Маска Зевса Глава 3

На предложение Агаты уехать домой на коляске мистера Бакета Джеймс что-то буркнул в ответ и лишь выхватил из рук домработницы пальто, которое она хотела накинуть ему на плечи. Агата выбежала вслед за насупившимся Джеймсом, пытаясь его остановить, но он только соскочил с крыльца, лакированного дождем, и исчез в пенящемся циклоне. Она же так и осталась стоять, прислонившись к колонне, жалея беднягу на родном ей языке.

Ливень колотил нещадно, покрывая водой все, что не успело укрыться. Пальто Джеймса промокло насквозь, едва он вышел из-под крыши, и сочилось, прилипая к телу. С широкими рукавами он был похож на огромную птицу, которая не успела взлететь и теперь шаркает по улицам, волоча за собой мокрые крылья.

В несколько шагов он пересек сад, который начинал усыхать, но, казалось, пробудился, окропленный потоками дождя. Приближаясь к выходу, он едва не наступил на облезлую крысу, которая выпрыгнула из куста и скользнула в открытое отверстие стока, толкнул литые прутья калитки и поспешил как можно скорее уйти от дома Бакетов.

Обиженный, он хотел как можно раньше очутиться дома, достать начатую бутылку бренди и отстать от нее лишь когда та совсем иссякнет. Его жрала злость, обгладывал гнев, и в то же время противное чувство пустоты затягивала все глубже. Тоска по человеку, без которого нельзя, но быть с которым уже не сможешь. Люблю тебя, шептали его губы, и острый комок горечи и слез царапал горло, проваливаясь в утробу, которую он пытался покинуть. Глаза Джеймса слезились, но это единственное, что он мог себе позволить, остальная слабость недопустима, потому что её уже будет сложно сдержать. Теплые воспоминания, её милая улыбка и две крохотные ямочки, прелестный запах французского парфюма, разбрасываемый русыми волосами; её лицо, исказившееся состраданием к перееханой кошке, и сжимаемая страхом ладонь, вцепившаяся ему в руку. От этих воспоминаний ему стало хорошо, подобных чувств он ждал и боялся, что больше они не потревожат его. Интересная вещь, мы, люди, часто пытаемся забыть всякую потерю, как если бы она доставляла нам неимоверные муки. Так оно и бывает. Ходим, терзаем себя, пытаемся вернуть все на место и начать заново, бежим от всего, что связывает нас с прошлым, потому что память имеет противное свойство напоминать нам о том, чего мы лишились, показывая все то, что могло бы произойти, произойди оно так, как хотелось нам. И знаете, это безумно приятно. Да, человек еще тот мазохист. Время лечит, говорят. Верно. Проходят годы и рана уже не кровоточит, а на её месте остался только розовый шрамик. И если потеря была для нас действительно важной, то не сразу найдется новое, которое заменит старое. Например, новый объект любви. Рана зажила, и мысли о ней уже не доставляют нам того наслаждения, которое человек испытывает, жалея себя, постоянно находясь в сладких мечтаниях. Хорошо же, но нет. Мы начинаем бывать вновь там, откуда раньше бежали, мы начинаем делать все то, что смогло бы возобновить те сладостные душевные терзания, всячески усиливая их, и как мы рады, когда, наконец, удается испытать вновь жало в своем теле, почувствовать себя жалким и беспомощным, и жалеть, жалеть, жалеть…Мы можем притворяться, что страдаем, однако внутри себя ощущаем блаженство, как если бы пьянице, который решительно решил завязать, подали бы целую бутылку бурбона, и тот не захотел сдерживаться.

С улицы, ведущей прямиком к крыльцу его дома, Джеймс свернул на улочку вдоль сквера, освещенную газовыми фонарями через каждые пятнадцать метров. Дома он боялся одиночества, поэтому ему нужны были люди вокруг, пусть, даже если они будут насквозь пропитанные перегаром работяги, спившиеся музыканты и художники. Дождь постепенно стих, и плотная пелена штормовых облаков стала трескаться и расползаться, открывая далекое звездное небо и аккуратно вырезанный месяц. По улице отбивал шаг патрульный отряд, капитан которого скромно приветствовал Джеймса кивком, заметив, что тот выглядит весьма прилично, и одновременно расстроившись, что не сможет воспользоваться законом и вверенной ему силой, чтобы придраться на пустом месте. Джеймс миновал памятник мужчине, сидящем на стуле вместе с карандашом и блокнотом, смотрящим заворожённо вдаль, рядом с которым часто ошивались скрипачи и шарманщики, пытаясь заработать на обед в ближайшем пабе. Оставил позади ступени католического храма, крыльцо которого в будние дни населяли нищие и просто бездельники, просящие милостыню, и свернул в проулок, уходящий вверх. На выходе он уперся в «Вильямс паб», который никогда не пустел, потому что оставшихся с ночи сменяли утренние, пришедшие освежиться пивом, а уходили уже под вечер, задевая в проходе всех сидящих.

Что я делаю, спрашивал себя Джеймс, остановившись перед дверью, на которой висела спаянная из железа морда бульдога с трубкой в пасти. Он был прав. Обычно он не захаживал в такие места, более того считалось опасным появиться в подобном месте в дорогом костюме и туфлях, да вдобавок в пальто и цилиндре, однако, он потянул на себя дверь, как в ноздри вдарило зловоние хмеля, сахара, пота и грязного тела. Паб представлял собой темное подвальное помещение, освещенное тусклыми газовыми лампами, которые зажгли не в полную силу, потому что хозяин был убежден, что посетителям нет никакой разницы где напиваться, лишь бы алкоголь был крепким. Однако и тут он имел свой козырь: посетителям явно подвыпившим, которые едва различали привкус, он не страшась смешивал напитки, а если вдруг клиент начинал возмущаться, того сразу выносили через входную дверь сыновья хозяина за то, что тот был слишком буйным. Вдоль кирпичных стен стояли круглые столы, за которыми на табуретах сидели разного рода люди. В основном были те, которых принято считать низким классом, то есть те, которые едва доживают до следующей зарплаты, а, получив её, бегут сюда выпить за радость открывшихся возможностей, забывая, однако, что очередные деньги выдадут лишь через две недели. Заказы принимал рыжеволосый юноша в запачканном сером фартуке и тут же относил их к стойке, где листок передавали дальше в крохотное окошко кухни. От стены, до центра помещения, буквой «П» располагалась барная стойка, вокруг которой шумели, спали, ржали и почти что дрались мужчины в дрянных одеждах. Их обслуживал седой старик невысокого роста в рубахе и штанах, подпоясанных ремнем, через который переваливался живот округлой формы, который, казалось, вот-вот треснет от давления. Он спешно наполнял кружки, собирал деньги и гнал взашей тех, кто отказывался платить, мол «пойло разбавлено».

Еще на ступенях Джеймс скинул пальто и прикрыл им свой цилиндр, после чего вступил внутрь помещения и незаметно сел в углу комнаты, туда, куда едва дотягивался свет. Замечательно, сказал Джеймс, осматривая свое окружение, хотя бы никто не помешает мне напиться. Единственный, кто обратил на него внимание, был старый бармен, который незаметно для Джеймса носом указал на него своему сыну, заметив, что давненько к ним не захаживали господа.

— Могу я вам помочь? — сказал кто-то над ухом Джеймса.

Он поднял голову. Перед ним стоял тот рыжеволосый паренек с блокнотом в руке и лицом, не выражающим абсолютно никаких эмоций, однако более сдержанный, нежели с остальными клиентами, ибо отец сразу намекнул на большой кошелек гостя.

Избалованный манерами, Джеймс не сразу понял в чем дело, потому что, как оказалось, клиенты паба не были гурманами и обычно все их съестные пожелания ограничивались бифштексом с картофелем и еще ряда простых закусок, как гренки или соленой капусты. А пили они поголовно одинаковое: пиво и ром, некоторые просили нечто более изысканное, но и тем тоже наливали ром. Джеймс стал искать взглядом меню, но все, что оказалось на столе были пустая перечница и банка горчицы с потонувшей ложкой, на которой засохли куски желтого соуса.

— Прошу прощения, сэр, меню у нас нет, — опередил парень Джеймса, едва тот обратился к нему, раскрыв рот.

— Вот как, хм, — призадумался Джеймс, повесив подбородок на пальцы, — тогда принесите мне кружку пива для начала и два вида закусок.

Парень занес пожелания клиента в блокнот и, удостоверившись, что тот ничего больше не хочет, удалился с таким же гордым видом, как и появился.

Перед Джеймсом сидела сонная компания из трех мужчин, один из которых, что сидел спиной, храпел, двое других тупым взглядом пялились в пустые кружки и прихлебывали порой из тех, что были в руках. Джеймс не смотрел на них, вернее старался не смотреть, опасаясь, что ненароком притянет, словно магнитом, пьяных храбрецов. Однако когда один из бодрствующих встал из-за стола так, что встряхнул голову сопящего, а следом на прощание по-дружески, как ему показалось, огрел его же по затылку, тот недовольно пробудился. Осмотрелся, но никого уже не застал, потер голову, обернулся, прищурился и развернулся уже всем корпусом к Джеймсу, пробормотав что-то неразборчивое. Джеймс опустил глаза, надеясь, что опасность минует, но все пошло по тому сюжету, которого пытался избежать Джеймс.

Покачиваясь, потревоженный мужчина встал, опершись на стол кулаком и стал вещать тыкая в Джеймса пальцем.

— Послушай ты, кем ты себя возомнил, раз смеешь нагло будить рабочего человека?! — проговорил тот, заплетаясь языком.

Джеймс молчал, делая вид, что обращаются совершенно к постороннему человеку.

— Нет, нет, придурок, я к тебе обращаюсь…не води носом…ик. А хороший у тебя костюмчик, богатый что ли?

— Вы ошибаетесь, я никак не мог задеть вас…

— Замолкни со своим сложным языком! Говори как истинный англичанин, а никак избалованный…ик… — последнее слово он не произнес, потому что икота захватила его дыхание, и он просто потряс кулаком.

— Сэр, я не желаю конфликта, но Бог тому свидетель, вы нарываетесь!

— Ишь ты, святоша. Бога нет! Иначе бы каждому досталась равная доля, а не так, что ты…ик… вон как щеголяешь, а у меня обувь на одних…ик…заплатах держится.

Задира орал булькающим басом, срываясь голосом на высоких нотах. Начало заварушки стало витать в густом табачном воздухе паба, и, вскоре, к столу Джеймса стали поворачивать новые лица в ожидании действа.

— Мне ли вас жалеть, — закипал Джеймс.

— Ты пожалей себя лучше…ик…так как я тебе сейчас рыло твое чистенькое до блеска отполирую.

С этими словами, с кулаками впереди себя, он пошел на Джеймса, приподняв плечи и втянув мускулистую шею. Джеймс вышел из-за стола, заняв оборонительную стойку. Их действия сопровождала полу трезвая толпа, улюлюкая и призывая к драке. Кто-то даже бил дном кружки по столу, а кто-то поспешил покинуть паб, потому что, как часто бывало, один конфликт незамедлительно провоцировал второй, третий, и вот уже двое дерутся из-за того, что одному из них показалось, что соперник его как-то неправильно посмотрел на него. Джеймс надеялся, что хоть бармен вмешается или, может быть, кто-то из присутствующих выбежал на улицу, чтобы позвать полицейских. Однако с каждым шагом перегар задиры становился ощутимее, а вслед за ним и неминуемые побои, которые Джеймс уже ощущал на своем лице. И страшно ведь, потому что никто не поможет. Едва громила оказался на расстоянии апперкота, Джеймс не стал медлить. Увернувшись от неуклюжего удара сбоку, он пробил в подбородок и тут же отпрянул назад. Задира явно не ожидал такого ответа, встряхнул мутной головой и повторил свой штурм, но уже менее тактично, а просто бросился на Джеймса, тот скользнул в бок и громила повалился на стол, едва не сломав его.

— Хватит бегать! Дерись как мужчина! Аааа! — с криком он рванул на Джеймса, но тут же свалился мешком на пол, потирая скулу.

— Сэр, прошу вас прекратить! — скомандовал ему незнакомец в треуголке и плаще.

— Двое на одного, ах вы твари, ну я сейчас вам! — поспешил встать задира.

— А ну стоять, я тебе говорю! — произнес все тот же в треуголке, обнажив рукояти пистолетов из-под плаща.

Он взглянул на незнакомца, сдвинул зло брови, перевел взгляд на Джеймса.

— Сегодня тебе повезло, святоша, но мирок то наш крохотный, еще свидимся, — и удалился, нарочно толкнув плечом Джеймса.

Разочарованная дракой, толпа вернулась к своим делам, а Джеймс поспешил поблагодарить незнакомца.

— Спасибо, сэр, вы как нельзя кстати.

Незнакомец, чье лицо было типично европейским, с черной «эспаньолкой», которая очень была ему к лицу и придавала довольно привлекательный вид, сдержанно улыбнулся и представился, приподняв треуголку.

— Адамант дэ Франко, к вашим услугам. Знаете, редко удается встретить людей как вы в подобных местах. Часто здесь обитают одни лишь оборванцы и откровенные мерзавцы.

— Признаться, я и сам не в восторге — сознался Джеймс.

— Видимо, стряслось что-то по-настоящему серьезное, что заставило спуститься вас сюда.

— Да, нормальные люди сейчас спят в своих уютных квартирах. Желаете присоединиться, мистер Франко?

Джеймс почувствовал, что обязан этому джентльмену, поэтому поспешил отплатить ему за добро.

Пиво, для начала, сказал европеец вновь появившемуся парнишке с блокнотом, и неси мне стейк с луком и картошкой, уж больно хорош он у вас. Пиво подай сейчас же, крикнул он ему вдогонку, и, вернувшись к Джеймсу, объяснил, что если не подгонять, то вообще могут забыть про тебя.

— Так что же, мистер, — Адамант сделал паузу, чтобы дать возможность новому знакомому назвать свое имя.

— Филипс, Джеймс Филипс.

— Расскажите мне, как вы здесь оказались в столь дрянное время?