Пора отдыхать

Премьер-президент просыпается рано. Раньше многих обитателей миллионного мегаполиса. Такая привычка у него издавна, когда он и не помышлял о политике. Минуло много лет, Хозяин земли русской разменял девятый десяток, но рука его крепка, спина хранит бравую выправку, глаз зорок, а ум подвижен, как в молодости.

Проснувшись, он какое-то время лежит, рассматривая декор стен и роспись потолков. За последние годы они нисколько не изменились и премьер-президент, наверное, давно заучил, запомнил наизусть каждый завиток лепнины, каждый красочный мазок, каждый случайный волосок кисти, оставшийся на поверхности стены. Созерцать давно знакомое — один из ритуалов, позволяющий Премьер-Президенту настроиться на долгий рабочий день. Стряхнуть старческие сны и выбросить из головы тяжелые мысли, что одолевают его уже лет пять, с уходом жены. Потом он встает и начинает ритуал утреннего туалета. Премьер-Президент еще в начале своего третьего срока, в период новой великой Борьбы с привилегиями, отказался от камердинера. Когда-то он настоял на законе о семидесятилетних: каждому, кто старше, положена прислуга от собеса. Но сам, как пришло время, её сразу отослал. Независимость — его другое имя.

Его собака, молодая сука лабрадора Нелли, уже извивается всем телом вокруг, чуя выход на улицу. На морде её написано обожание. Прогулка с собакой — часть утреннего церемониала, ставшая незыблемым законом. Собаки — то немногое, что держит его в жизни. Они гуляют обыкновенно во внутреннем кремлевском дворе, между Тайницкой, Беклемишевской и Царской башнями. Премьер-Президент прохаживается, обходя открытые ворота Спасской. Вдруг Нелли заметит открытое пространство, рванётся радостно наружу, там много незнакомых людей, перепугается, её будут ловить, а это для собаки стресс. (Я не верю давнишним злопыхателям, что звериные страдания для Премьер-Президента важнее человеческих. Просто животных любить легче ).

Они выходят, значит, наступает моё время.

— Здесь Седьмой. Объект направляется в зону «А». Принимай, Тридцатый.

— Понял тебя, Седьмой. Все будет О`Кей!

— Уж ты постарайся, Тридцатый. Не проколись опять с туристами. Очень прошу...

 С неделю назад группа из Японии упросила старика сфотографироваться на память. Он расположен к общению с народом. Зачем им понадобилось держать в руках карту Москвы? Хорошо, это были японцы. Они покладисты и дисциплинированы. И молчаливо-уважительны к старшим. Можете представить, что мог услышать Премьер-Президент от украинцев? Казахов? Грузин?!

— Ладно-ладно, Седьмой, не паникуй. Старичок будет доволен прогулкой.

Седьмой — это я. Вместе с Тридцатым мы и наши сменщики присматриваем за объектом на территории Кремля. Я — внутренний куратор, он — внешний. Свои ответственные есть у каждого столичного округа, у каждого региона. Если все остальные кураторы отвечают за территории, то в нашем ведении — сам объект.

Мы работаем круглосуточно, сутки через двое, одиннадцать месяцев в году. Один из нас всегда на подстраховке и параллельно на обучении. Учиться приходится, ведь ручейки информации каждый год находят новые русла, они сливаются в потоки, что сметают на своём пути хрупкие фильтры контроля. Крепить эти фильтры — наше дело.

Сегодня моё последнее перед отпуском дежурство, с вечера эффективный менеджер под моим призором. Сейчас он работает с документами. А через полчаса по плану встреча с британским премьером. Такие важные персоны нечасто посещают Кремль. Брайан обмолвился как-то, что у мировых лидеров есть негласное расписание визитов к нам. Премьер-Президент не должен чувствовать себя вне высокой политики. Так или иначе, предстоящий разговор требует скрупулёзной подготовки.

— Третий! Здесь Седьмой.

— Хай, Седьмой! Голова не болит? — он постоянно шутит. Думаю, Брайан — не британец, он не укладывается в тот образ, который возникает в голове при словах «подданный Британской короны». Ни капли чопорности, ни намека на тонкий английский юмор. Шутки его незамысловаты, лицо красно, а руки больше приличны каменщику или матросу с парусного судна. Брайан атташе британского посольства и выпускник Лондонской школы политэкономии. При первой нашей встрече он накачал меня гиннесом и теперь не устаёт об этом напоминать. Он наш куратор от европейцев, Третий, мы часто общаемся.

— Забудь, — отвечаю, представляя Брайана по обыкновению развалившемся в кресле в своём посольском кабинете, ноги на столе, в руках банка пива. Истинный британец. Интересно, он тоже устаёт? Рефлексирует? — Я отправил тебе файл с темами беседы. Пусть сэр Ричард будет серьёзен хотя бы внешне и не слишком уходит от них в сторону.

— Не вопрос, дружище! Я не читал еще твоего письма, но могу заложить душу, что речь пойдет об олигархах-невозвращенцах… Скажи мне, зачем эти дряхлые старцы нужны Премьер-Президенту?

— А твой, наверное, будет вспоминать вечного подсудимого и полоний? — я стараюсь наполнить голос сарказмом, это плохо получается, меня разбирает смех. Темы этих бесед удивительно однообразны. Дряхлые старцы! Зачем они человеку столь же преклонных лет? Память людская длинна, изгибы её причудливы. Но как предсказуемы! Веселье не мешает нам решить возникшие вопросы и дать окончательное добро на встречу. А вы думали, последнее слово за высокими договаривающимися сторонами? Наверное, но в нашем случае оно за кураторами. Третьим и Седьмым.

Сэр Ричард не подводит. Хотя до опыта Премьер-Президента ему далеко, сорок лет у власти — не шутка, но разговор движется как по хорошей, глубокой колее. Реплики англичанина выдержанны, колкости малозаметны и уважительны. Я могу расслабиться, помечтать о близком отпуске. Ах, отпуск! Это сладкое слово! Пальмы и море. Или горы и снег. Или лес и корзинка с грибами в руках. Рядом сын. А то Васька стал подзабывать отца. Ещё бы! Я ухожу в ночь, возвращаюсь через сутки, потом отсыпаюсь и только полдня из трех как-то обращаю внимание на отпрыска. Год собачьей службы без отдыха — это много. Заставьте авиадиспетчеров работать столько, и посмотрите на статистику происшествий. Наш труд не менее важен и чреват, жалко, не все это понимают. Сэр Ричард понимает, спасибо ему за мудрость.

Аудиенция меж тем благополучно завершилась. Гарант вместе с британцем отправляется обедать в один из московских ресторанов. Час, а то и все два — в моем полном распоряжении. Можно спокойно готовить утреннюю «инспекцию» в Ярославль.

Центрально-русские территории опекает Двадцатый. Я уже сообщил ему неприятную новость: Премьер-Президент отменил вылет из нового аэропорта «Элитный», что в черте Москвы, и распорядился подать президентский борт в Шереметьево.

На пару мы накрутили хвосты службе протокола. Возмущение их понятно, но пускай отрабатывают свою икру на масле. Люди за Кольцевой очень не любят неожиданностей. Наверняка телефоны во всех причастных кабинетах трезвонят, не переставая, а их обладатели рвут волосы на головах. Если у кого они остались после такой нервной службы. Однако какая ни есть — но своя. Всё это рутина. Положенная доза переживаний, суеты, лести, криков и угроз — дело сделано, коридор Химки — Шереметьево обеспечен. Привычное сопротивление таможни привычно побеждено. Мне ли не знать, что лет десять как все КПП сворачиваются и разворачиваются за полчаса.

— Двадцатый!

— Седьмой?

— Прости, едва не забыл. Напомни местным поменять вывески, знаки, указатели. Чтобы в газетных киосках была наша пресса, магазины по ходу следования проверить обязательно… Объект любит внезапные визиты в супермаркеты. Переводы оформлены, сразу по прибытию средства пойдут.

— Обижаешь, седьмой! Всё будет в лучшем виде, — по его голосу понятно, он что-то забыл. Скорее всего, магазины. Они — наша основная головная боль. Не так-то просто угадать, куда, в какую точку захочет свернуть наш подопечный. Представьте себе: ценники! Объявления!!! Персонал!!! Посетители!!! Переодеть, натянуть на лица сдержанный, но неприкрытый энтузиазм, научить верным вопросам и ответам. Положить им в карманы наши деньги и документы! Заметная часть ресурсной ренты, оставшейся после великого передела, уходит на подготовку, подчистку, подмазку. Местные власти с радостью стригут на визитах купоны. Компетентные службы докладывают: дублирующий кириллический комплект есть в каждой торговой точке, в каждом ресторане, на каждой заправке и на каждом предприятии русского пространства.

— Помню, Седьмой. Спасибо скажи, это всего лишь Ярославль. Не забыл Омск два года назад?

 Я не забыл Омск. После той поездки Брайану пришлось отпаивать меня коньяком. Лучший друг автопрома решил тряхнуть стариной и прокатиться на отечественной машине. В Омск! На обеспечение визита всего три дня. Китайцы были в шоке от наших запросов. Не знаю и не хочу узнавать, где они нашли столько европейцев — расставить вдоль дороги? В каждом придорожном кафе, в любой деревне. На всякой узкой грунтовке между деревнями — вдруг объект решит съехать с дороги и поговорить с жителями? Причем деревень оказалось куда больше, чем на карте. В традиционно малолюдном районе! Придумали сослаться на новый, экспериментальный демографический проект. Премьер-президент долго рулил, насупившись, бурча под нос что-то, вгонявшее охрану в тоску, а по возвращению устроил разнос министру соцразвития, за скрытность. То-то был ему сюрприз!

— Спасибо, Двадцатый, до связи!

Объект возвращается с обеда в наилучшем расположении духа. В машине его разморило, он подремал. В плотной программе квартальный доклад Патриарха. Крайне важное мероприятие. Поэтому, кроме меня, за этими встречами невидимо следят коллеги из Ватикана, протестанты и резидент Халифата. Далай-лама, как обычно, проявляет уважительную незаинтересованность. Патриархия издавна обращала мало внимания на границы и Алексий III может не слишком лукавить. Тем внимательнее надо слушать и отслеживать оговорки Патриарха. Если допустить, что на таком уровне возможны спонтанные, случайно вырвавшиеся слова.

Радует, что геополитика меня не касается. Вслушиваясь в тихие замечания лидера нации, я снова отвлекаюсь. Судьба, отпуская вожжи, даёт мне шанс расслабиться заранее. Я не боюсь что-то пропустить, другие кураторы известят, если что. Это важно им не менее, чем мне. Или важнее?

Я осознаю неожиданно, что объект далеко не молод. Казалось бы, это очевидно, но только сейчас я понял это в полной мере, умом. Настолько он для меня постоянен и привычен. Если, вдруг, завтра или через месяц, его не станет? Трудно представить мир без него. Вся моя жизнь прошла на фоне этого человека! Он смотрел на меня с экрана первого примитивного тридэшника, его лицо встречало меня в кабинетах начальников и армейских командиров. Знакомый взгляд взирал с уличных плакатов и сувенирных матрёшек. С годами плакаты становились больше и встречались чаще, а матрёшки почти исчезли. Фразы его были точны и афористичны, распоряжения своевременны и исчерпывающе верны. Схемы управления не отличались широтой и разнообразием, но проработаны были с доскональной полнотой, в мельчайших, недоступных прочим, нюансах.

Как локомотив, он тащил страну по накатанным рельсам типовых решений, не обращая внимания на стрелки и развилки, оставляя обескураженных конкурентов на откосах истории. Вглядываясь в новейшем визуализаторе в его нестареющее с годами лицо, я понимал, насколько нам, всем нам, стране, людям повезло, что он у нас есть. Иногда я даже не пытался вслушиваться в его слова, ощущая их как музыку, и сладкий ком вставал в горле, и хотелось плакать.

Великий передел стал потрясением. Некоторые пишут и произносят эти слова с большой буквы. Я не готов с ними спорить. Одновременно с великим переделом возник институт кураторов. В то время, потеряв жизненные ориентиры, я находился в смущенных чувствах. И когда мне сказали: «Мы нужны, чтобы охранить его спокойствие, чтобы поддержать его идеалы» — я с радостью согласился влиться в новую структуру. Ведь мой покой тоже требовал охраны, а идеалы — поддержки.

Потом я понял причину столь трогательной заботы. Идеалы не главное. Никто не забыл про маленький черный чемоданчик и экстерриториальные пусковые установки. Хорошо, когда кроме идей есть сила. Так надёжнее.

Конечно же, передел готовили и к нему готовились заранее. Изменения таких масштабов не происходят сами по себе. Иначе как объяснить возникновение на пустом месте нашей службы за то недолгое время, что гарант провёл в больнице?

У Премьер-Президента, в то время просто президента, случился сердечный приступ. Был прием в посольстве то ли у друга Сильвио, то ли у друга Николя. Внезапно, произнося спич, он пошатнулся и стал оседать. Перекошенные лица охранников. Скорая. Кремлевская больница далеко, можно не довезти. Ближайшая — городская, модернизированная совсем недавно, по случайности на благотворительные пожертвования то ли друга Николя, то ли друга Сильвио. Напряжение разрядилось быстро, тревога оказалась преувеличенной. И сразу, как президент пошёл на поправку, страна двинулась вслед за ним. С тех пор жизнь идёт как надо. А чтобы объект был убеждён, что жизнь идёт как надо, есть мы.

— Седьмой, Седьмой! Прекращай грезить! — прерывает мои мысли ехидный голос римского коллеги.

— Спасибо, Десятый! — наскоро проглядываю телеметрию, а мне приходит не только аудиовизуальный ряд беседы, но и реакция коллег-кураторов. Они не знают, и не надо. Должны быть у державы хоть какие-то секреты? Пусть и внутри службы. Отчет прошел спокойно, кураторы не волновались. Значит, всё в порядке.

— Спасибо еще раз, увидимся не раньше чем через месяц!

— Отдыхай!

Заботливые ребята… Очень деликатные и вежливые. Щадя чувства хозяев, разговаривают только по-русски. Или еще по какой причине. Разные могут быть мотивы. Мне нет до них дела.

Как же я устал! Представить только — почти заснул на дежурстве! В отпуск, в отпуск! Целый месяц провести с сыном и женой. Стыдно признаться, внимания ей достается даже меньше, чем сыну. «Привет» да «Пока», «Спасибо» и «До завтра». Заездила меня проклятая служба. Почему я не могу, как нормальный человек, взять пару дней за свой счёт? Чертова незаменимость! Окаянная специфика! Некогда посмотреть в любимые глаза, некогда сказать ласковое слово. Валя — Валентина! Иногда ты так глядишь, будто хочешь сказать важное, но не решаешься. Я боюсь этих слов. Что я буду делать, если ты не выдержишь семейного одиночества и уйдёшь?

Чертовщина… Что за мысли в голову лезут? Но как развеять это недоумение, эту боль, что грызёт и жалит?

У объекта по расписанию — тренировка. Святое дело. Можно не любить Премьер-Президента, можно даже ненавидеть, но его спортивная форма уважения заслуживает. Даже преклонения! Сомневаюсь, что в восемьдесят с гаком я буду способен на такие фортели на татами. Нельзя сказать, чтобы спарринг-партнёр его слишком щадил. Бережёт, но без лакейства. Странно, но в зале не воспринимаю его ни объектом, ни Премьер-Президентом. Поживший человек душой отдыхает. Он да тренер. Врач с тревожным чемоданчиком. И я аппаратно-невидимо. Вся компания. Затем — душ. Там я его покидаю. Инструкция против, но мне кажется, достаточно врача. Да и тот лишний. Ведь душ — одно из немногих мест, где человек может побыть истинно и полностью наедине с собой. Зачем ему мешать?

Вечер. День катится к финалу. Еще один в череде многих, обычный день. Премьер-Президент готовит тезисы грядущего выступления перед Думой. Окончательную вычитку текста он не доверяет никому. Перекладывая перед собой старомодные листы с отпечатанным текстом, тасует их по сложной, только ему понятной системе. Иногда зачитывает отдельные фразы вслух, перед зеркалом. Как сейчас: «Неуклонно повышается благосостояние граждан … Благодаря взвешенной политике … ВВП на душу населения достиг … По этому показателю доходы граждан не уступают … Наши люди активно отдыхают за границей … До пятнадцати поездок в год на человека … Народное здравоохранение … Образование … Социальная защита ...» Это правда. Мы очень богато и хорошо живем. Те, что остались.

Он не вечен, конечно. Но я зря беспокоюсь. Лет пять — десять наш первый политик выдержит. Мне хватит времени заработать на приличную пенсию и домишко в ближайшем забугорье. Не думаю также, что с его кончиной институт кураторов внезапно исчезнет. Примет на себя новые функции — и только. Кого опекать — найдется. Ведь маленький черный чемоданчик никуда не делся. Останется только подобрать ему подходящего владельца.

— Седьмой? Здесь Четвертый! — сменщик уже на связи. Мы всегда заступаем заранее, оставляя себе полчаса — час на спокойную сдачу и приём дежурства.

— Привет, Четвертый! Всё в норме. Ярославль на завтра подготовлен, отчет в хранилище .

— Конечно, Седьмой, где ему ещё быть? Куда в отпуск поедешь, решил?

— Нет. Выбрать не могу. То ли горы и снег, то ли пальмы и море. И по лесу походить было бы неплохо. Я много куда хочу, но решать Валентине.

— Понятно. Я своих в Сочи возил. И море, и пальмы, и горы со снегом. Турки молодцы, здорово всё организовали. Поезжайте, не пожалеете!

— Подумаем.

Близится полночь. Премьер-Президент засыпает трудно, но от снотворного отказывается. Может быть, он прав, выбирая для расслабления мелодии молодости. Сейчас из колонок звучит старая — престарая песня. Похоже, она старше самого Премьер-Президента:

«От Москвы до самых до окраин,

С южных гор до северных морей...»

Приглушенный свет тому виной или усталость, но мне чудится блеск слез на его щеках. Сладкая тоска бередит и мою душу, хотя я родился позже, чем исчезла страна, о которой проникновенно рассказывает женский голос. Руки старика расслабленно лежат на хрустящих простынях. Пора отдыхать. Под негромкую музыку я прощаюсь с Четвертым. Пока служебная машина везет меня пустынными улицами, залитыми огнями рекламы, мимо золотых и серебряных небоскрёбов, ровесников третьего нефтяного бума, в голове звучат старые слова:

«Наши нивы глазом не обшаришь,

Не упомнишь наших городов,..»

Отпуск! Целый месяц наш! Сбросить, отряхнуть как шелуху всё лишнее в отношениях … Глупые страхи, идиотские подозрения. Валя, конечно, сейчас ждёт меня. Это мнительность, это усталость и нервы. Сегодня мы с ней выберем место, захватим сына и рванём. Можно в Грузию или Египет, Украина тоже будет нам рада. Или выбрать экзотические океанские острова? Поплавать в лазурной прозрачной воде среди кораллов, показать сыну акулу и осьминога. Бороться с волной, прокатиться на доске в шуршании пены. Пусть неудачно, пусть опрокинет первый же вал, зато весело! Потом долго лежать под обжигающим солнцем на мелком белом песке, чувствуя на коже струи ласкового солёного ветра. А можно отправиться в молодое зарубежье, в тихий пансионат на берегу лесного озера. В Ярославль? Почему нет, Двадцатый посодействует. Паспорта в порядке, пересечём границу страны на любом КПП на Кольцевой, в Химках, в Реутове, в Алтуфьево — и в путь.

В рассказе использованы слова «Песни о Родине» Василия Лебедева-Кумача.