Троянский Конь Часть 3

« …Положение Артофилакса становилось всё более шатким и небезопасным, — было написано в письме далее. — Подкрепив себя очередным бокалом вина, Секретарь Ложи хотел продолжить, но теперь сделать это было значительно труднее. Посетители гудели, явно недовольные его выступлением. Со всех сторон слышалось «Довольно!» и «Прекратите!». Люди не желали больше слушать не в меру разговорившегося оратора — по их мнению, он зашёл слишком далеко.

«Вы что, не видите, что происходит? Грядёт катастрофа! — произнёс вдруг за соседним столиком чей-то трезвый, рассудительный голос. — Надо остановить этого безумца, пока не поздно!»

Я не совсем поняла, что имеет в виду говоривший, но ощутила под сердцем жгучий, неприятный холодок. Состояние смутной тревоги передалось и мне. Разумнее всего, конечно, в тот момент было бы сразу встать и уйти, но что-то удерживало меня на месте.

В самого же Артофилакса словно бес вселился. Ещё раз обозвав присутствующих «тупоголовыми недоумками», он, демонически расхохотавшись, воскликнул:

«Ах, вы мне не верите?!.. Ну, тогда я вам покажу сейчас кое-что!»

С этими словами он взгромоздил на стол свою дорожную сумку и принялся трясущимися руками расстёгивать застёжки, приговаривая при этом: «Сейчас я покажу вам… сейчас… сейчас…» Шум в зале разом улёгся. Бродяги уставились на Секретаря с тем страждущим любопытством, с каким обычно смотрят на бродячего фокусника, извлекающего из пустого цилиндра зайца или змею. Все затихли в ожидании чуда. Я же, увидев расстёгнутую сумку, так и замерла, сразу догадавшись, к чему идёт дело! Артофилакс вознамерился продемонстрировать собравшимся дедушкины акварели — и это уже являлось настоящим предательством с его стороны!!! Возмущению моему не было предела! Уж я-то, как никто, знала, что этюды нельзя показывать посторонним, тем более выставлять на всеобщее обозрение! От этого они могли лишиться своих магических свойств; и все пророческие начертания, содержавшиеся в них, также теряли свой вес и силу. Но Артофилаксу, похоже, было уже всё равно. Он сам не понимал, что творит. Хмель окончательно помутил его рассудок.

От волнения я даже забыла о необходимых мерах предосторожности. Первой моей мыслью было сразу броситься к Секретарю, чтобы помешать ему осуществить задуманное, но вдруг, в тот самый момент, что-то заставило меня повернуть голову к окнам, выходящим в сад…

Окна в трактире были завешены выгоревшими пыльными гардинами, задёрнутыми небрежно и местами недостаточно плотно. Так вот, в ближайшем оконном проёме, в узком просвете между складками гардин, возник чей-то тёмный силуэт; он бесшумно появился с наружной стороны и сразу словно прилип к стеклу. Несомненно, это был человек — его фигура имела все основания называться человеческой — но ни одно человекоподобное существо, из всех когда-либо виденных мною, не производило более жуткого, отталкивающего впечатления! И, конечно, я сразу узнала его…

Это был он! Тот самый нищий-калека, «безногий скороход», который увязался за мной ещё на Селенитовых холмах, и сверхъестественная прыть которого изумляла меня на протяжении всего моего долгого пути. Я была уверена, что мне удалось всё же от него оторваться, но, как выяснилось, недооценила его возможностей. Загадочный карбонарий умудрился-таки выследить меня и настиг именно здесь, в «Троянском Коне», выбрав, словно специально, самый неподходящий момент для своего появления.

Отмеченное крайней худобой, опутанное грязными лохмотьями, его тело, длинное и неестественно растянутое по диагонали, всё подёргивалось, словно в судороге какого-то маниакального торжества. Корявые, растопыренные пальцы, отросшие, наверное, заново, как хвост у ящерицы, алчно ползали по стеклу, будто пытаясь продавить его насквозь. Но самым безобразным и ужасным было его лицо. Освобождённое от пут грязного шарфа, за которым прежде скрывалось, узкое, сморщенное, узловатое, как сушёный финик, немного «свёрнутое внутрь» /что делало его ещё более мерзким/, оно всё было покрыто сеткой чёрных пятен величиной с мелкую, разменную монету. И это казалось отвратительнее всего!!! Когда взгляд «пятнистого» остановился на мне, я почувствовала себя беспомощной букашкой, нанизанной на булавку…

Мне трудно описать своё состояние. Я не могла ни двинуться с места, ни встать, ни пошевелить пальцем, ни даже окликнуть кого-нибудь: горло сжала спазма. Все члены мои будто онемели. В кармане камзола у меня лежал заряженный пистолет, но я не выстрелила бы из него, даже если б возникла такая необходимость. Меня хватало лишь на то, чтобы сидеть на месте и молча следить за манипуляциями отвратительного существа, со страхом ожидая, что вот-вот сломаются оконные переплёты, лопнет и посыплется стекло, и ужасный оборванец, потрясая уродливыми конечностями, набросится на меня…

Не знаю, как смогла бы я самостоятельно выйти из такого окаменелого состояния, если б кто-то в зале вдруг не завопил истошно и пронзительно:

«Глаза! Посмотрите все на его глаза!!..»

Крик, прозвучавший с внезапностью выстрела, заставил меня встряхнуться. Я огляделась по сторонам и, не понимая ещё толком, что происходит, всей своей кожей ощутила волну холодной оторопи, прокатившейся по залу.

Могло показаться, что прозвучавшие слова имеют прямое отношение к моему пятнистому наблюдателю, бесследно, кстати сказать, исчезнувшему в тот же самый момент, но это было не так. Взоры всех были обращены отнюдь не к окну, а к главной достопримечательности трактира — троянскому Коню. Смотрел на него, не отрываясь, и Секретарь Ложи, неузнаваемо оробевший, притихший, и лицо его было перекошено такой жуткой гримасой, что я на миг забыла о своём заоконном кошмаре.

Стеклянные глаза деревянного Коня словно вдруг ожили!!

В один миг вытаращенные, пустые, круглые стекляшки наполнились кипучей жизнью и ярко засияли, приняв ту самую ядовитую красно-жёлтую окраску, отличавшую глаза жеребца-мутанта, о котором совсем недавно шла речь. Эти страшные, непостижимым образом ожившие глаза, вспыхнув, как факелы во мраке ночи, бешено заворочались в своих орбитах, грозно и повелительно разглядывая оцепеневший зал. Они смотрели на каждого в отдельности и одновременно на всех сразу, смотрели так, словно выбирали себе жертву! А следом за тем мёртвую тишину нарушил вдруг оглушительный треск — это раскрылись деревянные створки на брюхе Коня, скрывавшие потайной люк…

Вряд ли кто-либо из присутствующих удивился подобной неожиданности: ведь всем хорошо известно, что такому Коню полагается иметь при себе брюшную лазейку — на то он и Троянский Конь! Однако то вовсе не был фокус, придуманный хозяином трактира ради забавы. Открывшаяся на брюхе чёрная дыра смотрелась как некая шахта-колодец — обиталище тёмных сил, враждебных человеческой природе. Ледяное молчание воцарилось в зале. Напряжённость обстановки ещё более усугубило поведение трактирщика, закричавшего из-за стойки, что он не имеет к происходящему ни малейшего отношения…