Простое человеческое счастье

На всех каналах крутили одно и то же: Президент зачитывал новый указ. Высоким, надтреснутым голосом, проглатывая слоги и окончания.

— Как он достал, зачем он это делает?! — выругался Артур. — Не доверяет дикторам?

— Выключи уже этот приёмник, Максима разбудим, — ответила с заднего сиденья Лера. Бледный Максим спал у неё на руках. — Куда мы, в конце концов, едем? Соскочили ночью, несёмся куда-то, ты молчишь. Объясни, Артур.

Артур глянул в зеркало: жена держала себя в руках, но давалось ей это с трудом. Золото моё, как же я тебя… как же я вас с Максиком люблю!

— В деревню, — ответил он. — У меня бабка в деревне была, дом оставила. Надеюсь, не растащили его. Надо пересидеть.

— Зачем?

— Лерка, ты танки видела?

— Да, — пожала плечами Лера. — Говорят, учения.

— Не бывает таких учений, — сказал Артур. — Учения, они подальше от города проходят, а тут — на улицах прямо.

— И что?

— Переворот это… — начал Артур. — Ах, чтоб тебя, урод!

Он резко крутанул руль, Леру бросило к левой дверце. Максим сонно захныкал. Слева их, едва не снеся зеркало, на дикой скорости обогнал длинный как автобус внедорожник.

— Тише, ты! — прошипела Лера. — Ребёнка напугаешь.

— С-суки! — снова выругался Артур. — Нет, чтобы этих козлов ловить, они… Будь моя воля, я… — он не договорил.

Давешний внедорожник, мигая габаритами, стоял у обочины. Рядом суетились люди в форме. Артур вывернул руль, объезжая, но дорогу перегородил автоматчик, махнул рукой в сторону обочины.

— Чёрт, приехали… — пробормотал Артур и остановился.

— Что им нужно? — забеспокоилась Лера.

— Сейчас выясним, — сказал Артур и полез в карман за документами…

Дверцы с его стороны распахнули рывком.

— Из машины, живо! — скомандовал омоновец.

— Я ничего не нарушал, — заговорил Артур. — В чём…

— Быстро!

В четыре руки Артура сдёрнули с кресла, выволокли наружу, поставили лицом к задней боковой дверце. Артур скосил глаза: Лера изнутри смотрела на него с ужасом, губы её дрожали.

— В чём дело?.. — прохрипел Артур.

— Молчать, — сказал кто-то равнодушно. Чужие руки забрались в карман куртки, вынули портмоне.

— Мангуров Артур Львович, — произнёс равнодушный. — Та-ак… паспорт, права, сто двенадцать тысяч рублей купюрами. Куда собрались, Артур Львович?

Артура взяли за плечи, развернули. Вопрошающий светил в глаза фонариком, его собственное лицо скрывалось в темноте.

— В деревню, — сказал Артур. — Какого чёрта!

Тот, кто держал его слева, сделал обманчиво медленное движение, грудь пронзила боль, дыхание пресеклось, а в глазах потемнело.

— Где путевой лист, Артур Львович? — услышал он вопрос, когда снова смог дышать и воспринимать окружающее.

— Кха…Кхакой лис…т?

— Указ Президента от шестнадцатого октября этого года, — терпеливо объяснил равнодушный.

— Вы что?! — взорвался Артур. — Это вчера!

— То есть, путевого листа у вас нет, — констатировал равнодушный. — Незнание законов, Артур Львович, не освобождает от ответственности. Придётся вам…

Равнодушный замолчал, обернулся. Владелец внедорожника, здоровенный детина в клетчатой рубахе нараспашку и спортивных штанах, напирал на омоновца:

— …Да ты чё, козёл?! Ты, ваще, знаешь, на кого варежку разинул? Щас позвоню, вас тут ваще всех раком поставят!

— Матвеев… — укоризненно сказал равнодушный.

Омоновец словно очнулся. Сделал шаг назад и передёрнул затвор автомата.

— Та-та-та-та!..

В груди клетчатого одна за другой появились четыре дыры. Плеснула кровь. Клетчатый запнулся, лицо его посерело, и он повалился вперёд, на Матвеева.

Что случилось дальше, Артур не увидел. Те, кто его держал, отвлеклись и ослабили хватку. Артур прыгнул с места, боднул равнодушного в челюсть и бросился в темноту справа от дороги.

Нога ухнула в пустоту, в канаву. Удар! Клацнули зубы, хрустнуло где-то в колене. Плевать! Артур бежал, не разбирая дороги. Ветви хлестали по плечам и голове, он шарахался из стороны в сторону в неверном лунном свете. В голове остались две мысли: какой же он идиот, — и не лишиться бы глаз.

Та-дам! Та-дам! Та-да-дам!

Сзади стреляли. По нему стреляли, хотели убить! Артур припустил ещё быстрее, потом нога зацепилась за что-то твёрдое, и он полетел вперёд.

Темнота перед глазами взорвалась фейерверком звёзд, и всё пропало.

***

Очнулся Артур от холода. Середина октября — не лучшее время для ночёвки в лесу. Руки и ноги задеревенели, спина ныла. Лоб, едва Артур открыл глаза, прострелила тянущая боль. Кажется, он здорово навернулся головой. Кое-как отталкиваясь непослушными ногами, Артур сел, тронул лоб… ого, вот так шишка!

Светало. С низкого серого неба планировал мелкий снежок.

Артур огляделся. Он сидел в… глубокой яме под корнями вывороченной осины. Над ямой нависала ещё одна, полуоблетевшая осинка. Кажется, именно об её ствол он и ударился, когда летел рыбкой в яму. Спасибо, шею не сломал… Ещё раз спасибо, что от удара его бесчувственное тело присыпало листвой, вот вояки в темноте и не заметили.

Что им было надо? И где Лера с Максимом?!

Артур с размаху ударил кулаком по комлю, скривился от боли, потряс рукой, потом встал и побрёл в сторону дороги. От набата в голове он почти не смотрел под ноги и о первое тело почти наткнулся.

Мужчина в дорогом пальто лежал головой в луже. Отличное пальто из отличной шерсти. Такую не купишь в обычном магазине, уж Артур-то знал. Оптовые закупки тканей были его профессией. Не очень большой, но стабильный доход, хватало на жизнь и выплату автокредита. Красный лёд схватился вокруг ушей мужчины. Он был безнадёжно мёртв. Артур посмотрел вокруг, и живот скрутило; он упал на колени, его вырвало, потом он долго сидел, пережидая один приступ за другим и дрожащими руками стирая снегом блевотину с обшлагов куртки.

Чёрт!.. Тела лежали повсюду. Мужчины и женщины, богатые на вид и переживавшие не лучшие времена. Он не увидел ни одного детского трупа, это внушало надежду.

Весь следующий час Артур бродил вдоль дороги, рассматривал людей. Большей частью они были без верхней одежды; Артур переворачивал каждое женское тело, с каждым новым трупом к ужасу примешивалась неуместная радость. Леры здесь не было! Следовательно, Лера жива… Скорее всего, жива.

Он поднялся на проезжую часть. Дорогу заполняли автомобили. Они стояли в бесконечной пробке, в обе стороны, в четыре ряда. Новые навороченные и подержанные, иностранные и отечественной сборки. Артур заметил даже двух «Ушастых» и «Копейку». От налетевшего шквала закачались и захлопали открытые дверцы; ветер загулял над дорогой, забирался внутрь салонов через двери и щели в окнах, и над шоссе возник унылый вой, будто машины оплакивали своих мёртвых хозяев.

Дзынь! Ба-бам!

Артур присел, опасливо завертел головой. Метрах в двухстах размахивал руками человек. Артур выхватил из открытого багажника бейсбольную биту и побежал.

Бамм!

Артур выглянул из-за длинного внедорожника.

Ба-бам!

Длинноволосый бородач в адидасовском спортивном костюме и кроссовках на босу ногу плющил булыжником железную трубу.

— Ты кто? — спросил Артур.

— А? — бородач подпрыгнул на месте, выставил навстречу Артуру свой импровизированный меч. — Ты кто такой?

— Я первый спросил, — ответил Артур. — Артур меня зовут.

— Ты не военный? — недоверчиво поинтересовался бородач.

— Я что, похож на военного? — удивился Артур.

— Кто вас разберёт, — пробормотал бородач, потом уронил железку и сел где стоял: — Семён я. Чёрт!

Он неожиданно заплакал, запричитал, размазывая слёзы по лицу:

— Ты это видел всё, а? За что они нас, а? Что мы им сделали, Артур, а?

— Указ какой-то, — сказа Артур. — против олигархов.

— Какой я им к свиньям олигарх! — взвился Семён. — Я же по делу! Йогурты вожу!

Он пнул по скату ближней девятки, распахнул заднюю дверь: салон машины был забит ящиками и коробками с иностранными названиями.

— Тоже путевого листа не оказалось? — спросил Артур.

— Какой лист! — завопил Семён. — Я на своей машине! В свои ларьки!

— Чего живой тогда?

— Сбежал… — тихо сказал Семён. — Выстрелы услышал и сбежал. Вот и жив.

— Что делать собираешься?

— Не знаю, — ответил Семён. — Ерунда какая-то. Зачем им нас убивать? А ты?

— Сын со мной и жена были, — ответил Артур. — Здесь, — он мотнул головой в сторону обочины и передёрнулся, — здесь их нет. Искать буду.

— Ага-ага, — закивал Семён. — Только не надо их искать.

— Почему?! — Артур рванул Семёна за воротник.

— Ты чего, сдурел?!

Семён вырвался, отскочил назад.

— Почему не надо искать? — еле сдерживаясь, спросил Артур. — Их убили, ты видел?

— Ой, дурак! Ну, дурак! — Семён замотал головой, откинулся назад, на гладкую тушу автомобиля. — В Стожки их повели. Приказ у них — пассажиров не трогать. Собрали в колонну и повели.

— Откуда знаешь?

— Оттуда и знаю, — сказал Семён. — Я всю ночь по кустам ныкался. Слышал, как расстреливали, слышал, как в колонну строили.

— Где эти Стожки? — спросил Артур, остывая.

— Там, — Семён махнул рукой вперёд. — Километров десять до поворота, а там налево. Сено там всегда хорошее родилось, вот и Стожки. У меня там тоже что-то вроде ларька...

— Со мной пойдёшь? — спросил Артур.

— Нет, — помотал головой Семён. — Йогурты, понимаешь? Как я их брошу?

— Йогурты… — повторил Артур. — Ладно, бывай!

Он повернулся, чтобы уйти.

— Стой! — сказал внезапно Семён. — Слышишь?

Со стороны города накатывал далёкий грохот, и там, где грохотало, что-то шевелилось.

— Что за дрянь опять на нашу голову! — сплюнул Семён. — Давай-ка сойдём…

Они сбежали с асфальта и спрятались в кустах.

Вовремя.

— От, блин!.. — только и смог выговорить Артур.

По шоссе в два ряда шли танки. С визгом лопались покрышки, скрипел и взрывался триплекс стёкол, кричал сминаемый металл кузовов. Следом за танками двигались оснащённые косыми отвалами гусеничные тягачи. Сплющенные автомобили один за другим валились в кювет. Душно пахло бензином и танковым выхлопом.

— Сволочи! — завопил вдруг Семён. — Добро моё давить?

— Куда? Против танков?!

Семён вывернулся из рук Артура, выбежал, потрясая кулаками и размахивая недоделанной саблей, на дорогу.

— Стой, скотина! — закричал он и, что было сил, шарахнул своей железкой по броне переднего танка.

Пулемётная турель на башне вертанулась: — Та-та-та-дам!..

Пули ударили Семёну в грудь, выбили из спины красные фонтанчики. Он отлетел, упал на крышу потёртой «девятки» грудой кровавого тряпья. Через секунду танк подмял «девятку» под себя…

Артур вжался лицом в мокрые листья. Семён не успел стать ему не только приятелем, даже знакомым, но било по нервам равнодушие стрелка. Короткое, деловитое движение — и живой и нервный человек обратился в труп. Да люди ли сидят в бронированных коробках?

Давно затих гул моторов, а Артур всё лежал, не рискуя поднять головы. Наконец, когда холод стал невыносим, он выполз на шоссе и побрёл вперёд, к повороту на Стожки. Асфальт, несмотря на испытание гусеницами, сохранился хорошо, и дорога не мешала идти. Артур шагал, отсчитывая десятки и сотни шагов, потом вспомнилась какая-то песенка из современных, бессмысленная, но ритмичная. «Та-та-да-там-там… Та-та-да-там-там!..» — вертелось в голове. Артур был даже благодарен неведомому композитору и модно-беззвестной певичке, им удалось полностью отключить его мысли и почти примирить с окружающим ужасом.

Лера и Максим, — сейчас его занимало только это, а чтобы помнить о родных, думать необязательно.

… Ветер принёс гарь и вкусный запах печёного мяса. Артур остановился. Оказывается, занятый цифрами и ритмом, он пропустил нужный поворот, и сейчас стоял перед церковью.

Перед бывшей церковью.

Артур не раз проезжал мимо неё по пути к бабке Прасковье. Она рассказывала, колхоз хранил в храме картошку. Рассказывала без особого интереса. Ровесница революции, бабка Прасковья не верила в бога, хотя и прожила весь век в деревне. Артур склада не помнил, застал только щербатые развалины красного кирпича. Тени ликов взирали с остатков штукатурки. Плевал Артур на их скорбь, религия вообще не вызывала в нём отклика, не было в этих развалинах ни значительности, ни дыхания истории, вот только смотрелись они уж больно неопрятно!

Лет пять назад храм отстроили заново, и маковки его сияли километров за десять, и представляли собой замечательный ориентир.

Церковь догорала. Купола почернели, стёкла полопались и провалились внутрь здания. Белые стены обезобразили пятна копоти. Узкие высокие двери обгорели, их подпирали тяжёлые бетонные блоки.

Артур подошёл ближе. От дверей тянуло сухим жаром, и именно из-за них веяло так вкусно и так ужасно. Не веря, Артур пошёл кругом храма и, едва завернув за угол, обнаружил закопчённый труп. Человек лежал на животе, вытянув вперёд руки с чёрными скрюченными пальцами, волосы и одежда сгорели, и уже не понять было, кто это, мужчина или женщина.

Артур посмотрел наверх: на высоте примерно в полтора его роста было окно, створка болталась на одной петле, вторая створка отсутствовала. Из окна сочился белый дым. Очевидно, человек пытался спастись из горящей церкви, выпрыгнул из окна и умер.

Или его добили.

Артур попятился, запнулся и упал на что-то мягкое и податливое.

… Священник в полном облачении лежал на спине, раскинув руки, и смотрел в небо неподвижными глазами. Во лбу священника, словно третий глаз, зияла кровавая рана. Именно его живот спас Артура от сотрясения мозга. Мягкое, не успевшее закоченеть чрево человека, любившего вкусно и обильно поесть, и погибшего при попытке защитить свой храм и собравшихся в нём людей.

Артура снова вырвало, теперь одной только желчью. Он вскочил, стараясь ни в коем случае не коснуться тела священника, и бросился бежать. Мелькнула решётка изгороди, застучал под каблуками асфальт дороги. Артур нёсся, не глядя по сторонам и не думая. В груди полыхал пожар, сердце колотилось от рёбра. Остановился он, лишь отбежав от сгоревшего храма метров на пятьсот, постоял, унимая дыхание и отплёвываясь, и поплёлся к повороту на Стожки.

До лагеря Артур добрался часа через три, уже в сумерках. До этого места танковая «уборка» ещё не доехала, приходилось обходить и лавировать, но вот впереди стали видны верхушки палаток и… солдаты возле КПП.

Мыслей не было, мысли пропали. Артур механически переставлял ноги и думал только о том, что скоро, может быть, увидит родных. А там — будь что будет!

— Стой! — окликнули его.

Военный со странными знаками отличия на рукаве заступил ему дорогу: — Куда направляетесь?

— Моя фамилия Мангуров, Артур Львович, — глядя мимо военного, сказал Артур. — Здесь моя семья… наверное.

Караульный достал телефон: — Чудик один пришёл, говорит, Мангуров его зовут.

Выслушал ответ и отошёл в сторону, открывая проход через караулку:

— Четвёртая палатка по левую руку. Проходите.

Наверное, в палатке были ещё люди. Артур заметил женщин и детей, кто-то спал, кто-то готовил пищу. Поймал на себе заинтересованные и испуганные взгляды.

Потом он увидел Леру и Максима — и счастье, простое человеческое счастье заставило время замереть.

***

— Я рад, что вы живы, Артур Львович.

Знакомый равнодушный голос запустил часы вновь.

Спина Леры под его рукой напряглась. Артур оторвался от родных, повернулся на голос.

Давешний военный, закинув автомат за спину, сидел рядом на раскладном стульчике. Артур рассмотрел на плечах тусклые звёзды.

— Что всё это значит, майор? — спросил он.

— Это значит, что класс олигархов много о себе возомнил, его требовалось одёрнуть, — жёстко сказал тот, — и мы это сделали. Подавили сопротивление.

— Олигархи? — переспросил Артур. — Все, у кого есть машина — олигарх?!

— Да, — просто ответил майор. — Личный автомобиль это предмет роскоши. На него невозможно честно заработать, только украсть.

— Чёрт возьми, — прошептал Артур. — А дальше, майор? Квартиры, телевизоры, дачи… Кого раскулачивать следующим?

— Это опасные вопросы, — сказал майор. — Не надо их задавать. Президент справедливый человек, этого достаточно. А мы… мы просто честно исполним его приказы.

Спорить было не о чем.

— Я понял, — кивнул Артур. — А что будет со мной? Меня расстреляют?

Лера охнула, прижалась крепче.

— Нет, — усмехнулся майор. — Я не дал делу хода. Вы были в состоянии аффекта, а я — разумный человек. Живите, работайте. Кстати, ваши деньги, все сто двенадцать тысяч, у вашей супруги.

Лера молча кивнула.

Майор встал и, уже уходя, обернулся и бросил:

— И помните — это навсегда.