Единорог

Единорог

Скальная площадка обрывается в бездну, рушится стремительно и неотвратимо; страшно глянуть туда, вниз, и не глянуть страшно.

А внизу скалы. Острые пики рвут в клочья вялые, бесформенные туши облаков.

Далеко отсюда, на другом материке, на севере Он идет по дикому, своенравному, загадочно-неприступному лесу. Он идет. И белоснежное изящное тело скользит между огромными стволами деревьев. Колонны солнечных лучей рушатся на землю, и круп Его сияет в этом свете. И стройные копыта не приминают короткой, темно-зеленой травы в алых веснушках земляники.

Дивно-прекрасен Он, изумительное творение Света, хранитель добра и покоя. Прекрасны черные глаза его, глубокие и влажные, в обрамлении острых ресниц. Прекрасен изгиб стройной сильной шеи, что бликует на солнце, смягченном изумрудным сиянием. Прекрасна золотая грива, струящаяся шелковой волной, непокорная грива, никогда не знавшая гребня и ножниц, грива, в которую не вплетали лент, которой не касалась ничья рука. Прекрасно стройное тело его, поджарое и легкое. И ровно ходят литые мускулы под атласной, ослепительно-гладкой кожей. И легко ступают точеные ноги. И раздуваются тонко вырезанные ноздри, вдыхая запахи чуждого всем, но родного ему леса.

Тарсграе! Увидеть бы! Один лишь раз увидеть! И, кажется, ничего не нужно больше. Ведь не создал мир ничего чудеснее, чем этот изумительный зверь. Увидеть. Почти экстатический восторг от зрелища, которого достойны лишь Боги.

Да.

Лишь Боги.

И невозможность, несбыточность мечты давит, жжет. Сколько столетий уже? Кажется, я готов стать Богом за один лишь миг. За один миг наслаждения этой Красотой.

Но косный язык никогда не найдет правильных слов. Он не умеет. Я — не умею. Не умею объяснить. Не умею сказать. Спросить лишь могу:

— Почему Единорог и Кракен? Ведь традиционно Его противник Василиск.

— Да чтобы не передрались. — Грифон презрительно щелкает клювом. — Эти Хранители просто не могут существовать в одном пространстве. Вот и сунули одного в воду, а второго в такую глушь, куда никто добровольно не полезет. Ну разве что придурки вроде тебя.

А понимание, оно ведь не сразу приходит. Медленно оно идет. Постепенно. Иначе все предохранители слетят к чертовой матери.

— Что значит, чтоб не передрались?

— Ну, чтобы войны не было, — охотно объясняет Грифон. — А-то мало того, что эти двое друг друга прикончат, они ведь еще и полмира за собой утянут.

— Единорог обязан защищать...

— Да ему волю дай, он сам с радостью нападет. Это ж Свет. А Кракен — Тьма. Оба хороши.

— Ты хочешь сказать, Он способен развязать войну?

— Пфе! — изрекает Грифон. Я не знаю, как пфекают клювом, но он это умеет.

— Не верю.

— Твое дело. — он пожимает крыльями. Чертыхается. Принимает человеческое обличье и пожимает плечами.

А сказка рушится. Ломается сказка. Лопается со звоном, и летят-летят прозрачные, ранящие осколки. В бездну под ногами. Тонкие льдинки. В кровь раня рыхлую плоть облаков.

Красота НЕ МОЖЕТ убивать!

Еще одна глупая мечта. Еще одна несбыточная сказка. Еще один мираж. Бред. Кошмар.

— Р-романтик. — констатирует Грифон. Смотрит со снисходительной жалостью. Пойдем, выпьем.

— Пойдем.