушки птиц, тот тут то там развешенные по краям полу видимой паутины. Запасливый, гад. Хищный, быстрый, зоркий, и кто знает еще какой. К такому приближаться мне точно не хотелось.

— Вот же ж мерзкая тварь. — Я снова погрозил ему кулаком. — И с чего вдруг богам понадобилось тебя создавать? — Я поднял вопрошающий взгляд на небо. — Мелкие пауки — это еще понятно: они живут, и никому не мешают. И ты живешь, и их в упор не видишь. Но такие… Что, волков, медведей и шакалов вам показалось мало? — бросил я богам. — Давайте-ка и пауки еще будут размером с младого теленка. Ага, и пусть живут они на деревьях. И пусть падают они на головы людям, как спелые яблоки по осени. А чего — людям такое понравиться. Вот же зараза. Тьфу.

Выплеснув свое негодование, я уперся взглядом мохнатого коричневого монстра и стал думать, что же нам делать дальше.

— Если ты хочешь, то мы можем просто уйти, — подал идею белобрысый.

Просто уйти? Ха-ха. Просто уйти это можно. Но если вспомнить то, через что я сегодня прошел…

— Уйти? — скривился я. — Ни за что. Для меня, лентяя, это путешествие было сродни героическому подвигу. А ты предлагаешь вернуться назад, когда до цели рукой подать? Нет-нет-нет — я не желаю терять заслуженную и такую выстраданную награду. Особенно, из-за какого-то паука-переростка.

Я думал, что после моих слов Эллой расстроится. Но не тут-то было.

— То есть ты предлагаешь драться? — При этих словах в глазах пацаненка вспыхнул огонь борьбы. Вот же боевой!

— Тпру, тпру, моя юная скаковая лошадка. — Я выпростал вперед руки в шуточном намерении прервать его вспыхнувший боевой запал. — Нет, я не предлагаю сражаться. Я предлагаю не возвращаться, пока мы не придумаем, как нам все-таки получить желаемое.

— Получить… без боя? — недоверчиво поинтересовался он. Моя идея явно ему не понравилась.

— Именно так — без боя. — Я поднял вверх указательный палец и состроил мину, которую часто видел у своих учителей, когда они собирались сказать что-то очень и очень важно. — Поэтому я предлагаю посидеть и хорошенько подумать.

— План без боя? — еще раз повторил недовольный светловолосый храбрец.

— Все верно, — с кивком ответил я. — План без боя. И лучше — без малейшего риска.

С каждым моим новым словом выражение лица паренька становилось все серее и серее, все недовольнее и недовольнее, словно молодая грозовая туча.

— Добиться без боя? А разве же это не трусость?

Ну вот — случилось то, чего я боялся.

— Нет, — ухмыльнулся я, стараясь говорить четко и твердо. — Да, многие говорят, что трусость — это чрезмерная боязливость. Что трусливость — сродни малодушию. И что, кто трус, то завсегда проигрывает. Но! Для меня, именно для меня, боязливость стоит скорее ближе к осторожности, а бесстрашие же вообще граничит с глупостью.

— Это почему же? — Глаза паренька засветились нехорошим светом.

— Потому что осторожный сохраняет свою жизнь, я храбрый часто ее теряет, — заявил я со всей уверенностью.

— Но быть храбрым намного почетнее! — не согласился парень, и взглянул на меня таким суровым взглядом, что, будь я чуть податливее, то я бы тут же сдался.

Но я не кусочек масла — от такого не растаю!

— А быть осторожным — безопаснее, — ответил я ему безо всяких колебаний.

— Зато храбрец может спасти и жизни других людей! — веско отозвался белобрысый.

Можно поспорить, ой можно поспорить!

— Так ведь и осторожный человек может сохранять так свою жизнь, так и жизни близких ему людей! — без всякой заминки ответил я.

Ну что, Эллой, съел?

— Храбрый это защитник! — не желая уступать бросил в ответ Эллой.

Ах, вот ты как!

— Защищать людей можно по-разному, — резонно заметил я. — Можно вести их в бой, а можно не дать в этот бой попасть. Особенно, если итог этого боя довольно сомнительный, — эффектно добавил я.

— Зато храбрых все любят: и родители, и семья, и друзья!

Ой какой упрямый. Но вряд ли упрямее меня.

— А осторожные дольше живут, чтобы радовать и родителей, и друзей и семью!

— Ты знаешь хоть одного героя, который бы не был храбрым? Знаешь, нет? — вопросил Эллой, в голосе которого я впервые стал слышать нотки злости. О как — мы теперь будем говорить о героях?

Вот так напарник. Снаружи маленький и худенький, а внутри злобный и агрессивный, словно дикий волчонок. Если дело дойдет до драки, он сожмет свои челюсти так, что мало не покажется никому. И откуда в нем столько желания битвы? Ладно бы я. Я — маг. У меня есть кое-какие заклинания, и по идее я, а не он, должен жаждать брани и крови. Но нет — я больше ценю свою жизнь, чем свою жажду крови. А он нет. Храбрым он должен быть, понимаешь ли.

Я мог бы привести еще много доказательств своей правоты, потому как считал, что быть храбрым это не самое лучшее человеческое качество. Для меня, Эльдара, человека и темного мага, желание прослыть храбрецом означало желать заслужить от кого-то некоего рода признательность. Некоторое… одобрение. А когда ты живешь один, и только для себя, когда вся деревня тебя чурается, боится и ненавидит, искать чьего-то одобрения это по меньшей мере глупость.

К несчастью, Эллой, выросший в любви, ласке и в заботе, вряд ли меня поймет. Поэтому я решил ничего ему не доказывать, а пойти совершенно другим путем.

— Эллой, давай я кое-что спрошу у тебя. Мечник, стоящий на боле брани, должен храбро бросаться в бой?

— Конечно. Ведь его храбрость поможет ему победить своих врагов, — без колебаний ответил он.

Допустим.

— Хорошо. Но нужно ли лучнику, прикрывающему война, так же храбро бросаться в бой, бросаться на врага?

— Он тоже должен быть храбрым, — уверенно начал он.

— Быть храбрым — да. Но бросаться на врага?

Эллой призадумался.

— Он точно должен быть храбрым, — решительно повторил он.

Согласен.

— Он должен быть храбрым. Я кивнул. — Но в чем его храбрость? Храбрость — не отступить. Храбрость — не бояться врага. Храбрость — быть мужественным и решительным перед лицом опасности. Вот его храбрость. Но бросаться на врага, забыв прикрывать товарищей? Это ему не нужно?

— Это — не нужно, — немного подумав, уверенно ответил Эллой.

Разумный ответ. Вот и славно.

— Правильно. Потому что, чем дольше будет жить лучник, тем больше пользы он принесет своим братьям-солдатам. Вот и я, как тот самый лучник. Я осторожничаю. И, как он, я не лезу в бой без нужды. Я не хочу рисковать своей шкурой, если не буду уверен, что этот риск оправдан. У меня только одна жизнь, и я не хочу терять ее из-за какого-то пустяка. Более того — я не только не буду рисковать сам, а и не позволю понапрасну рисковать другому. Не потому, что я такой заботливый или что-то в этом духе, а потому что… Потому что я не люблю бессмысленный риск. Ни где и ни у кого. Теперь понимаешь?

— Теперь… понимаю, — ответил напарник и густо покраснел.

Дошло наконец. Прекрасно. Значит, он еще не совсем испорчен.

***

— Итак, каков наш враг? — спросил я и сам же ответил. — Хищник, и хищник немаленький.

— Согласен, — насупился Эллой.

— Что еще? — Я принялся рассматривать бегающее по паутине создание. — Челюсти у этой твари словно созданы, чтобы измельчать добычу в фарш.

— Угу, — подтвердил Эллой, так же запрокинув голову.

— Его передние лапы почти что клешни. Идеально, чтобы ловить и зажимать добычу.

— М-да, — согласился со мной напарник.

— Остальные лапы — это ходули. Значит убегать от него бесполезно — он все-равно догонит.

— М-м-м, — промычал вместо ответа Эллой.

— Поэтому нахрапом от него не избавиться. Тут нужен план получше.

С этим никто не спорил.

— Жаль, что у нас нет кремня, — посетовал малец. — Был бы, мы бы развели костер, наделали факелов, и подожги эту треклятую паутину.

— Не знаю, не знаю. Вряд ли паутина горит. Да и как ты огонь добросишь — кокон ведь высоко. — Я обернулся и еще раз взглянул на дерево, словно покрытое полупрозрачной шапкой.

— Мы можем его палками закидать. Или камнями, — снова предложил мне Эллой.

— А попадем? Паук сидит высоко.

— Ну и что? В лесу палок много — снаряды бесконечные. Не попадем в него — так паутину ему загадим.

— А смысл?

— Ну…

Больше идей от него не поступало. Молчал и я. А что предложить-то? Заклинания у меня слабые. Да и слишком далеко эта цель для магии.

Я встал, чтобы немного пройтись по лесу. И, о чудо — я хотел просто размять свои ноги, а вернулся с готовым планом.

— У меня есть идея, — твердо заявил я скучающему Эллою.

— Какая? — встрепенулся паренек.

— Тебе она не очень понравится, — угрюмо ухмыльнулся я, и, подняв с земли ветку, тут же принялся ее обрисовывать.

Парень все понял с первого раза.

— Должно сработать, — неуверенно согласился он. — Только скажи — почему приманкой должен быть именно я?

Я развел руками — а что, сам не понял, что ли?

— Во-первых, ты меньше меня, а потому паук на тебя скорее соблазниться. Во-вторых, из нас двоих ты — самый быстрый. Ну а в-третьих, и это главное — если ты получишь рану, то я сумею довести тебя до дома. А вот если раненым буду я… — Я снова обреченно развел руками.

— А еще для тебя в нашем плане нет никакого риска. Так ведь? — Парень бросил на меня мрачный взгляд.

Да. это так. Я это я, и я об этом уже предупреждал.

— Хорошо, — с видимой неохотой согласился парень. Я его понимал — дело предстояло весьма непростое, и о Эллоя требовалась вся его хваленая храбрость. И — не только она.

— Осталось только найти подходящее дерево.

— Я уже присмотрел. Пойдем.

Я повел его за собой, в небольшой молодой лесок.

— Гляди. — Я указал ему на молодую елку — высокую, прямую, и с малым количеством веток.

— Ствол прямой, веток мало, не особо толстая, но и не тонкая. Годится, — уверенно ответил напарник.

— Отлично. Ну что, ломаем?

— Ломаем!

Слегка подпилив ее ножом, мы повисли на стволе, и принялись раскачиваться. Немного поупрямившись ель, в конце концов, вынуждена была поддаться.

— Крак. Крак-краг, — громко разнеслось по холму, и в лесу стало на одного будущего великана меньше.

— Кто первый? — спросил я Эллой, поднимая нож.

— Давай я.

Приняв инструмент, я, на правах первого работника, принялся отпиливать ветки у самой вершины ели — там, где они были тоньше. Эллой усмехнулся, но спорить со мной не стал.

Потом пришла очередь напарника обтачивать дерево, а через какое-то время я уже делал последние приготовления.

— Что скажешь? — спросил я. После наших стараний обычное лесное дерево превратилось в некоторое подобие неумеренно длинного копья с остро отточенным концом.

— Неопрятно, кривовато, но — сойдет, — не очень лестно отозвался о нашем творенье парень.

— Понесли. — Мы схватили ствол и понесли его в заранее выбранное место.

Устроившись как следует, я в последний раз напомнил о нашем плане.

— Итак, я остаюсь здесь, — я указал на выбранную мною позицию, — а ты идешь к дереву и заставляешь паука опуститься вниз и начать тебя преследовать.

Эллой кивнул.

— Затем ты пробегаешь сквозь эти кусты. — Я указал на кусты козьей ивы, за которыми мы и сидели. — Паук бежит за тобой, и натыкается на меня и на наше копье.

Он снова молча кивнул.

— И что в итоге? Ты спасен, враг обезврежен, и мы беспрепятственно добираемся до дупла. Все счастливы и довольны. Разве что кроме паука. Но его настроение никому не интересно, потому что он, хе-хе, паук.

Парень не спешил с ответом. И я его тоже не торопил.

— А эти кусты не далековато ли стоят от дерева? — позволил себе усомниться он. — До них далеко бежать. Вон кусты поближе.

— Есть и поближе, — согласился я. — Но они и пожиже будут, — пояснил я ему свой выбор. — Если паук меня через них увидит, то… К тому же, гляди. — Я обернулся и показал рукой назад, где из земли выпирала верхушка замшелого камня. — Здесь отличный упор для древка. С какой бы силой не наскочил на меня паук, это копье железно останется на месте и не уедет назад от удара. Это очень важно.

— Вижу, ты все обдумал тщательно.

Я слегка кивнул — есть такое дело.

— Но ты? Удержишь ли ты копье? Ведь паук налетит что есть силы, — спросил он меня с сомненьем.

Хороший вопрос. Очень хороший вопрос. Я посмотрел на свои руки, не державшие ничего, тяжелее книги. Должен удержать. Просто должен.

— Поверь — я справлюсь, — заверил я псевдо бодрым тоном. — Я приложу все силы.

— Ты же понимаешь — если не справишься, то паук окажется лицом к лицу с тобой, — ехидно напомнил он.

— А-то я не знаю, — скривился я.

Закончив с сомненьями, Эллой развернулся, и смело пошел к узурпированному тварью дереву.

***

Началось.

Эллой дошел до дерева, неся в руках большую охапку загодя собранного хвороста. Остановившись в относительно безопасном месте, шагав в двадцати от кроны, он бросил сучья на землю и принялся по одному кидать их в паутину, громко крича известные ему ругательства.

— Лови гадина!

— Получай. предатель!

— Что б ты скис!

— Что б ты протух!

Паук, привлеченный громкими возгласами, тут же остановился и принялся вглядываться в непонятного человека. Но чем больше он бездействовал, тем больше увеличивалось количество прилипшего сушняка, и тем грязнее, тяжелее и заметнее становилась его творение. Становилось понятно, что вскоре тварь решится на более враждебные действия.

Не сиделось спокойно и мне.

— Ну же, мерзкая тварь, давай, — тихо шептал я из своего укрытия. — Тебя ругают, на чем свет стоит. Тебе что, не обидно? Рушат твой дом, рушат то, что ты так долго создавал и строил. И кто ругает, кто рушит? Какой-то маленький невзрачный белобрысый котенок. А ну спустись и цапни его за гузно. Ну что стоишь? Давай же!

Паук колебался слишком долго — под весом прилипшего мусора часть паутины с треском лопнула и длинными лентами потянулась вниз. Это послужило сигналом — если до этого паучище еще сомневался, то теперь его нерешительность словно испарилась. Он злобно зашипел, подпрыгнул и перевернувшись вверх ногами, принялся быстро спускаться вниз, на спешно выделяемом из брюха канате.

Опускался паук стремительно.

— Чего стоишь! Беги, Эллой. Беги! — что есть силы воскликнул я, не выдержав напряжения.

Эллой развернулся и испуганной стрелою помчался прочь. Через пару мгновений на то место, где он стоял, приземлилась восьмилапая тварь, и стремглав побежала за ним. Только тут я понял, насколько я ошибался. Паук был огромным, просто колоссальным. Большая круглая голова, размером с хорошую тыкву, крепилась к огромной груди, которой бы не постеснялся и взрослый кабан. А гигантских размеров брюхо и вовсе не с чем было сравнить. Но больше всего меня пугали его лапы. Даже не лапы, а огромные мохнатые ходули, противостоять которым должны были ноги невысокого щуплого пацаненка.

Эллой несся вперед, словно преследуемый лисою заяц, прекрасно понимающий, насколько ужасна нависшая позади него угроза. Мне казалось, что Эллой никак не сможет успеть. Казалось, что, когда парень приближался ко мне на один шаг, монстр приближался на целых три.

«Не добежит. Он точно не добежит», — с ужасом думал я. И я даже помочь ему не могу. Мало того, что я не смею убрать рук с копья, дабы ни в коем разе о нем не забыть. Так и любая помощь, любое заклинание, что я запущу в зверюгу, тут же его насторожит. Зверь замрет, и тогда весь наш план разом пойдет ко дну.

Нельзя помочь. Нельзя колдовать. Оставалось только ждать. Ждать и готовиться.

Беглец и преследователь стремительно приближались. Вот я уже вижу монстра во всей его пугающей красе. Вижу страшную мохнатую морду с восемью алчными красными глазами. Вижу корявый полурот-полуклюв, из-под которого торчала пара когтистых лап. Вижу темные дырки носа, острые зубы-пики. Вижу капли слюны, нехотя сползающие по свалявшимся комьям шерсти. И все это несется все ближе, и ближе, и ближе.

— Соберись, Эльдар, соберись, — спешно увещеваю я себя.

Вот человек и паук почти подбежали к кустам. Странно, но именно страх придал мне сил. Раз — и я приподнимаю длинный шершавый ствол. Вижу, как Эллой пригибается, намереваясь нырнуть в кусты, а паук начинает заносить над ним свои передние лапы-клешни. Два — я ложу ствол на свое колено и проверяю, ладно ли лег упор. Слышу треск, и замечаю, как щуплый паренек раненным кабаном продирается сквозь кусты почти что рядом со мной. Вижу опускающиеся паучьи лапы, намеревающиеся сбить свою жертву с ног. Три — я чуть-чуть смещаю ствол, чтобы его острие стало нацелено ровно в центр приближающейся мохнатой груди.

Трах! Под силой удара кол-копье резко рванулось вверх, чуть ли не вырвав мне руки с мясом. На миг я просто дурею — перед глазами брызнули багрово-красные круги, а руки в плечах словно ожгло волнами бурлящего кипятка. Я помотал головой, раскрыл глаза, и увидал перед лицом то, что хотел бы увидеть меньше всего — огромную морду монстра.

— Да что б тебя! — Я резко дернулся назад, стараясь оказаться как можно дальше от оскалившейся мохнатой рожи, еще не осознавая, что монстр уже не двигается.

Отпустив свое оружие, я стремительно отодвинулся как можно дальше от монстра, и снова разразился различными ругательствами.

— Тварь. Мразь. Мерзость. Погань.

Площадная брань так и перла из меня, с каждым словом выдавливая из меня частицу липучего страха.

— Дрянь. Гадость. Гнусь. Скотина. Тошнотвор.

Грязь все лилась нескончаемым потоком, пока вместе с ней не вышел весь страх. Только тогда я смог хоть как-нибудь успокоиться.

— Здорово ругаешься, — хихикнул сиплый мальчишеский голос. Я обернулся — рядом, согнувшись, и уперевшись руками в колена, стоял Эллой, и медленно возвращал свое дыхания.

— Зараза, — выкрикнул я в последний раз и осторожно поднялся на ноги. Паук скосил на меня глаза, дернулся, но дотянуться до меня не смог. Я взглянул на жертву, оценивая результат своей работы. М-да — копье успешно пробило середину паучьей груди, вышло из спины твари, и пробило вершину брюха. Одним ударом три дыры. Ха-ха— ха — теперь стало ясно, почему паучище больше не пытается встать на лапы.

— Да, я молодец, — не стал отказываться я от лавров победителя. Еще бы — заслужил так заслужил, не отвертишься

— Что будем делать с пауком? — Напарник задумчиво глянул на царапающее землю создание. — Может, пощадим? — милостиво предложил белобрысый. — В конце концов ведь это мы напали на ее гнездо, а она нам так ничего и не сделала.

— Пощадим? — От такого предложения меня всего передернуло. Пощадим? — Нет, — уверенно отозвался я.

Оглянувшись, я попытался найти подходящих размеров камень, но ничего не нашел. Попробовал найти оружие из раскиданных веток, но они тоже для этого не годились — были слишком тонкие. Эх мы действительно пришли сюда совершенно не подготовленные.

Хотя… чего это я?

Безбоязненно подойдя к пауку, я протянул к нему руку и медленно произнес:

— Карра нэрра серпа дела брэвв.

Паук недоуменно глянул на меня всеми восемью глазами. Ясное дело, что ты не понимаешь, что я сейчас творю.

— Карра нэрра серпа дела брэвв, — вновь повторил я медленно.

Тварь испуганно задергалась, ожидая чего-то плохого. Ха-ха — страх это самое малое, что я для тебя приготовил.

— Карра нэрра серпа дела брэвв, — произнес я в последний раз.

Паук неуверенно пошевелил передними лапами — он все еще ничего не чувствовал.

— И что это было? — недоуменно спросил Эллой.

— Заклинание «гниения», — с усмешкой ответил я. — Оно постепенно лишает свою жертву силы и здоровья, и та погибает где-то через несколько дней. Заклинание слабое и очень ненадежное, потому что его можно снять с помощью любого шамана-целителя. Но пауку-то целителей взять неоткуда. — Я снова коварно усмехнулся.

— Убьешь, значит? И тебе его не жалко?

— Нет. Не жалко, — прохладно ответил я. — Я — темный маг. А темные врагов не жалеют.

***

Солнце только-только склонилось к горизонту, а мы уже стояли у знакомого дерева, с которого и началось наше знакомство.

— Ну что, вот мы и пришли, — заявил я, намекая, что сейчас самое время разделиться и пойти каждому своей дорогой.

— Угу, — согласился Эллой, смущенно поглядывая древесный ствол. Странно, но мне казалось, что он не спешил со мною прощаться. С чего бы?

— Кстати — долго мне ждать обещанного тобой эликсира? — спросил я, осторожно разминая плечи. Боль в руках уже почти прошла, затаившись лишь в самых глубоких местах.

— Уж точно не завтра, — захохотал Эллой. — Зелья делать это тебе не монстров бить — это дело требует внимания, выдержки и времени.

— Если не завтра, то, когда? — Я вопросительно выгнул бровь.

— Седмица. Может две.

— Ого.

Седмица или две — выходит, совсем нескоро. С другой стороны — я никуда не спешу.

— Слушай, Эльдар. — Голос Эллоя неожиданно стал каким-то тихим, я бы даже сказал, проникновенным, что ли. — Сегодняшнее наше приключение… Мне оно понравилось.

Понравилось? Да ничего подобного — лес, звери, монстры и целый день непрерывного путешествия. — подумал я. Но вслух говорить не стал, ожидая, что скажет мне Эллой.

— Мы можем и дальше… дружить? — высказал он наконец.

— Дружить? — Я взглянул на паренька так, словно впервые его увидел.

— Да.

— Ты? Со мной?

— Да.

— Хочешь дружить? — повторил я на всякий случай.

— Угу.

Я не верил тому, что слышал. Или у меня стало плохо с ушами, или же этот мир перевернулся, и кто-то по своей воле захочет дружить с опасным темным магом? Но нет — в своем слухе я полностью уверен. Да и просьба Эллоя никак не походила на шутку — вон какое серьезное у парня лицо.

Что ж… Дружба, дружба. Насколько я помнил, что что-то такое, когда у людей есть общие интересы. А еще дружба умение делить одну миску супа на двоих. Что ж — что ни говори, а общие интересы у нас точно имеются. А что до миски супа, то я уверен, что юным Эллоем будет очень легко манипулировать. А потому моя половина супа всегда будет жирнее его.

— Ладно, давай дружить, — с ухмылкой ответил я.

Эллой радостно улыбнулся в ответ.

КОНЕЦ