Золотые локоны луны

— Черт! Да, сколько их еще ждать. Они опаздывают уже на полтора часа! — почти кричал капитан Хонто.

— Успокойся Хонто! Ты же знаешь, они всегда запаздывают с появлением!

— Да, да, я знаю. Прости, Химура, но это меня всегда так раздражает. Я человек военный и не привык, чтобы меня заставляли ждать.

Хонто устало выдохнул и уселся у костра наблюдать за огнем, оставив Химуру одного следить за дорогой, по которой и должны были прийти убийцы. Ночь выдалась тихая, морозная. Только изредка, где-то в черном лесу завывал волк на полную луну. Крохотные снежинки лениво падали с неба на бесконечно белый покров, что накрывал лес и дорогу. Двое военных ждали убийц в развалинах маленькой каменной башни, служившей когда-то наблюдательным пунктом. Раньше здесь проходила главная дорога на столицу, а теперь путь в столицу перенесли на несколько километров южнее и этой дорогой почти никто не пользовался. Летом, не глубокая колея зарастала травой, а зимой непонятно было — есть ли тут дорога вообще, ее полностью скрывал снег. Но Химура и Хонто знали, как пролегает эта тропа, знали про эту башню. Именно по ней, мимо этого наблюдательно пункта тридцать лет назад, будучи еще простыми солдатами, они маршировали на войну.

— А помнишь Хонто, как мы шли по этой дороге еще будучи совсем щенками? — проговорил Химура, задумчиво глядя в темноту, и опершись локтем на заиндевевшие камни.

— Конечно! — раздраженно ответил Хонто, — Нас гнали подыхать на север! В степи провинции Нораг, где нас как скот расстреливали конные лучники Тонов!

— Даааааа, — протянул Химура улыбаясь про себя. — Веселое было время! Чуть зазеваешься и ты труп! Тоны, черт их побери, были хорошими стрелками!

— Да и кони их были быстрее наших! — угрюмо протянул Хонто, — Бросаться в погоню не было смысла! Или не догонишь или попадешь в засаду! Хотя, второе более вероятно.

— Но все равно мы разбили их! — воодушевлённый старыми, но приятными воспоминаниями подытожил Химура, — Четыре года в степи! Четыре года бесконечной беготни! И все их города пали, а их знаменитые лучники! Эти Погонщики Ветров…

Химура повернулся и посмотрел на Хонто греющегося у костра. Химура поднял на него глаза:

— Отказались сдаваться после того как их царь был схвачен нами в плен! — резко заявил Хонто, — Кто бежал и подался в наемники, кто — то сражался, попал в плен и лишился головы!

— Отрубить им всем головы было мудрым решением нашего императора, Хонто! — Химура снова повернул свой взгляд к дороге и уставился в темноту, поглотившую дорогу, которая стала еще гуще, — Сколько хороших воинов погибло от их стрел! Сколько крови было пролито зазря в тех степях, потому что их царек возомнил, что может померится с нами силой…

Химура замолчал недоговорив, тяжело выдохнул, немного подумал и продолжил:

— А ведь я тогда каждый день думал, что мне не вернутся домой из тех проклятых степей! Боялся до ужаса, что схвачу стрелу и останусь лежать один на холодной земле!

— Все мы боялись Химура! — понимающе изрек Хонто погрустневшим голосом и потупив взгляд на пламя костра, — Каждый раз, когда стрелы Погонщиков Ветра поражали моих товарищей я думал… Я думал, как хорошо, что это не я!

Хонто замолчал, грея руки над огнем. Не в его характере было выказывать слабость:

— Потом каждый раз проклинал себя за эти мысли!

Наступило долгое молчание. Каждый сказал даже больше чем планировал. Но друг друга они не осуждали за проявленную слабость, ибо безгрешным никто не был.

— Знаешь, мы ведь уже несколько лет ведем дела с этими людьми из клана «Желтого Листа», — проговорил Хонто, после продолжавшейся довольно долго паузы, грея у костра замершие руки, которые никак не хотели согреваться.

— Ну и что тебя беспокоит? — без любопытства поинтересовался Химура, поддерживая разговор и в глубине души радуясь, что молчание их не слишком затянулось. Сам Химура прекрасно был осведомлен о всех этих сказках, страшилках и слухах, что плели по всей стране о клане «Желтого Листа». А правды не знал никто.

— Мы пользуемся их услугами уже три года, а знаем лишь слухи о них, — немного испуганно проговорил Хонто, — Я слышал, будто их учеников накачивают неизвестно чем, чтобы сделать идеальных убийц. Но последствия этого ужасные. И они всегда путешествуют парами, ни один из них никогда не идет на дело в одиночку. — Произнес капитан и поправил меховой шарф, спасая горло от внезапного порыва ветра.

— А ты действительно хочешь знать? — весело поинтересовался Химура, вопрос был чисто риторическим.

— Нееееееет! — категорично протянул Хонто мотая головой. Скорее всего из страха, подумал Химура. — Хочется еще пожить и умереть в бою, теша себя догадками и предположениями, а не знать правду и боятся невидимого ножа в спину.

Хонто был прав, Химура тоже не хотелось знать правду, чтобы его нашли вдруг с перерезанным горлом и, честно говоря, хотя Химура никогда себе в этом не признавался, он тоже, как и его друг Хонто, испытывал страх перед этими людьми или кто они там, просто старался не подавать виду. Всегда говорил с ними, надев при этом «каменную маску».

— Здравствуйте, господа, — произнесла темная фигура в дальнем разломе стены старого форпоста.

Хонто вскочил, молниеносно схватил винтовку, что стояла рядом, передернул затвор и прицелился. Химура же остался спокоен, только на всякий случай приготовился, его левая рука уже покоилась на рукояти пистолета, спрятанного под меховым плащом. Лицо пришельца скрывал белый капюшон. Химура, напрягая зрение, попытался рассмотреть убийцу сквозь муть сумерек, что создалась взаимодействием света костра и темнотой ночи. Но разглядеть ничего не смог, только видел темный силуэт лица под белым капюшоном. Тогда Химура произнес пароль:

— Сгущаются тучи.

Тут же последовал отзыв, иначе через секунду молчания Химура бы выстрелил.

— Ночью будет вьюга.

Химура успокоился, услышав верный ответ.

— Все нормально Хонто. Это они!

Капитан неохотно опустил винтовку. Недовольно посмотрел на опоздавшего, Хонто никогда не умел скрывать своих чувств. Снова сел у костра, но винтовку пока убирать не хотел, а положил ее себе на колени, готовый ко всему. Хонто не доверял никому, кроме своих солдат, которых он знал даже лучше, чем их родные родители и поэтому с первой встречи с кланом «Желтого Листа» ждал чего угодно. Химура знал это, и доверял Хонто, его взгляду военного, присматривающегося к каждой детали, к каждому движению этих людей. И сам Химура старался не терять бдительность. А теперь будет говорить Химура, а Хонто, будет просто сидеть и наблюдать за происходящим.

— А… где второй? — не без любопытства задал вопрос Химура, хотя и не надеялся на ответ.

— Неужели это так важно сейчас капитан? — негромко произнес голос из-под капюшона.

Химура сглотнул понимая, что взболтнул лишнего, но виду не подал, а спокойно продолжил:

— Нет, конечно! — подавить страх понимания, что он бесцеремонно перешёл «на ты» со столь неизвестным, непредсказуемым и смертельным оппонентом было непросто, но необходимо. И Химуре показалась, что он справился.

Фигура в белом капюшоне неспешно подошла к костру и только при свете огня Хонто и Химура увидели, что лицо убийцы забинтовано черной тканью, оставались только узкие прорези для глаз. Убийца молчал, немного склонив голову, как будто смотрел на огонь. Затем, из-под белого плаща плавно появилась рука в черной перчатке расшитой золотыми узорами. Убийца раскрыл ладонь перед Химурой. Продолжал молчать.

Химура залез под плащ и достал из сумки папку.

— Это ваша цель…

Закончив объяснять, Химура протянул убийце небольшой, черный, туго затянутый веревкой мешочек. Убийца аккуратно раскрыл его и проверил содержимое. Мешочек был полон ограненных алмазов.

— Это задаток. Остальное после выполнения задания.

Убийца убрал мешочек за белый меховой плащ и развернувшись так же неспешно, как и пришел удалился через тот же дальний разлом в стене старого форпоста. Но когда скрылся за поворотом дороги, остановился и убедившись, что никто за ним не следит негромко произнес:

— Пошли Виктория, у нас много дел.

Друг за другом убийцы двинулись через лес по только им одним известной тропинке, что через несколько дней провела их сквозь линию фронта, мимо патрулей и других неприятностей, которые моги бы случится с ними, заметь их кто-нибудь. Ведь они шли с вражеской территории, а солдаты Канаанской империи не очень любили задавать вопросы, тем, кто идет через фронт с вражеской стороны. Когда же линия фронта осталась позади, убийцы нашли незаметное место в лесу, что находилось уже на территории провинции Аида. Там они переоделись в одежду простых крестьян, что живут в здешней местности, а все остальное снаряжение убрали в грязные, порванные сумки. Так они могли идти по главной дороге не привлекая внимания. Теперь надо было попасть в город Сютхе, но тогда перестроенный и переименованный в цитадель «Сияние Ветра».

У огромных главных ворот города их остановили на пропускном пункте. Капитан Канаанской империи, в сопровождении двух солдат принялся внимательно разглядывать двух пришедших крестьян. Одна из них была девушка, лет двадцати, по мнению капитана, с очень красивым, но запачканным лицом. Она сняла со спины большую, тяжелую сумку и почтенно поклонилась Канаанскому капитану. Другая крестьянка, что стояла за девушкой сделал тоже самое, но поклон ее был исполнен боли и был не так почтителен, при этом она опиралась на длинную деревянную палку и старалась не смотреть на капитана. Лицо ее было замотано рваной тканью так, что даже глаза были не видны.

— Что это такое? — строго спросил капитан, преграждая им путь.

— Простите, господин! Меня зовут Чьин И! А это Чьин Хо моя больная сестра! — почтенно ответила девушка с грязным лицом, склонив голову.

— И чем же она больна? — спросил капитан, подходя к больной и протягивая руку, чтобы сдернуть повязки с лица и посмотреть на нее.

— Постыдной хворью, господин!

Капитан отдернул руку словно обжегся, отступил на несколько шагов.

— Я виду ее в Храм Очищения, господин! — добавила грязнолицая крестьянка Чьин И.

— Откуда вы? — спросил капитан, отойдя подальше от прокаженной и обращаясь к той, что стояла впереди.

— Господин, мы из деревеньки Риногава, что находится в нескольких днях пути отсюда.

— Риногава! Туда уже выслана группа врачей, для нейтрализации заразы.

— О-о, — радостно воскликнула Чьин И, — Хвала богам, они услышали наши молитвы! Ты слышала, сестра, боги услышали нас! Император послал нам помощь! Лекарей! Ты слышишь меня, сестра?

— Да, сестра! — хриплый и кашляющий голос негромко звучал из-под намотанных на лицо полосок грязной ткани, — Боги услышали нас! Хвала Императору!

— И поэтому я не могу впустить вас в город. Возвращайтесь в деревню, там вам помогут! — грозно произнес Канаанский капитан, вновь преграждая путникам проход.

— Господин, пожалуйста! — Чьин И вдруг бросилась под ноги Канаанскому капитану и взмолилась, — Моя сестра очень больна, она не переживет возвращения. Позвольте нам посетить Храм Очищения, пожалуйста, господин!

С последними словами ее голос угасал, но был полон мольбы и печали. А затем она заплакала, тихонько всхлипывая и не поднимая головы утонувшей в снегу. Ее крохотные, теплые слезинки пропитывали холодный снег превращая его в воду.

— Я же сказал — пошли прочь! — рявкнул капитан и пнул сапогом грязнолицую Чьин И в плечо что было сил.

Она отлетела назад, вскрикнув от резкой боли. Взлетели хлопья белого снега, а люди, что стояли за ней, испуганно попятились. Никто не спешил помогать прокаженным сестрам. Все думали, что если их сейчас убьёт охрана ворот, то они не смогут принести заразу в город. Для них так было лучше. Те, кто тоже хотел войти в город, наблюдали как в снегу извиваясь от сильной боли корчится комок грязной одежды, и не придавали значения тому, что под одеждой скрывается живой человек.

Чьин Хо с перевязанным лицом от неожиданности тоже вскрикнула, но не от боли, а от страха. Упала на снег выронив свою палку и стала рыскать свою сестру. Найдя стонущее, свернувшееся в клубок тело она накрыла его собой пытаясь хоть как-то защитить.

— Умоляю вас господин! — воскликнула Чьин Хо чуть не плача, хрипя и надрываясь. Было видно, что каждое слово ей дается с трудом, — Пропустите нас в город! Мы не переживем столь дальней дороги и умрем в снегу или нас загрызут волки!

— Вы что, оглохли… — капитан уже разгневанно кричал и из его рта брызнула слюна, — …Я же сказал пошли прочь! Я не пущу в город чумных крыс вроде вас!

Канаанский капитан демонстративно передернул затвор своей винтовки! И Чьин Хо, что была с перевязанным лицом услышала этот звук, но не испугалась, не вскрикнула, не попятилась прочь от наставленного на нее оружия, а лишь тихо произнесла:

— Стреляй! Мы все равно скоро умрем! Но запомни! Боги все видят! — и склонив голову к стонущей в снегу сестре прижалась к ней.

Секунды вдруг потекли так медленно. Одна, вторая, третья… Падающий большими хлопьями снег не спеша и равномерно окутывал белым одеялом две прижавшиеся к друг другу черные фигуры. А люди, те, что входили и выходили из города бросали короткие взгляды на грязь под ногами, боясь ее и стараясь держатся подальше. Четвертая… Пятая…

— Капитан! — послышался чей — то возмущенный голос, — Что здесь происходит? Объяснитесь капитан?

— Старший священник? — голос капитан оторопел от неожиданности, он явно не ожидал, что его прервут, при чем так грубо, — Тут…

— По какому праву вы не пускаете просящих в храм Очищения! — яростно ругал капитана священник, — Кто дал вам право судить больных и немощных! Или вы решили, что можете решать за богов!?

Отнекиваться или юлить не было смысла, Канаанский капитан понял, что старший священник был неподалеку и видел всю сцену. Взгляд его упал на снег, он, смиренно понимал, что натворил, отошел в сторону. Еще некоторое время священник сверлил капитана и его солдат яростный взглядом осуждения, а потом произнес:

— Об этом инциденте будет доложено вашему начальству!

Сказав это, священник поспешил к лежащим на земле сестрам чтобы помочь им подняться. Но как только голые руки старшего священника коснулись грязных, зачумленных одежд двух сестер, Канаанский капитан испуганно воскликнул:

— Старший священник! Вы же заразитесь!

Священник поднял не него разгневанный взгляд и произнес так, будто объяснял непонимающему ученику в очередной раз суть занятия:

— Чумная зараза не может тронуть очищенное сердце служителя!

Больше он не обращал на капитана ни какова внимания. Помог сестрам подняться, от чего Чьин И расплылась в благодарностях и похвалах богам. Она чуть ли не бросилась целовать руки священнику. Но после двух быстрых поцелуев благодарности он вежливо остановил ее, произнес над грязным, лицом девушки короткую молитву и поцеловал нежно в лоб, словно это было его родное дитя. У Чьин И вдруг навернулись слезы на глазах, и она зарыдала, вновь благодаря священника за помощь. Когда они все вместе поднялись с грязного снега, священник, не замечая капитана и его солдат, проводил сестер за городские ворота.

Цитадель «Сияние Ветра» возвышалась над городом, словно копье судьбы. Уходила далеко в небо и заканчивалась, поравнявшись с облаками. Ее можно было увидеть в городе с любого места и далеко за его пределами, стоило только поднять глаза к небу. Сестры медленно шли в стороне от толпы, которая при виде больной шарахалась, закрывала рот рукой и уходила в сторону подальше. Здоровая сестра боязливо поглядывала на людей, помогая больной идти. Старший священник все время шел рядом поддерживая Чьин Хо, ту что была с перевязанным лицом, под руку. Они шли медленно. Священник молчал и лишь изредка разгонял окриком людей впереди, что бы те дали им пройти. В его глазах не было тоски от обременения грязной ношей, не было страха заразится, а было искреннее сочувствие и желание помочь. Жаль его, подумала чумазая Чьин И. Когда они свернули на очередную улицу и храм уже был виден в дали за домами, Чьин Хо, что перевязала себе лицо обрывками ткани вдруг неожиданно залилась хриплым кашлем. Не успел священник среагировать как она вырвалась из его рук и не переставая кашлять, быстро, шатаясь и опираясь на стену, скользнула в переулок между домами. Чьин И крикнула ей вслед, но та ее явно не услышала. Тогда она, обогнав священника бросилась за Чьин Хо в проулок. Последним шагнул за ними священник, обеспокоенный резким приступом и гонимый желанием как можно скорее доставить заболевшею сестру в храм. Он быстро шел за ними, когда сестры, одна за другой уже сильно углубились в темный проулок. Вскоре Чьин И догнала Чьин Хо, когда та упала в глубокий сугроб хрипя и давясь сильным кашлем. Напрасно Чьин И пыталась докричатся до Чьин Хо — боль заглушала голос сестры.

Вскоре Чьин Хо почувствовала, как руки священника легли на ее плечи. Почувствовала, как он пытается поднять ее, нежно, неторопливо, но настойчиво. Он что — то говорил о том, что им нужно поспешить, от том, что в храме Чьин Хо помогут, но это уже не имело значения. Она добилась чего хотела, и сцена подошла к финалу. Толстая игла, из черного металла, была незаметна в темноте проулка. Священник обмяк в ее руках даже не вскрикнув. Убийца знала куда нанести быстрый и точный удар.

Было ли ей жаль священника? Человека, который истинно хотел помочь, но пал, ибо встретил хороших актеров. Нет, убийца не испытала жалости, более того, завтра она даже не вспомнит его. Но сейчас, она хотела, чтобы священник, за свое доброе сердце, умер без боли. Убийцы спрятали тело священника в проулке так, чтобы его не нашли как можно дольше. А сами, выйдя из проулка, пошли по улице полной людей в другую от ворот храма сторону. Их все также обходили прохожие, а солдаты смотрели на них с подозрением не желали подходить, а тем более помогать умирающим нищенкам.

Для них это все было неважно. Вскоре они дошли до небольшой гостиницы, под названием «Водопад Цикад». Когда они зашли, в небольшом дворике было безлюдно. Справа и слева раскинулись маленькие садики, покрытые снегом. Посередине же пролегала тропа из аккуратного ряда плоских камней, помещенный друг за другом и тщательно подметенных от снега. Когда сестры входили через главный вход, зазвенел колокольчик. Через несколько мгновений к ним навстречу выбежал мужчина, он поклонился, заулыбался и залепетал вежливо, почтительным голосом:

— Рад приветствовать вас, госпожа. Чем, я могу вам помочь?

Чьин И вышла вперед, тоже улыбнулась, поклонилась и так же вежливо спросила:

— Мы ищем Храм Очищения. Вы не могли бы подсказать нам дорогу?

— Конечно, — мужчина отошел в сторону, приглашая идти за ним, — Сюда, пожалуйста.

Сестры проследовали за ним в небольшую комнату, где бы никто не увидел, как они переодеваются в наряды госпожи и служанки. Когда же убийцы переоделись, мужчина так же вежливо улыбаясь и постоянно кланяясь, вывел их через заднюю дверь на маленькую улицу между домами, при этом убедившись, что никто за ними не следит. Виктория протянула ему небольшой мешочек, который со звоном упал на подставленные ладони мужчины. Ни слова, не говоря он быстро спрятал мешочек внутри своего кимоно, поклонился и исчез за дверью.

Когда госпожа и служанка вышли на главную улицу, толпа сразу же начала кланяться и расступаться, вежливо уступая дорогу благородной особе. Виктория, шла по правую руку от свое госпожи и немного сзади, ни на миг, не позволяя себе хоть чуть-чуть выйти вперед. Она раскрыла над головой госпожи бумажный зонтик из промасленной бумаги, чтобы снежинки не касались ее белоснежно белого плаща, не портили уложенные волосы, заколотые золотой шпилькой, не ложились на деревянную маску, что скрывала лицо благородной дамы. Маска госпожи была из дерева Капа, гладкая поверхность которой отливала изумрудно зеленым цветом, и пахла успокаивающими ароматами. На маску, краской, мастерски был нанесен танцующий журавль, расправивший крылья. Госпожа, гордо держа спину прямо, шла по улице с изяществом кошки.

Пара двигалась в сторону дома «Цветок Хризантемы». Пройдя через главные ворота, где их, по обе стороны каменной дорожки, поклоном встретили слуги в зимних, шелковых, белых одеждах, с вышитыми веточками рябины. Госпожа и служанка, поднявшись по ступеням на террасу, остановились и тоже низко и почтительно поклонились встречавшему их низкорослому мужчине в голубом шелковом кимоно.

Дом «Цветок Хризантемы» был очень уважаем. Здесь останавливались самые богаты и влиятельные люди, приезжавшие в этот город. Ходили слухи, что за домами стоит какая-то «тень», толи разбойники, толи какой-нибудь клан, и, конечно, все знали, что лучше не проявлять неуважения, входя в этот дом. Поклонившись, мужчина жестом показал, что они могут войти и госпожа, и служанка неспешно пошли по каменной дорожке к главному входу. Навстречу им вышел небольшого роста мужчина, немного толстоватый, а на его лице играла улыбка великой радости увидеть столь величественную особу. Он вежливо поклонился госпоже и получил не менее вежливый поклон от нее в ответ и еще более низкий, почтительный и вежливый от служанки. Хотя он не обратил на Викторию никакого внимания — был всецело поглощен ее госпожой.

— Добро пожаловать! Пожалуйста, походите. Для меня великая честь принимать в моем доме госпожу Камико Зацзуоку. Я многое слышал о роде Ари и готов служить вам. Чего желаете? — говорил он очень красиво и вежливо, все время улыбаясь.

О роде Ари всегда говорили, как о великой семье, правда говорили вполголоса, а те, которые считали себя персонами вровень с Императорами, всегда удостаивали гостя, к которому собирались, весточкой о своем прибытии.

— Я бы хотела у вас поселиться на несколько дней.

— Конечно Госпожа, — обрадовался он, — Лучшую комнату для госпожи, — радостно воскликнув он повелительным голосом и хлопнул два раза в ладоши.

Три служанки, что выстроились на крыльце, поклонились и убежали выполнять поручения. Госпожа Камико Зайзуоку проследовала к порогу, Виктория спешно поклонилась, присела и принялась быстро развязывать шелковые веревки, что оплетали ножки госпожи и крепко держали зимние сандалии из белого меха. Развязав обе, Виктория опять поклонилась и стала рядом, не торопясь снимать свою обувь. Госпожа без усилий освободила ножку из первой сандалии, шагнула босой ступней на деревянный порог дома. Затем освободила вторую и взошла на порог. Мужчина последовал за ней, а Виктория быстро и очень аккуратно сложила меховые сандалии госпожи у порога, а потом развязала свои и тоже поставила у порога в стороне от сандалий госпожи. Сама Виктория взошла на порог будучи в шерстяных носках и быстро зашагала за удаляющейся госпожой.

Когда мужчина довел их до комнаты на третьем этаже, где все уже было сделано в лучшем виде, служанок уже не было, он вежливо поинтересовался:

— Не желаете чаю, почтенная госпожа?

— Да, конечно, — ответила она вежливо и зашла в комнату.

Виктория, перед тем как последовать за хозяйкой, низко поклонилась мужчине.

— Если вам что-либо понадобится, позвоните в колокольчик, что у вас на столе, госпожа, — сказал он перед тем как закрыть деревянную дверь.

Убийцы остались одни.

— Виктория, иди позаботься о наших вещах. Узнай, когда они прибудут, — вежливо, но немного повелительным тоном произнесла хозяйка.

Даже наедине они будут играть до конца.

— Хорошо, госпожа, — Виктория поклонилась и неслышно удалилась.

Мишико, и это было настоящее имя убийцы, подошла к окну и через деревянные ставни, внимательно начала осматриваться, совершенно не думая о возвышающейся цитадели, ее интересовало другое. Внимательный взгляд убийцы осматривал толпу, город и довольно быстро нашел то, что искал.

— Наши вещи прибудут через час, — доложила Виктория при возвращении, — Они сейчас проходят досмотр при въезде в город.

— Духи здесь! — произнесла Мишико так, чтобы ее слышала только Виктория, — Двое. Может быть больше.

— Как Вы все время их узнаете!? — Виктория прошла к столу и, усевшись согнув под себя ноги, налила себе уже принесенный чай, и при этом ее голос звучал более громко.

— Их выдает взгляд. Все время пытаются разглядеть в толпе то, чего там нет.

Еще до прихода Виктории, как только Мишико заметила духов, она аккуратно, осторожно, осмотрела всю достаточно большую комнату, что им предоставили, на присутствие жучков и камер. Ничего не обнаружив, засомневалась и осмотрела все еще раз. Но не найдя ничего, соблюдая предосторожность установила устройство, что глушит все сигналы, выдавая глушение за помехи. Виктория знала это когда возвращалась, поэтому не снижала голос при разговоре. Но беспечность была не ее черта. Поэтому Мишико осталась спокойна, когда услышала насколько высок голос Виктории. Мишико, напротив, была слишком осторожна.

— Будут проблемы? — совершенно спокойно произнесла Виктория, сделав глоток зеленого чая.

— Не думаю, — практически уверенная в своей правоте ответила Мишико, — Они не знают, что мы…

Мишико не договорила, часы на руках обеих убийц запикали и начали ярко пульсировать красным светом. Также синхронно убийцы отключили часы, и казалось, они не обратили на это никакого внимания.

— Пора. Через минуту начнется приступ, — проговорила Виктория, вставая из-за стола.

Еще секунду Мишико смотрела через деревянные ставни на город. Затем развернулась, неспешно подошла и села у стола подобрав под себя ноги. Растянула и сняла белоснежный плащ. Вынула две деревянные спицы, что держали ее волосы: струи золотого водопада стремительно полетели вниз и коснувшись пола растеклись во все стороны. Мишико подобрала эти золотые струи и аккуратно перекинула их через плечо, оголяя совершенные очертания шеи, потом наклонила голову вперед.

Виктория безмолвно стояла рядом, готовая начать. Она достала из-под одежды тряпичный сверток и развернула его на столе. Вынула из специального кармашка на свертке шприц. У Мишико сзади, у самого основания шеи немного выступал наружу кончик черной трубки. Виктория вставила в нее острее шприца, повернула по часовой стрелки, послышался щелчок. Потянула за поршень и шприц начал наполнятся густой, темной жидкостью. При этом на шелковой коже Мишико выступила испарина. Виктория знала, что ей очень больно, поэтому старалась максимально ускорить всю процедуру, чтобы Мишико мучилась не так долго.

Если не успеть проделать эту процедуру, то последуют еще более жуткие мучения и наконец смерть, и все ради создания того, чем является Мишико. Закончив, Виктория повернула шприц обратно против часовой стрелки и вынула его. Мишико подняла голову, боль отступила, только, дыхание осталось тяжелым.

«Что-то не так?», заволновалась Виктория.

— Держите, — Виктория протянула Мишико две таблетки желтого и зеленого цвета.

Мишико покорно взяла их. Сняла маску со своего лица… Бесконечны эксперименты над человеческим телом дали свои результаты, но породили необратимы мутации: ее глаза стали неестественно большие, без зрачков, посаженные под сильным углом, без век и ресниц, носа не было, только две треугольные дырочки напоминали о нем, рот и губы остались как у человека. Когда первый раз Виктория увидела Мишико в лаборатории, в резервуаре со светящейся серебром жидкостью, совершенно голую, спящею в позе зародыша, когда ее назначали быть Сантом Мишико, она увидела в ней, не мутанта незавершенных экспериментов, а невинного ангела, заточенного в золотую клетку. Красавицу и пусть ее лицо не похоже на человеческое, от этого она не была менее красива.

Естественно, она не подала виду… Проглотив таблетки, Мишико запила их зеленым чаем.

— Расстегни костюм, пожалуйста, я хочу послушать твое сердце.

Мишико безмолвно повиновалась Виктории. Сант Мишико достала из очередного кармашка на свертке стетоскоп, один конец вставила в уши, а другой приложила к груди Мишико. Попросила ее подышать. Ничего! Виктория успокоилась, но все же она еще немного тревожилась о здоровье Мишико, уж больно тяжело та дышала после процедуры.

«Машина в порядке, если произошел бы разрыв, я бы узнала сразу же», размышляла Виктория, убирая все по кармашкам и сворачивая свиток.

— Не беспокойся обо мне, — ласково произнесла Мишико, заметив, как стала задумчива Виктория, сворачивая инструменты.

— Прости, но я должна беспокоится за Ваше здоровье, — также ласково ответила Виктория

После этих слов Мишико приподнялась с колен и повернув Викторию к себе, поцеловала ее в губы. Сант, нежно провела рукой по щеке Мишико и ответила на поцелуй. Их губы были неудержимы, а пальцы стремились освободить тела от оков одежды. Госпожа и служанка, убийца и ее помощница, в эти минуты переставали существовать. Они сливались в единый комок чувств и ощущений, блаженства и любви. Именно любви, а не простого удовлетворения своих потребностей. И не просто любви, как слова, а нечто большим привязанности и заботы, нежности и самопожертвования. Когда они были под одеялом, пряча от мира свою страсть, когда пальцы Виктории проникали в лоно Мишико, и она закусывала край одеяла, чтобы не закричать от удовольствия, когда губы Сант Мишико ласкали ее полные груди, и соски становились как камень, когда в блаженстве они терлись друг об друга, томно дыша и покрываясь приятным потом, когда сосуд удовольствия Мишико переполнялся через край и не в силах она была сдержать стоны, когда в свою очередь Мишико начинала ласкать миниатюрное тело Виктории осыпая его страстными горячими поцелуями, Когда приникала языком в чертоги удовольствия заставляя Викторию стонать и сжимать в кулаки шелковую ткань одеяла, когда Мишико видела, как изгибается тело ее юной помощницы, которая из всех сил сдерживается, чтобы не закричать, когда платила Виктории такой же нежной лаской, отдавая всю себя, чтобы наполнить тело жаром, и когда этом жар выходил с еле сдерживаемы стонами, тогда они забывали кто они есть на самом деле. И для них это были самые счастливые минуты их жизни.

Мишико и Виктория лежали, обнявшись под толстым шелковым одеялом. Золотые волосы Мишико прилипли к вспотевшей коже и были похожи ни маленькие ручейки, бегущие между камней. Они ласково гладили друг друга, касаясь кончиками пальцев лица, груди, бедер. Целовались, разговаривали на темы, находящиеся далеко за пределами их жизни и работы. Мечтали вырваться из золотой клетки и прожить в одиночестве вместе, где-нибудь, где их никто не побеспокоит. Мишико не могла иметь детей, все из-за последствий экспериментов, но мечтала, как и Виктория, о радостном голосе детей, играющих во дворе. В эти короткие моменты для них не существовало ничего, кроме них самих.

Но они обе понимали, что пути назад нет.

В дверь постучали.

— Да, — ответила на стук Мишико.

— Госпожа, ваши вещи только что прибыли, — послышался голос управляющего, — Желаете, чтобы их принесли в вашу комнату?

— Конечно, спасибо! — поблагодарила его Мишико

— Всегда к вашим услугам. Желаете еще что ни будь? — вежливо поинтересовался он.

— Нет, спасибо. Моя служанка сейчас выйдет к вам.

Убийцы быстро оделись. Мишико опять надела маску и снова вернулась к окну, а Виктория ушла вместе с мужчиной за вещами. Через несколько минут, она вернулась с тремя носильщиками, что волокли несколько больших ящиков из того же дерева Капа, из которого была сделана и маска госпожи, в воздухе повеяло терпким древесным ароматом. На крышке самого большого ящика была иероглифами вырезана легенда о великом воине Кауко. Иероглифы, как и ветвящиеся узоры по углам, были покрыты позолотой, а в центре крышки, уже красками был нарисован и сам воин Кауко. Носильщики поставили этот ящик вдоль стены той комнаты, которую им указала Виктория, рядом носильщики выстроили ящики поменьше, и теперь они сливались в один большой узор ветвящихся золотых растений. Когда рабочие закончили, они очень почтенно и низко поклонились госпоже.

— Большое спасибо, — улыбнувшись, поблагодарила Виктория мужчину, затем поклонилась.

— Всегда к вашим услугам, госпожа, — ответил мужчина, обращаясь и кланяясь непосредственно госпоже, что так и стояла у окна не оборачиваясь, молчаливая, неподвижная и стройная как лезвие клинка.

После этих слов он удалился, закрыв за собой дверь. Виктория молча принялась раскладывать вещи.

Последним из самого большого ящика достала, упакованный в шелковую сумку портативный компьютер, села у стола, развернула панель, нажала кнопку и черный экран засветился голубым цветом. Она ввела пароль и заговорила, как только данные высветились.

— Завтра вечером состоится костюмированный бал в цитадели «Сияния Ветра» в честь праздника «Кора Но Га — Поле Белых Цветов». Генерал Порумус Лето приглашает вас посетить его скромный бал, госпожа, хотя он расстроен, что столь важная особа из рода Ари не соблаговолила передать сообщение о своем прибытии в город.

— Спасибо, Виктория. Передай, что я очень польщена его приглашением и с радостью его принимаю. Передай так же, что я не уполномочена вести переговоры, что это всего лишь визит вежливости и почтения великому генералу.

Виктория быстро застучала по клавишам. Закончив, она выключила компьютер и убрала его на пол, потом не спеша вернулась к разложению вещей, к своим обязанностям служанки.

— Я буду в саду, — произнесла Мишико, оторвавшись от окна и направляясь к двери.

Виктория тут же отложила вещи в сторону, быстро поднялась, подбежала к двери, поклонилась уходящей госпоже и сев, подогнув ноги под себя, отодвинула деревянную дверь. Госпожа вышла, а Виктория, поклонившись еще раз и закрыла за ней дверь. Мишико не взяла с собой плаща и не надела обуви, ступала босыми ногами по холодному полу коридора. Вышла на воздух в небольшой садик. Сошла с деревянного пола на белый снег, медленно села на землю посреди сада, подогнув ноги под себя, положила руки на колени и закрыла глаза. Холод проходил сквозь ее тело обжигающими наплывами, словно прилив накатывается на берег, снег, как разбитое стекло колол ей ноги. Мишико сидела неподвижно вдыхая морозный воздух полной грудью, сознание отнесло ее туда, где существовало только спокойствие. Все ее чувства многократно усилились, она могла ощутить легкий снегопад, что бесшумно спустился с неба, когда она закрыла глаза. Могла наблюдать за падением одной снежинки, а могла видеть их всех. Могла ощущать все крохотные грани водяных кристаллов, что бережно поднимал ветер, не смея повредить такую красоту.

Это был ее маленький ритуал. Мишико в любом месте находила себе место и наблюдала, как живет тот крошечный мир, что мы видим только поверхностно. Это предавало ей сил, и прогоняла страх перед теми, с кем придет смерть.

Ее убеждали, что она была совершенным созданием, говорили, что она само воплощение клана «Желтого Листа». А, она же всегда думала о том, что может умереть в бою. «Не говори, что силен, всегда найдется тот, кто сильнее» — так она всегда думала, когда от ее клинка падали даже те, кого не могли устранить убийцы других кланов. Но Мишико не боялась смерти. Она верила, что, когда ее конец наступит она уйдет из этого мира не одна, а под руку с ее матерью, которая являлась ей только в редких снах. С матерью, от которой ее силой забрали, когда Мишико было четыре года, с которой она почти не знала, но от чего чувства невидимой связи были сильны до сих пор.

Мишико вернулась глубоким вечером. Все уже было аккуратно расставлено, развешено, в комнате веяло ароматом благовоний, чистотой и уютом, и еще величием, что подобает столь благородной госпоже. Виктория сидела у окна, наблюдая, как на город опускается ночь. Специальные люди с длинными бамбуковыми палками неспешно ходили по городу и зажигали бумажные фонари, развешанные на домах. Людей становится меньше, кто шел домой, кто-то отправлялся поиграть в кости, а кто-то спешил в район красных фонарей, чтобы расслабится с молоденькими проститутками.

Услышав, как вошла Мишико, Виктория быстро поднялась, поклонилась пришедшей хозяйке.

— Рада видеть вас, госпожа. Ужин уже принесли!

Виктория закрыла после этих слов деревянные ставни и села недалеко от стала, ожидая пока госпожа сядет ужинать. Мишико принялась за ужин, состоящий в основном из малосольной рыбы и вареных овощей. Все это она запила саке, что учтиво налила ей Виктория. Когда служанки забрали тарелки, Виктория уже приготовила постель для госпожи. За ширмой из рисовой бумаги, где были нарисованы пейзажи водопадов Зицин, Мишико переоделась в легкое, тонкое шелковое одеяние для сна, сорочку лазоревого цвета снизу подбивал рисунок коричневых скал мыса Камуго с одиноким деревом сакуры, что стояло на самой вершине, ветви которого гнул ветер к земле.

Виктория сидела рядом с ее ложем. Монитор компьютере неяркого горел и был повернут к ней. Мишико приняла из рук Сант две таблетки, проглотила их, не запивая и легла, накрывшись шелковым красным одеялом, со множеством больших и маленьких ромашек, мастерски расшитых на нем.

Виктории нажала несколько клавиш, небольшой сканер, что был подключен к компьютеру загорелся зеленым, испуская слабое свечение и неторопливо поворачиваясь туда-сюда, сканировал состояние Мишико. Мишико не могла заснуть без посторонней помощи, ее мучила страшная бессонница, а мозг не должен был подвержен переутомлению, которое, несмотря на ее выносливость рано или поздно наступало. Но это было еще не все, что пока не могли решить ученые «Желтого Листа». Когда Мишико засыпает, нужно очень внимательно следить за состоянием ее разума и тела. Нужно следить какие ей снятся сны, как изменяется ее биополе. Может наступить, как потеря памяти, так и кома или Мишико может просто сойти с ума. Неважно добрые ей снятся сны или же кошмары. Все дело в природе сна, в том, как он проявляется ночью, хаотично ли это или же упорядочено. Ее мозг после экспериментов подобен во сне хрустальному бокалу под воздействием ультразвука. Но не всегда, а очень редко, все же может выйти из-под контроля. Это немного успокаивало Викторию, но каждую ночь она боялась, что это может произойти с Мишико. Даже знания, как этому противостоять она не могла отогнать опасения, что Мишико может, не вернутся. Виктория не заснет всю ночь.

Весь следующий день Виктория и Мишико провели, готовясь к костюмированному балу, что должен был состоятся в цитадели «Сияние Ветра». Госпожа посетила специально приготовленную для нее баню. Мишико несколько часов пролежала в ванне из различных масел и трав. А на поверхности воды, похожей на молоко, плавали лепестки алых роз. Виктория, облокотившись на край ванны, не торопясь растирала специально мочалкой смоченной водой из ванны все тело госпожи.

После ванны, чуткие руки служанки, с помощью массажа, технику которого знала только Виктория, нежно прошлись от кончив ушей, до кончиков пальцев на ногах госпожи. Мишико, не разу не сняла маску из дерева Капа пока была в бане. По окончанию всех процедур, госпожа, одела белое кимоно и вместе с Викторией вернулась к себе. Там у Виктории было готово для госпожи самое лучшее кимоно на праздник Кара Но Га: черное с авторской росписью в виде золотых цветков хризантемы. Кимоно точно легло на тело Мишико, затем Виктория обмотала вокруг ее талии длинный широкий черны пояс, тоже украшенный росписью в виде золотых цветков хризантемы, сливающийся в одну композицию с кимоно, и повязала его на спине большим двойным бантом. Потом госпожа села, у большего зеркала, подогнув ноги под себя. Виктория взяла со стола нефритовый гребень и принялась расчесывать волосы своей госпожи. Золотые волосы Мишико текли по рукам Виктории словно вода и были как шелк. Служанка, умело закрутила часть волос госпожи в аккуратный пучок на голове, закрепив его двумя черными деревянными палочками, а остальные лились вниз словно водопад, падающий куда-то в темноту. Последним штрихом к этой картине была маска, такая же черная, расписанная хаотичными узорами из золота вокруг глаз.

А с наружи их уже ждал паланкин с охраной, чтобы отвезти госпожу на праздник. Праздник мог быть долгим и Виктория, из предосторожности дала Мишико двойную дозу таблеток. Когда госпожа вышла на крыльцо, охрана почтенно поклонилась ей. Капитан вышел вперед, отодвинул ажурную занавеску паланкина и подал Мишико руку, чтобы та смогла сесть, при этом не поднимая головы, оказывая ей тем самым великое почтение. Когда госпожа села в паланкин, он приказал своим людям идти. Паланкин медленно поплыл вперед, его несли четверо слуг. Виктория долго провожала паланкин Мишико взглядом, пока тот не скрылся за толпой людей, что кланялась и расступались, давая процессии пройти. Она волновалась.

Паланкин прибыл в цитадель «Сияние ветра» еще до начала праздника. Зал, куда почтенно проводили Мишико слуги, был полон прекрасных благороднейших дам самых знатных родов, наряженных в лучших шелковых кимоно, что когда-либо делали мастера Танской империи. Были и воины в серебряных пластинчатых доспехах, с двумя мечами, коротким и длинным, заткнутыми за пояс.

Перед тем как Мишико зашла в зал, ей вручили белый цветок, сделанный из бумаги. Играла мягкая музыка, разносившаяся теплыми волнами по всему залу. За большими стеклянными окнами крупными хлопьями падал снег, в зале было тепло и веяло «морозным ароматам», это была специальная смесь благовоний из «печали, доблести, счастья, любви и свободы». Считается именно так пахнут белые цветы, из легенды про зимнюю битву, что произошла в год белого дракона тысячу лет назад. Говорят, в этой битве выжил только один воин, защищая свою родину от жутких тварей племен Кирара, что обитали далеко на западе. А когда кровавая пелена спала с глас воина, он увидел бескрайнее поле белых цветов, что росли из-под снега, затем увидел белого дракона, который кланялся ему и протягивал белый цветок. С тех пор племена Кирара никогда не появлялись в здешних землях, никто, никогда не слышал про этого воина, и никто не знал его имени. Осталось только это поверие про «морозный аромат», говорят, что пошло от одного старца, что якобы был на том поле после сражение, и видел цветы, а также видел и воина и дракона, а потом рассказал об этом своему императору, который как раз и ждал вестей с поля битвы. В честь победы и последнего великого воина и устраивался этот праздник.

Все гости были в масках, скрывая лицо, как скрывали воины свои лица за масками ярости тысячу лет назад. Освещали зал множество круглых бумажных фонарей, висевших над собравшимися на разной высоте без какой-либо поддержки. Мишико прошла вдоль деревянной стены с полотном, изображавшем ту битву тысячелетней давности с захватчиками племен Кирара в мельчайших подробностях. На белоснежном зимнем фоне зимы того года, под нарисованным снегопадом кипела смертельная битва, переливаясь красками и, казалось, что ты там, участник той легенды, а под потолком, как бы высоко над полем битвы, в облаках, парил белый дракон.

Хозяин цитадели «Сияние ветра» восседал на шелковых подушках в дальнем конце зала. Генерал Порумус Лето приветствовал пришедших гостей небольшим, но очень уважительным поклоном, а те в сою очередь кланялись ему сев на колени и сложив руки перед собой. Он был облачен в сверкающие серебряные пластинчатые доспехи, с выгравированным белым драконом, что угрожающе извивался у него на груди. Его мечи лежали рядом.

Слева от него, но чуть дальше сидела его жена, красивая молодая, женщина с восхитительным черными волосам падающими на плечи, к ним был приколот большой белый цветок, украшенный жемчугом. Сама она была одета в белое кимоно с длинными рукавами, края которых имели такой рисунок, словно их окунули в кровь, а потом пытались ее смыть. Подол ее кимоно был такого же цвета, как и рукава и украшен несколькими цветами алой азалии. Длинный, широки пояс дополнял картину, темно красной линией, что опоясывала ее по центру, а с левого боку распустился небольшой цветочек, той же азалии.

Еще немного подальше сзади, сидело несколько охранников, на которых Мишико не обратила внимания. Она направлялась поклонится хозяину праздника, и поприветствовать его поклоном, когда стоящий перед Мишико воин, в красных латах с серебряной оторочкой, в маске, олицетворяющей устрашающий боевой крик закончил кланяться и приветствовать главу праздника. Мишико подошла изящно, словно перышко плыло по воде, гонимое почти незаметным течением. Генерал сразу же забыл про все, на его лице, а он единственный был без маски, выступило ели скрываемое возбуждение, когда он увидел такую красоту. Сердце генерала забилось в бешенном темпе, как у мальчишки, что признается в любви. Он пытался это скрыть, но Мишико все равно все увидела и поэтому он, когда она встала перед ним, склонив в почтительно поклоне, задержал дыхание. Глядел на ее красоту, как картину великого художника, на которую можно смотреть, но нельзя трогать. Его жена, госпожа Кацико, была столь же красива, сколь уважаема, умна и сильна характером, не боялась своего мужа. Мишико уважительно, мило и почтительно, как полагается поприветствовала его, затем его жену, пожелала им и их ребенку долгих лет жизни и процветания. Когда же приветствие, закончилось, генерал Порумус Лето долго провожал взглядом удаляющуюся к гостям Мишико, а она чувствовала, как он смотрит на нее, любуясь ее красотой и изяществом.

Ее роль на этом празднике была безупречна выстроена и точна, независимо от всего, что может произойти пока она не получит то, зачем пришла на этот праздник. Но Порумус Лето вздрогнул не только потому, что, эта женщина была невероятно изящна и красива, но потому, что увидел цветки желтых хризантем на ее черном кимоно. «Боги благосклонны ко мне!» — подумал генерал.

Ее вежливо окликнули. Это был сам генерал Порумус Лето.

— А, приветствую вас генерал, — вежливо проговорила Мишико кланяясь.

— Госпожа Камико Зацзуоку, я польщен, что столь уважаемая госпожа из рода Ари все-таки согласился посетить мой скромный праздник! — ворковал генерал.

— Благодарю вас, генерал и простите, что мы отказывались от ваших предложений несколько раз! На то были свои причины! — вежливо ответила Мишико.

— Нет, не извиняйтесь, не стоит. Я очень рад, что вы здесь. Род Ари всегда является почтенным гостем в моем доме… Но я удивлен, как вы смогли пройти ворота незаметно.

— Мы хотели сделать вам сюрприз генерал, — радостно произнесла Камико.

— Что ж, вам это удалось! — после недолго и задумчивого молчания весело произнес генерал Лето.

Хоть он и улыбался был вежлив, но его слова были насквозь пропитаны политикой в период надвигающихся перемен. Тренировки Мишико по улавливанию малейших колебаний в голосе, что раскрывало и мысли собеседника, давались Мишико намного труднее, чем упражнения с ножом. Источники сообщали, что род Ари мог бы стать сильным союзником в провинциях Гера, Аида и Шатхас, но они не шли на переговоры пока не с одной из сторон, участвующих в войне и поэтому отказывались принимать приглашения. Они хотели сделать выбор, без давления. Для него, то, что такая госпожа посетила его праздник, могло означать только одно… Все было насквозь пронизано политикой, а генерал понапрасну терял время, на что-то надеясь и говоря с госпожой Камико Сацзуоку — маской на лице убийцы.

— Госпожа, не желаете пройти в сад. Там сейчас состоится фейерверк в честь праздника, — продолжал вежливо мурлыкать генерал.

— Конечно, с удовольствием! — ее голос лился, подобно летнему дождю.

— Госпожа! — вежливо было начал Парумус Лето, пока они шли в сад, — Могу ли я осмелится предложить, что ваш приезд на мой праздник может означать, что ваш дом готов принять мое предложение?

— Генерал! — голос госпожи Камико Сацзуоку звучал игриво из-под маски, — Мой визит, это всего лишь элементарная вежливость. Дом Ари вам многим обязан! Благодаря вам мы смогли расширить наши границы на севере и вышли к Розовому Морю…

— Ну что вы госпожа! — отмахнулся генерал, польщенный комплиментом, — Это маленькая услуга не стоит совсем ничего! Это так сказать мой подарок дому Ари! К тому же, освобождение от мятежников провинции Шатхас открыло мне порты для переброски моих людей из Жемчужных Крепостей!

— И тем не менее генерал! Мой отец высоко оценил этот дар! Но… — госпожа невозмутимо сделала умышленную паузу.

— Вы что — то хотите добавить госпожа Камико? — генерал Лето попался на любопытстве.

— Но… — продолжила она лукаво и уклончиво, — Война очень переменчива, как девушка в период недомоганий. Ее характер непредсказуем и таинственен! Вам противостоит такой сильный военачальник! Говорят, это последний сын умершего императора, которого тайно вывезли перед тем как империя окончательно погрузилась в хаос и к власти не пришли мятежники! И теперь он хочет вернуть былое величие старой империи!

— Чушь! — отмахнулся генерал Лето, — Я лично знал покойного императора! Все его сыновья погибли в войнах! Жаль, что из — за неимения наследников страна погрузилась в хаос междоусобиц и мятежники смогли воспользоваться моментом и захватить Нефритовый трон! Я тогда был в походах против южных племен Ириков! Не углубись я так далеко в Красные леса мои войска смогли бы защитить дворец!

— Генерал! — госпожа Камико Сацзуоку подошла ближе к генералу и стала говорить так, чтобы слышал только он, — Говорят, что император скрывал последнего сына ото всех, потому что тот был уродлив и немощен. А перед тем как мятежники напали на дворец сыну уже исполнилось двадцать пять годков, и он был наделен не дюжим умом, хоть и был страшен как каппа!

— Ну госпожа! Разве вы верите в эти сказки? Как по мне то военачальник, который теснит мои войска на западе провинции Аида просто еще один мятежник, возжелавший урвать себе кусочек побольше пока еще можно…

— И! — госпожа бесцеремонно перебила генерала, но сделала этот так ласково и игриво, что Лето не смог сердится на нее, — И все же генерал! Его победы в провинциях Одиноких гор были весьма впечатляющее! Он захватил три из них меньше чем за месяц и везде его встречали как воскресшего императора, что вернулся и хочет возродить империю! Даже несмотря на то, что лица его никто не видит под фарфоровой маской! А ведет он себя как истинный сын императора!

— Да госпожа! — нехотя согласился генерал, — Мои шпионы и впрямь сообщают мне, что это самозванец и впрямь похож на императора! Но мне лично кажется, что это всего лишь обман и красивое представление, чтобы народ снова не взбунтовался под пятой нового властелина! Вот и все!

— Вы правы генерал, но…

— О простите госпожа Камико, — улыбаясь мурлыкал генерал, — Но мы уже пришли! И я бы хотел просить вас перенести наш разговор на другое время!

— Как вам будет угодно Генерал! — учтиво произнесла госпожа Камико, слегка поклонившись.

Мишико посмеивалась про себя над бедным генералом. Да, войска одержавшие победы в провинциях Одиноких гор действительно принадлежали последнему сыну императора. Он действительно носил маску, чтобы скрыть свои уродства, доставшиеся при рождении. У старого императора было доброе и любящее сердцу, и только поэтому этот мальчик выжил и был воспитан в тайне ото всех. С годами в нем раскрылся не дюжий ум и задатки полководца. Когда фарфоровая маска была снята и представлена печать императора дом Ари не раздумывая присягнул сыну императора, так как был в тайне все цело предан императорской семье. А генерала Парамуса Лето предали его же доверенные люди, он оказался обречен, просто он еще не осознал этого. «Но скоро он все поймет!» — повторяла Мишико мысленно.

Они вышли на просторное, деревянное крыльцо пред огромным садом. По обе стороны от входа стояли большие курильни на треногах, так что «морозный аромат» заполнял все крыльцо. Каменные дорожки, что пересекали сад, были аккуратно расчищены и подсвечены небольшими светильниками, а тот снег, что покрывал сад, лежал нетронутый. Все гости покинули зал, чтобы увидеть представление, кто остался стоять на крыльце, а кто прошел чуть дальше в сад по каменным дорожкам. Все взгляды были устремлены на звездное небо. Веселый шепот разговоров был слышан повсюду, но, когда ночное небо озарило несколько разноцветных вспышек, радостные вскрики женщин сопровождали каждую вспышку, они торжественно хлопали в ладоши, радуясь такому фейерверку.

Праздник Кора Но Га наступил. Все это время Мишико стояла не двигаясь рядом с генералом, она подняла глаза к небу и делала вид, что смотрит на фейерверк. На самом деле она ждала… Когда вспышки прекратились и казалось это все закончилось, Порумус Лето наклонился к Мишико и прошептал ей на ухо, что сейчас будет главная часть представления. Гости уже повернули назад, возвращаясь в зал, возобновились разговоры, по большому счету радостные и возбужденные, говорившие, что фейерверк удался на славу, как вдруг небо озарило несколько ослепительных белых вспышек, рассыпавшихся мириадами белых огоньков. Женщины удивленно и восторженно вскрикнули. Белые огоньки стали собираться вместе, превращаясь в огромного белого дракона. И в тот момент, когда последний огонек встал на место, дракон рванулся с места, сделав несколько кругов над садом остановился перед гостями. Он был словно живой, белая грива на спине переливалась на ветру подобно волне. Длинные белые усы висели в воздухе, повинуясь малейшему колебанию ветра. Белый дракон провел когтистой лапой по своей бородке, оценивающе взглянул на всех собравшихся. Воины и дамы, поставив ноги вместе, и руки по швам почтительно и низко поклонились белому дракону, отдавая ему честь. Когда поклон был окончен, белый дракон тоже склонил голову, почтительно кланяясь. Затем рассыпался на белые огоньки, которые медленно опустились на заснеженный сад, а когда исчезли, слившись со снегом, то начали появляться, по всему саду, белые цветы. Они вылизали из-под снега, словно живые и раскрывали белые бутоны. А через мгновение, после того как взволнованно заохали гости, дивясь тому, что видят, лампы освещения вздрогнули и погасли.

В парке наступила полная тишина. Все сразу заволновались, не понимая, что произошло, некоторые из дам вскрикнули от страха, началась суета. Слышались грозные приказы Порумуса Лето, он посылал людей выяснить, что произошло со светом. Был вне себя от гнева.

— Госпожа Камико Сацзуоку? Госпожа Камико Сацзуоку, где вы? — звал в он ее в полной темноте.

Но не слышал ответа. А через минуту прибежали несколько человек с длинными шестами, на которых болтались зажженные бумажные фонари. Они развесили их на железные крючки по всему краю крыши, тем самым осветив крыльцо тусклым светом, сад по-прежнему тонул во тьме, что стала еще гуще с появлением бумажных фонарей. В наступившей на крыльце полутьме, Порумус Лето огляделся в поисках госпожи Камико Сацзуоку, но так и не смог найти ее. Он прошелся сквозь уже успокоившеюся толпу гостей, культурно игнорируя всех, кто собрался на крыльце. Он даже не обратил внимания на свою жену, которая, испуганным голосом произнесла что-то, когда муж проходил мимо, не заметил он ее слезинки, что текли по красивому лицу, и ее легкого прикосновения. Он искал госпожу клана Ари, его мысли были заняты целиком и полностью политикой, только проходя через толпу, сердце его один раз неожиданно вздрогнуло от чего-то, но хотел было оглянутся, но не стал. Госпожи Камико Сацзуоку нигде не было, ни на крыльце в толпе гостей, ни в саду, когда принесли еще фонарей и остановили их по краям каменных дорожек. Следом за тем, как осветился сад, заиграла спокойная мелодия сюмисена в исполнение прекрасной молодой девушки с черными волосам, с заколкой в виде белого цветка, она пришла неслышно, села в саду под деревом сакуры, что стояло все в снегу, а ее музыка разлилась по всему саду. Генерал беспокоился и даже начал, что-то подозревать, хотя не хотел ни о чем таком думать, но как человек военный этого не мог отрицать.

— Госпожа Камико Сацзуоку, где вы? — звал он.

— Ой, генерал, извините, — послышался напуганный голос из темноты зала, откуда пришли все гости посмотреть фейерверк.

— Госпожа, где вы пропадали? — грозно, подозрительно и одновременно взволнованно спросил генерал.

— Извините меня, что бросила вас, но я так испугалась… Я с детства боюсь темноты из-за рассказов о всех этих страшных чудовищах. Я убежала и спряталась в зале, а когда увидела фонари, то успокоилась и решила выйти, — произносила Мишико испуганным голосом, как можно более убедительно.

Он поверил. Она поняла это, как только заглянула в его глаза. Он бы ни за что не стал бы подозревать госпожу рода Ари в чем-либо. Это неслыханное неуважение, после этого род Ари бы просто перестал бы всячески контактировать с Танской империей и скорое всего принял бы сторону империи Шеа, а это означало бы поражение в войне.

— Теперь вы в безопасности, госпожа, — успокаивал он ее, — Прошу вас пройдите со мной к гостям.

— Конечно, генерал, — Мишико притворилась, что госпожа Камико Сацзуоку успокоилась и ее голос заметно повеселел.

Они двинулись через сад, полный приятной, морозной, тихой белой полутьмы, создаваемой светом бумажных фонарей. Шли сквозь успокаивающие потоки музыки. Таланту этой девушки в белом кимоно позавидовала бы даже такой мастер как Мишико, если бы, идя через сад, убийца слушала музыку. Маска, госпожи Камико Сацзуоку, отвечала на простые вопросы генерала Порумуса Лето, на тему прошедшего фейерверка радостными восклицаниями, и генералу казалось, что она совсем забыла про свой страх темноты.

Когда они вступили на деревянный пол крыльца, зажегся свет в саду, в зале, во всей цитадели «Сияния Ветра». Генерал торжественно пригласи всех собравшихся, а в первую очередь госпожу Камико Сацзуоку полюбоваться на выступление артистов театра кабуки. Все гости собрались в зале, усевшись поудобнее на шелковых подушках перед небольшой сценой. Красный занавес был плотно задернут, некоторые дамы сняли маски и раскрыли веера, расписанные тушью, с изображениями в виде аистов, тигров, драконов, цветов, в виде прекрасных долин и водопадов. Каждый из этих вееров был выполнен руками величайших мастеров того времени, каждый хранил свою неповторимость и уникальность. Только наверно цена такого веера могла тягаться с его красотой. Мужчины же положили мечи рядом с собой и тоже достали веера, сняв маски. В зале было немного жарче, чем до этого. Двери в сад были уже плотно закрыты, и холодный воздух не проникал сюда. На лбу Мишико выступила легкая испарина, но убийца не обратила на это внимания, через узкие прорези для глаз она наблюдала на тем, как занавес начал раздвигаться и представление началось. Зал накрыла полная тишина. Мишико смотрела, как на сцене разворачивается представление с полным осознанием того, что она сделала все правильно, и никто ее не увидел.

Она прокручивала эти события нескольких минут, когда погас свет, у себя в голове, каждый раз убеждаясь, что сработала чисто. Маска госпожи Камико Сацзуоку с интересом наблюдала за спектаклем, следила за каждым отточенным движением актеров, слушала музыку, восхищалась. Порумус Лето иногда позволял себе вежливо вставлять умные, а иногда смешные комментарии к пьесе, говоря: «Вот сейчас посмотрите, как он… Правда, забавно!?», улыбался генерал, от чего госпожа тихо хихикала, радуясь его остроумию.

Представление театра кабуки рассказывало смешную историю про одного, бедного рыбака Шито, в провинции Самоу, который поймал однажды в свою сеть золотую шкатулку. Рыбак не знал, что попало ему в руки, и открыл шкатулку, а оттуда вырвался злой дух Тока и вселился в тело бедного рыбака. Рассказывает, как они путешествовали по стране в поисках великих слов, что смогут навсегда освободить Тока от власти шкатулки, и тела Шито. Тока был неудержимый, при этом остёр на язык и любил повеселиться. Он часто завладевал телом Шито и начинался хаос. От этого и были все их неприятности, пока они путешествовали. Эта история есть одна из множества легенд, хороших и плохих, которые произошли в год, когда правил в поднебесной белый дракон. Год белого дракона наступает раз в триста сорок восемь лет по сфере — календарю храма Конгон. События, произошедшие в этот год не может объяснить никто… Когда история бедного рыбака Шито закончилась, тем, что он простой бедняк спас дочь императора от стрелы и смерти во время битвы, стал воином и от чистого сердца произнес клятву верности императору, только тогда Тока освободился от шкатулки и из тела Шита, они оба получили прозрения, на самом деле Тока исполнил предназначение, которое дал ему сам белый дракон, а потом стер ему память, оставив только стремление выполнить что-то, помочь этому человеку стать одним из самых легендарных воинов, сражаясь, бок о бок с любимой, дочерью императора, что спас когда-то. История запомнила имя этого воина. Он пал за свой народ в битве на поле белых цветов.

Все дороги, всех легенд, в год белого дракона вели на поле белых цветов. К одной дате, к одной битве, к одному бессмертию на всех, к вечной славе и вечному почтению.

— Приветствую вас, госпожа, — улыбнулась Виктория и поклонилась, когда Мишико выходила из паланкина, что привез ее с праздника.

Виктория ждала свою госпожу у порога гостиницы и обрадовалась, когда ее паланкин появился вдали. Она не подала вида, что последние полтора часа была вся на нервах, так как Мишико опаздывала и концентрация вещества из таблеток в теле Мишико упала до предельного минимума, и его могло не хватить для поддержания стабильности.

Когда паланкин Мишико остановился у самого порога и серьезного вида капитан ее многочисленной охраны, который по приказу генерала Лето должен был сопроводить госпожу, подошел и отодвинул деревянную дверцу, все, кто собрался на крыльце, а это Виктория, управляющий и трое служанок, поклонились, когда госпожа неспешно и чинно выходила из паланкина. Мишико вышла, капитан и вся охрана поклонилась госпоже. Управляющий вежливо и почтительно приветствовал вернувшеюся госпожу, следя, чтобы его голова на возвышалась выше ее. Виктория тоже, так же вежливо и почтительно приветствовала госпожу, не поднимая глаза, пока Мишико проходила мимо, затем выпрямилась и пошла следом. Трое служанок стоявшие в дверях, не поднимая голов, синхронно отступили назад, давая госпоже пройти во двор. Мишико шла по каменной дорожке величаво выпрямив спину и подняв голову, как и подобает госпоже. Движения ее были легки и непринужденны. Управляющий, что-то говорил ей, предлагал свежий зеленый чай, баню, массаж, но Мишико не слушала его… Ей было тяжело.

Мишико знала, что концентрация вещества из таблеток упала до предельного минимума. Последние пол часа, но терпела все нарастающею боль, которая началась в спине и медленно распространилась по всему телу. Ее мышцы слабели, каждое движении, когда она вышла из паланкина, давалось ей с трудом. В момент, когда ее кортеж двинулся от замка, она почувствовала, как ноет спина, а через несколько минут, пошевелить рукой оказалось очень болезненно. Она старалась не двигаться и сосредоточится на медитации, чтобы немного заглушить боль. А потом заболела голова, да так, что Мишико боялась не потерять сознания еще в паланкине. Она знала, что яд, что сейчас бесконтрольно растекающийся по ее телу дошел уже до мозга… В глазах время от времени мутнело, а Мишико только ждала, когда они уже прибудут. Она не молилась о спасении богам, не просила у них удачи, она просто сидела в паланкине, что мирно покачивался в такт шагов носильщиков, закрыла глаза и просто мечтала о том, что они так хотели осуществить с Викторией.

Мишико села у стола, спиной к входу, сняла маску мучительно давшимся ей движением руки, взяла фарфоровый чайник, он показался ей невероятно тяжелым, придерживая крышечку налила себе чаю. Потом поставила его не место, подняла небольшую чашечку дрожащими руками… Ее служанка уже выпроводила управляющего. Деревянная дверь в апартаменты госпожи закрылась. Виктория только и успела подхватить голову Мишико, когда та потеряла сознание.

— Сколько я была без сознания? — спросила Мишико твердо и взволнованно, когда только поняла, что ее сознание вернулось из мира грез в реальность.

Виктория оторвалась от компьютера, увидела, как напряженно лицо Мишико, она даже немного приподнялась на локте, превозмогая острую боль, что тут же охватило тело. Взгляд Мишико требовал ответа на вопрос.

— Нет, всего несколько часов. Мне чудом удалось избежать разрушения печати и наступления комы, — произнесла Виктория смешанным баритоном, в котором была радость, любовь, волнение, а также убедительный голос врача, что говорил со своей пациенткой. Она подошла к Мишико и придерживая ее за голову, бережно уложила обратно на постель. — Тебе нужно отдохнуть. Все хорошо!

Виктория сидела около напарницы, положив ей на вспотевший и горячий лоб свою руку, а потом погладила Мишико по золотым волосам, что уже намокли от пота.

— Мне надо закончить, — говорила Мишико, но каждое слово давалось ей тяжело, а чувствовала, что снова может потерять сознание и провалится в грезы, — Ты смотрела план цитадели, что я принесла?

— Да! — твердо ответила Виктория и добавила, не переставая гладить Мишико по голове, очень нежно, — Я подготовила несколько вариантов…

Виктория замолчала, услышав, как пикнул компьютер и на экране судорожно задергались желтые волны на диаграмме, показывающей стабильность состояния работы нервной системы Мишико. Потом быстро ползла вверх голубая шкала концентрации токсина, что обычно Виктория сбивала таблетками, которые сейчас были бесполезны. Она засуетилась, снова развернула свой сверток, достала шприц и баночку с зеленой жидкостью. Виктория быстрыми движениями наполнила шприц почти наполовину, отложила ее в сторону, потом взяла руку Мишико, нащупала вену и вколола ей шприц, опустив поршень до конца. Было видно, как зеленое лекарство течет по венам, а через несколько секунд, синяя полоска поползла в низ, да и диаграмма стабильности тоже успокоилась. Мишико успокоилась, но…

Виктория, тяжело вздохнула, глядя, как Мишико борется, чтобы снова не утонуть во снах. До вечера было еще много времени, и Виктория надеялась, что Мишико придет в себя к этому времени и сможет завершить задание. Виктория боялась последствий провала.

Она пыталась говорить с ней, держала за руку и никуда не отлучалась из комнаты. Несколько раз приходил управляющий поинтересоваться не нужно ли чего, но Виктория каждый раз вежливо и настойчиво отсылала его. За все время, пока шли часы до полудня, потом медленно шли до вечера, Мишико не приходила в себя, но не было ни одного сбоя в работе организма Мишико, что безумно радовало Викторию. А ближе к вечеру, жар начал постепенно спадать, все показатели приходили в первоначальную норму. Виктория еще, после того как жар сошел и все стало нормально вколола Мишико еще несколько препаратов, чтобы привести ее в чувство. Боль ушла из тела Мишико, осталось только усталость и желание поесть. Она улыбнулась Виктории, та чуть не расплакалась, когда услышала окрепший голос Мишико, увидела, что все в порядке, обняла ее и побежала заказывать еду. Когда вернулась, Мишико уже сидела за столом, надев маску, и мирно наблюдая, как за окном падает снег, а солнце медленно закатывается за горизонт. Служанки принесли много разнообразной еды, приготовленной по строгой инструкции Виктории. В основном это были варенные овощи, немного рыбы и риса.

Из того, что стояло на столе, Мишико съела только немного овощей и маленькую чашечку риса. Затем поставила чашку, аккуратно положила палочки, сложенные вместе на чашку, поднялась и подошла к открытому окну. Виктория стала зажигать свечи в комнате. Солнце уже село, тьма растворяло снег в своем чреве, снежинки теперь могли сверкать всей своей красотой только при свете фонарей, загорающихся по всему городу. Мишико протянула руки, невидимые снежинки нежно падали на теплые ладони и тут же превращались в капельки поды. То самое время…

— Пора!

Мишико опустила руки и посмотрела через плечо на Викторию.

— Долг ждет, Желтый Лист!

В главном саду клана стоит огромное дерево Накт. Ему уже почти полторы тысячи лет. Оно помнит все поколения Желтого Листа, помнит поражения и победы. Под обширной кроной между корнями располагается мраморный монумент со словами того, кто основал клан. Он оставил напутствие всем, кто будет после него, он напоминал всем, что есть Желты Лист… Его дух чувствовался в словах.

Основатель клана убийц Желтого Листа был монахом… В сорок пятый осенний день, когда желтые листья, что росли на дереве весь год начинают опадать. В этот день весь клан собирается в саду, чтобы почтить память учителя и наблюдать, как падает первый желтый лист в этом году. Виктория сняла с Мишико кимоно. Черный костюм, расшитый золотыми узорами, ложился как влитой: брюки, рубашка, плащ. Виктория передвигалась бесшумно, надевала черный плащ, застегивала пуговицы, поправила воротник у рубашки, пояс с золотой пряжкой на брюках. Проверила, чтобы все сидело идеально. Только потом, на специальные крепежи на ремне сзади прикрепила два кинжала в золотых ажурных ножнах. Такие ножи выдавались всем, кто прошел последнее испытание, чтобы стать полноправным убийцей клана Желтого листа. Два изогнутых клинка с золотыми узорами и только рукояти клинков были отточенным простым камнем и совсем чуть-чуть украшены резьбой. Мишико села на колени и Виктория также бесшумно, не проронив ни слова, занялась ее прической. Волосы Мишико являлись чем-то особенным, в клане Желтого Лита все другие девушки носили либо коротко остриженные волосы, либо немного достающие до плеч, длиннее просто не разрешалось. Только Мишико могла почему-то носить волосы, отросшие почти до пола, и никто не смотрел на нее коса. Виктория натянула и подняла золотые локоны луны сантиметров на десять, поставив их небольшой гребень, словно полураскрытый веер, закрепила их черным ободом. Потом отпустила золотой водопад. Волосы растеклись по полу золотой рекой. Тьма нещадно поглощала все то, что осталось от света ушедшего дня, становясь все густей. Свет от фонарей сжимался и освещал все меньше пространства. Идеальная ночь. И луну сегодня заволокли тучи, так что свет от серебряного диска не мог выступить против темноты…

Это была обыкновенная рванная тряпка, но значила она на много больше, на ряду с ножами, чем все остальное. Виктория сняла с лица Мишико маску из дерева каппа и медленно обмотала этой тряпкой голову убийцы, оставив два узких отверстия для глаз… Все убийцы клана насилии такие рваные повязки. Их основатель, когда его судьба распорядилось по-иному и деревянные четки упали в грязь, в руке появился нож, а одеяния окрасились в черный, он обмотал себе голову простой черной тряпкой, что вырвал из одежды… История останется в секрете, как простой монах стал убийцей и почему его руки окрасились кровью.

— Долг завет, Желтый Лист, — еще раз произнесла Виктория, когда закончила.

Встала и склонилась в очень низком и почтительном поклоне. Мишико еще некоторое время смотрела на себя в зеркало. Словно она была другая, в зеркале расплывалась тьма, и тьма же смотрела на нее через прорези для глаз. Она всегда пугалась, когда видела себя такую, а в душе чувства метались.

— Кто мы, Виктория? — повернулась Мишика к ней и спросила словами полными любви и отчаяния.

— Никто! — сразу же последовал твердый ответ, сила его твердости оглушила Мишико.

Она еще раз посмотрела в зеркало, тьма все еще была там. Мишико подняла руку и коснулась кончиками пальцев краев порванной тряпицы. Тьма будто среагировала на ее прикосновение и Мишико показалась, что она потеряла контроль над телом, а когда очнулась, пальцы были погружены еще глубже во тьму повязки, касались щеки, она даже повернула голову, чтобы ощутить прикосновение пальцев. А тьма продолжала смотреть на нее, сквозь прорези для глаз… Мишико рванулась с места, и исчезла в ночи за распахнутым окном, Виктория почувствовала лишь как распахнулись ставни.

Черная черепица городских зданий лишь легонько сдвигалась с места под поступью бегущей Мишико. Снежинки скользили мимо, а когда касались одежды, в этот миг все замирало, и звенящею тишину ночи наполнял звук бьющегося хрусталя. Этот, слушаемый только ее уху звук наполнял все пространство вокруг нее, а затем ветер, словно играя на осколках деревянными палочками печальную мелодию ее мыслей, уносил его с собой в темноту. Тьма поглощала уносившиеся звуки, они становились все тише и где-то позади умолкали. Мишико вспомнила слова Виктории, вспомнила чему ее учили. Мечтам их не суждено сбыться. Глупо! Глупо! Глупо! Из золотой клетки ей не вырваться. Так что остался только долг Желтого Листа и одно движение…

Убить. Она резко остановилась у края крыши, ухватившись рукой за вырезанную из цельного куска дерева фигуру дракона. До цитадели «Сияния Ветра» оставалось недалеко, но что-то явно было не так. Но что? Она не могла пока понять. Шестое чувство шептало непонятные предостережения. Глаза Мишико сузились, она присела и уставилась на дома, улицы, людей, что стояли между ней и цитаделью. Что-то было не так! Мишико скользнула по черепице в низ с круши и спрыгнув на мощеный переулок между домами присела. В нескольких метрах впереди деревянная решетка отделяла ее от основной улицы. Свет от фонарей проникал через решетку и отражался белыми, ровными полосками на снегу во тьме переулка. Обернулась и увидела, что позади в переулке, что потом разветвляется, пусто. В домах горел дрожащий свет очага, бросающий тусклые силуэты через закрытые ставни. Никого, еще раз подчеркнула для себя Мишико, но все-таки что-то ее беспокоило. Она выпрямилась. Она знала, что, если здесь кто-то есть и она сделает хоть шаг, снег выдаст ее. Мишико неслышно оттолкнулась, подняв в воздух спящие снежинки под ногами, также неслышно коснулась ногами стены ближайшего дома и опять оттолкнулась, перескочив на другой дом, но выше и зацепилась рукой за резной парапет. Свободная руга уже тянулась за клинком. Ощущения чужого присутствия усилилось. Это там за поворотом, в следующем переулке, чувствовала Мишико. Она неслышно прыгнула к краю дома. Золотые струи своих волос согнула и положила себе на плечи. Тьма надежно скрывала ее присутстви, Мишико не спеша заглянула за угол.

В конце переулка, который заканчивался выходом на большую улицу на снегу сидел, положив голову на колени, нищий в обрывках тряпичного плаща. С виду он спал, спина мерно поднимала и опускалась. Иногда он вздрагивал и еще сильнее закутывался в плащ, натягивал на замерзающие уши вязанную шапочку. Мишико продолжала смотреть за ним, внимательно присматриваясь к каждому движению. Это был простой нищий!? И ей не о чем волноваться!? Духи здесь… Послышались ей свои собственные слова. Она не могла понять наверняка. Шестое чувство указывало на него. Мишико ждала, пока он поднимет голову, и она хоть чуть-чуть, но хотела заглянуть в его глаза. «Они не знают, что мы здесь!?», подумала Мишико. «Но знаю, чувства всерьез настраиваются, когда ты знаешь что-то наверняка! А так это просто подозрения!» Она не стала дожидаться, пока этот нищий соизволит поднять голову, скользнула, словно тень, через переулок на другой дом и понеслась дальше, перескакивая с дома на дом. Ее чувства еще много раз подсказывали ей об опасности, Мишико обходила их все стороной, так, что путь до цитадели «Сияния ветра» занял больше времени, чем она планировала. Понимала, что график действий уже разбит и Виктории придется теперь ждать ее в условленном месте дольше, пока весит ночь, а когда утром свет распорет утробу тьмы, Виктория уйдет, но Мишико не торопилась.

Башня цитадели «Сияние Ветра» вздымалась до самых облаков. Ее нельзя было охватить взглядом у основания, где стояла Мишико, хоть и цитадель была подсвечена фонарями, она терялась где-то в черных облаках. Совершенно гладкие и отвесные стены цитадели исключали всякую возможность ворам и убийцам взобраться на нее…

— Виктория? Я на месте!

Снег мягкими хлопьями опускался на черные, подобно сегодняшней ночи, волосы Виктории. Она не замечала падающий снег, пронзающий все вокруг холод, только торопилась взломать систему цитадели и проникнуть… тихо, как она была обучена. Виктория сидела на холме под молодым деревом дикой вишни, уже за городом, возле сгоревшего в пожаре старого храма, заброшенного и уже развалившего, где должна бы встретить Мишико, и «Сияние Ветра» была перед ней как на ладони. Пальцы ее быстро бегали по клавишам компьютера, она торопилась. Система цитадели почему-то казалось ей тверже, запутанней, опасней, чем она предполагала. Как будто в виртуальном мире лабиринта защитной системы цитадели ей противостоял кто еще, кто-то невидимый, дергающий за ниточки всю систему, подобно театру кукол. Несколько раз Виктория чуть не попала, не провалилась в ловушку, но предвидела их… В самый последний момент и это ее нервировало. Открывая, обходя или ломая все новые двери лабиринта она натыкала на следующие, за ними на следующие и следующие. Казалось, дверям не будет конца, и каждый раз замок становился все сложнее и сложнее, заставлял Викторию использовать все свои знания до последней крохи, чтобы только вломится, обойти или открыть следующей дверь. Ловушки прятались на всем пути — невидимые, затаившиеся за каждым поворотом лабиринта и видимые, что были для Виктории намного опасней. Но, она чувствовала, как трещат стены лабиринта, как иссекает сила системы, как рвутся нити незримого кукловода. Она систематически, твердо, тихо и быстро шла к своей цели. Ее разум, тело и чувства были полностью поглощены тем, что изображается на мониторе ее компьютера и только, когда последняя дверь распахнулась и перед ней предстала вся система цитадели исполненная изяществом и красотой ее создателя в виде множества сфер помещенных одна в другую с тонким мембранами файлов, соединенных, словно кровоток, трубами по которой бежала, как кровь, информация, все это утопало в голубом сиянии, как будто вся сфера находилась под водой, неглубоко, под самой морской гладью, через которую проникали лучи полуденного солнца, только тогда Виктория почувствовала как же холодна нынешняя зима… Она легко нашла узел связи, отвечающий за вентиляционною турбину. С руки ее сползла небольшая змея, выделяющаяся на фоне сферы красным отливом на чешуе, оплела узел. Он моргнул красным, заискрился и потух. Выплыло мигающее предупреждение о поломке вентиляционной турбины. Дальше Виктория проследила, за действиями службы по ремонту и охране. Все шло по штатному распорядку, когда что-то ломается. Затем запустила вирус, похожий на случайный системный сбой, что вывел из строя видеокамеры в нескольких секторах, и он же отключил лазерные решетки вентиляции почти по всему левому крылу цитадели. Служба безопасности отреагировала хаотичными действиями, пока не понимая, что произошло. Но… никто ничего не заметил, Виктория забрала змейку, та послушно вернулась к ней на руку и неспешно, тихо удалилась, завалив за собой проход, чтобы, взлом, при проверке системы, если им вздумается, нашли не сразу.

— Кто ты…? — удивленно спросила она, обращаясь к тому невидимому кукловоду, что играл с ней в лабиринте.

— Что? — раздался удивленный голос Мишико по рации.

— Все готово! — передала она Мишико, потом отключила связь. Все равно внутри цитадели ни один передатчик не работает.

Отключила стоящий рядом передатчик, выдернув его шнур из компьютера, что помог установить мост, с помощью которого Виктория и проникла в систему цитадели. Свернула его и убрала в сумку, потом выключила компьютер, засунула туда же. Встала, отряхнула с темно-сиреневого теплого кимоно, расшитого ветками старого дерева без листьев и цветов прилипший снег. Раскрыла деревянный зонт из черной промасленной бумаги над головой и не двигаясь осталась ждать Мишико, наблюдая за полусонным городом и любуясь как прекрасен лес этой зимой. Ей почему-то дышать стало намного легче.

Как только лопасти вентилятора системы вентиляции замедлились, а потом и вовсе остановились, видеокамера опустила свой глаз, ее мигающие красным огоньком лампочки потухли, Мишико скользнула вовнутрь цитадели. Едва заметным шевелением губ поблагодарила Викторию за открытую дверь. Дальше она справится сама, закрытые двери, дальше, по пути к цели, ей не страшны. Вентиляционная труба исчезала где-то впереди поглощенная тьмой, стены переплетали трубы разной толщины. «Через пять метров, от края вентиляции все утыкано датчиками движения», размышляла Мишико. Они тоже являются частью системы безопасности, но — подобны рыбе, что сидит на дне озера в засаде, замаскированная, ждет свою добычу. Ее не видно пока не активировано, и найти ее в системе цитадели очень сложно. Можно было поручить это Виктории как одну из задач, но времени ушло бы слишком много, чтобы найти их всех замаскированных и перенастроить. Ну что ж, выманим хищников сами. Она достала из маленького кармана под плащом на брюках плоское, похожее на монету, устройство. Нажала одновременно на две кнопки, расположенные сверху и снизу монетки, от чего устройство по плоскому краю бесшумно замигало зеленым. Некоторое время ничего не происходило. В вентиляционном туннеле повисла тишина, только завывающий ветер и снег, проникающие через остановившиеся лопасти вентилятора, трепал золотые волосы убийцы. А Мишико слушала тишину, отгородившись от других звуков и приложив руку к стене. Она почти сразу уловила тончайший звук крохотных коготков, что ползли по трубам.

«Приманка для хищника». Звук нарастал словно волна крыс, ползущих на зов, неслышный человеческому уху, за стенами были полчища. Они уже давно облазили цитадель с верху донизу, знали все пути, были неожиданной и неприятной проблемой для системы безопасности цитадели, залезая за поисками еды в самые неподходящие места. Звук клацанья по металлическим трубам маленьких коготков звучал теперь громче чем вой ветра сквозь лопасти вентилятор. Они вот-вот должны были появится из всех дыр. Мишико резким движением руки швырнула приманившее крыс устройство глубоко в туннель вентиляции. Маленькая, мигающая зеленным монетка, не успела упасть на пол, как писки и шорохи наполнили туннель, в темноте засветились мириады красных глазиков. Датчики движения отреагировали все сразу и превратили мониторы службы безопасности в одно сплошное пятно целей, через которое невозможно было различить убийцу проскользнувшего по вентиляции. Мишико на бегу подобрала монетку, отключила устройство и сунула его обратно в карман. Больше помощь приманки ей не нужна.

Но через полтора десятка метров остановилась у двери с кодовым замком. За спиной и вокруг Мишико все еще копошились крысы, постепенно разбегались по норам, спасаясь от холодного ветра, пока она взламывала замок от небольшой двери, за которой располагалась лестница, ведущая наверх. Единственная, по которой должны были спуститься ремонтники. Дальше вентиляция уходила вверх отвесно, полная датчиков движения, с совершенно гладкой поверхностью туннеля. Для Мишико это был тупик, если только она не взломает код от двери. Комбинация. Маленькое устройство взлома, которое она прикрепила к двери, бесшумно перебирала возможные пороли. Секунду летели зловеще быстро, крысы разбегались, как бы растаскивая с собой по кусочкам ее маскировку от датчиков движения.

Красная лампочка на двери все мигала, нужного пароля еще не было. Секунду уходили… Вдруг зеленый свет пикнул и дверь легонько приоткрылась. Мишико сняла устройство, резко открыла дверь и исчезла внутри закрыв ее за собой. Засовы щелкнули, и убийца быстро полезла вверх по лестнице, стараясь опередить ремонтную бригаду. Лестница должна была вывести в складское помещение. Еще один замок еще одна закрытая дверь, но на этот раз устройство нашло верный код намного быстрее. Дверь приоткрылась и Мишико скользнула в полутемное складское помещение. Здесь стояли на стеллажах деревянные ящики, контейнеры, пирамидой, на деревянной подставке, лежали мешки, обмотанные толстой тканью и перевязанные крепкой бечевкой. Здесь хранилось все что нужно для жизни цитадели: одежда, еда, запчасти и еще многое другое. Все было поделено на секции, закрыто на замок и охранялось. Здесь также хранилось и оружие, но для него устроили склад отдельно от всего остального, и охрана там была сильнее. Склад освещало всего несколько ламп создавая полутьму в всем помещении, однако на металлических стеллажах в проходах висели бумажные фонари, каждый из которых светил исключительно для себя, но они сливались в одну сплошную дорогу света между секциями внизу, а выше уже висела полутьма. Мишико спряталась за деревянными ящиками, от которых пахло специями и тут же услышала голоса.

Трое мужчин — определила она, направлялись в ее сторону. Ремонтники! Мишико не стала дожидаться, чтобы выяснить наверняка, а обогнула ящики со специями с другой стороны и пользуясь полутьмой, словно мелькающая тень, крадучись, проследовала вдоль ровных рядов одинаковых деревянных ящиков от который пахло различными маслами и травами. Остановившись у поворота, Мишико прислушалась. Кто-то удалялся от нее в другую сторону, прогуливаясь неспешным шагом. Заглянула за угол. Одинокий охранник шествовал под тусклым, дребезжащим светом фонарей. Еще немного дальше, стояли у стеллажа еще два охранника, а из поворота на право, к которому не спеша направлялся этот одинокий охранник, через маленькую щель, оставленную между стеллажом и ящиком, Мишико заметила еще двоих, что направлялись ему на встречу. К тому же там видеокамеры. Неслышно и быстро прошла от поворота дальше вперед, теперь ей предстояло проникнуть отсюда, еще дальше, еще выше, к самой верхушки цитадели. Остановилась, дальше идти было бесполезно и опасно, яркий свет от ламп освещал каждый угол, да и охраны и персонала было слишком много, что проскользнуть незаметно.

Она поднялась, выше, карабкаясь бесшумно, по железным перекрытиям стеллажей, выше света фонарей, выше видеокамер в полутьму. И там ее силуэт еще был замечен, и, если бы кто-нибудь, поднял глаза и оглядел верх стеллажей, его взгляд бы обязательно скользнул бы по ней, словно по ледяной горке. Бесшумно ступая по железным перекрытия, метал даже не скрипнул, она побежала словно кошка, идеально держа равновесие, разгоняясь для прыжка. Прямо над головами охраны перепрыгнула не другой стеллаж затем оттолкнулась, прыгнула и зацепившись руками аккуратно залезла на железные перекрытия. Там царствовала тьма, безраздельно и непокорно. Она спрятала Мишико под своими черными крыльями подальше от глаз охраны и видеокамер.

Черные круглые трубы вентиляции опоясывали склад, веся на стенах под потолком. Мишико по железным перекрытиям добралась до первой попавшейся решетки воздухопровода. В самих вентиляционных шахтах не было систем безопасности. На все входы и выходы вентиляции поставили лазерные решетки. Они представляли собой загадки, в которой из одного правильного действия вытекает другой и убирается один луч за другим и так далее, пока все не отключатся. Мишико вынула небольшой прямоугольный монитор, но котором была всего одна клавиша и провод. Один конец присоединила во вход к монитору, другой подключила во вход у решетки там сзади, от самой решетки отделялся блок управления. Нажала на кнопку, мгновение ожидания и на мониторе вспыхнул круглый зеленый многоугольник, на каждой его грани, и на каждой стороне каждой грани нарисованы иероглифы, а под ним пазы, куда можно вставить нужный иероглиф с той или иной грани. Мишико провела по экрану пальцем, зеленый многоугольник крутанулся.

Она хмыкнула и еще раз провела по монитору пальцем только в другом направлении. Зеленый девятиугольник крутанулся снова. «Странно», подумала она, глядя на девятиугольник. «Почему так?» «Что это?» «Слоги!?» Не то чтобы Мишико на миг заволновалась и не дай бог испугалась, пусть и на мгновение, но перед ней на экране светилось то, что она не ожидала увидеть. Еще секунда и Мишико ткнула в один из граней девятиугольника, та отделилась. Ее движения были обдуманные, но еще немного неуверенные, она повернула девятиугольник оп часовой и ткнула в еще одну грань, та тоже отделилась. «Что это песня, стих, сказка, философия?» Думала так быстро как могла, у нее нет времени засиживаться здесь. Она не трогала больше ничего, а только вращала зеленый девятиугольник во все стороны, искала хоть крупицу для понимания. Некоторые слова складывались, но картины предложений не было. Вдруг что-то пикнуло, по виску Мишико медленно покатилась испарина, она замерла, и дернулась, звук доносился от блика управления, шкала, растянутая по все длине блока, медленно перевалила за отметку в треть и начала превращается из зеленого в желтую. Она увидела это и занервничала теперь по-настоящему. Думать о том, почему на тех данных, что она выкрала этого не было, было некогда, как и о последствиях.

«Стихи и рассказы пишутся по-разному! Если я ошибусь!».

Она дотронулась до одно из отделившихся граней, и та послушна потащилась за ее пальцем туда, куда Мишико вела, теперь она поняла, что можно их переставлять видимо в другие части многоугольника меняя местами, а также каждую грань можно было вращать отдельно. Собранные по слогам некоторые слова казались ей просто словами, взятыми из предложения, никакой картины не складывалось, к тому же их было мало и нужные слоги находились трудно среди прочего мусора в виде бессмыслицы. «Соберу! Спрячу! Жемчуг! Белый!» Откуда это, так знакомо, не могу вспомнить. Между тренировками в содах школы я читала поэзию сидя на траве под деревьями и слушая песни цикад.

«Что же были за стихи?»

Отметка пикнула еще раз, на это раз перевалившись с желтого на оранжевый цвет. Она лихорадочно искала дополнительные слова, ей бы еще одну подсказку. Там были и другие слова, но казалось, чувствовалось Мишико что они не подходят по смыслу. Отсеивая ненужное, убирая его в сторону: «рассыпает шумный водопад», получилась эта фраза. Еще один негромкий пик, оранжевое перешло в красное и Мишико написала…

Лазеры решетки потухли, и убийца скользнула внутрь вентиляционных труб. В голове слышались воспоминания пения цикад, дуновения ветра, что колыхал страницы ее книги, шелест листвы, и эти стихи:

Я соберу и спрячу жемчуг белый,

Что рассыпает шумный водопад:

В минуты грусти

В этом бренном мире

Заменит он потоки светлых слез!..

Мишико торопилась, она итак потратила слишком много времени барахтаясь на нижних уровнях. Ей надо было выйти к лифтовым шахтам в особо охраняемой зоны, откуда лифты вели прямиком на вершину цитадели. А пока она неслышно передвигалась по извилистым вентиляционным каналам, очень часто ей приходилась карабкаться вверх, так как путь по карте вел бесконечно вверх. Она бес запинки все помнила и практически не ждала сюрпризов. Все выходы из вентиляции были перекрыты такими же лазерными решетками и отключить их уже не представлялось возможным. Да и незачем, главное достичь нужного места, а выход она сделает сама. И вот, за тонкой стенкой листового металла вентиляции послышалась пустота, а затем шум поднимающегося лифта.

«Понятно! За стеной шахта! Хорошо!», подумала Мишико он здесь выходить не стала, а полезла дальше, чтобы подняться выше видеокамеры, что смотрела прямо на то место, откуда Убийца хотела вылезти. Вентиляция словно вьюн оплетала лифтовые шахты. Мишико забралась выше глаза видеокамеры, остановилась, за стенкой пролетел опускающийся вниз лифт. Убийца достала кислотный карандаш и нарисовала достаточно большой круг на стенке вентиляционной трубы чтобы она смогла пролезть. Белая линия, оставленная карандашам, тут же зашипела, легко задымилась, метал быстро таял под воздействием кислоты, закачался и накренившись повалился в шахту лифта. Мишико поймала его и отложила в сторонку. Ее перчатки позволяли без повреждения рук или угрозы жизни ей самой дотрагивается до раскаленного металла, электричества, кислоты. Поэтому она без страха дотронулась до измазанных кислотой краев вырезанного отверстия, при соприкосновении с материалом перчаток кислота громко зашипела, а через несколько секунд шипение стихло и совсем прекратилось. Свесив золотые локоны в низ шахты, убийца ждала первый идущий вверх лифт.

Виктория совсем не чувствовала холода, что медленно опутывал сначала ее ступни, затем колени, бедра, подступал к животу и готов был распространиться дальше, если она простоит тут еще немного дольше. Снежинки не спеша покрывали неподвижные грани промасленного зонтика с изображением танцующего журавля тонким белым слоем и рисунок понемногу таял. Она думала лишь о Мишико. Беспокоилась, успеет ли она вернутся до процедуры, тогда как ее жизнь подвергнется опасности более смертоносной чем чей-нибудь клинок. И Сант простоит здесь на холме сколько угодно долго, лишь бы дождаться возвращения Мишико. Вокруг царствовала ночь и звенела тишина. А в дали блестел город мириадами мерцающих светлячков. И невольно Виктория вспомнила маленькое трехстишье:

Как ярко горят светлячки,

Отдыхая на ветках деревьев!

Дорожный ночлег цветов!

Виктория помнила, как пела, играла сямисэне и рассказывала стихи, помогая Мишико расслабляться и медитировать. Она делала это и когда была частью легенды Мишико на задании и просто, чтобы Мишико было приятно, когда в дали от дел они оставались наедине. Сант думала, что будет, когда Мишико вернется. Они соберут вещи и их путь в тысячу шагов поведет их обратно в монастырь клана Желтого Листа? Или же они сорвут оковы с дверей золотой клетки и сбегут? Куда? В пустоту? В ночь? Туда, где будут только они? Пусть ненадолго, пусть гонимые безрассудством, но такие свободные, такие счастливые. И страху смерти не будет места в их сердцах, ибо, когда тени придут за ними, когда луна засверкает на смертоносных гранях, когда сомкнется строй сильных рук. Они покинут этом мир с именами друг друга на устах. А их души взявшись за руки вместе предстанут перед богами…

— Все мечтаешь? Стихи сочиняешь? — голос был знаком.

Виктория обернулась! В глубине сгустившийся темноте вокруг холма стояла фигура девушки. Он была стройна, черный костюм обтекал ее красивое тело, словно вода обтекает гладкую гальку. Виктория ничего не ответила. Тут нечего было сказать. Сант отвернулась от темной фигуры и снова устремила мечтательный отстраненный от всего мира взгляд в сторону цитадели. Виктории оставалось только лишь мечтать теперь.

— Скажи мне Сант! Ты ведь знала, что тени, когда-нибудь слезут с пыльных углов? — знакомый голос теперь звучал у самого уха, так властно, так насмешливо.

Виктория прекрасно знала убийцу из Желтого Листа. Но страху по-прежнему не было место в душе юной Сант. Даже года нечеловеческие, генномодифицированные пальцы, источающие смертельный яд и острые как бритва медленно, будто паук, сжали ее предплечья и резко развернули.

— Отвечай же мне Сант! — закричала девушка так неистово, так яростно, птицы вспорхнули с веток в ближайшем лесу и улетели прочь.

Снег посыпался с бумажного зонтика Виктории. Сант даже не пыталась сопротивляться. Убийцу, что держала ее руку, словно кандалы, эксперименты лишили зрения и теперь ярость ее умершего взгляда сочилась сквозь шелковою повязку, расшитую золотыми хризантемами.

— Да! — промолвила Виктория, спокойно глядя ей прямо через повязку в глаза. Это считалось грубостью, когда Сант осмеливается посмотреть убийце в глаза, — Я знала, что тени приползут на запах падали!

— Что ж, Ты права! — спокойно, и отчасти нежно проговорила убийца, через минуту молчания и не спеша отпустила руку. — Мне всегда было интересно! — не спеша произнесла убийца и обошла Викторий, чтобы, сделав несколько шагов вперед остаться стоять спиной к Сант, — По силам ли мне тягаться с последней из рода Конто?

Виктория молчала, продолжая стоять не двигаясь, а журавлик на ее зонтике вновь стал тускнеть, его съедал снег.

— Видят великие боги! — продолжала, не спеша убийца, обратив свой взгляд в облака, туда, где исчезала вершина цитадели, — Я не хотела ненавидеть сестру, когда узнала о вашей близости! Не желала участвовать в охоте! Я не могу быть той, кто вонзит ей клинок в грудь. И тем не менее я здес. Меня выбрали!

Убийца тяжело вздохнула.

— Я вот думаю! Это моя судьба? Моя карма? Или мое предназначение…

Вдруг от темноты отделалась еще одна тень.

— Хватит разглагольствовать Нейко! — недовольно воскликнул голос еще одного убийцы, — Мы здесь не за этим! Или ты забыла наш план?!

— Не торопи время Коихара! — пренебрежительно отмахнулась Нейко улыбаясь, — Время у нас еще есть!

— И раз уж ты покинула укрытие Коихара! Может присоединишься к нашему разговору!

— Ну уж нет! — махнула рукой все еще раздраженная Коихара, — Сама начала Нейко! Сама и заканчивай свое нытье!

— Нытье? — удивленно воскликнула убийца.

— Да! Именно нытье! — агрессивно ответила Коихара буравя Нейко взглядом, — Тебе в пору хокку сочинять! Я не верю во всю это чушь о предназначении или судьбе! Я верю в твердую руку и острый клинок!

— Вот посмотри Виктория! — Нейко весело обратилось к замершей на месте Сант Мишико. Виктория стояла, не двигаясь и без каких-либо эмоций наблюдала как веточки облетевшего куста гнутся под порывами морозного ветра, а когда она дышала, горячий пар вырывался из ее легких. Она почувствовала, как прекрасна жизнь… Даже когда заледеневшая веточка безвольно подчиняется велению ветра.

— Коихара типичная… — Нейко задумалась, но через секунду выдала:

Камень бросьте в меня!

Ветку цветущей вишни

Я сейчас обломил

— Это я-то камень Нейко! Ты хочешь сказать, что мне чуждо прекрасное! — окончательно вышла из себя Коихара и потянулась к короткому клинку за спиной на поясе.

— Не кипятись Коихара! И просто хочу сказать, что когда сюда явится последняя из рода Конто и в наших руках окажется сталь ты, моя милая Коихара, поверишь во все что угодно, чтобы дожить да рассвета! — Нейко ласково погладила рукоять своего кинжала, вырезанного из слоновой кости.

— Что касается меня… — Нейко понизила голос и грустно добавила, — Я реалистка!

Коридоры были пусты, а двери открыты. Охраны так же нигде не было. Мишико показалось это очень странным, и убийца забеспокоилась, не идет ли она в ловушку? Апартаменты генерала Лето оказались найти легко, и они также были открыты. Убийца вошла через главный вход уже не таясь. В большой комнате, где обычно генерал Лето встречал пришедших к нему гостей было пусто. А на небольшом возвышении над полом, где на подушках обычно и сидел генерал царил хаос. Подушки лежали в беспорядке, а одна из золотых курительниц опрокинута. Благо угли в ней были потухшие и пожара не случилось. Запах благовоний в воздухе ощущался совсем слабый, что говорило о том, что эти курительницы разжигали последний раз вчера, подумала Мишико.

Убийца огляделась. Слева и справа деревянные раздвижные двери вели в разные помещения. Но взгляд Мишико привлекла именно та дверь что была слева. Дверь была слегка приоткрыта. Быстро, но тихо, ступая на носочках убийца подошла к двери и заглянула в оставленную щель. Она была готова к тому, что из двери на нее могут напасть, но что-то подсказывало ей, что опасности нет. Через щель Мишико увидела, как дрожит пламя нескольких свечей отражаясь на золотых доспехах генерала Лето. И тут убийца поняла окончательно. Нет никакой ловушки, никто не таится за дверьми готовый поразить ее мечем. Ее ждут. И уже окончательно забыв об осторожность Мишико отодвинула раздвижную дверь.

В дальнем конце комнаты перед небольший алтарем, украшенным цветами и палочками дымящихся благовоний, сидел, поджав ноги под себя генерал Паромус Лето. Золотые доспехи мерцали светом солнца под пламенем свечей. Фигура генерала было неподвижна, а его два меча лежали рядом с ним тоже мерцая в свете свечей, но уже как две черные звезды. Но не это привлекло внимание Мишико, как только она вышла. А труп женщины, что лежал недалеко от алтаря. Мертвая женщина лежа спиной к Мишико и убийца не видела ее лица, но сразу поняла, что это труп жены генерала Лето. Растекшаяся кровь уже успела пропитать одежду и просочится между досок деревянного пола. Красивое белое кимоно с рисунком из алых гроздей рябины растущей на ветках было безобразно испорчено кровью.

— Мне приснился сон, и я написал стихотворение! — вдруг неожиданно прервал тишину генерал Лето.

Его голос был задумчив и устремлен, казалось, куда — то в высшие сферы.

— Но я никак не могу закончить его… — генерал воздохнул, — Может ты поможешь мне разорвать пелену моих сомнений и найти нужные строки?

Мишико молчала.

Даже самая удавшаяся жизнь вся

Всего лишь чашка саке…

Сорок девять лет прошли сплошных сновидений…

Я не знаю — что жизнь и что смерть…

При луне стою я, наблюдая зорю

…

Затем Лето встал, быстрыми и ловкими движениями заткнув за пояс оба меча и повернулся к убийце. Через узкие прорези в ее маске, генерал Лето смотрел Мишико прямо в глаза. Он не испытывал страха перед убийцей, не испытывал презрения, что должен сейчас умереть от рук тени. Генерал Лето смотрел на подосланного убийца как на воина, от которого можно принять смерть, не боясь наслать на себя бесчестие. Мишико поняла это и молча согласилась принять его просьбу.

— Поможешь мне придумать последнюю строчку?

При луне стою я, наблюдая зорю

…Освобождаясь от привязанности облаков. — Немного подумав ответила Мишико.

— Женщина!? — ответил генерал, как будто совсем не удивившись прозвучавшему женскому голосу.

— Ну что ж! Твои строки идеальны! Спасибо, что развеяла мои сомнения!

После этих слов генерал поклонился убийце вытащил меч и встал в боевую стойку выставив лезвие меча перед собой.

Дальше не было слов. Все слова уже прозвучали. Генерал Лето пал в бою как того и хотел. Как того и заслуживал. Он умер как воин и ушел из мира с честью. Мишико аккуратно подхватила его тело и положила на деревянный пол. Его меч на положила рядом. Вот и все! Задание было выполнено, казалось бы, можно уйти, но что — то неуловимое тревожило сердце Мишико. Она поднялась над телом убитого ею только что генерала и еще долго смотрела на его труп. А топом преодолев край маски, по гладкой, шелковой кожи девушки убийцы покатилось одинокая слеза. Она вспоминала его слова, его стихи и что-то болело внутри. Давило на сердце и подступало к горлу неприятным комком. Генерал ведь ждал именно ее! Может быть еще тогда на празднике, он понял, все понял. Мог бы устроить ловушку, подкараулить, привести солдат, но не стал, а всех отпустил. Почему-то знал, что так суждено… И не стал противится судьбе, ибо от судьбы не уйти.

От раздумий Мишико вдруг неожиданно оторвал плачь ребенка. Надрывистый, требовательный, доносящийся из соседней комнаты. Убийца подошла и медленно отодвинула деревянную дверь. В кроватке, в дальнем конце комнаты плакал маленький ребенок. Его плачь был заливистый и Мишико как-то инстинктивно поняла, что он хочет есть. И как раз рядом на маленьком столике стояла стеклянная бутылочка с белой жидкостью внутри. Убийца медленно подошла к кроватке. Увидев маску на лице Мишико, ребенок стал реветь еще громче и наполнял комнату надрывным ором. Убийца вспомнила, что приказ был на устранения всех членов семьи Лето… Клинок с которого еще капала кровь отца этого беззащитного ребенка вознесся над плачущим малышом, словно ястреб, который сейчас нападет…

— Остановись уже Коихара! — чуть ли не кричала Нейко, почти оттаскивая убийцу от истерзанного тела Виктории, которое Коихара прибила к дереву ножами, — Она уже мертва!

— Нет! — Коихара ревела нечеловеческим гневом и не желала опускать окровавленные руки, — Эта мразь должна кричать! Почему она молчит? Почему она молчала, когда мои клинки разрезали ее плоть? Ей разве не было больно?

— Она мертва Коихара! — повторяла Нейко, — Она уже никогда не проронит ни слова!

Нейко сделала еще одну попытку оттащить Коихару от тела мертвой Виктории. Но на этот раз она действовала более решительно. Убийца понимала, что гнев разъяренной Коихары может пасть и на не, но не боялась, бола готова. Нейко казалось, что Коихара неправа в своей бессмысленной жестокости. Нутро убийцы протестовало против подобной жестокости. Да, она же тоже убийца, тоже, может лишить жизни, но подобные методы Нейко казались грубыми, бесчувственными, некрасивыми, неуважительными, пусть даже к своей жертве. Нейко чувствовала, что она призирает Коихару… Удар Коихары был быстр, был силен, но в глазах Нейко увидела только бесконтрольный гнев, который желает обрушится на соратника Коихары и поэтому без труда блокировала его. Нейко схватило руку Коихары направленную с ножом в живот и двое убийц замерли, уставившись друг на друга взглядом. Взгляд Нейко, скрытый под позязкой, был спокоен, но глубоко в душе ее раздирал нарастающий гнев, который убийца ловко прятала. А взгляд Коихары был наоборот слишком открыт, ярость в пересмешку с неудовлетворенными желаниями клочьями пламени вырывались из глаз убийцы.

— Успокойся Коихара! — сквозь зубы выговорила Нейко без страха глядя в бушующее пламя глаз Коихары, — Если мы сейчас убьём друг друга, то это не поможет нам выполнить задание!

Но гнев Коихары был уже неодолим. Затмил ей разум, порвал, как маленький ребенок рвет дерева лист, осознания зачем убийцы пришли сюда. И Коихара вдруг еще сильнее рванула руку держащею нож… Нейко почувствовала совсем легких укол ножа Коихары. Орудие убийства не причинило вреда Нейко, оно лишь прорезав ее костюм кольнуло тело. Нейко успела остановить руку Коихары до того, как нож вошел бы в живот. И вот тут ужу Нейко перестала скрывать клокочущее в ней раздражение и презрение. Сначала последовал удар в лицо, лоб Нейко целился прямо в переносицу. Коихара этого не ожидала, но не успела ничего предпринять, удары Нейко были слишком стремительны и сильны. Удар в солнечное сплетение ногой. Тело Коихары обмякло. Затем Нейко резко повернулась в ней спиной и поддев с силой потянула за ту руку в которой был нож. Коихара полетела через плечо словно мешок с картошкой в снег. Упала она грубо, даже не успев сгруппироваться и прокатилась несколько метров.

Ночной ветер выл в черном лесу дуэтом с волками. А снег падал на волосы убитой Виктории накрывая ее белым саваном, казалось, что уснула она, спокойно слившись с тем деревом на котором встретила смерть. А потом лес бы принял ее в свои черные объятья и растворил бы в себе. Жалко только было, что Сант и убийца уже больше никогда не буду вместе и лес сегодня до утра будет петь печальную песню, заплетая песнь по безжизненным ветвям…

— Ну вот и все! — вдруг проговорила Нейко.

Коихара еще не совсем осознавая, как она оказалась лежащей на снегу, непонимающе уставилась на Нейко. А та, уже забыв гнев, направленный на Коихару, с каким-то благоговением «смотрела» куда — то вперед не отрываясь. Коихаре стало интересно и она тоже посмотрела… Ее гнев, который разрывал ее изнутри минуту назад тут же утих. Мгновение прошло и вдруг поддавшись какому-то странному чувству страха, охватившему Коихару, убийца попятилась. Быстро вскочила на ноги и побежала к Нейко. По склону холма к двум убийцам не спеша поднималась Мишико…

— Прощай сестра! — негромко произнесла Нейко — Мы с тобой словно два лепестка, готовые оторваться и упасть с цветка сакуры!

— Ну уж нет… — Коихара прошипела сквозь зубы словно побеспокоенная назойливым гостем гадюка.

Движения Коихары были стремительны, а в глазах отражались силуэты черных клинков. Сердце ее было уверенно, а разум тверд, когда она метнулась к поднимающейся Мишико. Коихара усилием своей стальной воли подавила в себе все страхи и сомнения, желая лишь выполнить задание и принести голову Мишико домой. Она забыла и Нейко и Викторию, даже в какой-то мере забыло и самое себя полностью отдавшись желанию биться, жажде отведать крови последней из рода Конто… Но Коихара в своём невежестве забыла одну простую истину: «Нельзя сражаться с человеком, которому уже нечего терять…»

Мишико уже бросила вдруг отяжелевшую и мешающею дышать маску в снег. Малыш в ее руках сладко спал, развернувшись в теплую ткань. Убийца не смогла забрать его жизнь. И пока Мишико спускалась с башни, она все думала о Виктории. Думала о том, как они сбегут, вернее попытаются сбежать и как в бегах, далеко-далеко от сюда будут растить этого малыша вместе. Но почему-то, ветер, шумевший в ее ушах, когда она летела вниз с башни, уносил прочь эти мысли. Вырывал их из головы Мишико. Грубо, болезненно, безжалостно. А вместо этого на глаза были слезы и холод оставлял обжигающие царапины там, где слеза пробегала. И когда Мишико увидела наконец Викторию, слез больше не было, только были глубокие рваные раны, на лице, на душе. Они ныли, они расширялись и удлинялись, от чего становилось еще горше. Но слез Мишико больше выдавить из себя не могла. А потом было мгновение! Мгновение какого-то полу бессознательного действия на уровне инстинктов больше, чем Мишико бы этого сама хотела. Рывок, тень и брызги крови вот уже утяжеляют падающие снежинки, от чего они словно камни падают на снег. Коихара пошатнулась. Схватилась за горло. Пыталась зажать артерию. И так и упала в снег с застывшим на лице удивлением.

Нейко… Моя бедная Нейко. Твоя душа не жаждет смерти Мишико, сказал ей наставник, после того как ее и Коихару выбрали быть палачами Мишико. Но воле клана нельзя было противится, иначе бы и сама Нейко оказалась на месте Мишико. Она покинула клан с тяжёлым сердцем, размышляя над словами наставника. И тут, глядя как Мишико приближается, глядя как капает еще не свернувшаяся кровь с клинка убийцы Коихары, Нейко сделала свои выбор.

— Я всегда была реалисткой… — прошептала Нейко ветру.

Она бросилась на Мишико широко расставив свои ядовитые когти. Но то не было нападением, то было спасение, по крайней мере для Нейко. Она упала в объятия Мишико, довольная тем, что совершила. Ей бы еще успеть сказать, пока она еще может чувствовать, покуда кровь еще не подступила к ее горлу. Сказать только одно, что она так хочет произнести. Это стало ей ясно как никогда.

— Спасибо тебе… — прошептала Нейко.

И только потом Нейко смогла полностью расслабится и отдать свою жизнь богам на суд. Она падала в снег улыбаясь.

Вспомнились строки пока Нейко лежала на снегу и смотрела как падают снежинки:

«Луна или утренний снег…

Любуясь прекрасным, я жил, как хотел.

…

Но последнею строфу уже вспомнить не смогла.

Мишико не спеша провела пальцами по уже остывшему лицу Виктории. Убийца, где — то в глубине души еще страстно надеялась, что вот — вот почувствует тепло еще живого тела. Тогда Мишико бы выдернула все кинжалы, подхватила бы Викторию и спасла ее от смерти. Но с каждым мгновение пока Мишико смотрела в остекленевшие, безжизненные глаза Виктории, которые непрерывно смотрели куда вдаль, Мишико с горечью осознавала все больше и больше, что Виктория мертва. Снова покатились слезы и снова стали оставлять ноющие следы на лице. Так захотелось кричать, так захотелось высвободится из этого растерзанного тела и улететь. Но Мишико понимала, что души ее и Виктории теперь связаны и даже умерев она будет чувствовать туже боль. Что ей теперь делать? Эта неожиданная мысль опрокинула Мишико в пустоту. Но лишь до того момента как она снова взглянула на лицо Виктории и Мишико все стало ясно.

— Я приду к тебе любимая! — произнесла она так отчетливо, чтобы ветер не украл и не развеял ее слова.

Хикару как всегда выполняла свои ежедневные дела. Уборка дома, поддержания огня в очаге, готовка еды. Она полностью отдавала себя семье и дому, не задумываясь о чем — то еще. Вернее, она старалась не думать о чем — то еще кроме своих прямых обязанностях хозяйки дома. А подумать было о многом и эти мысли как — то сами собой, навязчиво лезли в голову перебивая ее обычный ритм. Лист скоро придет, думала она. Лист… Но ее мысли вдруг прервались очень грубым и настойчивым шумом, доносящимся со стороны сада. Кто — то, по ее мнению, без церемонно пытался пройти в дом. Хикару насупилась, сегодня она была дома одна и не ждала гостей, немного даже разозлилась. Бросив свои дела и с бурчанием себе под нос поспешила выяснить кто этот хам и быстро его прогнать. Не забыла прихватить нож из черной стали, что не отражал решимости ее помыслов.

— Ну что, что… — уже из коридора, еще не доходя до двери, гневно закричала Хикару, — …Иду же! Как можно быть таким невеждой!

Но отчаянный стук в тонкую деревянную дверь не прекращался и Хикару почувствовала, как злость уже подступает к ее горлу. И вот она уже готовая проклюнуть гостя, ломящегося в ее дверь и нарушающего ее покой, всеми известными ей проклятиями, и не только, подошла к двери и одним резким движение распахнула ее.

— Ты… — глаза Хикару округлись. Она, наверное, впервые в жизни растерялась, не зная, что и делать.

— Прошу тебя… — Мишико хрипела и задыхалась от боли, — Прошу… Помоги… Желтая струна! Не убивай его… Сохрани… В память обо мне…

Мишико еле сдерживала яростные порывы головной боли. Чувствовала, как спазмы сотрясают ее умирающее тело. Без помощи Виктории, убийца смогла добраться до Хикару, но это путешествие убило ее. Скоро, и Мишико это чувствовала, то что ее породило, убьёт ее. Где — то в голове под кожей образовывался пузырь и совсем скоро он лопнет.

— Что!? — удивленно переспросила Хикару, не совсем понимая слова Мишико, — Что ты такое говоришь Лисица!

— Прошу… Спаси… — Мишико вдруг хрипло закашлялась и из ее рта на деревянные ступени полилась черная как смоль жидкость, — Ради… Кхе… Кхе… Памяти… Кхе… Кхе… Обо Мне…

Хикару приняла из ее рук сверток со спящим малышом. Все такая же растерянная она уставилась на удаляющеюся от ее дома Мишико. Наблюдала как она прошла несколько шагов и упала в снег на колени, давилась хриплым кашлем и выхаркивала черную жидкость. Затем Мишико смогла найти в себе силы чтобы встать, преодолеть еще несколько шагов до калитки. Затем преодолев калитку, маленькие ворота скрипели под ее весом, ковыляя зашагала прочь.З