Последняя тактическая хитрость

Григорий Неделько

Последняя тактическая хитрость

Царь Халифа сидел в своих пышных богатых одеждах синих тонов на белоснежном троне, погружённый в неизбывную печаль; конечно же, виной всему были безымянные враги.

Халифа правил уже четвёртый десяток лет, и не сыскать в целом свете государя, более умудрённого опытом и случайными ошибками, однако и неизменными, хоть порою тяжкими, но обязательно успешными разрешениями жизненных схваток: в масштабах государства, в многочисленности общества, в неизбывности вселенной… Тем не менее, врагам, пришедшим откуда-то с востока, откуда-то из столь далёкого далека, что и сам Халифа о нём не ведал, этим разукрашенным в пёстро-жёлтый, пламенно-оранжевый и ядовито-красный варварам удалось — по крайней мере, до некоторой степени и на неопределённый, весьма неприятный отрезок времени — сломить сопротивление халифян (народ почитал за честь носить имя умнейшего, сильнейшего, отважнейшего царя!) и даже насадить в отдельных княжествах и поместьях собственные порядки.

И вот Халифа сидел, опершись тёмноволосой главою о по-костяному белую руку, и размышлял. Какое оружие, какую хитрость, вообще что можно противопоставить тем, кто изначально являл собою непознаваемое, а потому, в известной мере, непобедимое? Халифяне, и в том числе лично Он, предпочитали холодные, пастельные цвета, больше других — различные оттенки синего, голубого, фиолетового; пришлые питали, и, похоже, не умеренную радость — пылкую страсть, к обжигающим глаза цветам: от полярно-белого до кислотно-чёрного, правда, чаще иных встречались уже упоминавшиеся оранжевый, красный, жёлтый, ещё зелёный и розовый...

У халифян тоже был в почёте белый, лишь не настолько стремящийся ворваться в зрение и душу; дворец, к примеру, представлял данный цвет в поистине безграничном многообразии (за исключением чересчур резких вариаций). В целом, напавшие не напоминали зверей или чудовищ, или выходцев из прочих миров — наоборот, они, если не принимать во внимание густого, нездорового тона кожу, всем внешне роднились с народом, коий собирались поработить либо, коли не удастся, вырезать и выжечь — кто их разберёт, непонимаемых жестоких варваров; оружие, использовавшееся болезненно-кожими, выглядело и действовало по принципу халифянского — речь о привычных арбалетах, луках, ружьях, пушках. "Холодный" народ переживал период трансформации, пограничную стадию, когда на смену хладным же орудиям смерти приходили огненностреляющие винтовки, пистолеты, мортиры… Варвары, в минимальном значении, не отставали в науке, а вот перечисленного оружия имелось у них в превосходящем количестве, особенно что касается так называемого горячего, и, со слов недавно допрошенного "языка" нездоровокожих, те оружия варвары ведали, производили и с успехом применяли долгие и долгие лета.

В этой туманной неясности и крылась главная проблема — единственная, но — пока, во всяком случае — нерешаемая. Что поделать, чтобы победить непонятного противника, кажется, и живущего, и думающего, и действующего иначе, чем ты самое? Будто бы обитающего в параллельном или, того хуже, перпендикулярном мире. Мире огня, огненных красок, владычества пламени… На любую атаку "холодных" "горячие" отвечали непредугадываемой контратакой; нередко вторые предвосхищали поступки первых, чтобы заранее сломить возможное, в том числе в маловероятной теории, сопротивление.

Также, и на сём непременно следует заострить внимание, в распоряжении Халифы имелись лёд, мороз, снег, град… великое, чрезвычайное великое число зимнего арсенала! С помощью него Он поверг в ужас, разбил, захватил и присоединил к себе поистине немалое количество городов, областей и стран. Халифа без устали и страха продвигался во все мировые стороны — на учёный Запад, на мистический Восток, на воинственный Юг, на рассудительный Север, — и никто, несомненным вариантом никто не пытался, да что там, не смел оказать ему достойного сопротивления; яркая слава и страшные пересуды, как принято, опережали собственного владельца.

И куда же Они пришли теперь? Что, шаита побери, он должен кинуть в орду сумасшедших, кровожадных, неистолковываемых врагов с кожей гнилых фруктов, дабы отбить их армию огня и Лета? Дабы потушить управляемые гейзеры, миниатюрные вулканы, уничтожить бомбы, развеять огнедышащие ветра, остановить жгучие бури, застудить магму, рассеять плазму, низвести до нормальной, обыденной для него и его народа температуры нестерпимую духоту?!

И — ох! — если бы на том сложности завершались… однако ж нет, описанное — не боле чем кусок отравленного пирога, что ни съесть из боязни отравиться, ни обезопасить противоядием; пирог этот, словно ради продуманной насмешки судьбы приготовленный кем-то незримым, циклопическим и вредоносным, имел колоссальные размеры и готовился прихлопнуть прожорливого царя. Варвары владели не только лишь пламенем, но и морозом — в пропорции и сходстве, равных способности "горячих" обращаться как с огнестрельными оружиями, так и с холодными.

Халифа чувствовал себя зверем, он чувствовал себя животным, загнанным в угол, ощущал свои царские персону и величие беспомощными — впервые! впервые беспомощными перед угрозой, которой ни отразить, ни найти объяснения; покуда всё складывалось именно безысходным манером… Но Халифа не собирался отчаиваться — что вы, и в мыслях не держал!; да и разве не на подобный случай берёг он главного советника, помощника, личность сколь странную, столь и уникальную?

… Хлопком снежно-белых ладоней Халифа приказал внести в тронный зал Сферу; тут же подхватились разодетые в нежно-мягкое синее и голубое слуги, убежали, а вскоре вернулись, катя перед собой шар диаметром примерно в десять локтей, по размерам точь-в-точь проходящий через кованые великолепные двойные бежевые двери в помещение, где привык править и решать "вечный владыка" Халифии. Слуги отпустили Сферу, и она затормозила медью, коей была окована, прямиком перед троном; сидящий на десятке запоров внутри прозрачного объёмного круга высокий жилистый человек поднял голову. Он носил пышные усы, глядел на мир безразлично-умными очами и вот уж лет двадцать одевался в один и тот же наряд, который слуги Халифы не уставали мыть и всякий раз приводить в идеальный вид, а равно и его владельца.

— Что желаешь ты, государь? — достаточно низким, однако чистым и без малейшего намёка на волнение голосом вопросил раб сферы.

— Неведомые враги с тёмной, будто ночь, кожей покусились на Наши земли, — отвечал Халифа, под "Нашими" понимая, скорее, самого себя, нежели миллионы простого люда, кого Он вынужден был опекать.

— Мне известна твоя печаль, о царь царей, — по-прежнему ровно, точно воды бескрайнего океана в безветренный день, проговорил усатый мудрец.

— Подскажи, мудрый гйин, способ одолеть мерзких варваров, пышущих жаром и умеющих управляться с холодом, коий всегда и повсюду считался Нашим богатством и Нашим превосходством, и опережающих нас, и не знающих страха и сомнений! Ведь и тебе непонаслышке знакомы огонь с пламенем!

Это прозвучало приказом, да и представляло собою оный.

Гйин сложил на широкой груди длинные руки с толстой костью.

— У меня родилось несколько идей, о великий.

Халифа безмерно возликовал.

— Говори же, говори быстрее, о талантливый невольник!

Гйин, чьё имя было принято, по указу царя, не упоминать в народе, размеренно произнёс:

— Замани полчища врагов в единое место и успокой хладными стрелами и вновь изобретёнными пулями.

Тотчас отвечая, Халифа горестно всплеснул костяного оттенка руками в широких тяжёлых рукавах:

— Пытался! Уже пытался, гений разума!

— Хм. Тогда, возможно, имеет смысл притвориться беспомощными, позволить им подступить поближе и внезапно ударить.

— И это было, узник в круге!

— Разбей вражескую армию на части...

— Пробовал!..

—… и, применяя её орудия, а также воспроизводя их в твоих лабораториях, явных и секретных, и оснащая копиями и усовершенствованиями отнятных образцов собственноличную армию, воздай противнику его же "мечом".

— Техники, учёные и остальные мудрецы давненько трудятся, да без толку.

Гйин в раздумье чуть приподнял бровь и наморщил лоб; затем бровь опустилась и лоб разгладился — вместо них же на лик главного тайного советника опустилось некое не виданное ранее господином выражение.

— О прославленный в веках император! — провозгласил многомудрый из кристаллической сферы, скованной прочнейшими обручами на десятках замков.

— Да, мой верный гйин?

— Суть и слабость часто ходят рука об руку; насколько вижу, проблема заключается не во враге как таковом, а в Вашей невозможности достойно — то есть правильно, соответствующе — ему противостоять.

— Ты зришь в корень, умнейший раб, но что мне из того?

— Раз я не ошибся, всесильный хозяин, полагаю, решение найдено.

Халифа засомневался, и всё равно глаза его горели светом и надеждой, холодно-пастельным светом и не признающей строгой логики надеждой.

— Реки же споро, слуга, советник и друг!

Сосредоточившись, гйин приопустил голову и заговорил вовсе без эмоций:

— Решение есть у меня, однако оно не придётся тебе по душе.

— Не может того быть, гйин-мудрец.

— И безралично сказанному тобой, правитель, мой ответ не удовлетворит тебя.

— Мне понравится что угодно, лишь бы Я и Мой народ избавились от треклятых захватчиков! — упорствовал, проявляя царские несгибаемость и уверенность в себе, Халифа Халифат.

— Хочешь ли ты, чтобы я помог не словом, но делом? Прости, владыка, однако вынужден снова беспокоить Вас речью, прося подтвердить королевское согласие.

Халифа Халифский гордо выпрямился на троне, вытянул тонкую белую шею и прегордо объявил — так, чтобы слышал весь тронный зал и каждый за ним, и дабы слова его немедля стали передавать друг другу слуги, рабы, подчинённые, граждане, наместники и князья:

— Я, Халифа из Халифии, приказываю твоей сущности эфирного разума, Нашему бессрочному угодливому рабу, прямо сейчас, без мига промедления, употребить всяческие знания и любые способы на то, чтобы спасти и оградить навеки народ халифян от чёрных рук чёрных варваров-захватчиков!

— И ты не озвучишь возражения после содеянного, сколько бы времени ни минуло и к чему бы ни привели Твоё указание и моя помощь? — не опасаясь привести в ярость царя, продолжал гйин.

Очи Халифа вспыхнули.

— Нет! Даю Царское Слово!

Гйин поднял взор; поклонился. В последнюю секунду "гений сферы" помыслил о бесконечных годах, проведённых в заточении, нищете и голоде у самоуверенного, безмерно жестокого правителя, одарённого, помимо власти и богатств, неконтролируемой вещественной слепотою и глухотой к природе, знакам натуры, небесному и земному живому миру.

А затем, следуя приказу Белого Холодного Царя, великан в сфере, невольник из вечно враждующей с Халифией страны, из той самой, что южнее и западнее и что едва-едва, и потеряет название, развёл жилистые, точно в бесконечность протяжённые руки. Когда же с его пальцев, вёртких гусениц, сорвались искры бело-жёлто-оранжевой яркости — пленник и гений огня поджёг Атлантиду и отправил её вместе с обоими народами на безмятежное океанское дно.

(Апрель 2016 года)