Правосудие Энжа

Сегодня в списке смерти появилось новое имя. Энж нервно простучал на полированном столе несколько тактов из оратории Гайшнеля и снова посмотрел в монитор. Это невозможно! Будь это имя в списке вчера, он бы обязательно его запомнил! Постоянно работая с текстами, Энж приобрел странную привычку: он раскладывал слова на идеально равные слоги. Слоги, в каждом из которых было по одной согласной. Или закрытые слоги. Или… Энж дернул острым подбородком. Это имя тоже было идеальным. По-своему.

— Лили Л. Статс, — он не выдержал и произнес имя вслух.

Вероятно, он ошибается. Наверняка сам же был невнимателен. Как раз вчера, когда он просматривал последний блок имен, позвонила жена — спрашивала, что Валентина должна приготовить на ужин. Помнится, он долго и придирчиво выбирал постные блюда. Мясо Энж не любил, считал убийство и без того редких животных — грехом. На сорок миллиардов людей какой-то миллиард животных. Может быть, пока он думал о том, что пора внести в «Правила жизни» соответствующий закон, это имя и выскользнуло из памяти? А раз так — надо просто проверить. И все встанет на свои места. Энж открыл голубое окошко программы-наблюдателя и ввел пароль.

По экрану побежали буквы. Полное имя оказалось не таким уж идеальным.

«Лили Лайон Статс. Тридцать пять лет. Окончила университет Океда по специальности «Экономическая догматистика». Сейчас — статист-секретарь департамента Справедливости. Награждена золотой лентой «Белого Ордена». Замужем. Имеет четырнадцатилетнего сына». Длинная строка прочих сведений — от списка детских болезней до оценок в университете (отличных — Лили Статс получила диплом с золотым обрезом). И ни одного проступка.

Он щелкнул по вкладке «дополнительно» и вывел на экран изображение. Ничего особенного. Серые глаза, светло-каштановые, чуть загибающиеся на кончиках, волосы. Разве что рот… У жены Энжа были узкие губы, а у Лили — четко очерченные, припухлые. Щекам стало горячо, и он свернул окно программы.

Энж поерзал. В отличие от членов Высшего Совета департамента Справедливости и их семей у статистов нет иммунитета к «лотерее смерти», и потому Энжу уже приходилось убивать тех, кто работал бок о бок с ним. Недостойных жить. Нет, конечно, не своими руками — Энж никогда не держал в них ничего опаснее столового ножа. Его оружием было Слово. «И собственная непогрешимость», — с гордостью добавляла жена, расправляя на Энже складки белой форменной мантии. Грешники не имеют права на жизнь. Энж верил в это, а потому никогда не сомневался в правильности лотереи.

До сегодняшнего дня.

Энж снова забарабанил пальцами по столу. О какой непогрешимости может идти речь, если пастырь не может уследить за вверенными ему овцами?

Он потянулся было к кнопке «Delete» и тут же отдернул руку. Если удалить имя сейчас — где гарантия, что тот, кто его внес, не попытается сделать это снова? И дело вовсе не в этой неизвестной Лили, над чьей головой завис дамоклов меч смерти — истинно непогрешимых людей не существует — а в том, что внести имя в компьютер мог только кто-то из Высшего Совета.

Энж сплел пальцы на животе и откинулся в кресле. Отзываясь приятной дрожью в уставших за день мышцах, спружинила гидравлическая спинка. Он закрыл глаза и расслабился. Итак. Из двенадцати членов Высшего Совета, которые имеют доступ к программе лотереи смерти, можно смело исключить его самого. Еще двое находятся в отпуске. Дайрек Стил, заведующий отделом наблюдения, сейчас в командировке на островах. Остается восемь. Восемь человек — и каждый имел доступ к спискам приговоренных. Энж открыл глаза и сам испугался пришедшей в голову мысли. Из оставшихся восьми двое — глава Высшего Совета Светлейший Райт и его заместитель, мессир Норито! Они никак не могут быть заподозрены в совершении нечистого деяния, тем паче — подлога!

— Рабочий день окончен — просьба всем служащим покинуть здание департамента — до закрытия дверей осталось двадцать минут.

Голос дикт-секретаря подействовал отрезвляюще. Энж взял себя в руки и сузил список подозреваемых до шести человек. Конечно, виноват кто-то из его собственного окружения. Рука снова потянулась к кнопке «Delete». Может, проще стереть имя? Нет его — и все. И никто никогда не узнает...

— Рабочий день окончен — просьба всем служащим покинуть здание департамента — до закрытия дверей осталось пятнадцать минут.

В коридоре раздались шаги — служащие торопились по домам. Кто-то вскользь коснулся двери, и Энж снова отдернул руку. Как подобная мысль могла прийти ему в голову? Заблудшая овца в стаде пастырей — это… это даже больше чем грех!

Он собрал папки в аккуратную стопку, придвинул кресло к столу и оглядел кабинет. Небольшой, с аскетической обстановкой. Ничего лишнего — компьютерный стол, пухлый диван для посетителей, на котором настояла Кора. Стеклянный шкаф с архивами и бланками — замок на пульте управления горел красным, но Энж, как всегда, проверил ручки.

Остановившись на пороге, щелкнул выключателем, и монитор с тихим жужжанием втянулся в стол. Черный плексигласовый колпак накрыл клавиатуру.

Под голос дикт-секретаря он открыл дверь и шагнул в коридор. Уже поднимаясь по ступенькам к площадке фуникулера, услышал сзади быстрые шаги и посторонился.

— Доброго вечера, мессир Сати, — глубокий баритон заставил Энжа пригнуть голову. — Как ваша супруга?

— Спасибо, мессир Райт. — Энж понял, что не может смотреть в глаза Светлейшего. Как можно было подумать о нем плохо?!

— У вас что-то случилось? — Энжу показалось, что черные глаза Райта вытягивают из него душу. — Вы выглядите усталым.

— Так и есть, — Энж попытался улыбнуться. — Ничего. Еще неделя — и мы с женой выберемся на острова. Как раз сегодня хотели забронировать...

— Рабочий день окончен — просьба всем служащим покинуть здание департамента — до закрытия дверей осталось десять минут.

— Замечательно, — Райт кивнул, и светлые волосы упали ему на глаза. — Перед поездкой обязательно зайдите ко мне. Думаю, ваша супруга тоже не откажется от исповеди. Помните: дух духом же укрепляем будет.

Райт по-мальчишески тряхнул головой и пошел — почти побежал — вверх. Белая мантия с вышитым на спине знаком Ордена — золотым глазом в черном треугольнике — колыхалась в такт его энергичным шагам. А Энж застыл, пытаясь осмыслить произошедшее. Он солгал мессиру Райту! Он-солгал-Светлейшему! Он сделал было несколько шагов вслед Райту — догнать, объяснить! — и тут же взял себя в руки. «Запомни, Энжи: место лгуна — в списках смерти, ибо Бог знает правду. Будь осторожен». Так говорил отец. С тех пор Энж долго и упорно работал над тем, чтобы попасть в ряды неприкасаемых. Самому стать тем, кто определяет судьбы. Неужели же сейчас, из-за его трусости и лжи, его собственный сын может лишиться этой неприкосновенности?! Выхода нет. Найти того, кто подделал списки — значит спасти себя. Этаж догматистики тремя ярусами ниже его собственного этажа. Надо только измыслить предлог, чтобы поговорить с этой Лили.

Райт услышал шорох и остановился. Энж улыбнулся.

— Хорошего вечера, мессир. Могу я взять на исповедь и сына?

Никогда его сын не окажется усыновленным другой семьей. Никогда не услышит от Энжа «Будь осторожен». Потому что Энж намеревается оставаться членом Высшего Совета до самой смерти.

Энж снял в гардеробной белую мантию и надел обычный черный плащ. Выйдя на крышу, с наслаждением втянул носом прохладный воздух. Открытая кабина скоростного фуникулера мигала зеленым, и он рванулся к ней. Влетев в кабинку как раз тогда, когда мигающий зеленый превратился в красный, чуть не сбил с ног темноволосую девушку. По полу кабинки разлетелись разноцветные папки.

— Извините, — Энж наклонился, собирая рассыпавшиеся документы и выхватывая взглядом имя на грифе: Лиза Дейн. Он машинально разделил имя на «Ли» и «за». Ничего особенного. Скучное имя. Серое.

— Ничего страшного.

Он отдал девушке собранные папки и встал у окна. Где-то внизу мелькали огни фонарей, проплыл аккуратный квадрат городского парка, и Энж с удовольствием вспомнил о приближающемся отпуске.

— Вы — мессир архивариус?

— Можно сказать и так.

Энж гордился своей работой и тем, что его узнавали. Разве это не почетно — держать в руках нити судеб миллиардов людей? А спасать их от темноты и скверны? Кажется, когда-то люди верили в богинь, отмеряющих сроки человеческой жизни. Как их звали? Клото и...

— Скажите, вы уверены, что ваши списки всегда верны?

Вопрос был настолько неожиданным и в какой-то мере кощунственным, что Энж растерялся. Верны? Всегда ли? До сегодняшнего дня он в этом не сомневался. Если кто-то совершил проступок — об этом должно сказать на исповеди. Ложь, гнев, предательство… Эти данные вносятся в специальный реестр. Конечно, человеку дается возможность исправиться. Но если он упрямствует во грехе, разве не долг каждого сообщить об этом тем, чья работа — очищать свое стадо от гнуси? Молчание затягивалось, и Энж ощутил, что немедленно должен что-то сказать.

— Мне кажется, вам нужно сходить на исповедь… мисс, — наконец выдавил он.

Она отвела взгляд и промолчала.

Кабинка остановилась, запуская внутрь новую порцию пассажиров, и он расслабился. Странная девушка. Надо посмотреть завтра ее данные. В самом деле — почему ее вопрос так его задел? Энж обвел глазами людей. Четверо одетых в серые робы мужчин. Наверное, возвращаются домой с работы. Пожилая женщина. Молодая мать, держащая за руку трехлетнего малыша. Энж тоже хотел бы подержать за руку малыша. Но Сэму почти тринадцать, а жена так и не смогла забеременеть второй раз. Разве что когда-нибудь он вот так же сожмет в ладони мягкие пальчики внука? Энж ухватил взгляд Лизы. Она смотрела на малыша с какой-то печальной нежностью. «Vox populi vox Dei», — подумал Энж, и внезапно ему стало страшно. Что творится в сердцах этих крепких парней? Что скрывается за их приветливой внешностью, когда они приходят домой? Или эта пожилая женщина… Высохший кулак так сжимает поручень, что под полупрозрачной пятнистой кожей белеют острые костяшки. Почему? Что думают они — каждый — оставаясь наедине с собой? Что чувствуют, находясь под бдительным оком Господа? Может быть — страх? На позвоночнике выступила испарина, и Энж почувствовал, что ему тоже надо остановиться. Фуникулер звякнул о край площадки, и Энж выскочил из кабины, даже не обернувшись.

— Светлого утра, Энж! — Кора открыла дверь кабинета и застыла на пороге. Ее золотистое каре выглядело так идеально, что Энжу захотелось расчесаться и вымыть руки. После блеска волос Коры собственные черные пряди показались ему спутанными и грязными.

— Светлого, — он опустился в кресло и помассировал виски. Ночью он почти не спал, ворочался, то и дело будил жену, и в конце концов просто провел остаток ночи в кабинете, пытаясь вспомнить что-то важное. Что-то, касающееся Лили Л. Статс, что он знал, но забыл. Во всяком случае, какая-то мысль непойманной птицей крутилась в голове. Что-то… Энж прижал к сканеру палец. Плексигласовый колпак откинулся, открывая доступ к клавиатуре.

— Неважно выглядишь. — Она подошла к окну и потянула витой шнур, впуская в кабинет нежаркие лучи девятичасового солнца.

— Не выспался, — Энж подождал, пока плоский экран выползет из стола, и посмотрел на Кору. Столкнувшись взглядом с ее обеспокоенными глазами, растянул губы в улыбке. С ним и правда все в порядке. Вчера на ужин было его любимое овощное рагу с грибной подливкой, жена радовалась цвету бульона… Ах, да… Еще Сэм сказал, что мальчик Роббинсов (Роб-бин-сов) списывал. Под одобрительную улыбку жены Энж посоветовал сыну рассказать об этом учительнице. Лучше предупредить грех, пока он спит в семени, чем дать росткам проклюнуться. К тому же через год Сэму четырнадцать. Он впервые будет присутствовать на службе, которую ведут Светлейший Райт и мессир Норито, а это испытание не из легких.

Солнечный зайчик пробежал по хрустальным граням люстры и перескочил на дверцу шкафа. Энж вздрогнул и бросил взгляд на кнопку оповещателя. Дверца выглядела закрытой, но кнопка горела зеленым. Он прикрыл глаза и постарался успокоиться. Бланки предложений… Печати… Списки… «Скажите, вы уверены, что ваши списки всегда верны?» Энж чуть не подпрыгнул. Кресло отозвалось протестующим скрипом.

— Кора!!!

— Да?

С трудом подавив порыв броситься к шкафу и дернуть ручку, Энж указал на него. Лили Статс не проходила по голосовательным бланкам лотереи смерти. Она была внесена в уже проверенный список. Чтобы там появился кто-то новый, кто-то другой должен был оттуда исчезнуть. Конечно, вместе с хранящимся в архиве бланком. Кто?!

Кроме того, Энж только что придумал вполне достойную причину, чтобы спуститься в отдел Лили М. Два зайца разом. Он смотрел, как Кора подходит к шкафу.

— Подготовь форму заявления в отдел догматистики.

— Хочешь внести предложение?

Энж кивнул.

— Какое?

— Хочу, чтобы пересмотрели закон на предмет запрета непостной пищи, — Энж продолжал улыбаться. Позавчера Кора ушла домой как положено — это Энж задержался на двадцать минут, как простой служащий. И вчера, когда в списках появилось имя Лили, Кора почти весь день была на виду. Но так думал вчерашний Энж. Энж сегодняшний впился ногтями в подлокотник. Неужели вот так оно и бывает, когда тебя гложет червяк сомнения? Гложет до тех пор, пока от твоей веры в окружающих не останутся только уголья подозрений?

— Не думаю, что это такая уж хорошая идея, — тонкие пальцы Коры замерли в нескольких сантиметрах от дверцы. Энж напрягся. Сейчас… Если ты знаешь, что дверца не заперта, ты просто потянешь за ручку.

— Почему? — он постарался, чтобы голос прозвучал расслабленно.

— У меня все же экономическая степень, — Кора улыбнулась. — Я хорошо считаю прибыль.

Мысль, что всю ночь крутилась у Энжа в голове, наконец-то обрела очертания. Пять лет назад он сам принимал Кору на работу и не мог ошибиться. Тот же университет, который закончила эта неведомая до вчерашнего дня Лили Л. Статс. Год, конечно, другой, Кора старше, но кафедра — та же. Знакомы ли они?..

— Кора?

— Да? — Она обернулась.

— В Океда самая лучшая кафедра, — заметил Энж, так и не задав вопрос.

— Именно. — Кора быстро набрала код и открыла шкаф, а Энж так и не понял: он рад или нет тому, что она не потянула ручку дверцы.

Зажав в руке бланк заявления, Энж остановился перед дверями лифта. Спуститься по лестнице? Три яруса по три этажа каждый — не так уж и мало. С другой стороны — тело надо подвергать испытаниям...

— Сомнения ведут к разрушению души, — Норито Кано выговаривал горловую «р», как и все уроженцы Раиля. — Блажен, кто их не ведает. Так и будете стоять у дверей, мессир Сати? Входите, — длинный смуглый палец с платиновым перстнем Ордена нажал кнопку.

Энж шагнул в прозрачную клетку лифта.

— Какой вам нужен этаж?

— Четвертый средний ярус. Этаж двенадцать «а», — ответ вырвался раньше, чем Энж успел сообразить, что проговорился. Нет! Он не должен колебаться, не должен подозревать мессира Норито и Светлейшего Райта. Но-ри-то прав. Сомневаясь в частном — разве не подвергает он сомнению и основы? Энж бросил взгляд на лицо Норито. Такой же черноглазый как и Райт, тот был смугл, что еще сильнее подчеркивала белая мантия. Уголки губ приподняты, отчего казалось, что Норито постоянно улыбается. Самый молодой член Высшего Совета и наследник корпорации «Норимед».

— Отдел догматистики? Вы много работаете.

— Я… — начал было Энж, и остановился. Мессир Норито прав, логичнее было бы послать Кору.

— Вы?.. — Норито ждал, наклонив голову набок, словно большая птица, и по спине Энжа опять поползли капли пота.

— Я просто захотел немного пройтись. — Энж почувствовал, как ложь липнет к его белой мантии, словно тонкая черная паутина. — Думаю, обратно поднимусь по лестнице.

За прозрачным пластиком дверей снизу вверх тянулись ульи отделов, и ему подумалось, что он — пчела, которую утягивает в глубину паутины гигантский паук-осоед.

Кабина остановилась. Энж поклонился Норито и вышел в коридор. Дверцы закрылись и лифт качнулся, унося Норито глубже вниз. Энж с облегчением вздохнул.

В отличие от размеренного спокойствия пентхауса, тут бурлила жизнь. За стеклянными стенами длинного коридора стучали клавиатуры наборщиков, жужжала копировальная и сканирующая техника. Средний ярус департамента принадлежал экономистам. Сам Энж когда-то работал этажом ниже. Потому сейчас он шел, здороваясь, улыбаясь, то и дело сталкиваясь со служащими в серых и коричневых мантиях. Интересно, какого цвета мантия у Лили Л. Статс? И кстати… почему человек, окончивший престижный университет с золотым дипломом, до сих пор всего лишь статист? Впереди шла невысокая девушка, и Энж нагнал ее, чтобы заглянуть в лицо.

— Мессир? — похоже, она удивилась его вниманию.

Энж кивнул и быстро прошел дальше. Если он будет искать для передачи заявления именно Лили Л. Статс, это будет выглядеть странно. А даже если найдет именно ее — что он ей скажет? О чем спросит? «Добрый день, мисс Статс. Не знаете случайно, почему вы оказались в списке смерти?» Бред, господи, какой же это бред! Право внесения недостойного в список смерти имеет любой дееспособный гражданин старше тридцати лет. Энж несколько раз пользовался этим правом. И жена Энжа. Каждый известный Энжу человек делал это хотя бы раз. И пусть сыну всего тринадцать, но он мечтает о том времени, когда получит право судить. Иногда, идя с Сэмом по улице, Энж удивлялся умению сына находить мелкие признаки греха: озабоченные глаза, крепко сжатые губы, упрятанную на самое дно ненависть. Его сын станет хорошим человеком!

Энж расправил плечи. А чем занимается он сам? Зачем ему эта Лили? Правильнее, гораздо правильнее было бы сообщить о проблеме мессиру Райту, а не действовать в одиночку. Собрав персонал и сопоставив показания, будет просто найти виновного. Вот что он должен был сделать вместо того, чтобы колебаться и подвергать сомнениям чистоту Светлейшего! Как хорошо, что Бог всегда направляет оступившегося!

Энж решительным рывком открыл первую попавшуюся дверь и бросил бланк на черный пластик стола.

— Зарегистрируйте.

— Мессир!

Статист-секретарь — юноша едва старше двадцати лет — вскочил и поклонился. Энж улыбнулся — скорее с облегчением своим мыслям, чем секретарю — и повернулся к лифту. Вот и все. Сейчас он доложит о случившемся Светлейшему, и проблема исчезнет. А завтра пойдет на исповедь и облегчит душу, рассказав о своих сомнениях.

Энж прошел уже половину пути, когда вспомнил о том, что он пообещал мессиру Норито. Пройти девять этажей пешком? С радостью! Сейчас в Энже бурлила энергия. Уже не смотря по сторонам, он быстрым шагом дошел до двери лестничного блока и вышел на пустую площадку. Кому нужны лестницы, если есть лифт?

Лили была там. Сидела на подоконнике, держа в руках несколько распечаток. И Энж только сейчас понял, что думал о том, узнает ли он ее, если увидит вот так, вживую. Волосы оказались длиннее, чем на фотографии. А цвет глаз он не разглядел — она щурилась, вглядываясь в мелкий шрифт. На ней была серая мантия, форма служащего второй ступени. Из-под подшитой серебряной каймой полы выглядывал, покачиваясь, носок черной туфли.

— Мессир?

Энж вздрогнул, поняв, что она уже не читает, а смотрит на него. Глаза были такими же как на фотографии — серыми, в тонких росчерках ресниц.

— Светлого вам дня! — Он улыбнулся, надеясь, что она улыбнется в ответ. Отчего-то ему было важно увидеть, каким станет ее лицо, когда уголки губ поползут вверх.

Лили не улыбнулась. Отложила листы и встала ему навстречу.

— Почему вы не на рабочем месте? — Энж хотел сказать что-нибудь другое, но с губ почему-то слетел официальный вопрос.

— Забирала документы из отдела связи. — Лили указала куда-то в потолок. — Лили Статс, статист-секретарь второй ступени.

Энж вовремя проглотил чуть не сорвавшееся с языка «я знаю».

— Извините, мессир. — Лили собрала с подоконника документы и шагнула к двери.

— Постойте! — Энж понял, что если он сейчас ничего не сделает, она просто уйдет. Уйдет, так и не улыбнувшись ему.

— Да, мессир Сати?

«Да, Энж?» — про себя исправил он.

— Мне кажется, я где-то слышал ваше имя. Университет Океда, верно?

— Выпуск восьмидесятого года, степень по экономической догматистике, диплом за номером пять тысяч сто восемьдесят три. Мессир Сати, нашим куратором был сам Светлейший Райт. Мы можем гордиться. Я — особенно.

Лили опустила взгляд на документы, а Энжу внезапно до боли в пальцах захотелось взять ее за щеки. Просто взять, приподнять лицо и заглянуть в глаза… Райт?!

— Прошу простить, миссис Статс, — Энж кивнул уже на ходу, устремляясь вверх по ступеням. Мессир Райт? Лили Статс и Кора Дар учились в одном университете. Курировал его в то время Светлейший Маркус Райт. Именно Райт рекомендовал Кору на пост заместителя Энжа… Энж почувствовал, что опять падает в пропасть безверия.

Добравшись до кабинета, он первым делом позвонил жене. Да, он почти не спал с ней — секс с ней не приносил ему удовольствия. Придя домой, они чаще всего расходились по разным комнатам, но ее тихое сосуществование внушало ему какую-то… уверенность? Устойчивость и спокойствие. Оно заключалось во всем. От мелких бытовых радостей вроде желтых кружек, купленных ею к желтым же кухонным стульям, и до искусственных цветов, которые она любила мастерить, пока он работал за компьютером. И пусть кому-то казалось, что это не любовь — сам Энж понимал любовь именно так.

Договорившись об ужине и положив трубку, он внезапно вспомнил серые глаза Лили и почему-то представил ее рядом с Райтом. Выпуск восьмидесятого года. Значит, тогда ей было около двадцати. И Райт был моложе, чем сейчас Энж. Кровь снова прилила к щекам. И не только к ним. Он почувствовал напряжение внизу живота и закрыл глаза. Интересно, какое у нее тело? Под форменной одеждой его не было видно, но наверное — нежное. Когда она запрокидывает голову, на шее видна тонкая жилка. Вот Райт проводит по ней языком, оттягивает губами теплую кожу, целуя, опускается через ключицы вниз, к мягкой груди, накрывает ее рукой и чувствует, как щекочет середину ладони твердый сосок… Энж судорожно сжал кулак и выдохнул, сообразив, что все это время не дышал.

Ощущение тяжести в паху превратилось в боль, и он неожиданно понял, что хочет Лили. Хоть на этом столе. Прямо на пульте управления. Наверное, если бы они все еще были на лестнице, он бы взял ее прямо там. Не думая о грехе. О том, что кто-то может их увидеть. Даже не думая о ней — просто вжав ее в себя и закрыв ей рот своими губами.

Он вскочил и заходил по кабинету. В шкафу метнулось отражение, и Энж впился в него взглядом. Спокойное, чуть холодное лицо уверенного в себе человека. Что сейчас на дне его глаз разглядел бы Сэм? Энж понял, что знает ответ на этот вопрос, и ему стало страшно. Исповедь — вот, что ему нужно. Сейчас. После нее он всегда чувствовал себя чистым и легким. Он шагнул к двери. «Отпустите мне грехи, Светлейший Райт, я представил вас голым и ужасно возбудился». Энж постоял на пороге, потом закрыл дверь и вернулся за стол. «Кора Дар, Лили Статс, Лиза Дейн», — он вывел на экран личные дела.

Лиза Дейн оказалась такой же неинтересной, как ее имя. Статист первого уровня, которому никогда не сменить цвет мантии на серый. Кроме того, в ее семье были признанные недостойными жить. Если на тот момент ей исполнилось восемнадцать — ее подвергли принудительной стерилизиции. Наверное, так и было, — Энж вспомнил, какими глазами она смотрела на малыша в кабине фуникулера. Ничего. После обнародования списков смерти и исполнения приговора появится много детей, которым нужны будут новые матери. Наверняка мисс Дейн уже стоит в очереди на усыновление. И все же… Почему она задала такой странный вопрос? Сомнения — едкий цветок греха. Если он будет цвести в ней и дальше… вот почему дети из таких семей, как у Лизы, как правило, повторяют грехи своих родителей. Энж подумал над тем, что можно бы сделать это темой проповеди.

Данные Коры он просмотрел вскользь — за пять лет совместной работы он выучил их почти наизусть. О том, курировал ли Райт и ее курс, не говорилось ничего, и Энж пожалел, что не может просмотреть личное дело самого Райта. Правда, пятнадцать лет назад тот и не был Светлейшим. Всего лишь заместителем начальника отдела наблюдения.

На экране осталось гореть последнее окно. Лили Статс. Энж покачался в кресле. «Мессир Сати, нашим куратором был сам Светлейший Райт. Мы можем гордиться. Я — особенно». Он снова вскочил и принялся мерить ногами кабинет. Что он упустил? Может… Энж вернулся к компьютеру и запросил списки награжденных золотой лентой Ордена. Получив ответ, с облегчением вздохнул: Лили Л. Статс и Маркуса Райта действительно связывала тонкая нить прошлого, но эта нить не была темной. Энж распечатал статью об аварии на фуникулере Океда и испытал легкий укол зависти. Не каждому выпадает шанс спасти жизнь Светлейшего. Как человек, совершивший такое, мог оказаться в списках смерти? Нужно сообщить об этом Светлейшему. Кто бы ни подделал списки — мессир Райт определенно вне подозрений.

Энж бегло просмотрел несколько изображений: Лили с мужем. Лили с сыном. Спасенный Райт и вчерашняя студентка Лили Статс в одной из клиник «Норимеда»; глава «Норимеда» Норито-старший — в обнимку с Маркусом Райтом...

— Рабочий день окончен — просьба всем служащим покинуть здание департамента — до закрытия дверей осталось двадцать минут.

Энж потер глаза. Уже вечер? Времени почти не осталось. Завтра он должен отправить списки смерти в отдел исполнения. И обратной дороги не будет — правота Высшего Совета не подвергается сомнениям.

Наверное, так и бывает? Хочешь поймать грешника — стань таким как он. Нельзя описать вкус апельсина, не попробовав его. Значит, нельзя увидеть то, чего никогда не видел. Почувствовать то, чего не испытывал. Узнать в чьей-то душе злобу, зависть, ложь, если их нет в твоей собственной. Все правильно. Он делает это для того, чтобы в мире стало чуть больше света. Это его долг. Как и любого другого человека.

Какая-то мысль тенью промелькнула в голове, но Энж отмахнулся от нее, не попытавшись ухватить.

Нужно срочно поговорить с мессиром Райтом! Он подхватил распечатки и выскочил из кабинета, на ходу хлопнув по кнопке выключателя.

Кабинет Райта оказался закрытым.

— Мессир Райт только что спустился вниз. Если вы поторопитесь, мессир Сати, то, возможно найдете его в нижнем холле. — Норито закрывал дверь своего кабинета.

— Благодарю вас, мессир Норито, — Энж вспомнил фото в «Норимеде». — Скажите, давно вы знаете Светлейшего?

— Он давний друг нашей семьи. — Норито спрятал ключи в портфель и вопросительно посмотрел на Энжа.

— Не успел передать документы, — Энж потряс распечатками. — Вы вниз?

— Сегодня нет.

— Тогда до завтра, — Энж развернулся и пошел к лифту, все еще чувствуя спиной взгляд Норито.

Он опоздал всего на три минуты. Может быть, даже меньше: задние огни лимузина Светлейшего мелькнули за оградой сквера, и белый лакированный хвост завернул за угол. Энж увидел свое отражение в зеркальных дверях холла и только сейчас вспомнил, что забыл переодеться.

— Мессир Сати?

Он резко обернулся на знакомый голос. Лили стояла прямо за его спиной, и на ней уже не было серой мантии. Бежевое шерстяное платье с длинными рукавами плотно обхватывало запястья. Оно было достаточно свободным и не обрисовывало линию бедер, но Энжу показалось, будто он увидел ее голой.

— Светлого вечера, — Лили улыбнулась и вышла на улицу. Он подождал, пока она попрощается с двумя девушками, дал ей отойти на пару десятков метров, и пошел следом. Надо же — он и не помнит, когда в последний раз шел вот так, пешком, по вечерней улице. Над головой прозвенела девятнадцатичасовая кабинка фуникулера — та самая, в которой он всегда ездил домой. И воздух тут, внизу, совсем не такой. Энж вдохнул. Да, к нему примешиваются запахи машинного топлива и большого количества людей. Но и деревьев, и мокрого газона около ступеней на площадку подземного автобана.

Покачивание светлого платья Лили действовало на Энжа завораживающе. Колеблясь туда-сюда, мягкая ткань словно гладила ее бедра. Внезапно оно прекратилось, и он не сразу понял, что Лили остановилась.

— Вы шли за мной?

В темноте он уже не мог разглядеть цвет ее глаз, зато чувствовал тепло тела и тонкий запах то ли духов, то ли мыла.

— Мы можем поговорить, миссис Статс?

— Конечно. Впереди есть небольшой сквер. — Она махнула рукой куда-то вглубь квартала. — Я могу быть чем-то полезна?

«Просто постой рядом».

— Я хотел бы поговорить о том случае на фуникулере Океда. Расскажете, что там случилось?

— О! Прошло столько времени. Почему это вас интересует?

— Миссис Статс, пожалуйста, ответьте на вопрос, — Энж понял, что сейчас потеряет нить разговора, и закрылся щитом официальности.

— Я не знаю точно — почему-то кабина поехала раньше, чем обычно. Мессир Райт чуть не свалился вниз.

— Вы его удержали?

— Это продолжалось всего несколько минут — потом мне помогли.

Он представил, как она держала восьмидесятикилограммового Райта. Несколько минут, в каждую из которых можно было вместе упасть вниз.

Сквер и в самом деле оказался рядом. Совсем небольшой — три фигурных клумбы и десяток кленов. Энж опустился на скамейку, предложив Лили сесть рядом. Спрашивать больше было не о чем. Хотелось помолчать и просто посидеть рядом, впитывая кожей ее близость.

Энж вспомнил о списках смерти. Если бы сейчас тут оказался тот, кто внес ее имя, Энж не сдержался бы. Что-то бы точно сделал. Сделал бы.

Он ощутил, как его захлестывает волна ненависти к этому неизвестному человеку. Он, Энж Сати, член Высшего Совета департамента Справедливости, голыми руками разорвал бы в клочки того, кто причинил боль Лили Статс!

Энж взял ее за щеки и поцеловал. Так, как никогда не целовал жену. Вдавился языком и губами в глубину ее рта, жадно пробуя на вкус, и не сразу почувствовал, что она отталкивает его. Энж еще долю секунды покачался на границе сумасшествия и выпустил Лили из рук.

— Простите, мессир Сати, — пробормотала она и быстрым шагом пошла прочь, оставив Энжа выравнивать дыхание и приходить в себя.

Посидев с полчаса, Энж поднялся и пошел домой. Возвращаться на остановку фуникулера не хотелось, спускаться на автобан — тоже. Хотелось просто побыть одному. Очень редко навстречу попадались прохожие, и тогда он улыбался и кивал. Кончиками пальцев он все еще чувствовал мягкую кожу Лили, но возбуждение исчезло, сменившись усталостью. Это и есть тяжесть греха?

Дома Энж поужинал рисом в кисло-сладком соусе и заперся в кабинете. Времени осталось так мало! Что может связывать Райта и Норито-старшего? Он разложил на столе распечатки. Лили с сыном, Лили с мужем. Норито-старший в обнимку с Райтом… Присмотревшись к одной из фотографий, Энж понял, что теперь знает, кто внес имя Лили в списки. Не знает только — почему.

— Кора, срочно собери данные по «Норимеду»! — Энж заглянул в дверь. — Не все, только по владельцам.

— Для чего?.. — начала было Кора, но, увидев взгляд Энжа, замолчала и принялась щелкать кнопками.

Энж расхаживал по кабинету. Вчера, когда он рассмотрел лицо сына Лили, все встало на свои места. Наверное, с Норито-старшим они познакомились тогда, когда Райт лежал в «Норимеде». Лили навещала Райта — а встретила Норито. Замужняя женщина беременна от главы одной из крупнейших корпораций! Наверное, тайна так и осталась бы тайной, если бы не служба для четырнадцатилетних мальчиков, которую проводили Райт и Норито-младший. Не так много времени понадобилось Норито Кано, чтобы провести параллель между мальчишкой, как две капли воды, похожим на него самого, и тем случаем в Океда. У Норито Кано двое своих детей — зачем ему незаконнорожденный брат? Такое пятно на репутации семьи! Избавиться от мальчишки нельзя — но можно избавиться от его матери.

— Энж, лови, — Кора заглянула в кабинет. — Только информация по владельцам, так?

Он кивнул и сел за компьютер. Одна из крупнейших корпораций — сеть клиник «Норимед». И двадцать процентов акций, принадлежащих семье Райт. Энж покрутился на кресле. Норито внес имя, Райт вытащил бланки.

Энж открыл списки смерти и посмотрел на имя Лили Л. Статс. Если бы она была его женой — как бы это было? Он вспомнил поцелуй и ее глаза. Никогда он не чувствовал подобного к жене. И никогда не почувствует — это он знает совершено точно. Прелюбодеяние — грех. Что сделала бы жена, узнай она о его поступке? Смогла бы внести его имя в списки смерти? Он вспомнил свое отражение в стекле шкафа. Нет. Под гладью лица слишком легко спрятать любые эмоции. Ни жена, ни сын никогда не узнают о том, что творится в его душе. Но… пока есть Лили...

Энж еще раз посмотрел на имя Лили и нажал «отправить».