Самогонная машина Алёхи Булыжкина

— Ну-ка, дыхните.

Лёха появился, как обычно, лицом к кривой ольхе, вросшей ветвями в широкие щели ветхого сарая в углу огорода, оглянулся, застегнулся и тут же закосолапил к нам.

Мы с готовностью дыхнули ему прямо в веснушчатый нос. Нос скривился.

— Ну как? — Колдун смотрел на Лёху виновато, но с надеждой.

— Самогон.

Лёха плеснул синеватой жидкости из графина в мензурку до первой отметки и выпил:

— Гляну, что я сегодня утром делал.

***

— …Так вот, Жека, снится мне недавно сон: гонится за мной валенок, огромный такой, с отвалившейся подмёткой, и кричит: «Обождите, сейчас мы вам приклеим грудь!..»

— И ради этого ты спишь, Колдун?

Надо ведь было о чём-то говорить, пока мы — в который раз — старательно следили за кривой ольхой у сарая.

И всё равно не заметили, как Лёха возник на том же месте.

— Дыхните.

Мы дыхнули.

— Мышьяком вашу медь! — Лёха сплюнул в утоптанную траву. — Сколько же у меня заначек? Запасливый...

— А может, лучше я пойду? — Я протянул пустой стакан, стараясь держать его строго вертикально. — Похоже, самому себя тебе не одолеть. А я мог бы справиться с тобой. Наливай!

— Ты не сможешь, — и Лёха снова налил себе.

***

Наливать мы начали еще в пятницу, хотя… сколько тех пятниц промелькнуло с тех пор, я уж и со счёта сбился. Можно, конечно, конвертировать в литры, но их надо делить на дальность, время пребывания и умножать на коэффициент промилле. Вроде так. Но это у Лёхи лучше спросить. А мы с Колдуном всего лишь подопытные.

Из-за Колдуна-то и началась эта удивительная история. Накануне праздников его бросила жена. Ничем такой поступок не предвещая и не мотивируя. Собрала чемоданчик и даже записки не черкнула. И — что хуже всего — оставила работягу Димку Колдунова без ужина. Колдун поначалу вроде справился — нашёл хлеб, кетчуп и нож, сжевал бутерброд. А вот после бутерброда его и накрыло. И тогда Колдун позвонил мне. Я в жёнах мало что смыслю, у меня это ещё впереди, а Колдун кинулся в семейные сразу после школы. Не по залёту даже, а по любви. И что теперь? Чемоданчик, безмолвное адьё и — бутерброды. Помог я ему со второй порцией бутеров, а запивать их мы отправились за город — к Лёхе, в Дегтярково, за длинный стол под душистой майской черёмухой. Стол этот, с посеревшими нестругаными досками, был нашим верным четвёртым товарищем, хоть в школу вместе с нами и не ходил, а зачем столу ходить в школу, спросите вы. Правильно, незачем. Вот Колдун ходил — а толку? А стол? Тем более — бред. Но не думайте, что мы с малых лет за этим столом только наливали. Сначала ползали между ног у взрослых. Потом — вступив в прямоходящий возраст — наблюдали, как взрослые наливают. Потом уж сами.

Лёхина дача, в которой он обитал и зимой, и летом, будучи счастливым фрилансером, крепилась двумя домишками к пологому склону. Склон сползал заброшенными огородами в буро-зелёный сосновый бор, над которым лысой макушкой торчала Волчья гора. Один домишко, фасадный, с крытым подворьем и сеновалом, держался только благодаря лёхиной памяти о стариках, которые оставили дом в деревне в безраздельное владение внуку. Лёха время от времени его подлатывал и подколачивал, а себе отстроил жильё в нижнем конце участка — коттедж с удобствами, коммуникациями и с лабораторной пристройкой, где и проводил всё время. Там же он оставил нетронутым покосившийся сарай с ольхой, и туда же перенёс повидавший виды стол из нашего общего детства.

Трудно было по Лёхе сказать — рад он нам или нет. Он всегда немного отсутствовал в мире житейских дел и, будь его воля, изъяснялся бы с нами только формулами, а вместо тостов доказывал теоремы.

Выспросил, чего это мы припёрлись, вздохнул и вынес из подвала ящик.

Судя по бортовому журналу моей памяти, в начале первой пятницы мы наливали то, что было в ящике. Виски, то есть. Мы же приличные люди, бизнесмены, не считая Колдуна, конечно. Хороши были те виски, что и говорить, Лёха знает толк в химических соединениях. Сам он, правда, сильно не налегал, всё бегал в лабораторию, когда остальные, то есть мы с Колдуном — по кустам, и на планшете что-то смахивал и перетаскивал, когда остальные — закусывали и занюхивали.

Колдун пошёл, само собой, в полный отрыв.

— Ведь я всё для неё, пацаны, делал… В театры ходил, в музеи — а-вар-ганд всякий смотрел, обсуждал даже, — Колдун икнул, хлопнул вискаря, схватил черёмуховую ветку и шумно втянул ноздрями сладкий густой дух. — А она даже не сказала — почему. Это ведь обидно, да? — неуверенно спрашивал он у бутылочной этикетки, подковыривая её ногтем. — Если бы она хоть сказала — почему. Трубку не берёт, даже звонок не сбрасывает — просто не берёт, как будто не я звоню, а пустое место звонит, то есть немое место… ну, или как сказать? — жаловался он тёмному телефонному дисплею. — Если бы я мог отмотать назад, остановить её, спросить почему, а потом отмотать ещё, чтобы исправить это «почему»…

— А скажи, Колдун, если бы у тебя была машина времени, ты бы Гитлера убил или жену вернул?

— Это какой-то нехороший вопрос, — Колдун хлопнул по щеке, и на ней остался расплющенный комар. — И потом, они же не одноразовые… Машины, в смысле. Или одноразовые?

— Так! Стоп-стоп-стоп, — затарабанил по столу ладонью Лёха. — Айда все за мной.

— Давно пора! Комары заели и холодно, — я подхватил Колдуна, тот поймал заплясавшую бутылку, мы встали.

Однако Лёха направился не в дом, а к отдельному входу в лабораторию, и мы нестройным гуськом потянулись за ним.

***

— Ну, ты даёшь, Лёха! Деревенская жизнь довела? Самогоноварением занялся? Тоже мне, фрилансер, — я рассматривал адскую паутину из шлангов и трубок, оплетавших колбы и мензурки и сердито вплёвывавших каплю за каплей синеватой бражки в нутро огромного самовара. На его блестящем боку был пристроен сенсорный монитор.

— Вискарь, случайно, не оттуда родом? — кивнул я на самовар.

Лёха коснулся монитора. На экране появились кнопки, ползунки, тумблеры, амплитудные кривые.

— На какое время ты хотел отмотать? — игнорируя меня, обратился он к Колдуну.

Колдун тщетно силился уловить смысл вопроса, а у меня натурально отвисла челюсть.

— Даже не знаю, как спросить… Не машина времени же это?

— Самогонная машина времени, — ощутимо гордо пояснил Лёха. — Если точнее — лингво-самогонная машина времени. Основана на темпоральных атрибутах языка, степени алкогольного опьянения и свойствах памяти. Могу долго объяснять или могу быстро продемонстрировать.

Лёха был умником среди нас, это правда. Но чтобы настолько?

— А ты сам-то пробовал?.. Нет уж, подожди, — спохватился я. — Чем докажешь? — задал я самый наивный вопрос.

Колдуну невыносимо трудно давались попытки следить за происходящим, он устал и присел на стульчик.

— Пробовал, — Лёха понизил голос. — Смотри на Колдуна — сейчас он икнёт и скажет: «Мужики, что-то я не догоняю.» — Лёха посмотрел на часы, подождал. — Сейчас.

Колдун икнул:

— Мужики, что-то я не догоняю…

— Издеваешься? — я смотрел на Лёху и не мог понять — шутит он или нет. — Да ладно? Ты… ходил?.. или как?.. Ты… был в будущем?

— Странно звучит, да? «Был в будущем»… Никто до сих пор не связывал грамматическое время с физическим. А способность алкоголя развязывать язык и высвобождать темпоральную энергию для смещения временного туннеля… Эх! — Лёха взял со стола мензурку, поставил её под краник самовара, потыкал пальцем в монитор. Из краника полилась голубая, как ликер Кюрасао, жидкость. Лёха взял мензурку и протянул мне.

Пить незнакомые жидкости я начал ещё в школе. То был лучший урок за десять лет обучения. С тех пор незнакомые жидкости я даже не нюхаю.

— Давай на Колдуне попробуем. Хотя… ничего, что он в такой кондиции?

— Это не влияет. Во-первых, мой темпоральный самогон, или ТС, как я его называю, действует на дополнительные нейроны, не участвующие в процессе обычного опьянения. Во-вторых, когда ты попадаешь в прошлое, ты принимаешь состояние, которое было у тебя в тот момент. Просто доза, которую я приготовил сейчас, сработает только с тобой, на определённое для тебя время и в соответствии с твоим объёмом памяти.

— А как ты меня вернёшь? — поверить не могу, что спросил это на полном серьёзе, но так и было. — И сколько ты мне нальёшь? То есть, на поллитра вперёд, допустим — это я куда попаду? Или я просто отключусь, словлю глюк о будущем, а потом очнусь?

— Да нет же. Ты сдвинешь время относительно себя. Физически. Понял?

— Нет.

— Я же говорю — лучше показать, — он сунул мне в руку мензурку. — Сейчас ты сдвинешь время вперёд и окажешься в прошлом. Вчера. Ты помнишь, что было вчера? Всё зависит от того, насколько точны твои воспоминания о прошлом. И какое грамматическое время ты используешь в формуле. Выпей одним глотком и скажи или подумай: «Вчера в три часа я делал то-то и то-то». Но не советую использовать конструкции вроде: «По средам я бывал там-то» — знаешь, как в английском языке формы continuous, или слова-повторители типа «опять», «ещё раз», «каждый раз». А то попадёшь в петлю.

Я уже поднёс мензурку ко рту.

— Подожди! А назад-то как?!

— Ну как… Сходишь по малой нужде — и готово, вернёшься на столько, на сколько выпил, — Лёха неожиданно хихикнул — похоже, этой частью схемы он гордился больше всего.

— Хитро, — я донёс стакан до рта, глотнул.

Жидкость дёрнула горло — да, самогон там точно был.

— Вчера в три часа я сидел на презентации в конфер…

***

Я сидел на презентации в конференц-зале нашего офиса и грыз карандаш, чтобы не заснуть. Но теперь-то сна как не бывало. Я осторожно повертел головой, положил карандаш и стал лихорадочно вспоминать все известные мне по фильмам принципы путешествий во времени. Лёха ничего не сказал мне о том, встречу ли я самого себя в прошлом, и не давал никаких инструкций на этот счёт.

Другого меня, кроме меня, нигде не было. Ладно. В туалет пока не хочется. Посмотрим.

Галчевский рисовал маркетинговые диаграммы и бубнил прогнозируемыми цифрами продаж.

Вдруг я вспомнил, что примерно в этот момент Леночка Игнатьева окончательно уснёт и получит по лбу планшетом, которым она опрометчиво пыталась прикрыть свою полудрёму.

Раздался глухой стук и хихиканье. Леночка покраснела, отложила планшет и поправила блузку.

Я… Трудно сказать, что я чувствовал. Было ли это сном, пьяным бредом или лёхиным технологическим прорывом? Физически ничего необычного я не чувствовал. Я по-прежнему оставался собой, Евгением Перепёлкиным, директором по развитию, попавшим во вчерашний день… Чёрт, если это вчера, надо удалить пару строчек из корпоративного реестра! И не отвечать на звонок со скрытого номера… Как удобно… Как удобно!

Мне вдруг нестерпимо захотелось отлить. Рано! Реестр я успею поправить прямо сейчас — и тогда штраф мне не грозит, а вот звонок будет уже после презентации. Если я вернусь раньше, он так и останется отвеченным, и мне придётся отдавать долг Ваське Зотову, а мне это совсем некстати.

Мочевой пузырь всё сильнее давал о себе знать. Я жестом извинился и отправился в уборную. По дороге зазвонил телефон. Номер был скрыт. Я дотерпел до последнего гудка, и только тогда вошёл в кабинку. Не успел я опорожниться, как оказался у лёхиного сарая под ольхой. Ступая в синих сумерках по редким камням мощёной дорожки, я добрался до лаборатории. Лёха поправлял шланги, Колдун дремал на стуле.

— Ну как? — Лёха обернулся и принял озадаченный вид. — Тебя ведь вчера не избивали? И ты не падал?

— Нет, — я потрогал висок, он чуть саднил.

Я посмотрелся в зеркальный бок самовара. Искаженный кривой поверхностью синяк расплывался под левым глазом, а висок рассекали три царапины, уже слегка затянувшиеся.

— Рассказывай, что ты менял.

— Ты не говорил, что менять нельзя.

— Понятно. Значит, менял.

— Но ты не говорил!.. Да я почти и не менял, времени мало было — то ли мочевой пузырь слабый, то ли твоя микстура слишком мочегонная.

— Появились новые воспоминания?

Я метнулся памятью во вчерашний день. В голове вспыхнули чёткие картинки: Васька Зотов ждёт меня у подъезда с парой мощных шкафандров. Ссора. Драка. «Завтра будет больнее». Я пересказал всё Лёхе и забеспокоился.

— Чёрт!.. Это-то место он наверняка знает… Проще было отдать. Налей-ка мне ещё.

— Налью, лишь бы твои шкафандры тут всё не разгромили. Только теперь — внимание! — ничего не менять. Абсолютно. Проживи те минуты так же, как прожил в самый первый раз. Как только почуешь зов природы — сразу его… удовлетворяй, — Лёха снова хихикнул.

Он поколдовал над монитором, нацедил синей самогонки.

— Я в ту же точку попаду?

Лёха кивнул. Я выпил.

***

Я сидел на презентации в конференц-зале нашего офиса и грыз карандаш, чтобы не заснуть. Ладно, штраф так штраф, долг так долг. Я и так нормально зарабатываю.

Леночка снова получила планшетом по башке, её подружка Зойка из пиара снова хихикнула. Галчевский бубнил. Что я ещё вчера делал? Лёха сказал — важно, чтобы я всё помнил, иначе не смогу повторить в точности. Может, мне и не надо вспоминать? Может, я подсознательно проделаю те же действия в той же последовательности?

В задумчивости я так ожесточённо грыз карандаш, что щепка попала мне в горло, и я поперхнулся. Я закашлялся так сильно, что стал задыхаться. Сосед справа протянул мне бутылку воды, Зойка подбежала ко мне и принялась неловко колотить по спине. Галчевский посмотрел на нас с укором, и я, нечленораздельно извиняясь, вышел из зала. Зойка пристроилась со мной. Я выпил воды, щепка проскочила, мне стало легче. Я силился вспомнить — было это вчера или нет, и не мог. Зойка придерживала меня за локоть и поглядывала тревожно и с каким-то самочьим вызовом.

Зов природы не заставил себя ждать. В смысле — зов отлить.

***

— Я же тебе сказал — ничего не менять. Ни-че-го. Даже дышать в том же темпе. Ты опять не отдал долг?

— А что? — я уставился в самовар. Фингал теперь расплывался под правым глазом. Зато царапин не было. Только тянуло поясницу.

— Вспоминай.

Я начал вспоминать. Зойка и я, болтая ногами, сидим на парапете у Плотинки, отпивая по очереди из горла весёлое шампанское — нам весело, поэтому всё вокруг весёлое — и шампанское, и шум водостока, и даже какая-то баба, которая схватила Зойку за руку, сначала показалась мне весёлой. Она весело заехала мне в правый глаз и резво наподдала по почкам.

— В принципе, это пустяк, Лёха. Вроде бы без последствий? Может, так и оставим? Давай лучше Колдуну личную жизнь устраивать.

— Как хочешь. Тебе с фингалом ходить.

Мы повернулись к Колдуну. Он безмятежно похрапывал на стуле.

— Ты наливай, а я разбужу.

Колдун долго не мог сообразить, чего мы от него хотим. Только когда увидел напиток — обрадовался.

— Ты главное, Димас, запомни — спроси у неё, какие такие предъявы, и всё, сразу в сортир и назад. То есть вперёд, в настоящее, к нам. В общем, вынесет само куда надо, — это я уже, как эксперт, втолковывал Колдуну принципы самогоноварения… то есть самогоновремени. — Пей и повторяй: «Сегодня утром я…»

***

Колдуна не было около минуты. Он вошёл в дверь лаборатории, напустив тучу комаров, и, пошарив глазами, двинулся ко мне. Удар был неожиданным, но он хотя бы пришёлся на другой глаз.

— Колдун, ты чего?

Колдун был подозрительно трезвым. Внезапно я вспомнил, что сегодня весь день сбрасывал его звонки, а вечером даже сбежал сюда, к Лёхе.

— Я чего? Это ты — чего? Зойку Крапивцеву знаешь?

— Работаем вместе. А что?

— Татьяну Колдунову знаешь?

— Твоя жена, Димас, конечно, знаю.

— А то! — Димас коротко взрычал и обречённо опустился на стул.

И снова память высветила картинку: Зойка, Плотинка, весёлая баба и хук слева… Весёлой бабой была Танька Колдунова! Ничего себе история…

— А я-то при чём, Димас?

— При том. Они сначала просто так встречались — хиханьки-хаханьки. А когда Танька увидела вчера Зойку с тобой, сразу — всё, не могу, говорит, без неё, ухожу.

— Да ладно?! — даже Лёха отозвался эхом, настолько ошеломила нас эта новость.

— Бериллий вас всех дери… — Лёха задумался. — Значит, так. Ты, — он ткнул в меня, — возвращаешься на свою конференцию и сидишь там, как мышь в засаде на сыр. Никаких Зоек, никаких заек.

— Минуточку. Как же так получается? От Колдуна жена ушла ещё до того, как я вернулся и затусовался с Зойкой. Выходит, что я тут ни при чём.

Колдун ошалело переводил взгляд с Лёхи на меня и, похоже, боялся даже спрашивать, о чём мы тут беседуем.

— Он не помнит, что перемещался? — спросил я Лёху. — Почему я помню?

— Думаю, что это эффект ерша. Слишком много виски плюс ТС… Да, даже если ты вернёшься и не пойдёшь гулять с Зойкой, Танька уйдёт всё равно… но почему? Надо всё повторить. Запустить тебя — но так, чтобы ничего лишнего не произошло. Потом снова запустить его.

Настоящее время уже перевалило за полночь, мне лично хотелось спать, а вовсе не слушать бубнёж Галчевского в — о ужас — четвёртый раз.

Лёха согласился сделать перерыв до утра.

***

— Дыхните!

Весь следующий день мы сидели за столом под черёмухой и одаривали приходящего из-под ольхи Лёху своими респираторными ароматами.

Всё потому, что с утра Лёха бодро огорошил меня заявлением:

— Вчера ты не два раза перемещался во времени, а гораздо больше! Почему мы об этом забыли, я не знаю, но подозреваю — всё тот же ёрш.

— Ты хочешь сказать, что Танька ушла от Колдуна именно из-за меня с Зойкой? И где-то в более ранних перемещениях мы уже повторяли эту сцену с Танькой, то с мордобитием, то без? Но так набухались, что всё забыли?

— Точно. Наверное, когда вы приехали в исходном варианте, я похвастался своей машинкой и отправил вас разгуливать по прошлому. Вы и наворотили… Я предлагаю уничтожить весь тот самогон, который я приготовил перед вашим приходом. На дистилляцию полноценной порции обычно уходит неделя. Вы приедете, а мне нечего будет вам предложить. И вы не будете шастать туда-сюда.

— А зачем мы приехали, если Танька не ушла от Колдуна?

— Да вы без повода приезжаете!

— И что надо сделать?

— Я вернусь во вчерашнее утро и уничтожу весь готовый продукт. Должно сработать.

***

Лёха снова принюхался к нашим выхлопам и снова скривился на перегар от собственного высокотехнологичного самогона.

— Я понял, мужики. Похоже, против нас играю я из будущего. Он, то есть я, знает, что настоящий я хочу избавиться от заначек самогона, и перепрятывает их в неизвестных настоящему мне местах.

— А зачем это будущему тебе?

— Да, почему это будущий ты хочет, чтобы от меня жена ушла?

— Понятия не имею, — пожал плечами Лёха. — Можно сходить туда и узнать.

Он сгонял в лабораторию и вернулся с другим графином.

— Сейчас ты сдвинешь время назад? — уточнил я.

Он кивнул.

— А куда денешься будущий ты?

— Пойми, я — это и есть время в каком-то смысле. Я — временная линия, линия жизни. А моя душа, если так яснее, с помощью ТС передвигается по её отметкам. Понял теперь?

— Нет.

Лёха налил в мензурку самогона «будущего» и рассеянно отхлебнул глоток.

— Попробую объяснить ещё раз, — и он допил остатки. — Вот б… — не успев выстрадать очередное химическое ругательство, Лёха исчез и тотчас появился снова, сидящим на скамье. — Пойми, я — это и есть время в каком-то смысле. Я — временная линия, линия жизни. А моя душа, если так яснее, с помощью ТС передвигается по её отметкам. Понял теперь?

***

— Слышь, Димас, — я прикрыл глаза, уставшие от мельтешения закольцованного Лёхи. — Может, Танька одумается и так вернётся, без самогона?