Поле выбора или Сон моего мужа.

Странные люди.

И чего им спокойно не живется?

Все хотят знать. Как, да зачем?

Любимое занятие — пытаться проникнуть Туда

или придумать То, что их разуму недоступно.

И снятся им странные сны.

Вот и в этот раз такое приснилось! Мне жена говорит, что если бы я все это записывал, то целая книжка получилась. А я утром рассказываю и забываю, пока новое наваждение не случится. И ведь нет в этих снах-наваждениях противоречий и нестыковок — все понятно, логично и базируется на основаниях, которые наяву представляются иногда горячечным бредом. Что же это такое? Как через сюрреалистическое мелькание повседневных снов прорываются к нам такие странные, законченные смысловые куски какого-то вполне осязаемого и почти реального бытия? Может и правда во сне наша душа путешествует по другим мирам или слоям одного многомерного мира?

…

Я выпрямился в полный рост и огляделся. Я находился в светлом и совсем пустом помещении. Оно — такое огромное, что нельзя сразу понять, для чего и как построено сооружение? У него были пол и потолок, уходящие в бесконечность по всем горизонтальным направлениям. Высота же казалась конечной, но не определенной. Не ощущалось никакой уверенности, что я могу хоть как-то приблизительно ее измерить. Собственно, кроме моего тела ее и не с чем было сравнивать, но и это сравнение не давало определенной информации. То ли высота здания все время менялась, то ли потолок терялся в светящемся мареве непонятной природы. Кажется, оно — марево — дрожало, как дымка в жаркий день над степью или пустыней, и мои впечатления от колебаний света постоянно искажались. Но я почему-то знал, что высота здания конечна, и его крыша отделяет обозримое пространство от внешнего мира. О мире по ту сторону ограниченного пространства знания у меня не было. Но это не тревожило и воспринималось как нечто само собой разумеющееся.

Несмотря на марево, не было жарко. И не ощущалось холода. Мое тело испытывало абсолютный комфорт. Мозг был спокоен. Мысли текли плавно и порождались только моим любопытством. Я пытался понять, куда попал и как мне освоиться в новом месте.

Я не понимал, каким образом и зачем оказался здесь, почему в позе эмбриона и в одних холщевых штанах. Странным было и то, что тело мое было молодым, здоровым, поджарым и сильным, как в двадцать лет. А я точно знал, что на данный момент уже немолод, не совсем здоров и сильно отягощен лишним весом.

…Я стоял босиком на полу. Он был неровным и сделанным из чего-то похожего на пластик, который вызывал странные ощущения. Пол казался твердым и мягким одновременно. Переступив с ноги на ногу, я понял, почему и как достигается такой эффект. Поверхность пластика деформировалась под давлением тела и принимала форму стопы, при этом глубина погружения ноги не превышала полутора сантиметров, но и этого хватало для создания приятного ощущения мягкости. В полу рядами уходили вдаль вмонтированные то ли видеокамеры, то ли мониторы компьютеров, то ли экраны телевизоров. Одни из них слабо светились, мерцая смазанными разноцветными изображениями, другие рябили черно-белыми полосами, а некоторые вообще не работали. Сделав непроизвольный шаг, я заметил, что ситуация с мониторами как-то неуловимо изменилась. Те, что не работали, замерцали, картинки на других стали четче. Присмотревшись, я увидел, что это не мониторы с картинками вовсе, а как будто стационарно установленные окна в миры, не подозревающие об их существовании. Чем ближе я наклонялся к окну, тем более погружался в мир под ним. Я как бы спускался все ниже и ниже, зависая уже совсем близко к поверхности, но при этом оставаясь, каким-то образом, в здании над окном. Я хорошо видел горы и деревья, каких-то необычных животных, слышал звуки и запахи. И все абсолютно не знакомое мне, как на чужой планете, но реально осязаемое. Это удивляло своей странностью и необычностью. Себя, как материальное тело, присутствующее в этом незнакомом мне мире, я не наблюдал. Как будто мое сознание и органы чувств, независимо от моего тела, оказались висящими на тонкой невидимой нити, спущенной из окна на землю. Я находился в двух местах одновременно. Оставаясь у окна, я мог наблюдать за тем, что происходило в окружающем мире, никак не нарушая его бытия. Я почему-то знал, что могу висеть так сколько угодно долго, и меня никто не будет торопить. И нить моя не порвется, и окно не закроется, и я не устану чувствовать и размышлять, но… Но я так же знал, что в этом состоянии не смогу ничего сделать, ни во что вмешаться и ничего изменить. Для того чтобы жить деятельно, я должен осознанно принять решение прийти сюда в этот мир весь целиком в полном материальном обличии и пройти полный цикл существования, от начала и до конца, от нового рождения и очередного ухода.

Да, я должен принять решение. Я шел и заглядывал в миры, совсем не ощущая желания быть там. Они были разные: прекрасные и не очень. Где-то были существа с обликом далеким от человеческого, но я по каким-то признакам понимал, что они разумные. Иногда в моей душе появлялся слабый отклик, иногда настойчиво тянуло, и я надолго спускался и зависал над окном, но все же осознавал — опять не то! И самое интересное, там, где я чувствовал притяжение, пол становился немного теплее. Что за детская игра: горячо — холодно? Каким образом пол, это бесконечное поле выбора, знает, где я захочу воплотиться? Я резонирую с полом? Тогда что мое вступает с ним в резонанс? Что за причуды? Или вообще что-то другое? Много вопросов и нет ответов.

Зато есть готовое знание, прямо на уровне рефлекса — надо выбрать. Надо искать окно в тот мир, куда поманит и потянет меня все мое естество (может оно сканируется и резонирует?). Надо искать мир, куда душа и разум в едином порыве бросят меня безоглядно и без всяких сомнений. Но… Нельзя торопиться. Вдруг окажусь не в своем мире? Впрочем, тянуть тоже не желательно. И самое главное — я знаю, что забуду во время полета все, что было со мной раньше. И поле выбора, и сам полет.

А молодая женщина в тесте для определения беременности увидит две полоски и, возможно, засмеется от радости.

….

— Слабо. Слабо и как-то плоско, — сказал я жене. — Вот почему его именно в это окно потянуло? Может он дела какие не доделал, опыт еще нужный не приобрел, не созрел? И вообще объем впечатлений какой-то неполный.

— Это — да, вполне согласна, — ответила я и пожала плечами. — Ну, попытаться все же стоило хоть раз? И потом, естественно я не смогла передать твой сон точно так, как ты его проживал. Это все равно, что сделать голограмму с голограммы. Даже не в этом суть, что при передаче информации часть ее неизбежно теряется и так же неизбежно искажается. Дело в том, что ты и не смог бы рассказать мне весь свой сон. И никто бы не смог рассказать. Мы мысли передаем словами — с этим еще можно худо-бедно как-то справиться. Но чувства! Как их передать словами во всей гамме и полноте?!

А слово-то изреченное есть ложь