Рассказявка №124 - Полет

“После полудня же князь отобедал. Изволил откушать сегодня князь осетра с грибами солеными, пироги с потрохами, поросенка жареного, кулебяку и разной другой снеди. Опосля же вышел лицезреть...”

Летописец Агафон облизнул губы, живо представив осетра, запеченного целиком. Он бы с удовольствием весь день писал о трапезах и застольях, но приходилось тратить пергамент на всякую ерунду. Почесав кончиком пера за ухом, Агафон продолжил.

“Вышел лицезреть князь забаву диковинную, кузнецом Гришкой Десятниковым учиненную.”

И действительно, на балкон терема вышел князь в одной рубахе, обмахиваясь расписным китайским веером. А летописец злорадно вывел "поверх" вместо модного заморского словечка "балкон".

— Ну кликни там, пусть начинают. — Через плечо бросил князь волхву.

Тот махнул рукой, и ожидавший сигнала холоп споро бросился к колокольне на другой стороне площади. Собравшаяся там толпа все поняла правильно и принялась кричать и улюлюкать, задрав головы вверх.

На верху колокольни показалась растрепанная рыжая голова, оглядела людей внизу и снова исчезла, вызвав новую волну криков.

Князь покосился на волхва, стоявшего со скучным выражением лица и сложившего пухлые руки на толстом животе.

— Опять тоже самое будет? Третий раз уже.

Волхв безразлично пожал плечами.

На колокольне появилась фигура человека в тулупе, шапке-ушанке и валенках. А на руках были закреплены длинные крылья из белых перьев. Толпа взорвалась радостными криками.

— А по-зимнему зачем?

Князь с удивлением обернулся к волхву.

— Для уменьшения травматизма.

Правитель скептически хмыкнул, но возражать не стал.

Неуклюже задирая правое крыло, человек перекрестился и, расставив руки, наклонился вперед. Толпа под колокольней расступилась, образовав большой круг. Тонко заголосила какая-то девка. Летописец Агафон высунулся из своего окошка, взглянул на колокольню, вздохнул и записал: “… как и давеча упокоился испытатель крыльев деланых, ибо не дело человеку аки птица парить…”.

А кузнец Гришка оттолкнулся и прыгнул, распахнув крылья.

Нелепая фигурка падала вниз.

Еще ниже.

Кувыркнулась в воздухе.

И, не достигнув земли пару саженей, вдруг сделала переворот и взмыла вверх.

Толпа ахнула.

— Ять!.. Ять!.. А шоб вам!

Кричал первый в мире воздухоплаватель, бешено взмахивая крыльями.

Потеряв шапку и один валенок, пилот сделал боевой разворот, взмыл свечой и с размаху рухнул на чей-то курятник, пробив крышу.

Толпа бесновалась. Крик стоял до небес, ставшими теперь близкими всем людям. Измазанного птичьим пометом героя извлекли из курятника и стали качать.

Князь повернулся к волхву и грозно свел брови.

— Твои проделки, Филимон. Не может человек, аки птица, летать. Не положено ему Господом и законами физики. Зачем стервец наволховал?

Волхв пожевал губами, потеребил пальцами оберег на груди, шумно вздохнул.

— Так последний толковый кузнец же, государь. Ну разбился бы, как предыдущие. А нового где взять?

— А теперича, что делать? А если они теперь массово прыгать станут?

— Не станут. Объявим, что без княжеского благословения летать нельзя. А Гришке летать запретим, пока нормальную теорию аэродинамики не сочинит. А то ишь выискался, практик. Пусть теорию подтягивает, а там и нормальные крылья придумает.

А бедный Агафон во всё горло костерил изобретателя, из-за которого пришлось вымарывать из летописи целую страницу, написанную заранее.

Перед тем как зайти обратно в терем, князь обернулся к волхву.

— Что там пушкари-то? Пороха уже пятьсот пудов извели, а результат где?

Кудесник, не ожидавший вопроса, закашлялся.

— Так государь, третьего дня же…

— Я тебе ща как дам третьего дня! С волхованием или нет, но чтобы ядром о небесную твердь шандарахнули. Понял? Позоришь меня перед соседями. Уже который год спор с багдадским халифом разрешить не можем: дзинкнет оно или бздыщнет? И не дай бог, вам ядро на орбиту вывести вместо этого. Сгною в Сибири!