Погожим летним днём, в полукилометре от деревни Брюквино, тракторист Василий Тараканов и бригадирша Манька Горохова устроили адюльтерчик среди роскошного пшеничного поля.
Манькин муж Никифор, выжимая из комбайна немыслимую для этого агрегата скорость, носился по просторам колхоза Заря Капитализма в поисках неверной супруги. Обвинённый женой в импотенции, он очень переживал, что не мешало ему считать прелюбодеяние актом постыдным и аморальным.
А Василию и Маньке было хорошо. Время летело незаметно.
Неожиданно сверху что-то загудело, захлопало, обдало парочку жаром и шлёпнулось невдалеке на ржаное поле, примяв с десяток квадратных метров колосьев. Любовники вскочили. В дрожащем воздухе стал прорисовываться корпус летательного аппарата.
— Стеллс! — ахнул тракторист Тараканов. — Наши сбили!
— Факт, — поддакнула бригадирша Горохова. — Бежим?
— Погодь. Щас лётчика повяжем, нам кучу бабок отвалят.
— Или медали дадут, — предположила менее меркантильная, но более патриотичная бригадирша.
Василий с Манькой стали приближаться к Стеллсу.
— Вылезай! — крикнул Тараканов.
— Именем революции! — рявкнула начитавшаяся дурных книжек Горохова.
В аппарате зажужжало, в корпусе обозначился темный проём, в котором что-то подозрительно блеснуло.
— Добро пожаловать, — сказал Василий, бледнея краснорожей мордой.
— Здравствуйте, — пискнула Манька, непроизвольно сделав реверанс.
В проеме скрипнуло, щёлкнуло, разложились ступеньки. Из Стеллса вышел лётчик, но не американец, а…
— Пришелец! — ахнул Василий.
— Зелёный человечек! — обрадовалась начитанная Манька.
Но иномирянин оказался вовсе не зелёным, а скорее серым, с красновато-рыжим ёжиком волос на голове. И не в блестящем комбинезоне, а в поносного цвета трениках, очень напоминающих китайские Адидас.
— Серый, — удивился тракторист Тараканов.
— Ага. С продрисью, — добавила бригадирша Горохова.
— Молчи, дура. А то, как стрельнет из бластера!
— Молчи дура, — с некоторым трудом проговорил пришелец.
— Вот и я ей говорю, — цыкнул на Маньку Василий.
— Здравствуйте, — проскрипел Серый.
— Здравствуйте, — хором отозвались земляне.
— Серый. С продрисью, — представился астронавт.
— Ну, не совсем как бы… — Манька попыталась загладить неловкость.
— Не совсем, — проговорил пришелец.
— А! — догадался Василий. — Он за нами слова повторяет.
— Точно. Язык изучает.
— Изучает язык, — кивнул Серый.
Примерно через полчаса общения пришелец уже сносно болтал по-русски.
— Ещё не молчи, — время от времени повторял посланец космоса.
— Шустрый парень, — похвалил Тараканов. — И как тебя сюда занесло? В дыру нашу. В колхоз то есть.
— Какими ветрами? — поинтересовалась романтичная Манька.
— Непредвиденный посадка. Кончилось горючее.
— Солярка?
— Нет. В качестве горючего мы применяем некоторые металлы.
— Уран, что ли? — спросила всезнающая бригадирша.
— Не обязательно.
— Железо?
— Нет.
— Наверное, золото? — иронично осведомился тракторист Тараканов.
— Да. У вас есть?
Василий потрогал обручальное кольцо, оставшееся после развода как оберег от нападения некрасивых одиноких женщин. Показал пришельцу.
— Годится?
— Да-да. Это годится. Но очень мало. Что вы за него хотеть?
— Деньги и много.
— Покажите ваши деньги.
Василий долго рылся в карманах и выковырял, наконец, пятьдесят копеек.
— Так-так. Их можно удвоить, — сказал пришелец.
— Ха! Кольцо за рубль? — задохнулся от изумления тракторист.
— За полтинник. — Пихнула товарища в бок бригадирша.
— Точно! Первый-то мой. Мало, дядя. Бесконечно мало.
— Можно бесконечно удваивать.
— Ну-ка, ну-ка, покажи.
— Дай деньги, — протянул ладошку Серый.
Тараканов помялся, потом хмыкнул удивлённо в адрес собственной жадности и, щедро улыбаясь, протянул пришельцу монету.
Минут через пять Серый вернулся, держа в руках прозрачный цилиндр, немного похожий на стеклянную литровую банку. Он кинул полтинник в торцевую щель, тот звякнул о донышко и… распался на два.
— Здорово! — удивился тракторист. — А потом?
— Что потом?
— Как достать?
Серый перевернул банку и быстро-быстро потряс. Под ноги упали два полтинника. Василий тут же подобрал их, убедился в неотличимости и снова бросил в цилиндр. Два полтинника распались на четыре.
— Годится, — сказал тракторист, снимая с пальца кольцо.
— Мне ещё металл нужен.
— Золото?
— Не обязательно.
— Алюминий, медь, свинец?
— Свинец подходит, — обрадовался пришелец. — Мы его… э-э-э…
— Конвертируем, — подсказала начитанная бригадирша Горохова.
— Да. Преобразуем.
— В золото? — поинтересовался Василий.
— Нет. В горючее.
— Жаль. А то…
— Что, то?
— Я бы притащил. У меня в гараже валяется старый аккумулятор.
— Неси.
— Ишь хитрый. На что поменяем?
— Что хочешь?
— Надо подумать.
— Думай скорее. Мне домой надо. Жена соскучилась, дети плачут.
— Прям щас зарыдаю, — скривился Василий. — Показывай товар, я сам выберу.
— Много интересный товар. Я затрудняюсь.
— М-м-м…
— Думай, — сказал Серый.
— М-м-м, — заклинило тракториста Тараканова.
— А ты имеешь подходящий металл? — обратился Серый к Маньке.
— Серёжки есть золотые и колечко маленькое. Дома.
— Маленькое плохо. Большое хорошо. Но неси. Обменяем. Что ты хочешь?
— Красивой стать, — выдохнула Манька.
— Да ты и так ничего, — удивился Тараканов.
— Ну… хотелось бы глаза побольше и нос поменьше…
— Есть крем-таблетка. Косметическая. Можно сделать любое лицо.
— Красивое?
— Красивое, страшное. Любое.
— Я щас, миленький, только не улетай.
— Буду ждать.
— Я мигом.
Манька унеслась в деревню, а Василий всё никак не мог придумать, что он хочет. Пришелец нервничал.
— Хочу шапку-невидимку, — наконец-то догадался тракторист Тараканов.
— Именно шапку?
— Всё равно. Плащ, накидку, тюбетейку. Главное, чтобы человек становился невидимым.
— Зачем тебе это? Воровать, убивать не советую. Есть побочные эффекты.
— Какие?
— При сильном волнении невидимость ведёт себя непредсказуемо. Вплоть до полного исчезновения.
— Человека?
— Невидимости.
— А, ерунда. Мне же просто поприкалываться.
— Подсматривать за голыми девушками? — подмигнул Серый.
— А хотя бы.
— Есть такой товар. Шаровары.
— Да хоть кальсоны. Сколько свинца нужно?
— Двадцать килограмм.
— Много очень. У меня всего где-то… десять.
— Мало. Свинец хуже, чем золото.
— Дураку ясно, что хуже. Но больше нет.
— Ищи.
— Эх, мать вашу в повидло. Ладно. С трактора сниму.
Тараканов тоже сорвался с места.
Когда он вернулся, звёздный маркитант демонстрировал Маньке инопланетную косметику.
— Наносим тонкий слой крема, — вещал Серый, — теперь пальчиками придаём лицу любую форму. Смотри.
Он быстро пробежался по Манькиному лицу, и она стала похожа на Василия.
— Ох! — Бригадирша глянула в принесённое с собой зеркальце и чуть не шлёпнулась на пухлую попу. — Ужас!
Пришелец ещё чуть поколдовал. Манька превратилась в серого.
— Мамочки! — взвизгнула Горохова.
— Сама попробуй.
Манька потянула себя за нос. Он вытянулся на добрых десять сантиметров.
— Буратино, — сказал Василий.
Бригадирша ещё поколдовала. Уменьшила и закурносила носик, увеличила глаза, примяла щеки.
— Майкл Джексон, — засмеялся тракторист.
— Х… ня, какая-то, — огорчилась Горохова. — Верните моё лицо!
Через пару секунд Серый превратил Майкла в Маньку.
— Х… ня, — согласился тракторист. — Но потенциал присутствует.
— Большой потенциал, — важно произнёс пришелец. — Только учиться надо. Тренироваться.
— А по фото можете?
— О! Конечно. Очень легко.
Манька снова побежала в деревню.
— Вот, — сказал Василий Тараканов. — Свинец. — Он бухнул под ноги Серого грязный мешок.
Пришелец прищурился.
— Восемнадцать килограмм, сто сорок восемь грамм.
— Мало, что ли?
— Договор: двадцать килограмм.
— Тебе ли, бля, торговаться? — Василий глянул на Серого неодобрительно. — Я, может, в тюрьму сяду, выручая брата по разуму, а ты тут, бля, мелочишься. Не хочешь — как хочешь. Сиди тут, жуй колоски. Пойду я. Пойду и напьюсь. Зря только аккумулятор раскурочил. Ох, и попадёт мне от председателя!
— Хорошо. Уступаю. Но я-то, бля, куда попал?! Ни вэлкама тебе, ни хлеб-соли, ни интервью…
Серый притащил шаровары.
— Буду невидимым? — переспросил Василий.
— Проверь.
Через минуту Тараканов убедился, что обновка работает.
— Только никому не говори, — предупредил тракторист пришельца.
— Ни гу-гу. Молчок. Рот на замок.
— Нем как рыба, — добавил Василий.
Прибежала Манька с журналом. Серый полистал страницы. Скривился.
— Не нравятся? — поинтересовался Василий.
— Не понимаю. Все на одно лицо.
— Ага, как нам китайцы. Мань, сама выбирай.
— Вот! — Бригадирша ткнула в красотку на обложке.
— Ого! — восхитился тракторист через несколько секунд. — Фифа!
Манька, трепеща, вгляделась в зеркальце. Тут же протянула серому своё золотишко.
— А как долго продержится? — спросил Василий.
— Если не трогать, очень долго. Хоть всю жизнь. Но можно опять слепить. Такое же или другое. Любое.
Манька Горохова сидела за столом. Наряженная, красивая. Ждала мужа. Горохов пришел только к двадцати одному, ноль-ноль. Как раз к программе Время. Выглядел он не очень добрым и выпившим.
— Ты кто? — спросил он Маньку.
— Не узнал? Как я тебе?
— Ничего. Но, что ты тут делаешь? Сейчас Манька придёт, знаешь, что будет?
— Так я ж и есть Манька.
— Мне по х… й, как тебя зовут. Выметайся!
— Что?!
— Ещё и платье чужое надела. Воровка. Сымай! Нет, не надо. Дуй отсюдова!
— Да как ты смеешь, придурок!
— Вот сука! — Никифор подскочил, схватил Маньку за руку и потащил к двери.
— Пусти, урод, придурок, импотент!
Горохов с силой толкнул самозванку в спину, та с размаху врезалась лицом в дверь.
— А-а-а! — заорала Манька.
— А-а-а! — заорал Никифор, не увидев на лице женщины ни носа, ни губ, ни подбородка. — Ты кто? Оборотень?
— Жена твоя. Манька Горохова, — завыла бригадирша, размазывая сопли и слёзы по плоскому, как блин, лицу.
— Что у тебя с мордой?
— Как что. Крем я у Серого купила. У инопланетянина. Красивая стала. Как в журнале. Вон на столе лежит. Посмотри и сравни.
— Красивая? — Никифор подтащил жену к зеркалу.
— А-а-а! — заорала Манька. — Ты всё испортил! Урод.
Кое-как вытянув из блина нос и сформировав щёки, Горохова всмотрелась в зеркало.
— Кошмар, — сказала она.
— Страшней Майкла Джексона, — содрогнулся Никифор. — Где этот инопланетянин?
— В поле.
— А ну веди.
После долгих переговоров, ругани, обещания втоптать звездолёт в чернозём комбайном и ответных угроз сжечь здесь всё к едрене фене бластером, Серый стёр крем с лица Маньки специальным составом. Бесплатно. Но золото вернуть отказался.
— Вот тварь, — выругался Никифор.
В ответ Серый обложил его заковыристым матом и обозвал козлом.
— А ты — чучело рыжее, как пи… а бесстыжее, — вспомнил Горохов деревенскую дразнилку.
— А ты! А ты!.. — набрал побольше воздуха в лёгкие пришелец.
— Тебя тыкали коты, — злорадно добавил Никифор.
— А тебя в лукошке тыкали кошки! — крикнул Серый.
— А тебя на даче тыкали клячи.
Стемнело. Манька задремала, прислонившись к ступенькам Стеллса. А двое гуманоидов продолжали выкрикивать рифмованные проклятия.
Первым выдохся пришелец. Всё-таки его словарный запас, несмотря на невероятные способности к языкам, ещё не достиг уровня русского матерщинника, вскормленного революцией, репрессиями, коммунизмом, перестройкой и свалившимся как снег на голову загнивающим капитализмом.
Манька негромко всхрапнула. Гуманоиды притихли. Слово за слово разговорились о погоде, видах на урожай, семейных проблемах. Каждый поругал своё начальство и государственную политику. Серый пожаловался, что горючки дают в обрез и вот он, межзвёздный посланец, вынужден закупать её, едрёна корень, практически за свой счёт.
— Эх! — махнул рукой комбайнёр. Везде одна и та же х… я.
— Точно.
— А чем твоя колымага заправляется? — поинтересовался Никифор. — Если соляркой, то…
— Некоторыми металлами. Можно использовать золото, палладий. Даже олово и свинец.
— Свинец, говоришь?
— А, что, есть? Неси, обменяем.
— Смотря на что.
— А что хочешь?
— Хочу… — прошептал Никифор. Покосился на спящую жену и выдохнул: — Хочу, чтоб стоял, как кол!
— Это можно. Есть колечко такое. Надел и…
— Сколько свинца надо?
— Двадцать килограмм, не меньше.
— Многовато, но пошукаем.
Примерно через час Никифор притащил два аккумулятора.
— От сердца отрываю. И от комбайна.
— Маловато, — сказал Серый, взглядом определив точный вес. — Но, — добавил он, заметив, как наливается краской лицо Горохова, — в связи с некоторыми косметическими, так сказать, издержками, я согласен.
— Тащи херовину.
Серый принёс колечко.
— Будет стоять? — переспросил Никифор.
— Как кол.
— Не врёшь!
— Никогда не вру.
— Ну, смотри, обманешь — зелёным сделаю. Кувалдой разнесу твою телегу на запчасти.
— Это колечко проверено, — утешил комбайнёра Серый, — сам пользовался.
Никифор разбудил Маньку и они, приобнявшись, побрели домой.
А в это время тракторист Васька Тараканов тряс стеклянную банку. Ещё днём он разменял в продмаге пятьдесят рублей на полтинники. Засыпал их в копилку, убедился, что количество монет удвоилось. Настала пора обмыть привалившее ему богатство самогоночкой, коей промышлял местный старичок по кличке Дуреман.
К утру ему удалось вытрясти одну монету.
«Не обманул, гад», — обрадовано просипел Василий, продолжая выискивать оптимальный угол наклона, при котором проклятые кругляшки проскакивали бы в щель. К обеду из волшебной банки вылетел ещё один полтинник.
Василий не сдавался. Пристраивал к отверстию кончик ножа, полоски бумаги, хитроумно изогнутые проволочки. Всё было бесполезно. От тряски заболела голова, и в нервном тике стало подёргиваться веко. В накатившей волне отчаяния и бешенства, Тараканов хрястнул банкой об стол. Копилка разлетелась на мелкие кусочки, монеты рассыпались.
— А-а-а! — заорал Василий и разметал своё богатство по дому. — Ну, бля, если и шаровары с таким же припистоном, убъю!
Целый день звездолёт осаждали сельчане. Тащили простенькое золотишко, старые аккумуляторы, а Ванька Прохоренко припёр тридцати-двух килограммовую гирю, которую пришелец сразу забраковал.
— Обижаешь, батя. Я, что, зря потел?
— Ты подарок захотел, но напрасно лишь вспотел, — протараторил Серый. После вчерашней перепалки с Никифором, он неожиданно заразился стихами и никак не мог перейти на обычную речь. — Ты, конечно, молодец, но мне нужен лишь свинец. И золото, — добавил он уже без рифмы.
Поляна превратилась в азиатский базар. Торговались, ругались, плевались, целовались. Серый время от времени вытаскивал из звездолёта новые диковинки. Жители Брюквино уходили довольные и удивлённые. На их лицах светилось предвкушение новой жизни.
Тракторист Тараканов бродил среди сельчан в обновке. Никто его не видел и Василий развлекался. То кому-нибудь поддаст коленом под зад, то сдёрнет и зашвырнёт в кусты кепку. Ваньке Прохоренко он прилюдно приспустил до колен штаны. Тот от неожиданности пукнул и уже от этой неожиданности уронил с плеча гирю, которую собрался тащить домой.
Заметив в толпе Зойку Колупанову, Василий замер. Нравилась ему эта бойкая девчонка. Пухленькая, подвижная, вся такая ядрёная в облегающих джинсах. А грудки, какие грудки!..
Тараканов приблизился, обошёл красавицу по кругу. Многие парни от неё уже получили в глаз, а некоторые и пониже, пытаясь чисто по-деревенски поухаживать: щёлкнуть ладонью по попе, ущипнуть за талию или в наглую облапить и поцеловать. Василий себе таких вольностей не позволял, тем более что никому они не приносили успеха. Посматривал, вздыхал, считая, что ему такой пригожий товар не по чину. А тут решился. Приблизился, вдохнул аромат заграничных духов и… погладил девушку по кругленькому заду. Зойка подпрыгнула, как кузнечик, ошарашено оглянулась, но никого не увидела. Поглядела под ноги. Может, кто чем-то кинулся?
Тараканов погладил её по волосам. Вздохнул. Зойка нахмурилась и уставилась прямо Василию в глаза. Он похолодел. Неужели увидела? Нет. Показалось.
И тут он заметил, что шаровары начали барахлить. Сначала стали полупрозрачными его руки, потом ноги. Затем тело опять приобрело невидимость, но проявилась одежда и как бы повисла в воздухе… А потом, боже, рубашка, сами шаровары и даже трусы словно исчезли, а тело его, мускулистое, красивое, в меру волосатое, отчетливо прорисовалось в воздухе. Зойка застыла в изумлении, открыв рот и неимоверно увеличив и без того большие глаза.
— Мамоньки, — сказала она. — Василий?!
А он стоял перед ней, голый, растерянный, не зная, что делать.
— Какой ты… Ой! — Зойка оглянулась на односельчан и неожиданно прикрикнула: — Чего уставились. Кино бесплатное вам?! — Сняла косынку с плеч, попыталась прикрыть Васькину наготу. Но косынка тоже стала прозрачной.
Тараканов опомнился, сорвал с себя шаровары и теперь торчал перед Зойкой в трусах и рубашке, готовый провалиться сквозь землю. Но девушка улыбалась.
— У пришельца отоварился? — спросила Зойка лукаво. Её пухлые губки приоткрылись, она попыталась сдержаться, но не смогла и заразительно прыснула в ладошку.
Василий кивнул. А девушка, подхватив его под руку, потащила по тропинке в деревню.
Вскоре Серый объявил: горючего ему хватит, и даже выразил опасение, что космический корабль перегружен. Колхозники пороптали, но не сильно. Скудное золотишко кончилось, а свинец был выковырян из всех грузовиков, тракторов, комбайнов и трёх личных автомобилей. Народ стал расходиться.
И тут все увидели комбайнёра Никифора Горохова. Красный, как рак, а скорее багровый, странно ковыляя, оглашая округу проклятиями и размахивая в воздухе огромным молотком, более похожим на кувалду, он приближался к звездолёту.
— А ну по домам! — Никифор замахнулся на сельчан, а замешкавшемуся с тяжёлой гирей Ваньке отвесил вдогонку пенделя.
— Мать твою! Что ты мне подсунул?! — обратился комбайнёр к Серому, после того как колхозники разбежались.
— Что не так?
— А вот, что! — Никифор приспустил штаны.
— Стоит, — сказал пришелец. — Как кол.
— Стоит-то, стоит, а как сделать, чтобы лёг?
— Снять.
— Как снять?! Оно же впилось, зараза. Больно!
Серый пригляделся.
— А зачем ты его туда одел? На палец надо было.
— Так они у меня вон какие! — Никифор выставил пятерню.
— Да-а-а!
— Как сардельки. Что делать-то теперь?
— Придётся резать.
— Да лучше я застрелюсь!
— Кольцо резать. Но работать уже не будет. Там внутренний возбудительный контур.
— Вот уродство!
— Сам дурак!
— Да я твою колымагу щас!..
— Только попробуй. Как стрельну!
— Из бластера?
— Из бластера.
— Вот уродство! — Никифор побежал в деревню, кроя трёхэтажными матюгами пришельцев, их матерей, Вселенную и её создателей.
Вечером к Стеллсу подвалил Василий Тараканов. Пьяный, совсем не злой, добродушно смирившийся со своим невезением и приятно ошеломлённый побочным эффектом невидимости.
— Хлебни. — Он протянул Серому бутыль с самогоном.
— Что это?
— Это, брат, лучшее, что имеется на нашей планете. Лучше, чем все ваши грёбаные безделушки, которые ни х… я не работают. А если и работают, то через жопу. Понял?! И не перечь, а то обижусь.
— Пользоваться уметь надо, — попытался оправдаться пришелец.
— Не спорь! Выпей лучше. И споём.
Серый отхлебнул из горлышка. Скривился.
— Гадость какая.
— А ты ещё хлебни, и гадость превратится в радость.
Вскоре Серого развезло. Речь его стала невнятной и он забормотал что-то на своём языке, перемежая иноземную абракадабру русскими ругательствами:
— Дре ла кап кори, бля. Вуэ мур-мур, на х… й. — Пришелец замотал головой, выкатил на щеку слезу, положил руку Василию на плечо и сказал:
— Кулэмбе, сука, на х… й емуратти.
— Не понял.
— Да зае… сь оно всё на х… й!
— Теперь понял. Правильно говоришь. Хороший ты чувак, Серый. Хоть и засранец.
— И ты Вася хороший, хоть и балбес.
— Но-но!
— Да я ж любя…
— Слушай, а как это у тебя горючка кончилась? У нас такое, конечно, тоже случается, но редко. Обычно же знаешь, сколько у тебя в баке осталось…
— А-а-а, — горестно протянул Серый. — Навигационные приборы барахлили. Заблудился я. Потом разобрался, что не туда лечу, а горючка уже на нуле.
— Не повезло.
— Какое не повезло! Звездолёт этот — говно. Датчики — говно. Всё говно. Ничего не умеют качественно делать.
— Во, бля! Совсем, как у нас.
— И товары наши говно. Ничего до ума не доведено. Пятьдесят процентов возврата. А что не вернули, тоже говно. Вот, так-то, брат. Давай ещё выпьем!
— Давай. Только нечего. Сбегать?
— Сбегай. И вот тебе подарок. Копилка. Взамен той, которую ты разбил. Эта денежки утраивает, и ещё я тебя научу, как их вытряхивать.
— Спасибо, Серый. Дай я тебя поцелую.
Друзья обнялись. Василий чмокнул пришельца в макушку.
— Я мигом.
Вторую бутылку уговорили к полуночи. Серый притащил на закуску несколько тюбиков с едой.
— Дрянь, но вкусная, — похвалил Василий.
— Но всё равно дрянь, — возразил пришелец.
После того как вытрясли последние капли, Тараканов встал, расправил плечи и заорал песню:
— А мне летать! А мне летать! А мне летать охота…
— Слушай, брат, а принеси-ка ты мне ещё этой замечательной гадости. На дорогу. А я тебе классную вещь подарю. Летать будешь.
Серый нырнул в звездолёт. Вернулся через минуту.
— Гляди! — Пришелец, приладил к талии блестящий пояс и тут же взмыл над пашней. Несколько раз красиво перевернулся в воздухе, крикнул: «Оп-ля! », расстегнул пряжку и изящно приземлился на четвереньки.
На другой день, ближе к обеду, в деревню Брюквино, нещадно дымя и пыля по песчаной дороге, влетели раздолбанные Жигули. Остановились у продмага. Из машины вылез незнакомый сельчанам молодой человек, по виду городской, с отчетливо жуликоватым выражением лица. Мгновенно вычислив самого авторитетного мужика, он подвалил к Василию Тараканову.
— Брызжеватый Егор Павлович, — представился приезжий.
— Много чести, господин Грыжеватый, — сказал Василий. — Будешь у нас просто Гоша.
— Гоша так Гоша, — не стал спорить хозяин Жигулей. — Говорят, у вас тут пришелец объявился?
— Брехня.
— Говорят, ему свинец нужен?
— Врут.
— А если я поделюсь?
— Чем?
— Свинцом. — Гоша похлопал ладонью по крышке багажника.
— Покажи.
Брызжеватый достал ключик, щёлкнул замком. На дне лежали куски варварски развороченных аккумуляторов, поблескивали прутки свинцово-оловянного припоя.
— Поздно, браток. Улетел пришелец.
— Как улетел?
— А вот так. Ждал он тебя, ждал. Всё сокрушался, где это мой Гоша запропастился? Но… не дождался.
— Говорят, он всякие волшебные штучки на свинец выменивал?
— Ага. Мне на прощанье вечную копилку подарил. Кидаешь денежку, а она на три распадается. Кидаешь три — получаешь девять. Так то.
— Продай?
— Сколько дашь?
— Десять тысяч.
— Несерьёзно.
— А ещё что-нибудь есть?
— Есть. Но у тебя никаких денег не хватит.
— Покажи.
— А вот. — Тараканов достал из кармана пояс, переливающийся словно змеиная кожа. — Сейчас испытывать буду. Парить, как сокол.
— Продай, друг, любые деньги заплачу.
— Миллион, — сказал Василий, — но после того, как сам полетаю. Он щёлкнул пряжкой и стал медленно всплывать над деревней.
Лица односельчан перекосились завистью, Гоша лихорадочно высчитывал, какой классный аттракцион можно устроить в городе и прикидывал, куда он потратит заработанные миллионы. Василий блаженствовал.
— А как спускаться будешь? — крикнул Гоша.
Тракторист обеспокоенно завертелся в воздухе. Начал приседать, делать кульбиты, но сила антигравитации неумолимо поднимала его выше и выше.
— Спасайте, братцы! — заорал Василий, сообразив, что к вечеру он достигнет космического пространства и неминуемо задохнётся.
— А что взамен? — поинтересовался смекалистый бизнесмен Брызжеватый.
— Всё, что хочешь, Гоша! А что ты хочешь?
— Ладно, отдашь мне этот пояс. Согласен?
Василий призадумался, ещё с минуту подёргался и, осознав невозможность самостоятельного приземления, крикнул:
— Согласен!
— В придачу отдашь копилку, — потребовал Гоша.
— Ни фига себе! — возмутился Василий.
— Ну, тогда лети, голубь. Учти, с каждой минутой твоё спасение становится проблематичней.
Сельчане посматривали на Гошу с интересом. Тракторист уже вознёсся на такую высоту, с которой багром не достанешь.
— Отдам, отдам! — заорал Василий после того как приподнялся над землёй ещё на пару метров.
Гоша быстро подбежал к своей развалюхе, вытащил из багажника моток бельевой верёвки. Привязал к концу небольшой камень, раскрутил импровизированную пращу и крикнул:
— Лови!
Камень треснул Василия по заднице, он перевернулся вниз головой и истошно заорал:
— Мать твою. Угробишь!
— Лови, говорю!
— Пояс отцепи и приземлишься, — подал голос Ванька Прохоренко.
Гоша зыркнул на него недобрым взглядом.
— Высоко! Разобьюсь! — взвыл Василий.
— Да вроде не очень, — усомнился кто-то из односельчан.
— Это вам снизу так кажется, а отсюда о-го-го! Кидай камень, чего рот разинул. Кидай!
Через несколько попыток, Тараканов, прибавив к ущербу шишку на лбу и пару синяков на теле, поймал камень. Гоша, как заправский такелажник, потащил тракториста к его дому.
— Это на тот случай, если передумать решишься, — предупредил он Василия.
— Вот, гад! — восхитился воздухоплаватель.
— Жизнью учёный, — сказал Гоша.
— Ладно, ладно, Грыжеватый. Ещё сочтёмся, — неразборчиво пробормотал Тараканов.
Гоша привязал веревку к забору.
— Я за копилкой, — предупредил он Василия. — Как она выглядит?
— Да банка такая, стеклянная. С монетами.
Когда спаситель выскочил во двор, тракторист, ловко стравливая верёвку, приближался к земле.
— Э-э-э, не так быстро, — обеспокоился Гоша. Отстегивай пояс или отпущу в небеса.
— Так высоко ещё, — крикнул Василий. — Разобьюсь.
Гоша подтянул тело к стожку сена.
— Давай!
Тараканов щёлкнул пряжкой и грохнулся на кучу. Гоша быстренько смотал веревку и побежал к Жигулям.
— Дурак. — Василий послал вдогонку своему спасителю неприличный жест. — Это обычная литровая банка. А копилка-то припрятана.
Целый день Брызжеватый выкупал у сельчан инопланетные товары. Ему тащили всё: старые бусы, которые якобы лечили от геморроя, аптечные пузырьки с подкрашенной водой, выдаваемые за приворотное снадобье, алюминиевые брошки — обереги от болезней, а Ванька Прохоренко умудрился сбыть обезумевшему от счастья коммерсанту свою гирю, уверив того, что пришелец превратил её в золотую.
Прошёл год.
На далёкой планете Вау-Кота, из нескольких капель самогона, оставшихся в бутылке, Серый вычислил формулу спирта и теперь гнал его в собственном особняке. По вечерам, выпив стаканчик этого чудесного напитка, он восстанавливал в памяти свои космические приключения и писал мемуары. После второго стаканчика проснувшаяся душа наполнялась грустью, и Серый, случалось, пускал слезу, вспоминая, как сбывал сельчанам планеты Земля различный брак, который завернули по гарантии жители Козерога. Больше всего он переживал за Василия, потому что забыл отдать ему катушку с трёхкилометровой танитовой леской. И хотя эта бракованная катушка заедала время от времени, но всё-таки она страховала тело от вознесения в безвоздушное пространство.
На далёкой планете Земля, жители деревни Брюквино с переменным успехом продолжали изучение диковинных предметов. Больше всех повезло Никифору Горохову. Его сосед, Ванька Прохоренко на вырученные за гирю деньги купил паяльную станцию для ремонта компьютеров. И сумел восстановить кольцо, да так ловко, что оно увеличилось в диаметре и заработало, будучи надетым на мизинец.
Счастливы были и супруги Таракановы. Позанимавшись красивым импортным сексом, Василий с Зойкой по очереди трясли волшебную копилку, ссыпали монеты в пластиковые мешки из-под сахара и радостно мечтали об автомобиле Майбах.
Господин Брызжеватый всё ещё пилил «золотую» гирю. Будучи дальтоником, он не замечал, что опилки не того цвета.
январь 2012 г.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.