Они были первыми

Они были первыми

В подземелье невыносимо пахло экскрементами и карболкой. Нарком, в впопыхах доставая носовой платок, выронил его на грязный каменный пол. Поэтому спастись от амбре, исходившего из казематов, не мог.

Он сознательно шел к заключенным один, вооруженный только мини-бластером.

Камер как таковых не было. Просто каменные перегородки толщиной до полуметра, где на лежаках, укрывшись термоодеялами, спали выжившие в этом аду.

В проходе между камерами стоял длинный, зацементированный в пол металлический стол, и такие же лавки.

Нарком, наплевав на все гигиенические нормы и запреты, сел в самой середине стола.

Первым же зеком, вышедшим из своего укрытия, был именно тот, ради кого он и проделал далекий путь, и теперь терпел опасные неудобства.

Человек выехал на допотопной инвалидной коляске, с ручным управлением. Когда он приблизился в свете неяркой лампы, висящей под высокими сводами, стало видно, как он изможден и худ.

Из робы белела худая шея, на которой слегка подрагивала остриженная коротко голова.

— Что за вонищу устроили? — вместо приветствия спросил пришедший.

— Это не мы. А уголовники, они на первом уровне находятся. Сначала коллектор для воды мусором забили, теперь вот канализацию взорвали.

И инвалид зашелся в долгом сиплом кашле.

— Сколько вас? — продолжил допрос нарком.

— Семеро смелых, — в голосе заключенного прозвучала ирония.

— Пока забираю тебя, про остальных обсудим.

И военный встал, и, сделав приглашающий жест, пошел к выходу.

Визитер шел размашистым шагом, понятно было, что он хочет быстрее вырваться из этой клоаки.

Вслед за ним, шурша шинами, двигалась коляска с больным заключенным.

Наркому даже приказывать ничего не надо было, перед ним открывались все двери. Охранники вытягивались в струнку, приложив руку к форменной фуражке, но при этом, стараясь не смотреть большому начальнику в глаза.

Прошло всего, каких — то три часа полета, и эти двое уже сидели в прекрасном саду, на берегу пруда, и продолжали начатый разговор.

— Новости знаешь? — спросил тот, кто был в военной форме.

— Нет, откуда, это у воров сотовая связь, у нас старенький радиоприемник, и у того месяц назад батарейки сели.

— Аквалонцы захватили в заложники наш крейсер. Космический крейсер, — уточнил нарком.

— Это война? — спросил заключенный. Теперь после гигиенических процедур и переодевания стало видно, что это еще не старый мужчина, с совершено седыми волосами и бородой.

День был солнечный, и он с удовольствием подставлял солнцу свое бледное до синевы лицо.

Военный впервые с момента встречи посмотрел врагу прямо в глаза. И холодок побежал по его спине.

Человек в инвалидном кресле, не только обездвижен, он был слеп.

Голубые глаза, не мигая, смотрели на солнце.

— Ты можешь нам помочь.

— А, ты, чем можешь мне помочь?

— Сделаем протезы, пересадим на электронную коляску, она почти как человек.

— Нет, освободи тех, кто остался.

— И это будет, но позже. А теперь план действий. Ты помнишь, про матрицу Вайя?

— Когда вы меня посадили, это было всего лишь теорией.

— Так вот она уже существует. «Матрица жизни». Возможность за десять — двадцать лет создать пригодную для проживания планету. Ее модель была отработана в лаборатории, а крейсер должен был сделать это в космосе. А теперь он обездвижен, лишен связи, с уничтоженными варп двигателями, болтается окруженный кораблями Аквалонцев. Командир погиб при тушении пожара.

— Кто-то предал? — перебил инвалид.

— Поэтому я сам к тебе полетел. Об операции будем знать мы, и те четверо или трое, кто сидел с тобой. Их имена я выберу сам. Это будут те, чьи семьи я спас после объявления астронавтов — героев врагами нации.

— Дальновидный, ты, — снова с иронией произнес собеседник наркома.

— Да, я дал их семьям новые паспорта, увез в другую часть света. Я подарил им жизнь. К черту дискуссии.

— Не понимаю, чем могу быть полезен, я врач. Как доктор не сумею вылечить Аквалонцев от навязчивой идеи космического превосходства.

— Ты помнишь Ани Лаг?

Доктор закрыл незрячие глаза, а если бы мог управлять руками, закрыл бы и уши.

— Ясно, помнишь. Первая женщин космонавт, Аквалонка, командир экипажа, самое длительное пребывание в открытом космосе. Теперь она входит в правительство, возглавляет женский комитет. Ярая феминистка. Она и ее дочь.

— Отправь меня назад, — сказал освобожденный узник, и стал крутить колесо здоровой рукой. Если бы нарком его не остановил, то доктор упал бы в пруд.

— Ей ничего не угрожает. Все продумано. Ты просто напишешь ей письмо. И попросишь спасти крейсер. Но сделаешь так, чтобы она поверила, что это действительно ты.

А в письме, кроме этого будет кодовое слово для нашего экипажа. Ее пропустят на борт. Связь у них сейчас оставлена только с Аквалонцами. Мы не может пробиться к ним.

— Я сказал нет.

— Но ты же врач, ты гуманист. Ты хочешь второй космической войны, миллионы жертв.

Чтобы погибали так любимые тобой дети.

— План в подробностях, — после недолгого молчания произнес пленник.

— Крейсер летел к одной из планет в системе Аквалона. Яйцеголовые вычислили орбиту наиболее удобную для новой планеты. Почему ближе к ним? Потому что есть все же миллиардная доля вероятности, что что-то пойдет не так, и будет большой бум.

Если Аквалонцы захватят матрицу, они сделают рокировку, и теперь уже взрыв будет угрожать нашей планете.

Задача следующая. Ани проникает на крейсер, ведет его к лабиринту Чапека. Наши герои, твои товарищи по каземату, будут ждать ее там, поставят буйки, из световых бомб, обозначат фарватер. Это нужно для того, чтобы крейсер не попал в ловушку. Твои сокамерники пилоты там были первыми, и знают алгоритм. Правда, никто им не поверил, кроме меня. У лабиринта, с искривленным пространством и временем, много выходов: часть в параллельный мир, и всего один в нашу звездную систему. Даже с поврежденными варп двигателями, крейсер, пройдя по лабиринту, окажется у нас не через миллионы лет, а мгновенно.

Твоя роль уговорить Ани, и астронавтов-заключенных. Всем свобода и жизнь. Я гарантирую. Правда, честные имена я им не верну. Но встреча с близкими, разве это не приз?

— Если Ани не согласиться?

— Черт побери! Ты найдешь такие слова, — нарком на мгновенье потерял над собой контроль, до такой степени, что схватил доктора за плечо, и сжал со всей силы.

— Хорошо, я напишу.

Когда письмо было готово, бывший узник попросил оставить его одного.

— Зачем ты тогда вернулся с Аквалона? — забирая послание, спросил военный.

— Здесь остались мои ученики. Я не мог их предать.

— А вот один тебя предал, сейчас возглавляет Институт мозга. Кстати, твои тесты помогают делать настоящих зомби из новобранцев. Теперь отдыхай, и жди новостей..

2.

Ани любила самое первое утро отпуска. Ты просыпаешься, и начинаешь прокручивать в памяти ленту нужных дел и встреч. А потом вспоминаешь, ах, нет, сегодня ты в отпуске.

В этом году несказанно повезло: их с дочерью отпуска совпали.

Веста вчера пришла поздно, была в клубе с подружками на девичнике. Поэтому с завтраком можно не торопиться.

Ани, наконец, встала, и прошла на кухню. Но не дошла. В коридоре около, закрытой самым хитроумным замком двери, лежал конверт. Обычный. Как раньше счет за коммунальные услуги, или реклама. Женщина любила порядок, поэтому подобрала бумагу, и дала себе логическое объяснение ее нахождению в квартире. Дочь, ночью, наверное выронила из сумочки, и не заметила. Женщина поставила вариться кофе и уже собиралась отнести письмо дочери, но задела конверт, и он полетел на пол. Из него выпало фото.

Самое обычное, словно из прошлой жизни.

Они стояли втроем у забора, за которым шла стройка. На здании надпись «Даешь институт мозга за пятилетку».

На снимке они были молодым и счастливыми. Ей не нравилось его сложное имя Гурд Арк, и она звала его просто Док.

Человек, сделавший ее счастливой матерью и женщиной.

Великий ученый прилетел на вручение престижных наград года в области науки. Врач, нашедший метод помочь детям с аутизмом, стать такими как все.

Реанканцы, недавние враги ее планеты. Она, как человек военный, относилась к бывшим неприятелям с осторожностью.

Но это был единенный в мире врач, который мог ей помочь.

Потом газеты писали, что она воспользовалась своими связями, как первая женщина космонавт. А, то, что никто не хотел доверять своих детей этому низкорослому, заросшему волосами инопланетянину, никто и не вспомнил.

Да, конечно она смогла с ним встретиться именно потому, что была не простой Аквалонкой. Но доверить этому доктору самое дорогое, дочь, было невыносимо страшно.

Их представили друг другу на банкете, в честь лауреатов. Ей даже показалось, что они чем-то похожи. Оба небольшого роста, коренастые. Ее за широкие плечи даже дразнили в космо школе качком.

Ни темный пушок у нее над верхней губой и волосатые ноги, которые она не желала брить, ничто не помешало им влюбиться друг в друга.

Лохматым, она, доктора звала за длинные до плеч, уже тогда седые волосы, за бороду, как у старика. И волосатые рыжие руки в мелких веснушках.

Но когда она посмотрела в его глаза, то поняла, что все эти атрибуты цивилизации, бритье и стрижки, ерунда. И то, что он, Реанканец, пустяк. Глаза у него были, как у ребенка. Такой вот пожилой мальчик, грустный, задумчивый, как и те дети, кому он мог помочь.

— Доктор у меня больна дочь. Мне можно ее привести к вам, я знаю, вы набираете здесь учеников, и будете проводить сеансы.

— Я рад, — и было видно, что действительно рад, — Оказать вам помощь. Мне здесь не очень доверяют.

— Я вам верю,. — твердо сказал Ани. А, что еще она могла сказать, если не верила в Бога, нет его там, где она летала. Если медицина Аквалона просто не дает надежду на будущее ее ребенка.

Аутизм, страшный приговор, который этот вот странный человек может отменить.

Веста тоже сразу прониклась к Доку доверием. Сама пошла к нему на руки, и дала себя убаюкать. Ей тогда было четыре года. Девочка часами простаивала в углу, не откликаясь на имя, ни на запах любимых ватрушек. Даже принесенный котенок, не всегда мог ее вернуть из внутреннего мирка, в котором она пребывала.

Лечение длилось около месяца, потом повторялось раз в неделю, потом реже. Дочка становилась обычным ребенком. Даже играла с детьми в детском саду. Стала звать Дока Додей. Сама придумала.

А Ани, Ани, так прониклась к нему доверием, что задала давно мучивший ее вопрос.

— Док, это оттого, что я так долго была в космосе? Или того, что использовала искусственное оплодотворение?

— Нет, что вы, вы ни в чем не виноваты. Вы самая лучшая.

В тот вечер она оставила его ночевать.

Потом было его возвращение на Землю. Он звал ее с собой, и она обещала прилететь, вот только выпустит свой курс пилотов.

Но наступила Эра Стального занавеса, и все поездки на Реанкан были запрещены. Вернее не рекомендованы, особенно военным.

А потом был страшный день. У Ани сломалась машина, и женщина ехала на метро в центр. Встала уступить место старушке, и увидела Его портрет в траурной рамке.

Она выхватила газету и стала читать сквозь слёзы: «скоропостижно, невосполнимая утрата».

Она не плакала лет с двенадцати. Депрессия была такой сильной, что появились запои, и электронные наркотики. Но однажды очнувшись после очередного загула, она увидела непричесанную Весту. Девочка стояла в «любимом» углу отвернувшись. И Ани испытала просто первобытный ужас. Неужели все сначала, и Гурда нет, и ее ребенок опять не с ней.

Оказалось дочь неплохой психолог и актриса. Но с того дня Ани стала прежней, героиней — космонавтом. Правда увлеклась идей превосходства женщин. Уж очень мелкими людишками, казались все мужчины, по сравнению с Доком.

Она вскрыла конверт. Это был почерк Дока. Его она не спутала бы ни с кем. Хранила все рецепты, и короткие записки с нежными словами. Женщина читала и не понимала, причем их любовь и план спасения, вражеского крейсера. Но вот она прочитала в конце письма, «поцелуй за меня, Ежика». Ежик, так он называл Весту, та уморительно пыхтела как еж, собирая конструкторы.

Чувствам, охватившим Ани, нельзя было найти названия.

Ей необходимо было прийти в себя, женщина отложила письмо и стала пить кофе.

Успокоившись, дочитала письмо до конца.

Если сказать грубо про план Реанканцев — это была полная хрень.

Конечно она герой, но бывший, прошло уже пятнадцать лет. И кто позволит взять дочь? Девушка останется в заложниках на Аквалоне.

А без дочери Ани не полетит даже к Доку.

А еще эта никем не доказанная черная дыра — лабиринт. Никто из Аквалонцев его не видел и уж тем более сквозь неё не пролетал. Это легенда, красивая страшная сказка.

Ани услышала, как открылась дверь в комнату дочери. Скоро сама Веста уже зашла на кухню полусонная, в теплой пижаме. Поцеловала мать в щеку, отпила из ее кружки, и собралась уходить досыпать.

И тут девушка увидела снимок.

— Мама, Додя жив! Он прилетит к нам?

— Жив, но это мы полетим к нему, — Ани сама не ожидала от себя такого ответа.

Но когда принимаешь решение, и есть четкий план, действовать намного легче.

Добиться встречи с главнокомандующим удалось на удивление быстро, сработали старые связи. Но выслушав героиню Аквалона, опытный служака посмотрел на Ани, как на дуру.

Еще бы. Чокнутая на феминизме космонавт, хочет защитить права единственной женщины на крейсере Землян.

— Моя дочь психолог, она обладает силой убеждения. И когда нас пустят на корабль, а она еще и про боевые искусства, напомнит этим покорителям вселенной. Мы захватим корабль и заберем матрицу.

Главкому Аквалона хотелось обматерить эту свихнувшуюся самку. Или распять на своем столе, задрать юбку и ввинтится главным калибром между упругих половинок. Ведь еще ничего космонавтка, в кондиции.

«Но, бластер в рот! А вдруг? Ведь Лаг отличный пилот, и ее помнят, как героиню космоса».

И он дал добро.

Тем более что никуда она с «подлодки» не денется, крейсер окружен кораблями Аквалона. И силовое поле рано или поздно, но будет пробито. А так, чем варп не шутит, и крейсер целый, и матрица. Бабе почет и уважение, а ему маршала дадут, а там и в президенты.

— Валяй, дочка! Я в тебя верю! Аквалон в тебя верит.

И командующий не удержался, и зажал-таки дамочку в предбаннике кабинета. Правда, с поцелуем промазал, угодил в эполет мундира.

3.

Лицо старпома крейсера выглядело одутловатым, и даже не врачу было понятно, что на борту нехватка воды и кислорода.

Он слушал, бредни Ани не прерывая, без споров позвал женщину-врача.

Совсем молодая девушка, видимо это был ее первый полет. И она помнила о герое космоса Ани Лаг. Сначала была удивлена, и даже восхищена встречей. Но по мере того, как Ани излагала ей идеи феминизма и мира, где главенствую женщины, восторженность ее сменилась вежливой скукой.

Этого нельзя было допустить, пора произнести пароль, но Ани, такая решительная теперь, отчего-то тянула момент контакта.

Помогла Веста, дочь напористо начала просить допустить их на крейсер для защиты девушки от доминантных самцов: старпома и бортмеханика. И всех мужиков в целом.

И тут был сказан пароль.

Нехитрая фраза, их тех, которые не остаются в памяти, и всегда к месту в любом разговоре.

— Слушай, а мы с тобой не встречались на Альфа — Центавре в 320..

Ани видела, как удивленно открываются глаза у молодого врача. А помощник капитана, тот закрыл лицо руками, и лег на пульт. Чтобы никто не видел его радость, — подумала Ани.

Потом он встал, и махнул рукой бортинженеру: «Пропусти их, иначе не отвяжутся. Голова от них уже болит»

И отключил экран, чтобы никто не видел торжествующих улыбок экипажа. Реанкан их не забыл, они не одни.

В открытый шлюз могла поместиться только их шатл, на двоих.

Ани с дочерью прошли камеру с кварцеванием, и наконец, двери открылись, и их встретил бортинженер.

Варп двигатели были полностью выведены из строя. Для ионных оставалось мало топлива. Вся энергия уходила на силовой щит.

Ани четко отдавала распоряжения.

— Набирайте координаты, отключите силовое поле. Вся энергия на двигатели. Пока они будут думать над совершаемым мною манёвре, мы разгонимся. Тем космолетам, что вас стерегут за нами не угнаться. Пока получат подкрепление, мы прорвемся к лабиринту Чапека!!

Члены экипажа были на своих местах, а Ани прошла на главный пост, и вышла на связь с кораблем командира космической эскадрильи.

— Мы совершаем разворот. Прошу очистить пространство, во избежание потери личного состава.

— Какой разворот, дамочка, берите матрицу и возвращайтесь на мой флагман.

— Обращайтесь ко мне по званию, я не в отставке! Герой Аквалона, командор Лаг.

— Слушаюсь, командор, Лаг! — осипшим, от бессильной злобы, голосом повторил командир флагмана.

Ани отключила экран связи, потом силовое поле, и все что можно было на крейсере, горел свет только над пультом управления.

Командор Лаг нажала показанную Реанканцем кнопку.

Крейсер словно огромное умное чудовище начало движение в космическом пространстве.

Заданных координат они достигли в течение пяти часов. То, что это именно то место указывало нахождение здесь «лягушек», небольших кораблей, с четвертью варп скорости.

Шатлы, с супер прочной обшивкой, кратковременно включают двигатели, и летят, словно по инерции, потом снова переходят на варп скорость. Похоже на прыжок блохи, или кузнечика. Но космонавты почему— то прозвали такие корабли «лягушками». Чтобы летать на таких, испытывая огромные перегрузки, надо быть опытным пилотом.

Лягушек было четыре, они вошли в пространство лабиринта, и вот уже первый сбросил световой буй.

Следующий полетел дальше, показывая дорогу. Так, сменяя друг друга, они вели огромный крейсер сквозь вращающуюся черную дыру.

Когда за спиной Ани раздались аплодисменты, она поняла, все, они в системе Скорпиона.

Крейсер спасен, изобретение у Реанканцев, они с дочерью скоро встретят Дока.

Эпилог

— Доброе утро, Додя, едем умываться.

— Уже утро, Ежик? Я так рад, что еще одно утро вместе.

— Я тоже.

— А мама, она что делает?

— Прокладывает курс, к Новой планете. Пока мы будем лететь, там, в космосе уже будет новый Аквалон.

— После завтрака, отведешь меня к Ани на командный мостик?

— Конечно.

Инвалидное кресло въехало в отсек управления. Команда приветствовала Дока стоя.

Он этого не видел, но ощутил торжественность момента. Долгие пять лет он был в анабиозе. Его тело медленно восстанавливалось после стольких лет заключения. Молодые пилоты, его сотоварищи по несчастью восстановились быстрее. И теперь вместе с семьями летели к своему новому дому.

Веста подкатила его коляску к креслу, где сидела Ани.

Командир корабля сжала руку ученого. Сколько выплакано слез перед анабиозной камерой. Сколько раз она целовала холодное стекло иллюминатора его временной каюты.

Док ощутил легкую дрожь ее горячих пальцев. Он сжал их, как можно сильнее.

За экраном космического корабля с неимоверной скоростью пролетали и исчезали плеяды созвездий.

— Ты знаешь, Ани, я, кажется, вижу звезды, — прошептал он.