Адаптация

Сфинкс недвижим и глядит на Химеру:

— Сюда, Химера! Остановись!

Химера отвечает:

— Нет, никогда!

— Не бегай так быстро, не залетай так высоко, не лай так громко!

— Не зови меня больше, не зови меня больше, ибо ты всегда нем!

— Перестань извергать пламена мне в лицо и выть мне в уши: тебе не расплавить моего гранита!

— А тебе не словить меня, страшный сфинкс!

— Ты слишком безумна, чтобы остаться со мной!

— Ты слишком тяжел, чтобы поспеть за мною!

Флобер Гюстав, Искушение святого Антония

Пролог

3 сентября 2037 года, г. Витебск, Белорусский анклав.

Пробив дом насквозь, палец уперся в столешницу. Кривой ноготь поскреб лаковую поверхность, и в голограмме образовалась дыра.

— Прекратите, — попросил седовласый человек, сидевший во главе стола.

— Вот не понимаю я, — ответил толстяк, вытаскивая палец. Аппаратура тотчас восстановила изображение. Даже дымок над домом нарисовали, ироды. Дымок качался, крыша сверкала черепицей солнечных батарей, а вместо флюгера крутился ветряк.

Толстяку очень хотелось сдавить ветряк в кулаке, а лучше — черную коробочку прибора, чтобы тот хрустнул и стер долбанную картинку.

Но вместо этого он спрятал руки за спину и передвинулся, становясь поближе к узкой щели кондиционера. Озонированный воздух вмиг высушил слизистую носа и вызвал почесуху в ладонях, зато и пот, которым пропиталась вся рубашка, выветрил.

— И чего же вы не понимаете? — седовласый внимательно следил за собеседником, на чьем широком лице застыла гримаса брезгливости. — Инструкции предельно ясны.

Оно-то, конечно, так. Инструкции ясны, яснее некуда. Как для дебилов писаны. А с их точки зрения остальные и есть дебилы.

Удобненькие такие. Послушненькие. Кинешь им косточку обещания, они и рады стараться.

Хотя, конечно, косточки порой хороши. Вот кабинетик этот взять: славный. Просторный. Мебелишка дубовая, солидненькая, аппаратура новенькая, хозяин, впрочем, тоже. С прежним толстяк лучше ладил. А этот — ну чисто дроид, скотина бездуховная, вперился глазьями и мозолит, мозолит, точно до самое души добраться жаждет.

Хрен ему, а не душу. Толстяк даже фигу скрутил. За спиною, конечно.

— Я жду, — в голосе седовласого появились стальные нотки. Послать бы его… всех бы их послать. И свалить на вольные хлеба.

Мечты-мечты. Из этого мира не свалишь.

Толстяк вздохнул и, облизав губы, пояснил:

— Ему-то это зачем? Вот все это! Вот… — он развел ручонки и наклонился, точно пытаясь накрыть собой голограмму. И под весом человека стол сухо заскрипел, красный глазок аппарата замигал ярче, быстрее, а голограмма перешла в режим минимального разрешения. Теперь у брюха начинались болота.

Желтовато-бурые, в прорехах мелких озер, они растянулись на весь стол. Кое-где болота разрезались маренными грядами и широкими клиньями минеральной почвы. Растопыривал лапы сизый ельник, тянулся острыми вершинами к нарисованному солнцу. Желтыми нитями пролегли русла старых ирригационных каналов, синими — ручьев.

Меж ними-то и лежали серые октаэдры будущих поселений. Сверху они походили на тусклые головки вирусных капсул, ввинтившихся в клетку, и шеи стальных опор, пробивших мембрану болота, лишь усугубляли сходство.

— Даже если все будет так, как он говорит…

— Будет, не сомневайтесь, — сказал седовласый, подпирая подбородок сцепленными руками.

-… это еще не значит…

-… это совершенно ничего не значит, — седовласый приложил большой палец к скану. — Равно как и ваши душевные терзания, которые прежде не были вам свойственны.

Поселений было восемь. Расположенные на одинаковом друг от друга расстоянии они сплетались паучьими ножками кабелей связи в единую сеть.

— У вас имеется спецификация. Материалы. Трудовые ресурсы. Опыт, за который вас, собственно говоря, и выбрали подрядчиком. И я не понимаю, что именно мешает вам начать строительство.

Вопросы мешают. Вранье, которым мир переполнился так, что того и гляди хрястнет напополам, как старый мех. И полезет из дыр совсем не шмотье тетушки Цили, а… а то, о чем лучше и не думать. Вообще оно лучше бы не думать. И толстяк честно пытался, да вот как-то оно не выходило.

А седовласый все говорил, оглаживая большими пальцами квадратный подбородок. И толстяку приходилось слушать и стоять смирненько, потому как с их доверенным лицом не шутят. Так и чипа серебряного лишиться недолго. У Седого, небось, платиновый стоит, если не иридиевый. Но иридиевый — сказка, а толстяк в сказки давно уже не верил.

— И советую вам строить хорошо. Тогда, быть может, вас сочтут достаточно полезным, чтобы предоставить место. Вы же хотите жить?

Смешной вопрос. А кто не хочет-то?

— Поэтому давайте перейдем к обсуждению конкретных деталей.

— Тут самое слабое место, — толстяк развернул голограмму, увеличил масштаб и поднял глубинный слой. Теперь кабели походили на толстых удавов, перевитых широкими лентами поплавков. — Малейшее повреждение и каюк всему отрезку.

Седой дернулся. Не по вкусу ему выраженьица? А и пускай терпит. Сам пришел, сам нашел, сам слушать захотел. Олег Савларов — не какая-нибудь мелкая сошка. Он — специалист! А они все ж таки ценят специалистов. Или врут, что ценят?

— Можно поставить дополнительный контур…

— Ставьте.

-… и проложить дублирующую ветку.

— Делайте.

Как просто все. Сдалать-то недолго, были бы деньги. Но глянув в мертвые глаза Седого, Савларов понял: будут деньги. И люди будут. И если надо, то все подохнут на долбанных болотах, но построят поселения.

— Теперь здесь, — ладонь зависла над одним из октаэдров и потянула вверх, увеличивая масштаб. — Как понимаю, план типовой. За прототип, если не ошибаюсь, взяли «Либерите»?

— Не ошибаетесь.

Еще бы, да Савларов все их базы знал, как свои собственные. Да отчасти они и были собственными, выношенными-вымученными, рожденными в голове, реализованными в полимерном бетоне.

— Итого, имеем центральный полностью автономный модуль. «Муссон» как здесь ставить не советую, лучше на «Восток» замените. Оно, конечно, места свободного поменьше, но уровень надежности выше на порядок. Буферная зона, здесь все понятно. Внешний периметр рекомендую бить не квадратами, а лучами, общая форма способствует. Стена — граница? — Савларов быстро тыкал пальцем в указанные части, и октаэдр послушно распадался на детали. — Купол лишнее. Во-первых, создаст проблемы с вентиляцией, во-вторых, если то, что я слышал, правда — не поможет.

Седой кивнул и сделал знак продолжить.

— Стеночку вот поднимем на полметра. Сектора обстрела…

Разговор вошел в привычное русло, и толстяк совсем успокоился. Он даже потеть перестал и лишь изредка, словно невзначай щупал шею, а потом тайком вытирал пальцы о брюки.

Не нравилась ему эта затея, ох не нравилась.

Да только кто его спрашивает-то?

Альфа, Бета, Гамма.

Каппа. Пси.

Омега.

Названий и то толковых подобрать не сумели. Или им плевать, как оно называется? Игру затеяли. Ну конечно, как же он сразу-то не догадался? Для этих все вокруг игра и игрушка.

От глухой ненависти заломило зубы. И Савларову пришлось склониться над столом, прячась от внимательного взгляда Седого. Прислужничек. Собачка дрессированная, которая глядит на хозяина и лапою дрыгает, надеясь, что тоже когда-нибудь хозяином станет и получит право дрессировать других собаченций. А вот хренушки! Про возможность получить бессмертие свистят много, только не такие они и дураки, чтоб своей вечностью с другими делиться.

Ничего. Найдется и на них управа.

Выбравшись из кабинета, где за дубовым столом на стуле-троне восседало седовласое ничтожество, Савларов долго отирался в холле, разглядывая завитушки на капителях колонн. Столь же внимательно он изучил люстру в виде креста и панораму города на мозаичном полу. За завесой стеклянной двери шелестел ранний дождь, точно намекая: торопись, Савларов.

Он и торопился, как умел.

Вышел на крылечко, вытащил из пухлого кейса зонт и, раскрыв, шагнул в мутную пелену. Дождь вздыхал, подошвы ботинок скользили по листьям. В лужах дрожали черные тени тополей.

Сроки, конечно, впритык. Даже слишком уж впритык, если разобраться. И в этом Савларову виделся еще один вызов. Если успеть, то, глядишь, и выйдет серебряный чип на золотой сменять. А там уже другое отношение, другие ставочки…

Ближайшая тень вдруг шагнула наперерез. Она была черна, как подобает тени, и угловата, хотя двигалась плавно. Только когда тень потянула белые руки, Савларов понял, что это и не тень вовсе, а человек. Женщина в черном дождевике.

— Чего надо? — спросил он, выставляя зонт как пику.

Она откинула капюшон — стал виден белый овал лица и короткие волосы странного цвета.

— На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. А ты кто такой? Отвечай!

Сумасшедшая. Пробралась на территорию и теперь пристает к людям. Савларов зонтом попытался оттолкнуть девку, а она протянула руки и сказала:

— Отдай!

— Дамочка, убирайтесь, пока я…

Ударили сзади, точно в межреберное пространство, затыкая лезвием сердце, а ладонью — рот. Савларов чувствовал, как вынимают нож, и как на землю кладут.

Шаги убийц растворились в шелесте дождя, а тени смешались с иными тенями. А Савларов умирал, глядя на луну, отчего-то не круглую, но овальную, словно лицо незнакомки. Потом луна снова стала круглой, но лишь затем, чтобы превратиться в октаэдр.

Альфа. Бета. Гамма.

Каппа. Пси.

Омега.

Смысла все равно не было. Поселки построят в любом случае. Но тогда зачем убивать?

Луч света рассекал комнату на две половины. Левая была темна. И правая была темна. На белом озере стола выделялся черный планшет и сумка, чье содержимое вывалили на пол, отчасти растоптав, отчасти — распинав по комнате.

Синеволосая девушка сидела на козетке и перебирала бумаги, раскладывая на две кучи. Первую она убрала в сумку, а из второй принялась складывать фигурки оригами. Движения ее были точны, и бумажный зверинец на краю стола быстро разрастался.

Закончив, девушка выстроила зверей цепью.

— И зачем было убивать? — парень, наблюдавший за подругой из другого угла, нарушил молчание.

— Так интереснее.

— Это не игра.

— А что тогда?

— Шанс.

Девушка пожала плечами и, вытащив кремниевую зажигалку, попыталась поджечь бумажного человечка. Зажигалка щелкала. Огня не было.

— Для кого шанс? Ты и вправду думаешь, что на болота они не пойдут? — девушка принялась стучать зажигалкой по полу. Частота ударов возрастала, и парень не выдержал. Поднявшись, он в три шага пересек комнату и отобрал зажигалку.

— Я думаю, что они пойдут всюду. Реки, моря, океаны. Антарктида и Сахара. Горы и долины. Болота в том числе…

— Нет повести печальнее на свете, — девушка смотрела снизу вверх, но глаза ее были полузакрыты. Голубые прядки обрамляли лицо. На белых руках тенями лежали вены, особенно темные на сгибах.

Парень продолжил:

— Экстремальные условия отчасти послужат сдерживающим фактором.

— Зверье адаптируется.

— Да, несомненно. Но не сразу.

— Сразу.

— Даже если так, то в такой среде просто невозможна высокая видовая насыщенность. Ниши узкие. И конкуренция даст шанс.

— Признайся, тебе просто хочется доказать, что ты — самый умный, — девушка требовательно протянула ладонь. — И поиграть с настоящими человечками.

— Как и тебе.

Парень сам щелкнул зажигалкой и поднес огонь к первой из фигур — бумажному муравью.

— У них нет оптимумов существования. И нет пессимумов, существование ограничивающих, — девушка жадно наблюдала, как рыжее пламя поглощает одного зверя за другим. — Нет ареалов распространения. Они абсолютно адаптивны.

— Тем выше конкуренция.

— И все равно ты ошибаешься, — она пальцем тронула пепел. — Нельзя встроить старую деталь в новую систему. Ты снова хочешь их спасти, а надо — адаптировать. Я знаю как.

Огонь добрался до края цепочки, но девушка уже потеряла к нему интерес. Теперь она разглядывала собственные руки.

— Знаешь — делай. Только, пожалуйста, не надо больше никого убивать!

— Поцелуй.

— Что?

— Поцелуй меня и я пообещаю, что не буду никого убивать. — Она поднялась и неловко обняла парня: — Мы родственники, да, но мы разные! Генетически разные! Сейчас все друг другу настолько разные, что только у близких родственников и может получиться. А я тебе помогу. Я тебе и с дроидами помочь хотела. А ты взял и закрыл проект. Позволил людям диктовать условия. Какой в этом смысл? Никакого. Работай мы вместе, все бы получилось. И еще может получиться. Отмени приказ.

— Нет.

— Тогда хотя бы послушай. Мои наработки, они подойдут! Я отдам. Просто так, чтобы ты…

Он отцепил ее руки и буркнул:

— Ева, отстань. Просто отстань от меня, ясно?

— Совсем?

— Ты же получила, что хотела? Так исчезни. У тебя свои игрушки, у меня свои. Ты не мешаешь мне, я не мешаю тебе. Понятно?

Она кивнула. Адам, потянув носом, добавил:

— И хватит жрать вельд. У тебя от него окончательно мозги сплавляются.

Он был не прав. С мозгами у Евы все было хорошо, а от вельда становилось только лучше. В голове прояснялось, и рождавшиеся мысли удивляли гениальной простотой. Ева справилась бы сама, вот только… каждой Еве нужен Адам. Иначе порядка не будет.

Строительство началось в срок.

Второе строительство также началось в срок.

А спустя четыре года Европы не стало.