Сомнения писателя

"— Знаешь, почему мое измерение медленно умирает?

На ладони королевы Ло, которую она оторвала от груди, возник маленький апельсиновый цветочек, точнее, еще только бутон.

— Рожденное прямо из моего сердца, оно было так заботливо и нежно взлелеяно, что завоевало другие сердца…

Цветок раскрылся, источая свой неповторимый пьянящий аромат.

— …но затем оно почему-то утратило привлекательность для тех, кто его когда-то любил. Что и как произошло, я ге знаю, но это случилось. Теперь на его стороне не так много других сил, остались лишь те, кто его особенно любил.

Цветок немного увял, хрупкие лепестки частью высохли и свернулись в трубочку.

— Рано или поздно, если на стороне Перепутья никого не останется, случиться…

Демиург не договорила.

Цветок на ее ладони пожелтел, засох и рассыпался мелким прахом, с тихим шуршанием, похожим на чей-то тихий вздох, просочившимся сквозь белые пальцы…"

Феня остановилась — ей почему-то больше не писалось.

С чего это вдруг вернулась старая тема, навеянная философией и старой фантастикой? Неужели у любого писателя все так сильно связано с эмоциональным состоянием? Если да, то что же она такое сейчас чувствует? Опять темный лес в собственных соблазнах, устремлениях и желаниях… опять драма абсурда! Хотя у девушек характер ой какой сложный, никто из мужчин понять не может, вот и обзывает дурами.

Интересно, чего она вообще прицепилась к теме демиургов?

На самом деле, думалось Фене, все писатели немного демиурги, только есть настоящие демиурги, а есть слабые и не особенно умные подражатели — они знала и тех, и других. Сейчас не хотелось вспоминать последних, а первых не забудешь уже никогда.

Самым противным было осознание того, что, очень возможно, что бездарен окажешься ты сам; обычно люди не хотят об этом думать, склонны обвинять «притупившуюся чувствительность зрителей», то есть, в данном случае, читателей. Никто не понимает, что не всем суждено быть такими гениями как тот же великий мастер Александр Беляев, легендарные браться Стругацкие или современная самой Фене прекрасная Ольга Громыко. Что уж там говорить, большинство и двух слов связать не способны, а жаждут получить «Странника» или «Меч без имени», не понимая, что они этого недостойны.

«Хоть бы «Алису» когда-нибудь получить», — с тоской подумала Фёкла.

На самом деле, потенциал любого писателя нельзя исчислить премиями, но именно слава делает тебя кем-то, это справедливо в отношении того же Лукьяненко, чьи первые романы были сущим бредом, но потом он заслуженно сделался номером один, а потеснить не удалось еще никому.

Феня мрачно уставилась в чашку с чаем так, словно та была ее злейшим врагом — девушка даже не заметила, как ноги принесли ее на кухню. Что же это с ней творится?

В принципе, у писателей порой случается творческий кризис, но ей, Фёкле Толстухиной, до этого далеко, да и рановато было бы. Может, как говорили древние, рожна не хватает? Надо отбросить глупости и вести роман дальше. Дальше… а что дальше? Самые большие и интересные чудеса творят люди, а те творцы миров, которыми обожают грешить фантасты, не всегда могут все, что обещают.

Как говаривал старик Булычев, сидел бы на отдаленной планете и склисов разводил… нет, ну так совершенно не годится! Раскисать не метод.

Феня решительно двинула обратно к столу и выдвинула клавиатуру.

"— Но бывает и так, что измерению попросту больше не нужны ни изначальные силы, ни Стражи, ни кто-либо еще — оно просто живет и развивается; люди там любят и ненавидят, рождаются и умирают, борясь за каждый день. Родители любят детей, дети любят родителей — и в этом главный принцип человечности.

Цветок вновь раскрылся на ладони, но он был уже не один: каждая частичка, каждая пылинка того, погибшего цветка, обернулась едва ли не целым новым соцветием.

— Танцуйте! — воскликнула прекрасная демиург. — Танцуйте!"

Феня словно воочию видела буйство красок, слышала песни светил и чувствовала тепло добрых слов.