След клыков дикого кабана

Сказать, что Джока был взбешён, значит — не сказать ничего. Его, сына владетеля и самого будущего владетеля, даже не спросили! Как назло, это случилось накануне заветной ночи, когда его назовут законным наследником, когда он станет полноправным совладельцем Нижних Мхов. Отчего, скрипнул зубами юноша, отец не сказал ни слова против, когда жрецы обрекли Элину в дар владетелю Трёх Холмов?

— Почему? — потребовал он ответа, когда жрецы удалились в гостевые покои.

Отец был не один. Джока не знал имени этой женщины, и не стремился узнать. Голова её была обрита, и всё тело от макушки до пяток светилось золотом.

— Всему своё время, — хрипло ответил владетель. Белые шрамы от когтей снежного барса проступали на его напряжённой спине и ногах. Отец был раздражён, оттого жёсток, и грубо брал женщину сзади, каждым толчком вбивая в неё свою злость. Золотая краска под побелевшими пальцами слезла, и стали видны красные пятна. Всё равно золотое тело смотрелось красиво, и Джока представил Элину в серебре. Представил — и вспомнил.

— И всё же, отец?

— Тебе мало девушек? Ссориться со жрецами из-за какой-то девчонки! Иди, готовься к обряду!

Джока промолчал.

Девушек было много, но Элина — особая. Джока обнаружил это в нежные годы, когда не делил ещё окружающих на людей и женщин. Когда он страдал, что не такой, как все. Только увидев впервые отца, он понял, что это не уродство, но знак высшего жребия.

В доме были русые, черноволосые, каштановые и седые, но только Элина была огненно-рыжей, как солнце. Потом он подрос, постиг суть отличий и узнал, как мягки её шаловливые пальчики и нежны губы.

Они росли рядом, и задолго до обряда Джока решил взять Элину в свой гарем. Когда он сообщил ей своё решение, она счастливо засмеялась, а потом полночи ласкала его особенно горячо. Её наставницей была Туро. Джока не мог уразуметь, как старуха, давно не смевшая обнажиться, может учить доставлять радость, однако Элина легко развеяла его недоумения. Она была назначена в Дар, выбрана давно, ещё маленькой девочкой, поэтому Джока не имел прав на её девственность, но руки и губы девушки умели многое. Похоже, она хотела остаться при будущем владетеле, и старалась, как могла. Она была столь хороша, что Джока не прогнал бы её, попроси она об этом вслух. Несмотря на дерзость.

Когда ласки её становились нестерпимы, он брал любую другую, не из выбранных. Или одну из числа пришлых, дарованных соседями. Все они были искусны и покорны. Хотя кто спрашивает согласия женщины на утехи?

Дом владетеля стоял на речном берегу, окруженный старыми, узловатыми ивами. Раньше здесь был заливной луг, но дед, которого Джока не застал живым, привёз щебня из ближайших каменоломен, приподнял берег, и на гранитном цоколе поставил дворец зелёного мрамора. Выложенная из каменных плит лестница спускалась прямо к воде, к купальням. В отличии от покоев отца, комнаты Джока окнами смотрели на реку. Бледный от стыда, ведь раньше ему не пришло бы в голову обманывать отца, Джок выбрался из дома, и, прячась в кустах вейгелы, побежал к гостевому флигелю. Ему пришлось таиться в отчем владении, в родном доме, и стыд смешался с унижением.

Жрецов поселили в комнатах на первом этаже флигеля, выбранных в Дар девственниц — в зале наверху. Их ожидало неясное будущее вдали от родного дома, и девушки испуганно жались друг к другу на мягких, обитых цветистым шёлком диванах.

Это Джока увидел с резного балкончика под крышей флигеля. Обнявшись с подругами и с тоской глядя в лепной потолок, там сидела и огненноволосая Элина. Такими беззащитными выглядели девушки, что впервые в жизни Джока пожалел их. Глупое чувство — жалеть существо, созданное устроить жизнь и удовольствие человека — удивило и смутило его, но Джока ничего не мог поделать ни со стеснённым дыханием, ни со странным щемлением в груди. Безумие! Но, сын владетеля, он решил — и будет так!

Древнее стекло звякнуло после удара костяшками пальцев: дзинь-дзинь, и ещё: дзинь, после паузы. Старый сигнал, понятный только им двоим, прихоть романтичного мальчишки, пригодился. Элина опустила глаза, увидела, и робко улыбнулась. Джока коротко кивнул в сторону балкона; она кошачьим движением ускользнула из объятий товарок, подхватила с пола лёгкую накидку и подбежала к дверному проёму. Скрипнули деревянные створки, и вот девушка уже рядом. Она опустилась на колени, не поднимая глаз, чтобы не оскорбить человека прямым взглядом.

— Молодой господин не забыл недостойную.

От девушки пахло терпкими притираниями и молодой свежестью. От этого запаха, и от аромата отцветающих вейгел у Джоки закружилась голова. Желание нахлынуло волной, бросилось кровью в голову и ниже. Элина откликнулась чутко и коснулась рукой края его туники:

— Ты напряжён, господин, позволь, я…

— Не время, — он сдержался. — Ночью, после обряда, когда затушат костры, приходи в ротонду. Я буду там.

Она задрожала от страха.

— Но жрецы, господин…

— К демонам всех жрецов! Они не посмеют прекословить.

Приподняв голову Элины за подбородок, юноша заглянул в глаза цвета весенней листвы и прошептал:

— Не опоздай. Если хочешь остаться со мною.

Возвращаясь к себе, Джока недоумевал: зачем он решил объяснять Элине свои поступки?! Наваждение… Отец прав, нельзя ссориться с чёрными балахонами. Самым правильным будет передумать. Однако он дал слово. Пусть женщине, и пусть никто не осудит и даже не узнает об отказе, но как владетель, он обещает себе, и отчитывается прежде перед собой. Остальные — потом.

Долог день в солнцеворот, не торопится светило окрасить небо в алое и малиновое. Терпи, будущий владетель. Терпение — часть твоего долга. Костры у святилища давно сложены, томятся с горящими свечами в руках девы. Нагие тела их призывно светятся, натёртые кедровым маслом и мятой. Когда солнечный круг серединой коснётся горизонта, вспыхнут поленья смолистой пихты, взметнутся искры к темнеющим небесам. Девы станут танцевать близ огня, горячими ласками благодарить гостей праздника.

А их съехалось много. Не в каждый день Дарения сын владетеля приносит клятву и вступает в права наследования! Не у всякого владетеля есть сын, и дочери Джоки Нижние Мхи XII не останутся без внимания. Никто не забудет шепнуть своё имя усталой танцовщице. Нечасто ошибаются жрецы, выбирая девушек в Дар, очень редко родятся Сыны Костров, но бывает и это. Наследник — огромное счастье. К чему терять шансы?

Но сначала — обряд.

Новое святилище Джока Нижние Мхи XII, начал строить сразу после рождения сына. Сейчас круглый зал был ярко освещён факелами, вдоль стен сидели соседи-владетели в торжественных нарядах, и над их головами плыл дым благовоний.

На возвышении в центре зала стояли трое: сам виновник торжества, его сияющий отец — и жрец, с ног до головы закутанный в чёрное.

Вытянувшись струной, гордо подняв голову, Джока давал ритуальные, издавна определённые ответы на такие же вопросы низкорослого жреца.

— Клянёшься ли ты…?

— Клянусь!

— Принимаешь ли ты…?

— Принимаю!

Жрец ударил в гонг.

— Я, Джока Нижние Мхи Двенадцатый, — заговорил отец севшим голосом, — обязуюсь, когда придёт время, передать владение, устроенное и процветающее, сыну и наследнику, стоящему рядом со мною!

— Я, Джока Нижние Мхи младший, — подхватил юноша, — обязуюсь, когда придёт время, принять владение от отца, стоящего рядом со мною, и сохранить и приумножить его!

— Властью, заповеданной прародителем, объявляю тебя, Джока Нижние Мхи младший, грядущим, когда придёт время, владетелем Джокой Нижние Мхи Тринадцатым. Ввести Дары! — жрец снова ударил в гонг.

Тонкий звон не успел растаять в ночи, а они уже стояли перед Джокой. Дочери ближних и дальних соседей, его будущий гарем. Юные, испуганно прячущие глаза и задорно-весёлые, высокие и пониже, обречённо поникшие и гордо расправившие плечи. Разные. Церемониал требовал, чтобы Джока проверил их девственность. Традиция советовала не оскорблять дарителей недоверием. Джока выбрал традицию.

— Благодарю вас, добрые соседи, — он низко поклонился. — А теперь празднуйте и веселитесь. Наш дом — ваш дом!

Весь праздник Джока просидел на почётном месте, вежливо улыбаясь гостям и принимая поздравления. Потом костры догорели, и Туро отвела усталый гарем в дом. Джока так и не отведал ни одной из невест. Почему-то его совсем не волновали картины незнакомой девичьей наготы. Элина! Гарем никуда не денется. Они ни в чём не виноваты, их выбрали жрецы. Кто дал жрецам право решать за него? Элина! Она должна стать первой из многих. Ему пора идти. Она ждёт.

Ротонда, ещё одна причуда деда, располагалась в старой части владения, в заросшем парке. Дворец владетеля при этом оказался между нею и гостевым флигелем. Джока надеялся, что сюда жрецы попадут не сразу, и у него будет время осуществить задуманное. В том, что девушку станут искать, не было сомнений. Жрецы никогда не отступались и не меняли своих решений.

Стены строения обросли хмелем и диким виноградом, отдельные плети перекинулись между колонн, и слабый свет едва проникал сквозь лиственную шубу. Несколько скамей разместились полукругом. На одной из них сидела Элина. Рядом курилась ароматическая свеча.

— Господин! — она рванулась к нему.

Возбуждение охватило его, внезапное и сильное, до боли в пояснице. Джока схватил девушку за плечи и одно долгое мгновение смотрел в изумрудные озёра глаз. Потом развернул спиной к себе и шлёпнул ладонью между лопаток: — Ну же!

Девушка поняла. Она опустилась на четвереньки, на скамейку, и приподняла гладкий круглый зад. Да! Этот зад — как спелый, налитый соком плод. Кожица между долями лопнула, собралась в складки и открыла розовую плоть.

Небрежно, движением плеч, скинув парадную тогу, грядущий владетель крепко взял Элину за бёдра; «в серебре будешь ходить» — мелькнуло в голове...

— Что здесь происходит?! — голосом жреца можно было гасить костры. — Взять его!

Джоку жёстко ухватили сзади, выкрутили руки и бросили на пол. Он скорчился у стены, прикрываясь руками. Вокруг колыхались чёрные балахоны жрецов. Среди них был и отец. Он сгорбился, поник плечами и обиженно смотрел на сына. Несколько младших жрецов обступили испуганную Элину.

— Зачем? — спросил отец.

— Он успел?! — старший жрец тяжело, со свистом втянул воздух. Один из подручных, бывших возле девушки, мотнул головой. — Он не успел, слава прародителю! Иначе… Но владетелем ему не быть!

— Пощади! — Джока Нижние Мхи XII сполз со скамьи и упал перед жрецом на колени.

— У Мусы из Сухого Ручья два сына, — Жрец стянул с головы капюшон. Седые волосы рассыпались по плечам старухи с холодными глазами. — Наверное, он обрадуется, узнав о свободном владении?

— Пощади, Великая! — владетель заплакал.

— Женщина! — задёргался Джока в руках жрецов. — Ты смеешь говорить без разрешения и приказывать людям?!

— Пусть замолчит, — лениво бросила жрица. — Он что, не знает про Цель?

— По закону, на второй день после обряда. Я не успел, — простонал владетель.

— Вот как. Объяснить, — язвительно процедила жрица, — что Дар нельзя трогать — ты тоже не успел?!

— Прости, Великая! Всё, что скажешь… Всё, что возможно, но только прости меня и сына...

— Зачем она тебе, мальчишка? — жрица посмотрела на Джоку.

— Я хотел, чтобы она родила мне наследника! — выкрикнул Джока.

— Дурак, — жрица пожевала губами, — безголовый урод не наследует. Ваши линии слишком близки. А вот в Трёх Холмах она может родить здорового мальчика. Стать жрицей. Ладно. У твоего отца получаются удачные дочери, — она кивнула на Элину. — Кроме того — ты не успел. Я прощаю. Но помни, мальчик!

— Я запомню, женщина, — буркнул Джока.

— Ты запомнишь хорошо. Выпороть его!

Мир рушился на глазах. Разваливался на куски и возникал заново, не похожий на прежний. Его били! Его били женщины по приказу женщины. Плеть вольготно гуляла по спине и ногам наследника. «Когда родится сын, — думал Джока, вздрагивая от ударов, — я расскажу ему, что это был дикий кабан».