Третий вопрос

Днём стоять легко. Солнце, а здесь не бывает пасмурных дней, печёт голову, но кажется, что его лучи обнимают за плечи тёплой и сильной рукой. Отпускает икры, сведённые судорогой, и он на миг забывает, что до земли добрых три его роста, а под ногами — крохотный пятачок на вершине каменного столба.

Сходить с него не запрещено. Неподалёку от столба устроен ветхий забор из ветвей, за ним — утоптанная площадка с ямой посередине. Ветви пахнут зеленью, если листва свежа, — или сеном, если она успела увять. За забором следит доброволец. Он может задержаться у столба на месяцы, а может уйти завтра. Добровольцы свободнее столпника.

Да, иногда приходится спускаться на землю, ведь он живой человек. Но столпник торопится вернуться. Когда стоишь на земле, небо давит. Кажется, эти три его роста заполнены жидким свинцом, который ложится на плечи, теснит грудь. Только наверху столпник чувствует себя свободно.

Он выпрямляется и смотрит вперёд, на дорогу. Она никогда не пустеет, над нею висит пыль от сотен и тысяч ног.

Проснулся Алексей, как обычно, в половину восьмого утра — без двух минут. Как привык, перед самым звонком будильника. Для того, видимо, чтобы не слушать его курлыканье. Будильники во все времена звенят донельзя противно, чтобы уж и мёртвого из могилы поднять, не только хозяина! Так они устроены, для того и назначены. Ладно, он сам, можно и потерпеть, но Лола...

Её половина кровати пуста, значит, она уже встала.

Алексей протянул руку и отключил звонок, потом лёг на спину и стал размышлять, глядя в дощатый потолок. Какие дела на сегодня? Есть ли что срочного, а что может и подождать? Да чёрт же побери! Он в отпуске и приехал в этот пансионат у тихой речки отдохнуть, урвать недельку у суеты. Задавив первое желание — спать до обеда, так нельзя, что подумает Лола? — Алексей отправился умываться.

На полке возле душевой капсулы лежало только одно полотенце. Пошла на реку?

Освежился — пора завтракать! Что сделать в первый день отпуска? Алексей не стал долго думать и решил приготовить омлет. Это просто и можно не терять время на изучение навороченной кухонной техники.

Скоро на сковороде шипела в масле хорошая варёная колбаса, а на столе, на разделочной доске ждал своей очереди нарезанный тонкими полосками сыр. Алексей вылил в сковородку будущий омлет — пять яиц, взбитые с полулитром молока. На двоих хватит. Скворчание стихло, всплыли подрумяненные колбасные кружки. Через минуту смесь вдоль края и в центре сковородки схватилась и попёрла вверх, пузырясь под нежной корочкой.

Это дело! Алексей посолил блюдо и бросил в него сыр, а затем закрыл крышкой. Минут пять, и...

Надо лететь на Симфонию. Срочно, не откладывая ни секунды.

Он погасил плиту и вышел на задний двор коттеджа, где стоял его гиперкатер. Позавтракал Алексей на борту, стандартным пайком. Не омлет, но тоже съедобно.

Пространство над Симфонией всегда переполнено, забито катерами и шхунами. Корабли выходят из гипера и занимают места в очереди на посадку, а финишный объём снова готов к приёму. И этот круговорот продолжается непрерывно, день за днём, из года в год.

Алексей пристроился за шхуной, которая привезла группу с Гагарина, недавно открытого кислородного мира. Его заселяла молодёжь, которая не боялась морозов и ураганов, но хотела самостоятельности и независимости. У них мало денег, всё пожирал терраморфинг, вот и приходилось путешествовать большими группами, ведь так дешевле.

Симфония стоила денег.

Атмосфера её слишком суха, поэтому здесь нет лесов, как и больших водных пространств. С орбиты Симфония похожа на забытый на огне блин или подгоревший омлет. Бескрайняя степь с точками мелких солёных озёр, — вот что такое Симфония!

— Вы готовы оплатить въездную пошлину? — скучно осведомился автомат. Алексей глянул на табло. Ого! Это — пошлина? Впрочем, сюда никого не гонят насильно, на Симфонии нет промышленности, никто не ищет руд и нефти в её недрах, здесь даже нет постоянного населения, а поддержание в порядке космопорта и гиперпортала требует немалых средств. Да и он — не беден.

— Конечно.

— Списано. Добро пожаловать на Симфонию. Удачного паломничества! — не меняя тона, сообщил голос.

Катер клюнул носом, входя в атмосферу. Короткое биение, шум тормозных движков, и машина замерла на краю рыжей полупустыни. Алексей вышел наружу.

Слева и справа длинными рядами стояли катера и яхты; из них поодиночке и группами выходили паломники и шли к огромным воротам, где скопилась уже изрядная толпа. Алексей вздохнул и двинулся следом.

Очередь двигалась быстро. Через полчаса ему под ноги легла широкая пыльная тропа.

Ночью он опять ненадолго спускается вниз. Вокруг ворочается и ворчит во сне огромный лагерь. Те, кто пришли под вечер, и те, кто уйдёт утром. Ночь — время для отдыха, не для дороги. Ночью в ста шагах вокруг пусто, только у самого Столба он находит расстеленную тряпицу с едой, которую собрал для него доброволец.

Столпник выбирает немного сушёных фруктов, пресную лепёшку и воду. Он не торопясь жуёт, не обращая внимания на вино и жареное мясо. Они не запрещены, но тогда его служба потеряет смысл. Сытость туманит сознание, уходит ясность мысли, а ведь с рассветом ему снова читать в умах вопросы.

И давать ответы.

Поев, столпник недолго дремлет, привалившись к Столбу. В полусне-полуяви он спорит с бездной о своей судьбе и получает ненужные ответы. Они не меняются давным-давно, столпник всё знает о своём будущем, с той секунды, как впервые поднялся на каменный зуб.

Но каждую ночь он надеется узнать нечто новое.

Ближе к вечеру похолодало, короткий дождь сбил вездесущую пыль. Стало легче дышать, люди, угрюмые и озабоченные грузом проблем, выгнавших их на тропу, немного повеселели. Ближайшими соседями Алексея по тропе оказались молодые супруги. Они шли, взявшись за руки, а рядом плыла гравиколяска со спящим ребёнком.

— Ему не опасно? — спросил Алексей, здороваясь.

— Ей ничего не опасно, — ответил муж. — Это девочка. Но за беспокойство— спасибо!

Женщина слабо улыбнулась.

Их звали Крис и Жаннет.

— Это так странно, — рассказывал Крис, — видеть вокруг столько здоровых людей, знать, что заболевает один из ста миллионов, и вдруг обнаружить, что именно твой ребёнок...

— Куда мы только не обращались, — говорила Жаннет. — Понимаете, Алексей… Мы не бедствуем, у нас хватает денег на врачей, но они оказались бессильны. Редкое какое-то нарушение...

— Генетика, — подхватил Крис. — Наследственное что-то, акушеры не смогли выявить и исправить до рождения.

— Мы оба здоровы, и вот… — Жаннет устало развела руками. — Столпник — наша последняя надежда.

Усталость — вот главное слово, понял Алексей. Ни злости на медиков, ни жалоб на судьбу. Чувства пропали, сожжённые каждодневным горем. Все чувства, кроме надежды.

Солнце коснулось горизонта, и человеческая река сразу остановилась. Крис занялся костром. Жаннет собралась за водой.

— Почему не пройти ещё километр или два? — спросил Алексей, — Светло, солнце ещё не село.

— Ночь дана паломнику для сна и размышлений, — удивилась вопросу Джанет. — Неужели вы не знаете? Так принято, никто не идёт по ночам. Говорят, ночью столпник вспоминает ответы на завтрашние вопросы.

— Я не знал. Я не паломник, мне не нужны ответы, — сказал Алексей.

— Всем, кто идёт, нужны ответы, — сказал Крис. — Вы просто ещё не вспомнили своего вопроса.

Алексей не стал спорить. Есть не хотелось, он пересёк тропу, умылся и напился у одной из колонок, во множестве устроенных вдоль обочины. Вода была тёплая, со странным привкусом, не сказать, что неприятным, просто непривычным.

Вперёд и назад, сколько хватало взгляда, тропа светилась огнями. Паломники отдыхали, готовили пищу, разговаривали. Хлопали дверцы уборных, стоявших рядом с тропой во втором, столь же бесконечном ряду. Откуда-то доносились гитарные аккорды, звучал смех.

Не всех привела на Симфонию беда.

Алексей повернулся и двинулся в степь. Пахло песком и сеном, под ногами шелестела сухая трава. Отойдя достаточно, чтобы стих людской гомон, он лёг, разбросав руки, на спину и спросил у звёзд: «Почему?»

Почему он прилетел сюда? Что нужно ему от столпника, этого странного и загадочного реликта недавнего прошлого человечества?

Нет, он не пытался оспорить силу столпника; трудно не верить в то, что существует, люди шли к столпнику издавна, и будут идти впредь, потому что он, в самом деле, давал ответы. Но Алексею нечего было спрашивать, он нисколько не кривил душой, когда говорил Крису и Жаннет, что у него нет вопросов, таких вопросов — неразрешимых и мучительных, на которые он не смог бы ответить сам. Итак, почему?

Звёзды молчали. Алексей вздохнул. Конечно, всё выяснится, и очень скоро, но хотелось бы знать, чего ждать.

С рассветом вплотную к столбу придвигают крепкий помост с поручнями. Столпнику это ни к чему, но паломники почему-то стремятся заглянуть в его глаза.

… Женщина в насквозь пропылённой, но всё равно яркой, похожей на сари одежде медленно поднимается по ступеням. Правой рукой она перебирает поручни, а левой крепко держит за плечо мальчишку лет десяти. Мальчик бледен и апатичен, он смотрит в одну точку. На самом верху женщина останавливается и разворачивает сына лицом к столпнику. Теперь мальчик смотрит сквозь столпника. Губы его шевелятся, как черви. Это неприятно, но столпника давно не трогают неприятные вещи. Ребёнок — аутист, он полностью погружён в себя.

Столпник молчит. Не отводит взгляда от неподвижного как маска лица мальчишки, но не говорит ни слова. Секунды уходят, утекает время, отведённое одному паломнику. У женщины начинают дрожать губы. Она хочет задать вопрос вслух. Это не принято, столпник и так знает, о чём его хотят спросить. Если он безмолвен, значит, у него нет хорошего ответа.

— Неужели ничего нельзя сделать?.. — не выдерживает женщина.

— Прости, — отвечает столпник. — Пока нет.

— Не повезло… — шепчутся внизу.

— Но он заговорил?

— Он сказал: «пока»… Это много значит, наверное...

Женщина плачет. Ей помогают спуститься, мальчик механически шагает за ней. Через секунду столпник о них забывает.

… Походный костюм следующего посетителя стоит состояние. Столпник понимает это той частью сознания, которая не имеет отношения к его всезнанию. Это обычная человеческая память. Мужчина носит этот костюм с естественной небрежностью, которая выдаёт в нём одного из сильных мира сего. Сильные тоже сомневаются.

— Нет, — говорит столпник. — В горняцких посёлках неспокойно, фьючерсы падают, а золото… — едва произнесённые, слова становятся шумом. Слишком много терминов, незнакомых неспециалисту. Столпник не вдумывается. Так бывает, когда ответ спрятан в самом вопросе. На деле, богач уже всё для себя решил, осталась толика неуверенности, и он ищет подтверждения собственным мыслям. Олигарх щурится и покусывает губы, потом...

— Снова нет, — останавливает его столпник. — Не стоит ей мешать. Твоей дочери ничего не угрожает. Дай ей больше самостоятельности, увидишь, всё наладится, она будет тебе благодарна. Вспомни, ты же сам был молод когда-то!

— Я боюсь за неё, — произносит олигарх.

— Дай ей набить шишек. Боль пройдёт, опыт останется, — говорит столпник. — Она умная девочка… Вся в тебя.

Паломник улыбается. Он знает, что это — не лесть.

— Ты помог мне, — говорит он. — Что я могу...

— Спроси людей в очереди, — быстро говорит столпник. — Здесь много тех, кому нужен не я, а ты.

—… Не сомневайтесь, — убеждает он отца, озабоченного болезнью сына, — операция поможет. Стоило ради такой мелочи лететь через половину галактики?

В глазах мужчины загорается такая истовая, такая неподдельная радость, он так искренне благодарит, что столпнику становится неудобно.

— Разве это моя заслуга? — смущённо улыбается он. — В вашей клинике отличные врачи, они сделают всё, как надо. Главное, не изводите себя, сын почувствует, это скажется на выздоровлении. Возвращайтесь, он ждёт вас, всё пройдёт удачно!

Скрипит помост, меняются лица. Кто-то уходит обрадованный, кто-то — удивлённый. Удачный день, кроме женщины с сыном-аутистом никто не разочарован. Сегодня бездна, говорящая через него, благосклонна к людям, сегодня бессилие не так жжёт душу.

Бывает время, когда не хочется жить, когда горе укутывает тропу душным покрывалом. В такие дни он особенно хочет уйти, бросить служение, спрятаться в обычную жизнь, полную обычных забот, скрыться, не знать о раздавленных, растоптанных судьбах, о вопиющей несправедливости, о том, что судьба слепа и беспощадна, и пусть мир катится в тартарары!

Он остаётся лишь потому, что уверен: как только каменный клык опустеет, мир рухнет. Как и бездна, он не умеет ошибаться.

«Ты где, Алёша? Не пугай меня», — жалобно сказала Лола, и Алексей проснулся.

Лола! Как он мог забыть, как он мог оставить её одну, не объяснившись, не сказав ни слова?! Алексей вскочил. Надо сейчас же, немедленно возвращаться в порт!.. Бесполезно, с горечью понял он. Двое суток позади, Лола не станет ждать так долго. Но что произошло, какое нашло на него затмение?

Он всерьёз думал об этой девушке, планировал будущее с нею, только не выбрал пока момента для признания. Она была последней надеждой на домашнюю, тихую семейную старость, в окружении если не внуков, то хотя бы детей!

— Что же ты делаешь, сволочь? — спросил он у Вселенной. Она не ответила, небо умиротворённо мерцало мириадами огней. Всё путём, старина, не переживай!

Вокруг сопело и всхрапывало во сне паломничество. Все они шли не просто так, каждый по важному делу. Появилось оно и у Алексея, теперь он знал, какой вопрос задать, и горе столпнику, если тот промолчит!..

На востоке разгоралась заря. Позади тонко засвистело: космопорт принимал большой транспорт. Столпник не останется без работы. Люди просыпались, вставали, готовились. Алексей ждал.

Через час он увидел впереди острый скальный останец и голого человека на его вершине, через два поднялся на помост.

— Удачи, — пожелал из-за спины Крис. Жаннет почему-то всхлипнула.

— Наконец ты пришёл, сменщик, — сказал столпник. Он наклонился к Алексею и коснулся его лба ладонью. — Я ждал так долго.

Какая безнадёжность… Сменщик! Вот что сорвало его на Симфонию.

— Стоит ли мир таких жертв? — спросил Алексей, снимая рубашку.

— Не знаю… уже не знаю, — ответил столпник. — Но ведь другого мира у нас нет?

Очередь не останавливается, какое ей дело до маленькой рокировки?

Старый священник останавливается напротив. Он тяжело дышит, рука крепко стискивает набалдашник трости.

— Нет, — говорит Алексей, — ни тот, кого ты славишь, ни та его половина, которую ты якобы ненавидишь, не имеют ко мне отношения. Ты зря теряешь время, приходя сюда в который раз.

— Ты не можешь этого знать! — сердится старик. — Ты другой!

— Это не я, — говорит Алексей. — Это бездна.

Священник кривит губы и уходит. Алексей знает, что он вернётся. Глупая затея — взять бездну измором.

Место на помосте занимает генерал. Парадный мундир пожелтел от пыли, медали и ордена звякают при каждом движении. Алексей закрывает глаза: бездна не собирается успокаивать то, что заменяет вояке совесть.

Достоин ли мир таких жертв? Это второй вопрос, на который у бездны нет ответа. Первый — почему именно он?

— Да, — говорит Алексей, открывая глаза, — всё будет хорошо.

Счастливая Жаннет сходит с помоста. Внизу, у гравиколяски, не находит себе места Крис.

Очередь движется.

Станет ли Лола ждать, пока он держит мир? Вот третье, о чём глупо спрашивать бездну.