Потерянная колония

К своим сорока с небольшим Николай больше всего не любил две вещи: увлечение оккультизмом и журналистов. Из-за первой он развёлся с женой, а из-за второй — лишился места в Федеральной контрразведке. Впрочем, на новой должности начальника службы безопасности на одной из транзитных баз, куда помогли устроиться сослуживцы, скучать было некогда. Горечь потерь сгладилась. И если ненависть к журналистам вообще понемногу ушла — всё-таки среди них тоже попадаются люди, занятые нужным и полезным для Федерации делом, то над всякого рода любителями «заглядывать в будущее» Николай стал попросту смеяться. Какое тут влияние Меркурия на Козерога — когда от «Дальнего-112» до Земли полторы сотни парсеков? Но вчера один из коллег уговорил всё-таки погадать на судьбу. Сложилась хиромантия в «трудности по службе»… И, что называется, накаркал: рабочий день начался с крупной неприятности. Николай, в принципе, за последнюю пару лет уже привык, что должность главного безопасника космопорта — штука хлопотная, а уж «Дальний-112» место беспокойное вдвойне. Хотя система Вербены и расположена в стороне от главных миров Земной Федерации, по причудливым законам природы именно здесь прошли два редчайших гипертуннеля альфа-класса. Поэтому многие предпочитали тратить больше энергии на кружной путь, изрядно экономя во времени. И корабли сюда заходили самые разные, от гигантских транспортов до прогулочных яхт… но проблемы были всегда схожи.

Скажем, солдаты с расположенной в соседнем лунном кратере военной базы побуянят. Долгожданная увольнительная, избыток денег — но тратить их в местном захолустье не на что. Доступ в виртуальную реальность базы и космопорта солдатам сильно ограничен, а в сектор игр и тотализаторов вообще заблокирован наглухо. До ближайшей освоенной планеты двести световых и неделя полёта в одну сторону. Даже подпольного публичного дома — и того в Дальнем нет, на фронтире законы Федерации соблюдаются жёстко. Вот и остаётся накачиваться спиртным, уговаривать официанточек… А если дело не сложилось, то хотя бы подраться с матросами из приземлявшихся на профилактический осмотр сухогрузов. Или, например, сделает промежуточную остановку яхта или круизный лайнер: тогда приходится отлавливать по всем щелям любопытных туристов, так и норовящих в поисках адреналина сунуться в разнообразные места, куда им соваться, в общем-то, и не положено. Особенно если заказывают тур вниз, на планету. Устроить сафари в местах, до которых не добралась вездесущая природоохранная инспекция и экологи-правозащитники. А джунгли Вербены поопасней легендарной сельвы Амазонки будут.

Но даже визит пассажирского корабля — это бедствие на неделю, а если инженеры нашли какие-нибудь поломки — на две. Лайнер «Лебедь» торчал в системе уже почти месяц, и если обитатели второго класса отнеслись к задержке с пониманием, то первый класс уже помаленьку доходил до точки кипения. Про пассажиров-«люкс» и говорить нечего: скандалы с персоналом, пьянки и битьё посуды в ресторанах случались ежедневно. И вот сегодня всё, наконец, бабахнуло: один из VIP-клиентов, сын сенатора Федерации, не просто набрал девочек и организовал в номере попойку — а устроил самую настоящую оргию, которая бурно выплеснулась в коридор, невзирая на возмущение остальных постояльцев… Тем самым нарушив действующий для фронтира дополнительный раздел Федерального свода законов. По которому господину Тейлору грозила уже не административная, а уголовная статья. Но самым неприятным было то, что вместе с «Лебедем» на «сто двенадцатом» застряла корреспондент «Галактических живых новостей» Дарья Устенкова. И если остальные информационные каналы голографического телевидения хотя бы сохраняли видимость, что их главная задача — сообщать людям о происходящем в мире, то «Галактические новости» интересовались в первую очередь скандальными сенсациями и «жареными» фактами. А ещё славились тем, что к закону о запрете цензуры взывали по любому поводу. И пусть федеральное правительство обычно своих сотрудников защищало — прошлый опыт хорошо научил, что такие, как Дарья, крови могут выпить много.

Два уровня вверх от административной зоны до гостиницы Николай пробежал за рекордные девятнадцать минут, но всё равно опоздал. Репортёр из «Галактических живых новостей» вместе с группой уже была в гостинице, организовав интервью прямо с места событий. Не пускать представителей массмедиа без личного распоряжения начальника никто из подчинённых не рискнул. «И дёрнуло же эту маленькую дрянь выбрать для серии репортажей про «Дальние» именно «Лебедь», — мысленно ругнулся Николай, нацепил дежурную улыбку и шагнул в коридор, где располагался злополучный гостиничный номер. Девушка сразу же заметила появившегося начальника службы безопасности, в несколько фраз закончила интервью и устремилась к новой жертве.

— Дарья Устенкова, «Галактические живые новости», — тут же затараторила журналистка. — Николай Семёнович, Вы позволите так к вам обратиться? Что Вы скажете по поводу задержания господина Тейлора? Есть мнение, что раздел тридцать четыре дополнительного федерального кодекса действует только внизу, на планете. А непосредственно на территории Дальнего-112 органы безопасности должны руководствоваться исключительно общефедеральными законами. В связи с этим как вы сами квалифицируете действия ваших сотрудников, фактически посадивших молодого человека в тюрьму за административное нарушение, а не за преступление?

— Без комментариев.

Николай посмотрел на оператора, отошедшего в поисках удачного ракурса, потом быстро скосил взгляд на свой коммуникатор. Журналистка заметила и ответила чуть злорадной улыбкой. «Убью разгильдяев. Премии лишу на год вперёд и отправлю пасти туристов вниз!» — внешне Николай всё же сумел оставаться спокойным, хотя внутри ярость перехлёстывала через край. Ладно, пустили эту акулу пера на место происшествия — испугались, с кем не бывает. Но вот перекрыть каналы связи его дебилы были обязаны. А теперь все записи напрямую ушли на «Лебедь», где у администрации «Дальнего» нет власти. Придётся договариваться с капитаном лайнера, чтобы сразу после старта он наложил своё вето на материалы. А уж из когтей космического министерства свою съёмку «Живые новости» будут выцарапывать до второго пришествия. Вот только это — уже не его уровень ответственности.

Быстро раздав указания и выгнав обидевшуюся госпожу Устенкову за пределы оцепления, Николай прямо из гостиницы попытался связаться с директором. Но у того почему-то стоял статус «совещание ноль». Значит, сейчас войти к начальству не имеет права даже секретарь. Вот только «Лебедь» может стартовать в любой момент… Оставался единственный способ связи. Ногами. Начальник службы безопасности репетировал объяснения всю дорогу до директора, но, оказавшись на месте, выбросил придуманные красивые фразы из головы. Иван Валентинович мужик толковый и простой. Словесную заумь за пределами официальных отчётов терпеть не может. Выдохнув несколько раз, чтобы успокоиться, Николай приложил ладонь к панели доступа. Несколько мгновений спустя светящаяся полоска на двери сменила цвет с красного на зелёный: особый статус идентифицирован, доступ в кабинет разрешён. Дверь бесшумно отъехала в сторону, мужчина шагнул на порог… и споткнулся: запахи от цветов висели по всей комнате необычайно плотно и густо. Вот сколько раз приходилось здесь бывать — никак не получается привыкнуть. Если по всем остальным куполам воздух только ароматизируют специальными присадками, чтобы не казался безвкусным, да ещё в цехах промзоны или ангарах добавляются технические примеси, то господин директор может позволить себе держать на подоконнике настоящие цветы. На взгляд Николая, камень безатмосферного спутника за бронестеклом в обрамлении зелени выглядел диковато… но хозяину кабинета нравилось. Но объём помещения да и система рециркуляции на оранжерею не тянули, поэтому в первые мгновения в голову всегда било не хуже бутылки пива. Наконец, справившись с собой, главный безопасник сделал шаг вперёд и спросил:

— Иван Валентинович, можно?

Николай покосился на второго человека в кабинете — генерала Беккера, командующего военной базой. Почему-то в парадном мундире… но если китель застёгнут на все кнопки, то у рубашки верхняя пуговица болтается свободно, а форменный галстук вообще валяется на столе рядом с двумя чашками.

— Я прошу прощения, но дело отлагательства не терпит.

— А, Коленька? — как-то странно непривычно мягко встретил его директор. — Ты заходи, заходи. Присаживайся, — показал он на свободное кресло рядом со столом и поставил третью чашку. — Так что там у нас?

— Сын сенатора Тейлора опять напился, устроил в гостинице самую настоящую оргию. Причём публичную. Сейчас сидит в камере и кричит, что ему надоело торчать в нашем захолустье, поэтому как вернётся, всех виновных в задержке… Дальше угрозы меняются каждые пять минут. Но что хуже, успела вмешаться со своим репортажем эта самая звезда новостей, Устенкова. Из-за халатности моих людей записи оказались на борту «Лебедя». Пока они не стартовали, надо обговорить ситуацию с капитаном, чтобы наложил своё вето. Но главный инженер на вопрос, когда будет завершён ремонт «Лебедя» и мы, наконец, сплавим лайнер со всем содержимым, переадресовал обратиться непосредственно к вам.

— Засади-ка ты этого Тейлора, как положено, на три месяца в камеру, — вдруг предложил директор. — А дальше… Что у нас там согласно законам о нарушении общественного порядка? Направишь на полезные хозяйственные работы. С журналюшкой этой ещё проще. Камеру разбить и пообещать, что если ещё раз вякнет — пожизненно отправится работать вниз, на фермы по заготовке биомассы.

Видя, как округлились глаза безопасника, генерал и директор переглянулись с какой-то странной усмешкой. После чего Беккер сказал:

— Да не бойся ты, Коля. Если уж моих подвыпивших ослов получалось скручивать в бараний рог — то здесь и подавно справишься. Можешь, если сильно уж надоел, этого «золотого сосунка» отвести в дальний сектор, шлёпнуть и закопать. Хотя нет, лучше в общую переработку потом. Органика всё-таки. На глотни, для храбрости.

Генерал достал из-под стола пузатую бутылку и плеснул в свободную чашку. Коньяк! Чтобы директор и генерал пьянствовали в разгар рабочего дня?! А судя по глазам, оба уже приняли изрядно.

— Настоящий «Арарат» с самой Земли, не какая-то там подделка с Новой Бретони. Берёг пару бутылок обмывать новую должность, официальный приказ в следующем месяце прислать должны были. Да вот судьба другой повод подкинула. Ты пей, пей, — подтолкнул чашку Беккер.

Коньяк оказался отменным, а ещё крепким. Дождавшись, пока Николай допьёт порцию, генерал налил ещё. Директор же принялся объяснять.

— В общем, мы, Коля, теперь потерянная колония. Причём не на пару лет, как это случилось на Омеге, а надолго. Когда «Лебедь» к нам сел, весь инженерный состав только в затылке чесал. Паруса Хофманна вещь в любом корабле самая надёжная. Реактор во время гиперпрыжка рванёт, внешний корпус, там, на выходе трещину даст — это бывает. Но вот чтобы гравитационный парус сколлапсировал, да так, что генераторы выжгло — такое в первый раз. Хотя, как просветил нас Его высоколобейшее светило, заведующий местным филиалом Академии Наук Федерации — сам знаешь, у нас в Кратере Ясности стоит такое — теория Зарецкого-Хофманна, в принципе, во время выхода из гипера допускает… Вот в том-то и дело, что до сих пор считалось только «в принципе». Но затем опоздал рейсовый «Четырёхсотый».

Николай кивнул: «Четырёхсотыми» называли суперсухогрузы, обходившие со снабжением дальние колонии и промежуточные порты и базы. И точность транспортников уже давно стала притчей во языцех: «Скорее небо рухнет на землю, чем транспорт выбьется из графика» — было отнюдь не только рекламным слоганом.

— Искать начали сразу, и нашли, — продолжил Иван Валентинович. — Хотя совсем и не там, где предполагалось. Экипаж всмятку, вся работавшая в момент перехода электроника выгорела. Зато вспомогательный термоядерный реактор чист, фоновый уровень как будто и не включали вообще никогда. А в основном гравитационном реакторе та же самая дуля, что и в генераторах паруса. Бросились к обеим точкам перехода — в гипере дикая свистопляска. Как говорили мои далёкие предки, толстый пушной зверь песец заглянул.

Николай открыл было рот спросить, но директор его опередил:

— Надолго, всё надолго. Сегодня утром физики-академики выдали прогноз, что заперло нас лет на триста-четыреста. А ближайшее от нас поселение — чего уж скрывать, секретная база Космофлота Федерации — это сто пятьдесят световых. Даже если что-то отправить на досвете, придёт туда как раз через четыреста лет. Если вообще долетит. Нет, мы, конечно, не сдохнем. С продовольствием проблем нет: Вербена у нас кислородная планета, станция по забору биомассы работает. Не деликатесы, ну и хрен с ним. Это раз. Теперь два. Опять слава нашим крохоборам, которым хоть на гроши, но дешевле запустить производство запчастей на месте, чем возить с нормальных заводов. Сколько я из-за этой экономии ругался, с нашим-то качеством против крупных комплексов центральных миров — а теперь расцеловать готов. Но проблем всё равно выше головы.

— Ты мотай, мотай на ус, — хмыкнул генерал, глядя, как растерянный Николай залпом выпил налитый коньяк, словно воду, — тебе сейчас всего сорок, так что после нас будешь править.

— Править? Вы о чём?

— А о том! — хлопнул ладонью по столу генерал. — «Потерянная колония» — это не только модный сюжет для киношников. Саураны и фламины осваивают космос намного дольше нас. И у них случаи, когда рвалась связь с метрополией, были. Причём не раз. Поэтому соответствующие ведомства Федерации, пользуясь опытом соседей, сценариев набросали до дури. И разослали даже в наше захолустье. У меня в сейфе таких штук двадцать пылилось. Всегда думал, зачем — а, видишь, пригодилось. В общем, слова «демократия» и «неотъемлемые права личности» у нас объявляются ругательными на ближайшие лет полтораста. Как и смертная казнь, — вздохнул генерал. — Хотя и хочется кое-кого удавить, того же сынка Тейлора, например. Только народу и так мало. А ещё цензуру введём, первым делом. Чтобы отсечь источники паники.

Николай помотал головой, словно сбрасывал морок, и переспросил:

— Цензуру? Но свобода слова, которую воплощает журналистика, является не только главным условием социализации индивидуума, но и важнейшим компонентом существования общества…

Генерал хохотнул, а директор посмотрел на подчинённого, как на сморозившего глупость ребёнка.

— Коленька, — ещё мягче, чем раньше, начал Иван Валентинович. — Эта самая журналистика… Важнейшее, так сказать, в нашей жизни искусство по оболваниванию в нужном ключе не желающие думать массы населения… Так вот, в системе Вербены оно уже с месяц неактуально. И останется таким ещё пару столетий. Так как населения у нас теперь нет. Сорок тысяч персонала Дальнего, сотни три с научной станции. С «Лебедя» вместе с экипажем ещё сотен шесть наберётся.

— Добавь сюда ещё пять тысяч моих орлов и орлиц, — вступил в разговор генерал, — и всё. А сколько мы высидим на орбите, пока вырождение не начнётся? Поколение? Два? Так что людей на освоение планеты откуда-то искать. И ты лучше меня знаешь, какая там будет смертность. Нет, запустим маточные репликаторы потоком, в обязательном порядке прикажем каждой семье брать из них по приёмышу, а лучше по два. Наберём, чтобы, значит, обеспечить положительный прирост. На крайний случай — клонирование запустим. И всё равно мало нас, очень мало. Так что прав Иван. До масштабов «населения» нам ещё очень далеко.

— Но клонирование человека запрещено решением от две тысячи двести пятнадцатого года?.. — вконец оторопел Николай.

— И х… с ним, с этим решением! — отрезал генерал. — Нам иначе не выжить. Поэтому отныне все федеральные законы идут по тому же адресу! На носу себе заруби: на нас сейчас почти пятьдесят тысяч душ, из которых три тысячи — это дети. Сами новые законы пишем — и сами их соблюдаем, причём так строго соблюдаем, как никогда раньше. Стоит дать слабину — дальше либо анархия, либо полукриминальная диктатура. А конец один: или вакуума нахлебаемся все хором, когда что-нибудь откажет… или жрать друг друга начнём. И не знаю, что хуже. Понял?

— Так точно! — отрапортовал Николай.

— А если понял, то исполнять! Иди — наводи порядок. Чуть позже я тебе своих мужиков в помощь пришлю. Из тех, кому доверять можно. Остальным пока объявим о временной чрезвычайной ситуации, постепенно будем вводить людей в курс дела. И чтобы, когда про катастрофу узнают все, на станции было тихо. Без истерик и паники.

Едва за начальником службы безопасности закрылась дверь, генерал негромко спросил:

— Иван, ты уверен, что он справится?

— Он надёжный человек. Сейчас первый шок пройдёт… И у нас нет выбора. Сколько нам с тобой скрипеть осталось? Без пересадки тканей лет десять в лучшем случае. А Николай даже с нашей медициной проживёт ещё не меньше пятидесяти-шестидесяти. К тому же люди за ним пойдут, харизматичный мужик. Он справится.

— Твои слова да Богу в уши, Иван. И тост: выпьем за то, что обязательно придёт день, когда наши потомки снова смогут вести споры — нужно ли им ограничивать эту самую журналистику!

Генерал разлил остаток коньяка, и оба залпом осушили чашки.