Пора, сын

Я каждый день мечтаю о том, что однажды мой отец придет, положит свою загрубевшую ладонь мне на плечо и скажет:

— Пора, сын. Теперь и ты тоже — охотник на драконов!

Ну, на самом деле, охотник — это громко сказано. Последние безумцы, которые пытались убивать штормовых драконов, перевелись многие века назад. Сейчас люди живут с ними в мире… Точнее, драконы нас просто не замечают. А мы пользуемся их благами.

На уроке литературы старый вредный мистер Армунсен как-то заявил, что прославленные охотники — не больше, чем просто паразиты. Полезные, да, но их дело ничуть не престижнее, чем у чистильщиков канализации или сборщиков налогов. Помню, я тогда сильно разозлился — не так, как обычно злятся дети, когда гнев застилает глаза и дышать становится труднее. Нет, в тот раз мной овладело ледяное спокойствие. Даже забавно: самым главным в том воспоминании был именно лед внутри меня, а все прочее словно фон, незначительные детали — как я встаю из-за своей парты, не произнося ни слова, подхожу к учителю и изо всей силы бью его по лицу. Как он упал со стула, больше от неожиданности, думается мне, ибо с какой силой может ударить взрослого человека восьмилетка? Я ударил его и просто стоял, молча, сжав губы, и глядя на него — не крича, не требуя, чтобы он извинился. Потом на меня долго орали и завуч, и директор, требовали, чтобы я извинился перед мистером Армунсеном — я просто спокойно смотрел на них, будто это происходило с кем-то другим. Все, что для меня в тот момент было важно, все, что я знал — мой отец не паразит. Мой отец — герой.

Уже будучи постарше, я нашел в учебнике биологии другое слово. Симбионт. Тоже ничуть не отображающее сущности людей, рискующих жизнью, покоряющих ветра и стихию, свободных от всего там, в небесах! — но не столь обидное. Да, охотники на драконов — симбионты.

Последний раз я видел отца, когда мне было четыре года. Накануне того дня он вернулся из таверны раньше обычного и почти трезвый. Я лежал в своем закутке, отгороженном старым ветхим ковром, и смотрел на родителей сквозь отверстия, проделанные молью. Отец был возбужденным и радостным, он сжимал в руках какую-то бумагу и горячо шептал маме:

— Это наш билет в нормальную жизнь! Говорю тебе, этот капитан знает толк в охоте, видела бы ты его корабль! Их механик подхватил грипп, и капитан взял меня. Это шанс, который выпадает раз в жизни! Теперь все будет по-другому!

— Ты говорил то же самое в прошлый раз… И в позапрошлый тоже. Все эти твои контракты. Почему ты не можешь найти нормальную работу? А что, если ты не вернешься? Или хуже того… Если вернешься калекой?

— Нормальную работу? Это типа той, что мне подыскал замечательный муж твоей сестрицы?

— Зато за нее платят деньги! И каждый вечер можно возвращаться домой!

— Так все дело в деньгах? — горько ухмыльнулся отец, — только в них? Занимайся чем угодно, перебирай бумажки среди толстых баб, занятых только поеданием пончиков и сплетнями о соседях, только неси домой деньги? Так?

— Ну конечно, — мама тоже улыбнулась, но ее кривая улыбка странно исказила ее лицо, сделала его старым и некрасивым, — собирать драконье дерьмо — вот занятие для настоящего мужчины! Бухать без передышки, убегать от воздушных маршалов и от пиратов ради бочки синей дряни! Пока твоя жена бегает по соседям, чтобы занять денег на молоко для твоего ребенка!

— Фульгур — не дерьмо! Это… Да, это мне по душе! — отец словно окаменел, — мне нравится рисковать! А еще здесь можно разбогатеть… Один удачный полет, и можно купить дом, начать свое дело! Я предпочитаю смотреть в небо, а не рыться в грязи под ногами!

— Ты сумасшедший, — без улыбки прошептала мама, — я вышла замуж за безумца...

— А ты всегда была против всего, чего я хотел. Всегда отвергала, всегда была против… Была против меня! — отец уже говорил в полный голос, не заботясь о том, чтобы не разбудить меня.

— Потому что мне нужен муж! — мама тоже заговорила громче, и в ее глазах я увидел слезы, — нужен здесь, рядом со мной! Я устала, Джонатан, устала жить в нищете, устала отвечать на вопросы соседей, устала ждать, устала бояться — и надеяться, надеяться, да, что ты, наконец, не вернешься! Если ты уйдешь… Если ты уйдешь, то я тоже уйду. Хватит, Джонатан. Довольно!

Потрясенный отец открыл рот, намереваясь что-то сказать, но лишь покачал головой, схватил свою дорожную сумку и вышел за дверь. Мама села на стул и закрыла лицо ладонями — я хотел ее утешить, но не знал, что я мог ей сказать. К тому же, если уж быть честным, я поддерживал отца. Как можно променять охоту за штормовыми драконами — летать на воздушном корабле среди грозовых туч в поисках чудесных созданий, убегать от маршалов, доблестно сражаться с пиратами!

Я тоже стану охотником, как и мой отец, подумал я в ту ночь. И каждый день после этого. Недолго, перед тем, как заснуть, я мечтал об этом.

На следующий день я, позабыв о вчерашних тревогах, гонял во дворе мяч с ребятами постарше, когда ко мне подошел парень из соседнего дома, чье имя я уже позабыл, а может, и не знал вовсе, и сказал:

— Эй, ты. Там это… Тебя отец ищет, — и указал куда-то себе за спину. Приглядевшись, я увидел отца, будто прячущегося в тени большого дуба, возле столика с местными пенсионерами, ежедневно играющими в карты на копеечные ставки.

Подойдя к отцу, я огляделся по сторонам, и шепотом сказал:

— Мама ушла в магазин, но скоро вернется...

— Да, я знаю, — кивнул отец и сел на корточки, чтобы оказаться со мной на одном уровне, почесал бороду (он всегда так делал, когда задумывался о чем-то) и продолжил, — я к тебе пришел.

— Ты опять уезжаешь? — спросил я.

— А ты догадливый паренек, — ухмыльнулся отец и потрепал меня по голове, — подвернулся очень выгодный контракт. Скажу тебе, только это секрет, большой-большой секрет. Сохранишь его? — он серьезно посмотрел на меня своими пронзительными голубыми глазами. Я кивнул, не моргая и не отводя глаз. Потом прокашлялся и сипло произнес:

— Клянусь.

— Я тебе верю, негромко ответил отец, и, сделав паузу, произнес, — мне подвернулся очень выгодный контракт. Мы полетим охотиться на Левиафана.

— На Левиафана? — задохнулся я от восторга, — Великого Штормового Дракона, который летает над Бушующим Морем?

— Тише, не кричи так, — отец говорил серьезно, но в глазах его таилась улыбка, — да, над Бушующим Морем. Это будет долгое путешествие, зато мы сможем собрать самый чистый, самый плотный фульгур, и все короли этого мира будут умолять нас продать его. Мы сами станем, словно короли.

Я проникся частичкой его воодушевления, но потом вспомнил вчерашнюю ночь и погрустнел.

— Я слышал ваш вчерашний разговор, — зачем-то еще сильнее понизив голос, сказал я, — и мама… Отец перестал улыбаться, глубоко вдохнул и ответил:

— Не переживай насчет этого. Мы с твоей мамой любим друг друга… Просто ей тяжело, да и я… — еще раз вздохнув, отец поднялся, опять улыбнулся — на этот раз как-то грустно, виновато, и сказал:

— Присматривай за ней. Однажды я вернусь, и мы снова будем счастливы, — он уже повернулся, чтобы уйти, но я шагнул вперед и обнял его за колени, и спросил:

— А можно… Можно мне полететь с тобой? Я тоже хочу стать охотником. Возьми меня с собой.

Отец долго смотрел мне в глаза, а потом положил свою загрубевшую ладонь мне на плечо и ответил:

— Не сегодня. Но в следующий раз… Когда ты станешь взрослым, я возьму тебя с собой.

И я стоял, и смотрел, как он уходит. Я не особо переживал, когда мама плакала целыми днями, к нам приходили моя дядя и тетя и утешали ее. И когда мама сказала, что мы переезжаем, что она нашла нам новый дом, и познакомила с доктором Эдкинсом, стариком с самыми большими усами, которые я только видел в своей жизни. И когда она ходила с огромным животом, и когда у меня родилась сестра — я смотрел на все это, как со стороны. И даже в тот день, когда мама с необычайно серьезным лицом усадила меня напротив себя в гостиной, и сказала, что мне скоро исполнится восемь и я уже достаточно взрослый мальчик, и доктор договорился, чтобы меня приняли в интернат, а ей надо заботиться о маленьком ребенке — я лишь пожал плечами и пошел собирать вещи. Что бы со мной не происходило, любой плохой или хороший день заканчивался одинаково — я пять минут представлял, что я тоже стану охотником на драконов, и все то, что было рядом, отступало. Моя мечта была реальнее, чем моя жизнь — ведь на то она и мечта, правда?

Я в деталях представлял, как мы с отцом восходим на борт корабля, и называется он «Хризантема» — потому что это любимые мамины цветы, и вытянутый аэростат, шероховатый из-за изолятора, покрашен в золотистый цвет. И мы поднимаемся в воздух, и берем курс к Бушующему Морю — долгий путь, но мы знаем цель, и идем к ней. Я стою возле капитанской рубки, снаружи, держась за канат, и всматриваюсь в темное небо, и замечаю, даже не глазами, а шестым чувством, что впереди то, что мы ищем. Резкие порывы ветра доносят до меня сладкий запах озона, мы поднимаемся чуть выше и видим его ореол — бесконечную черную тучу, то и дело подсвечиваемую молниями. Мой отец, капитан корабля, улыбается и что-то кричит мне, но я не слышу его за гулом двигателей и ревом бури. Пора возвращаться внутрь, надевать штормовой скафандр, но я еще стою, всем телом впитывая мощь стихии — и не боясь ее. И вот, раскинув в сторону паутину громоотводов, мы входим в око шторма и видим его — гигантское создание, чье величие человек не может осознать. Своим телом он закрывает горизонт, есть лишь он — и весь остальной мир, такой маленький и незначительный, и я, как и другие аэронавты, с безмолвным восторгом смотрим на величайшего из драконов, а отец лишь ухмыляется в усы. Мы вкидываемся в защитные скафандры, проверяем крепления, берем в руки фульгуровые насосы, и я первым смело прыгаю за борт. Несколько мгновений падения, и стабилизирующие крылья раскрываются. Сзади еле слышно жужжит связной трос, но все мое внимание сосредоточено на Левиафане. Я внимательно слежу за игрой шаровых разрядов, окружающих гладкое исполинское тело, и, заметив прореху, устремляюсь вперед. Воздух вокруг буквально вибрирует, я вижу вспышку, слышу удар грома, совпадающий со спазматическим колыханием драконьих крыльев, и в следующий миг во все стороны летит искрящаяся синеватая субстанция — капли размером с меня самого, но я начеку и выставляю жерло насоса вперед, и ловлю самые крупные из капель. Начало положено, и через несколько долгих минут мы заполняем наши резервуары полностью, на корабле начинает выть сирена и включается семафор, сигнализирующий, что пора возвращаться. Я подплываю к кораблю, с легкостью уворачиваясь от шаровых молний, и радостно смеюсь, и буря смеется мне в ответ.

Иногда я мечтаю еще и о том, что когда мы ведем наш корабль назад, на нас нападают пираты, но мы с легкостью отбиваемся от них, сжигая их ветхие корабли из электрометов — энергии у нас теперь сколько угодно. Или что нас преследуют маршалы, но мы с той же легкостью уходим от них — ведь наша «Хризантема» куда быстрее, а наш капитан, в трудные минуты берущий штурвал в свои руки, лучший рулевой во всем штормовом Небе. Но первая часть неизменна. Я мечтаю о том, как увижу Левиафана.

С тех пор я не слышал об отце ничего. Я мог бы попробовать разузнать что-нибудь, поискать информацию о корабле, или о нем самом, но...

Быть может, они не смогли даже долететь до границы. Или корабль оказался не столь хорош, как думал отец, или грипп, которым заболел механик, поразил и остальной экипаж. А может, они достигли успеха, но отец решил, что мы ему больше не нужны, и нашел себе новую семью… Меня это не беспокоит. У меня полно забот, меня ждет работа, и неплохо было бы уже собрать первый взнос на свой дом, чтобы не снимать жилье у всяких старперов, а Рени, моя чудесная синеглазая Рени, уже не раз намекала, что из счастливой парочки неплохо было бы стать счастливой семьей. И я доволен своей жизнью, я люблю ее… Но каждый день, перед сном, я мечтаю. Мечтаю, что придет отец, и скажет:

— Пора, сын.