Партнёр по переговорам

Толик Ромашечкин был очень красивым мальчиком. Настолько, что взрослые обычно застывали, удивлённо качая головами при виде его волнистых кудрей и ясных голубых глаз.

А еще Толик очень любил девочек. Любил настолько, что соседка по раздевалке в детском садике ударила его горшком по голове. Всего-то за желание узнать наяву, чем девочки отличаются от мальчиков. Неудача первого опыта по сравнительному человековедению лишь усилила его интерес.

В школе Толик досконально изучил поверхность окон девчачьей раздевалки. Вблизи и издалека. При помощи бинокля и собственной щекой, приникшей к противоударному стеклу.

За искреннюю любовь и стремление знать больше был он много раз бит, исцарапан и обсмеян.

— Ромашечкин подсматривает, — говорила басом толстая Марина из параллельного класса, обнаружив ищущий глаз в тонированном окне, — всё классной расскажу!

И рассказывала! Ябеда.

Толика вызывали к завучу и директору. Одного и с родителями. С ним работали психологи и другие специалисты. Это было стыдно и неприятно, но Толик не мог с собой ничего поделать.

Приходило лето, и Толик проводил часы на пляже, рассматривая одноклассниц и других девочек и женщин. Это было тоже интересно, но не то, совсем не то! Разве можно сравнить трусики, увиденные сквозь щёлку с теми же самыми трусиками, показанными возле речки, на пляже, открыто, для всех?

Шли годы. Толик терял голову, страдал и изнывал, но ему не везло, ведь каждый раз на пути становились не такие красивые, но решительные и грубые мальчики.

Зато Анатолий Ромашечкин вырос очень умным, и, закончив школу, поступил в дипломатический институт. Некоторые могут сказать, что такого не бывает, что в дипломатические ВУЗы поступают только дети дипломатов или иных правильных родителей, но они ошибаются. Чудеса случаются и в наше время, а ведь Толик был очень неглупый молодой человек.

На первом же курсе он смертельно влюбился. Его избранница, Ирочка, тоже была умной девушкой, и всё сразу поняла. Куда раньше Толика. С влюблёнными это бывает. Первым, как ни досадно, отключается ум. Ты ещё сам не разобрался, что такое с тобой творится, почему при виде другого человека дыхание перехватывает, и теряются слова, а кругом уже шепчутся и печально качают головами.

Ирочка не стала мучить его. Поводив неделю за руку и согревшись в лучах обожания, она привела его в собственную квартиру, подаренную родителями к окончанию школы. Карьерные дипломаты, они мудро рассудили, что дочке пора привыкать к самостоятельности, и опрометчиво понадеялись, что Ирочка не наделает глупостей. Наверное, они не ошиблись, ведь уже было понятно, что Анатолий Ромашечкин далеко продвинется на выбранном поприще.

Душ принимали раздельно. Толик был не против совместной помывки, но Ирочка постеснялась, а он, из-за нервов и общей взвинченности, не решился настаивать. Когда, наконец, Толик обнял девушку, чистую, свежую, с волосами, пахнущими цветочным шампунем, когда ощутил её напряженную спину под тонким шёлковым халатиком — раздался звонок в дверь.

Пришла Ирочкина мама, в слезах и с потёками туши на лице. Поссорившись с Ирочкиным отцом, она прибежала к дочери, поплакать и успокоиться. Наверное, она даже не заметила Анатолия, которому пришлось незаметно исчезнуть.

Всю следующую неделю Толик с Ирочкой ждали выходных. Семейная буря отгремела, её родители планировали поездку, куда — совершенно неважно! Главное, они уезжали из города, и больше любовникам никто не мог помешать.

Раздеваться начали уже в прихожей, миновали комнату, роняя предметы, последнее скидывали, стоя уже в ванной, под тёплым дождём, который успела устроить Ирочка. Анатолий жадно целовал её милое лицо, прижав её к себе, горячую и податливую. Слепо шарил руками по юному телу, и чувствовал, как растёт возбуждение, и очень боялся опозориться и не сдержаться, а она уже делала что-то пальчиками внизу, отчего плотину должно было вот-вот прорвать, поэтому он подхватил её ладонями под ягодицы, приподнял …

Воронка душа над головой смачно чавкнула. Вода на секунду иссякла, потом зарычали трубы, и на Ирочку с Толиком обрушился поток ледяной ржавой жижи.

С визгом и матом выкатились они в спальню, пачкая ковёр безобразными пятнами.

— Не смотри на меня, — кричала Ира, лихорадочно заматываясь в простыню, сдёрнутую с кровати, — я такая грязная! Нет, нет, не сегодня, — рыдала она, рассматривая, во что превратились её золотые локоны.

Шипя от злости и обиды, Толик кое-как обтёрся, оделся и удалился в слякотную мартовскую хмарь.

Женщины, женщины! Вам не понять, что мы любим вас любыми.

Две недели они боялись взглянуть друг на друга. Потом молодость и чувства взяли своё. В субботу после занятий Толик пришёл сам с букетом и коробкой конфет, пробившими брешь в его скудном студенческом бюджете. Ира ждала. Запихав букет в первую попавшуюся ёмкость, она увлекла парня в спальню, даже не открыв красивую конфетную коробку.

Говорят, темнота — друг молодёжи. Так же подумал и Анатолий, воевавший с непослушными застёжками, когда в комнате мигнул и погас свет. Резкая вонь горящей изоляции вызвала в нём совсем другие мысли. Далее, срывая и затаптывая в темноте и дыму вспыхнувшие от проводки шторы, он размышлял вовсе непечатно.

Мироздание, проклятое мироздание. Это оно ополчилось на любовников. Тогда Анатолий Ромашечкин ещё не понял, что у Вселенной на него свои виды.

После этого случая их любовь как-то быстро иссякла, и к концу первого курса от страсти осталась лишь память и болезненное неудобство в те минуты, когда им приходилось встречаться глазами. Впрочем, Ирочка переживала недолго. Ближе к зиме она познакомилась с интересным парнем, двумя курсами старше. Так получилось, Анатолий стал случайным свидетелем этого романа. Не желая сам, он заметил, как скоро недоумение и испуг, что затаились в её глазах после их неудачных опытов, превратились в счастливое изумление.

Сам Анатолий, потрясённый произошедшими событиями, прекратил на время поиски приключений, и с головой ушёл в учёбу. Он просиживал часы и библиотеке, заучивая казусы и прецеденты, он стал любимцем преподавателей, ходячим примером и притчей во языцех.

— Обратите внимания на Ромашечкина, — говаривал декан, заслуженный карьерный дипломат Сергей Сергеевич, распекая очередного проштрафившегося мажора. — Вот как надо заниматься, если желаете достичь успеха.

Мажоры смиренно кивали головами и не верили ни единому слову. Они-то знали, что для карьеры требуются совсем другие вещи!

Прав был Сергей Сергеевич. Не всё решают родственные связи и нужные знакомства. Заинтересованные деканским звонком, к усидчивому студенту стали присматриваться кадровики внеземного отдела Министерства иностранных дел. Невиданный случай, но после второго курса Анатолий получил приглашения на ознакомительную практику в представительство Земли при Торторе. Контакт с торторинами был установлен совсем недавно, и министерству нужны были знающие люди. Отношения с этими, столь невероятно похожими на землян, существами, обещали в скором времени как большие выгоды, так и немалые сложности. Неудивительно, что дипломатическое ведомство особенно придирчиво подбирало будущие кадры.

По возвращении на Землю Анатолий обнаружил в почтовом ящике видеописьмо. Приглашение на свадьбу. Ирочка стояла, скромно потупив глаза, а жених, Денис, нарочито доброжелательно улыбаясь, зачитывал стандартный текст:

— … на семейный праздник, который состоится 5 августа на вилле… — далее следовал адрес в престижном районе, в природном заказнике, недалеко от столицы.

«Почему нет?» — рассудил Анатолий и отправился.

Скромное семейное празднование на деле оказалось помпезным приёмом, собравшим множество гостей, цвет дипломатической службы и высоких государственных чиновников. Толик, не привычный к подобным мероприятиям, быстро почувствовал себя неуютно. Побродив по саду, среди столов, он устал от суеты и обилия незнакомых лиц, умыкнул бутылку легкого вина, кое-какую закуску и спустился к самому берегу лесного озера.

— Непроф-фессионально! — сказала Ирочка, обнаружив его в укромной беседке. — Толпы и сборища — хлеб дипломата.

— Привет, — внутри сжалось и отпустило. — Как ты?

— Не видишь? — Ирочка была в модном прозрачном платье Haute Couture, вся, как на ладони. Из белья на ней была лишь узкие чёрные трусики. Ещё она была пьяна, смешно хмурила брови и надувала губки. — Мой совсем того… Пошли! — она ухватила Толика за рукав.

— Куда?

Но Ирочка не обратила внимания, мотнула головой и потащила его вдоль берега, через кусты и заросли ольхи, оставляя на колючих ветках туманные лоскуты.

— Вот, — заявила она, притащив Толика на маленькую полянку. С трёх сторон её окружали спутанные, дикие заросли, с четвёртой мерцала в солнечном свете озёрная вода.

— Вот! — повторила Ирочка и пошатнулась. Толику пришлось подхватить её, девушка повисла на нём, обхватив руками за шею и громко, с расстановкой, зашептала: — Они там… все… пьяны! Мой муж — тоже! Тут нам… никто… не помешает. Хочу тебя!

Нравы на Торторе царили свободные, а генетика, вернее сказать, евгеника, шагнула, по сравнению с Землёй, далеко вперёд. За два месяца Толик видел так много прекрасных инопланетниц! Они были обольстительны, очень раскованны и абсолютно недоступны для простого практиканта. Поэтому, наплевав на прошлые неудачи, и, наверное, с мистической надеждой — вдруг да получится — Анатолий прижал Ирочку к себе, развернул, собрал одним движением невидимое почти полотно...

Треснула ветка. Зашуршало картонно, загудело, и в щеку Анатолию впилась раскалённая игла. Осы! Неловко шагнув, повернувшись, злоумышленники потревожили притаившееся среди ольховника осиное гнездо.

Минут десять неудачливые любовники сидели в озере, под басовитое жужжание насекомых, окунаясь время от времени с головой в воду цвета крепкого чая.

— Не судьба, — всхлипывая и давясь от смеха, проговорила Ирочка, и побрела вдоль берега в сторону шума и музыки. Нимфа в целлофане.

Больше они не виделись.

Анатолий стал угрюм и нелюдим, избегая тусовок и противоположного пола. Причину этого мало кто понимал. Знавшие держали язык за зубами, не ведавшие — строили предположения. Версии выдвигались самые разные: от религиозного табу до глубокой голубизны. Целеустремлённые первокурсницы, понимавшие в жизни, как заведено, больше всех остальных, не оставляли попыток накинуть семейный аркан Толику на шею.

На пятом курсе он подвергся победоносной атаке. Инга. Среднего роста, хрупкая и воздушная, она обладала железной волей и хваткой старого полицейского комиссара. Бастион Толикова одиночества пал без боя. Он совсем не желал защищать тоскливое своё целомудрие. Цепь случайностей, стечение несчастливых обстоятельств — а ведь он так любил женщин и так хотел их!

Инга… Чувство их было ослепительным, роман — стремительным, как блицкриг.

Их первый поцелуй стал последним, превратившись в первую помощь. Сердечный приступ. Искусственное дыхание, непрямой массаж сердца. Потом, когда приехала скорая помощь — прямой.

Ингу вытащили. Выйдя из больницы, она стала бежать Анатолия, как огня. Сам он запил и пил неделю, чудом не завалив гос по протоколу.

— Страдаешь? — разбудил его наутро после получения диплома близкий приятель и однокашник Рудольф, бывший в курсе Толиковых пертурбаций. — Собирайся. Поехали.

— Куда это? — вяло спросил Анатолий, в самом деле смаковавший, в порыве самоуничижения, собственную неудачливость и никчёмность.

— Проветримся, — сказал Рудольф. — Поршнями двигай! Народ заждался.

Народом оказались две близняшки, сидевшие в роскошной машине, припаркованной возле общежития.

— Майя. Лия, — представились они, с любопытством разглядывая Анатолия. Миниатюрные, с явной примесью азиатской крови, курносые и белозубые. У Майи были зелёные волосы и синяя губная помада, а у Лии — помада ярко-алая и лимонного оттенка причёска. Или наоборот.

— Зачем? — Анатолий покорно уселся в автомобиль. — Ничего не получится.

— Не бери в голову, — Рудольф вырулил на проспект. — Покатаемся, развеемся.

— Да-да! — весело засмеялись сестрички. — Развеемся!

— Главный предок, — сообщил Рудольф, демонстрируя скромную кредитку с золотым обрезом, — подарил мне день любых развлечений. В честь выпуска. Мне и моим друзьям, по выбору. Так что…

Анатолий только скептически хмыкнул.

Развлечения удались на славу. Уже темнело, когда весёлая компания выгрузилась возле отеля, где Рудольф заранее снял люкс. Сюда они приехали на такси, бросив, по настоянию Анатолия, машину возле какого-то клуба.

— Никакой судьбы нет, — разглагольствовал Рудольф, распахивая дверь в шикарные апартаменты, — а есть только глупые совпадения и недостаток настойчивости. Пробовать, пробовать и пробовать, — наставлял он, разливая шампанское по бокалам, — и всё получится!

— Я помогу, — промурлыкала Майя, прижимаясь к Толику. Он не заметил, когда Рудольф с Лией оставили их наедине.

— Какой красивый закат! — Майя нетерпеливо шарила пальчиками под его рубашкой. — Какой салют! Он в нашу честь…

— Салют? — удивился Анатолий и оглянулся.

За окном что-то весело взрывалось, рассыпая разноцветные огни. Потом здание сотряс сильный удар, бросив Толика и Майю на ковёр. Оконное стекло зазвенело, покрылось сотнями трещин и обрушилось. В комнату ворвался свежий ветер пополам с дымом и запахом гари. Гигантская бронированная черепаха висела над городом. Из неё бил толстый белый луч. Там, где он касался земли, с грохотом рвалось и горело. Издалека слышался панический гудок сирены.

Торторинский флот вторжения нанёс первый удар.

Карьера Ромашечкина была стремительна. Была ли то протекция высокопоставленных родителей, чьи дочери чувствовали перед Анатолием странное неудобство, или причиной были его собственные ум и работоспособность, но Анатолий быстро продвигался по служебной лестнице, перепрыгивая через чины и должности. Новый 2*** год он встретил в ранге первого секретаря первого класса, а через полтора года, в нарушение всех правил, был уже советником первого класса. Глубокие знания торторинского этикета и дипломатических протоколов, а также знакомства, полученные во время практики, привели его в специальную группу по подготовке мирного договора. Война полыхала, в пустоте горели дредноуты, обитаемые планеты щетинились новейшими оборонительными поясами, гремели победные реляции и ксенофобские лозунги, но дипломаты обеих сторон уже искали условия почётного мира.

Группа работала на износ, Анатолий осунулся и почернел, но месяцы адского труда принёсли долгожданные плоды. В один прекрасный — и это не фигура речи — день, Анатолия Ромашечкина вызвал руководитель спецгруппы.

— Подписание договора, — сказал он, щуря красные от недосыпа глаза, — через неделю, на Плутоне. Этого времени тебе должно хватить для отдыха и восстановления физической формы. Ты должен быть здоров и абсолютно свеж. Помни — за нами Земля.

Толик молча кивнул и вышел. Всё было понятно. Политика вообще, и дипломатия в частности — искусство компромисса. И раз подписание будет проходить на земной территории, то по торторинским обычаям. Он выбран для ритуального секса.

Его партнёршей стала Аэрна Дис Аэрна. Эффектная даже по торторинским меркам, по земным она была красива невероятно! Когда её представляли земной стороне, присутствующие мужчины почувствовали к Анатолию жгучую зависть. Каждому, несмотря на предельную усталость и важность момента, захотелось оказаться на его месте.

Торторины вообще очень вольно относились к собственному генотипу. Они так часто и охотно вторгались в него, улучшая и украшая, что давно распались бы на множество чуждых подвидов, если бы не традиции. Церемонии, протоколы, правила и этикеты стали скобами, соединившими нацию. Церемония была свята, протокол неукоснителен, а этикет имел силу закона.

«Слова вредят важным решениям», — гласит древняя торторинская пословица, поэтому подписание проходило в мёртвой тишине. Чрезвычайные посланники высоких договаривающихся сторон молча ставили свои визы на множестве документов. Всё это время Анатолий сидел напротив Аэрны Дис Аэрны, и, в полном соответствии с торторинским этикетом, делал ей молчаливые изысканные комплименты. Движением пальцев лежащих на столешнице рук, сложным танцем мимических мышц лица, строго выверенным подёргиванием шеи и плеч. Он не боялся ошибиться, и был полностью спокоен внешне, но внутри бушевал пожар и звонили колокола надежды. Наконец произойдёт Это!

Любое ожидание конечно. Упали последние вензеля на вечный несгораемый пластик. Все присутствующие встали и посмотрели на Аэрну Дис Аэрну и Анатолия. Время пришло, и дверь ритуальной спальни закрылась за ними.

«Как долго это будет?» — спросил Чрезвычайный посланник Земной Федерации, вежливо применив церемониальный жестовый.

«Чем дольше, тем лучше», — так же безмолвно ответил торторинец, и оба понимающе улыбнулись.

Спустя четыре часа посланники выглядели именинниками. Вслед за ними заулыбались остальные дипломаты. Невыносимое напряжение таяло, как сахар в чае.

На исходе пятого часа дверь спальни открылась, и оттуда медленно вышла Аэрна Дис Аэрна. На лице её блуждала мечтательная улыбка. Она остановилась, пошатываясь, в центре зала и обрушила церемонию словами:

— Никогда не встречала я столь пылкого возлюбленного!

Папка с подписанными грамотами, которую бережно прижимал к груди глава торторинской миссии, со шлепком упала на пол.

— Что случилось, Э'Дис? — он развёл руками и обескураженно оглянулся на земного посланника. А женщина продолжила:

— Он лучший! Но он увидел во мне только любовницу, а не партнёра по переговорам. Это оскорбление!

Через минуту в зале остались только земляне. Дипломатическая эскадра торторинов перестроилась в боевой порядок и покинула Плутон.

Сопротивление оказалось тщетным. Уже год спустя первые земные мужчины прибыли на торторинские невольничьи рынки. Позор их недолог: местные властительницы ненасытны, а их серали — обширны.

Аэрна Дис Аэрна выкупила Толика из плена, и он держит модное эскорт-агентство в столице Тортора. Он сильно скучает по ней.

Иногда Э’Дис приезжает, и тогда он счастлив.