Пудель у забора

На совещание Федосей мог бы и не ходить. Реактивы он загрузил еще с вечера, на десять часов работы хватит. Приказ по министерству, однако, не поспоришь. Положен оператор при самописце — вот и сиди! Басил значительно шеф, докладывали что-то оперативники. Федосей не прислушивался. В памяти крутился вчерашний разговор с сыном. Не разговор даже — ссора, скандал, базарная свара.

«Знаешь, кто ты? — кричал Сева, набычась и покраснев. — Цепной пёс! Бегаешь вокруг амбара с хлебом, а люди голодают! Сами не едите, другим не даёте!» — «Опомнись, Севостьян! Какой голод? Это просто книги. Читай на здоровье, все ларьки забиты» — «Одноразовые, папа! А если я перечитать хочу?!» — «Купи!» — «И так каждый раз?» — «Такой закон…» — «Идиотский закон, папа» — «Какой есть. Я только умоляю, не вляпайся! Загремишь ведь на полную, лет на двадцать! Это тебе не с кредитом напортачить» — «Не учи!».

Выбежал, хлопнув дверью. Как его убеждать? Тоже, нашёл пса… Пудель на верёвочке, служба поддержки, подай — принеси. Призы по стрельбе, правда, брал в молодости. Это потом уже, после ранения, в технари пошёл. Когда это было…

— Так, — хлопнул шеф ладонью по столу, — на этом всё. Сегодня мы их прихватим! Оперативному составу сбор через четыре часа, здесь. Федосей, подготовь, — шеф начал загибать пальцы, — семь, да каждому по два, да мне пару, да в отчет… двадцать штук копий!

— Конечно, Акакий Палыч, — Федосей запаковал готовую таблетку с записью в плёнку — нечего ей фонить, ДСП всё-таки — и достал формуляр. — Распоряжение с вас.

— Ах, бюрократ, — восхитился полковник.

Он медленно вывел в нужной графе число двадцать, двойка получилась кривая, зато нолик вышел на загляденье, круглый, ровный. Неудивительно, фамилия шефа — Обухов, а в ведомости писать нужно внятно. В бухгалтерии те ещё крючкотворы, куда до них Федосею! Потом Обухов нарисовал фамилию, приложил рядом большой палец, дождался писка сканера и вернул формуляр:

— Давай, работай!

Федосей спустился к себе, в множительный отдел. Голова пухла от какофонии фраз: то ли старший уполномоченный Евстигней Борисович окотился в подвале, то ли любимицу поварих, кошку Маруську поздравляли с именинами. Стенгазету в фойе сляпали кое-как, наспех, поэтому новости путались и смешивались в ядовитый коктейль. Ничего, пару дней, и она выветрится, тогда можно будет проходить спокойно, до следующего выпуска.

Мультипликатор мерно урчал, мерцал светодиодами дежурного режима. Федосей вставил формуляр в приёмную щель и коснулся пальцем сенсора. Зелёный сигнал, готово.

— То-то же, — пробормотал Федосей и активировал одиннадцать приёмных лотков. Запись — в приёмный контейнер. Включился нагреватель, от таблетки пошёл тонкий дымок.

Пока копировалась первая партия, Федосей нацепил газету на читальную спицу, чиркнул зажигалкой и запалил шершавую чешуйку «Ведомостей». Открытый ридер, самая простая модель — для беглого чтения. Та-ак… что у нас? Температура семь — девять, ветер умеренный, осадков не ожидается. Прогноз погоды. Неудачно, не с той стороны читать начал. Реклама, автосервис, выступление мэра на юбилее местной филармонии. Ерунда всякая. А, вот оно: статистика правонарушений, сейчас...

Звякнул таймер. Одиннадцать запаянных в плёнку кругляшей вывалились в пенал для копий. Федосей сразу распаковал одну и запустил процедуру по новой.

Пока занимался, газета догорела, вильнула хвостиком последней статьи: «… ость повысилась на тридцать процентов». Очень интересно. Урожайность? Пожароопасность? Преступность?

Снова тренькнул мультипликатор. Готово! Одна, два, три… двадцать, двадцать один. Стоп, почему? Вот чудак, забыл погасить один приёмник, сделал лишнюю копию. Надо уничтожить, есть у машины такая опция — ускоренное авточтение. Заодно вспомним совещание, надо только заглушку снять, чтобы дым сочился наружу. Нарушение, конечно, но кто о нём узнает?

Ого! Склад коммерческого контрафакта, есть шанс выйти на производителей, да, слышал что-то такое краем уха, популярные авторы… так, дальше бла-бла про международные конвенции и план по раскрываемости, ага, может, и в газете про раскрываемость было… на особом контроле… ничего себе объёмы!

Федосей поставил заглушку на место.

Умеем, всё-таки, работать, умеем! Но откуда столько нелегального товара? Хотя… не проблема. На офисных мультипликаторах, да в каскаде, можно книги мешками гнать. Вопрос в другом. Где пираты берут матрицы без ключа защиты? Книгу с ключом копировать бесполезно, вместо текста пойдут, в лучшем случае, обрывки. Чушь получится, бессмысленный набор слов. Спецтехнику надо, которая защиту снимает. Где такая есть? В издательствах, у военных и у нас, в полиции.

А ведь Севка заходил сюда, и не раз. Курсовые множил, ещё что-то, Федосей не присматривался. Мог ведь, паршивец, мог! Сердце ухнуло куда-то вниз, в животе противно захолодело. Нет же! Умный парень, зачем ему? Болтун, правда, что да — то да. А кто из нас по молодости не болтает? Но чтобы на преступление пойти? Нет, не он это!

Запросто, трезво сказал себе Федосей. Горячий, правдоруб, а тут такой случай — папаша-лопух и мультипликатор. Проверить надо, для очистки совести.

— С группой хочу съездить, Акакий Палыч, — сказал Федосей, отдавая полковнику пакет с копиями, — закис я что-то, живого дела хочу.

— Да? — удивился Обухов. — Справишься? Захват — дело такое, специфическое.

— Вы же помните мой послужной…

— Помню, — оборвал его полковник. — Евлампий!

Подошёл командир выездной бригады, капитан Фёдоров.

— Здесь, господин полковник!

— Федосей с вами поедет. Экипируй, боекомплект по норме. Да присмотри за ним, нам спец ещё живой нужен!

— Сделаем, Акакий Палыч, — Фёдоров хлопнул Федосея по плечу: — Пошли, наука, на инструктаж! Гордись, для тебя отдельно проведу.

После недавнего снегопада дороги ещё не убрали, и автобус сильно качало. В приоткрытые окна врывались рекламы: терпкие — ночных клубов, изысканные — модных бутиков, респектабельные — банков и торговых представительств. Витрины мелькали, оставляя в сознании слоёную, путаную смесь слов, образов, картин. Только вывески аптек, кроме привычного лекарственного амбре, освещались стилизованным изображением назального ингалятора. Решением международного суда эту пиктограмму вывели из сферы действия законов авторского права. Неизбежная уступка здравому смыслу. При насморке не почитаешь.

Федосей мрачно глядел в окно. На душе скребли кошки. Что делать? Вдруг Сева там, среди пиратов? Сын, единственный и любимый. Что сказать жене? Позабыл, не уберёг… Как ни крути, всё плохо, и так, и эдак! И не отмазать, не та Федосей персона. От бессилия, от тяжести выбора заболела голова. «Прекрати, — одёрнул себя Федосей, — что ты, как пудель у забора? Тот тоже мечется, не может выбрать, какую поднять лапу».

Автобус остановился возле приземистого строения. Тускло горели фонари, ничем не пахло. Похоже, здание давно забросили. Бойцы посыпались наружу, как горошины из перезрелого стручка.

— Быстро, быстро! — вполголоса командовал капитан. — Федосей, держись за мной, вперёд не лезь. Действуем по плану. Двинули!

Профи работают быстро. Федосей невольно восхитился. Даже мелькнула тень гордости за причастность. Горькой гордости, лишней. Хотя, противник — всего-то четверо мальчишек. Они лежали лицами в пол, между перевёрнутых столов, рядом с туго набитыми мешочками. Книги!

Севостьян тоже был тут. Он поднял голову, узнал, но радость мгновенно сменилась досадой, а потом презрением.

Ну же, пудель! Решай…

— Не понял, — обиженно протянул Евлампий. — Федосей, это же…

Капитан не договорил. Пуля вошла ему в левый глаз, а Федосей уже разворачивался, отправлял одну за другой свинцовые посылки, стараясь не смотреть на лица сослуживцев. На лица тех, с кем не один год служил вместе.

Они не ожидали предательства и ничего не успели сделать. Нет, заныла и бессильно повисла левая рука, на плече расплывалось бурое пятно. Значит, кто-то смог.

— Неважно, — прошептал Федосей, — правая-то цела?

Он вышел наружу. Водитель стоял возле автобуса, курил какую-то лёгкую книжку.

— Нормально? — спросил он.

— Да, — ответил Федосей и выстрелил ему в грудь, справа, под ключицу. Парень без звука опрокинулся на грязный снег.

— Бешеный пудель страшнее волкодава, — сказал Федосей серому вечернему небу. Адреналин, он отравлен адреналином, сейчас начнётся отходняк… Пришла дрожь, накатила слабость. Федосей развернулся, и, опираясь о стену, поплёлся внутрь.

— Папа? — Сева смотрел на него с изумлением и ужасом.

— Молчи, сын, — помещение плыло и качалось перед глазами. Как же больно! Дрожащими пальцами Федосей достал шприц-тюбик с анальгетиком, зубами сорвал колпачок и вколол дозу чуть выше раны. Боль медленно отступила, сознание прояснилось.

— Ты ранен, — Сева достал откуда-то бинт и стал ловко перевязывать Федосея. Умеет, чёрт. Когда научился? Неважно.

— Беги, — сказал Федосей. — Бегите все!

— А ты?

— Беги, дурак! Бери мать и вон из города, чтобы это, — Федосей кивнул на тела полицейских, — не было напрасным. Беги, прошу тебя! А я — всё...

Он остался один в пустом складе и с пустотой в душе. Поскрипывала от сквозняка входная дверь, крошились под ногами книжные цилиндрики. Федосей подобрал один и принюхался к этикетке. Что-то незнакомое.

— И вот ради этого, да?..

Федосей загрузил книгу в подобранный тут же ридер, тоже пиратский, без проверки ключа. Захотелось узнать, из-за чего он умрёт.

Щёлкнул кнопкой поджига, поднёс устройство к лицу и втянул носом воздух:

«Меня зовут Максим Каммерер. Мне восемьдесят девять лет. Когда-то давным-давно я прочитал…».