Non plus ultra

Он стоял здесь от начала времён — иззубренной, чёрной и рыжей стеной гранитных валунов, обрамленных понизу каймой прибоя. Океанские валы— зелёные, увенчанные пенными шапками исполины раз за разом бросались на штурм — и с грохотом разбивались об острый гранит. Изумрудная вода брызгами взлетала вверх, падала и бессильно рыча круглой галькой по осыпям, ползла назад. Шёл новый вал и все повторялось. Раз за разом. А могучий кряж стоял непоколебимо, преграждая зеленой воде дорогу на юг. От начала времён.Cправа от каменного гиганта тянулись однообразные ряды песчаных дюн выжженных до желтизны солнцем, а слева качало свои валы древнее море. Так было всегда. Но не сейчас.

Сейчас к мысу с севера шла каравелла — маленький, вёрткий, остроносый кораблик. Шла, расправив над водой латинские паруса с алыми, выцветшими на палящем солнце крестами.

С юта, с высокого мостика, там где ворочали истёртой до блеска балкой руля кормчий и рулевые, на кряж смотрел человек. Невысокий, ясноглазый, стройный. В чем-то он был похож на свой корабль — такой же острый прямой нос, живые глаза, длинные, откинутые назад волосы.

— Мыс Бахадор, — прошептал он, смотря на растущую на его глазах каменную громаду. Прошептал медленно, перекатывая на губах звуки чужого имени. Так рыцари произносят имя врага перед схваткой. — Мыс Бохадор. Non plus ultra.

— Да, это он, сеньор. Дошли, — ответил ему кормчий, заросший до глаз бородою моряк, перехватывая румпель на румб круче к ветру.

— Дойти мало, кормчий. Надо пройти. В этот раз я не вернусь ко двору с поражением, — прозвучало двусмысленно, но поправлять себя дон Жил Эарнеш, португалец, эскудеро, и капитан каравеллы не стал. Не до этого. Мыс вырастал на глазах — чёрно-охряная гранитная стена, от горизонта до горизонта. Еще никто не мог его обогнуть. Никто не знал, что лежит за ним, дальше к югу. Линии на картах обрывались, картографы писали имя — мыс Бохадор, а дальше три слова на латыни— non plus ultra. Предел земли. Говорили, там южнее — море вскипает, сера падает с небес, и адские врата открываются слишком смелым. Говорили… много чего говорили матросы по кабакам. Принц Генрих послал оруженосца на юг — проверить.

— Надо пройти, — упрямо повторил Жил Эарнеш. Ветер ударил ему в лицо, закрутил назад длинные прямые волосы.

— Воистину, гордыня человеческая… — новый голос оторвал капитана от размышлений. На мостике — ещё человек. Чёрный монах, ветер треплет и мнет края линялой сутаны.

Этого навязали в плаванье в последний момент, через голову принца. На случай если там, за мысом и впрямь — врата адские. Монах был праведный, в вере твёрдый и, может быть, по-своему неплохой человек, но лишний здесь — не для моря.

— Ибо положил господь скалы сии пределом миру и силам, чтобы знал человек место своё… — скрипел и выл в капитанских ушах его голос. Недобрым предзнаменованием.

Мыс вырастал на глазах, северо-восточный крепчающий ветер прижимал корабль к опасному берегу. Кормчий проорал хриплую команду — к повороту. Хлопнули паруса, корабль, развернувшись, лег на другой галс. Монах продолжал бубнить, кормчий ругался, косясь на воду, небо и скалы вдали, по левому борту.

— А правда, что говорят… — подал голос юнга. Совсем молодой, светловолосый парёнек, дальний родич кормчему и всеобщий любимец. Стоит, разинув рот, глядя на ревущий у гранитных скал прибой. Капитан выругался про себя. Чертовы картографы. Конечно, обычай рисовать на картах — хороший и правильный. Если карта попадёт в руки мавров, которым их пророк запретил всякий образ — они её скорее сожгут, чем воспользуются. Хороший обычай, но зачем, скажите, рисовать всякую чушь? На их карте, за южным урезом был намалёван морской змей, свивший кольца на пол-универсума. Конечно, карта была тайной. И конечно, любопытный паренек украдкой сунул туда нос. А по ней путь каравелле лежал прямо в пасть левиафану. Аккурат, меж двух кривых, нарисованных жёлтой краской клыков.

Кормчий усмехнулся: — эй, парень, глянь на нос. Да не себе, балда, кораблю. Пушки видишь? — Две длинные пушки на самом деле стояли на носу, уставя в море зелёные медные рыла. — Вот мы из них любого змея попотчуем. Как раз по одной на клык.

— А если он… не из земных тварей?

— А на прочих тварей, юнга, у нас падре есть. — Оный падре продолжал бубнить что-то своё. О гордыне, грехах и месте человеческом. "Надоел", — подумал капитан, сплюнул и поймал падре за воротник:

— Кстати, отче, о тварях. Освятите орудия. — Монах замялся. Капитан добавил: — Прямо сейчас. Это приказ, святой отец.

— Да, а заодно и мачты, и паруса, и каждый узел, — пробурчал кормчий, ухмыляясь в спину уходящему монаху, — хоть на сколько-то от него избавились.

Капитан невольно улыбнулся. Кормчий оглядел море, небо — с запада шли тучи, ветер крепчал, седые валы теснились, толкали корабль. Каравелла скользила меж ними легко и изящно, как танцовщица. Гранитная стена медленно уползала вдоль борта каравеллы, назад. Впереди уже виднелся торчащий из воды одинокий гранитный клык, а вокруг него — ослепительно-белый бурун. Край скалы. Край мира. Кто-то из матросов украдкой крестился, глядя вперёд, на белую круговерть. Принц подобрал хороших людей. Они были испуганы, но работу делали чётко.

— Если ветер не усилится — пройдем. — Капитан кивнул. Кормчий, оглянулся на небо еще раз и спросил, уже тише:

— Кстати, сеньор капитан. А что там, за скалой на самом деле?

Жил Эарнеш, рыцарь и капитан улыбнулся и ответил бородатому моряку — тихо, будто это секрет.

— Не знаю. Ни я не знаю, не принц. Никто. Интересно...

** **

001010111 зафиксирована угроза защитному периметру. Запрос на базу послан. Ответ… не получен… Задействована схема противодействия номер один...

** **

Шквал ударил внезапно. Кормчий, матеря в бога душу мать и всех святых вместе взятых, едва успел вывернуть балку руля навстречу взбесившимся волнам и ветру. Корабль лег на борт, выпрямился, завертелся волчком. Огромная волна ударила каравелле в расписанный нос. Поток воды и брызг пронесся вихрем по палубе, до самого юта. Скалы позади рывком придвинулись ближе, рёв прибоя ударил в уши, оглушая людей. Кто-то в испуге перекрестился, кто-то, потеряв голову, шарахнулся вниз, в трюм. Таких было немного. Оробевших пинками гнали на место — тянуть, убирать паруса. Кормчий, матерясь, выворачивал руль круче к ветру, уводя подальше от скал хрупкий корабль. Каравелла, крутясь волчком между валами, упрямо ползла вперёд. Упала тьма. Беспросветная чернильная тьма, будто здесь вообще никогда и не было солнца. Скалы по борту то прятались, то приближались — белые буруны то вырастали, то исчезали во тьме за кормой. Кормчий застыл, изо всех сил удерживая бъющееся в руках, как в падучей, бревно румпеля. Капитан мог помочь ему только одним — стоять на своём месте прямо и молчать. Что он и делал, вцепившись в стойку, чтобы не смыло — насмерть, до боли в пальцах. И ещё ухитрился придержать черного падре за воротник — шальная волна чуть не унесла бедолагу за борт. Еще один удар. Грязно-белый бешеный смерч за кормой — близко, чертовски близко. Каменный клык, конец мыса. Конец мира. Просто конец. Внезапно на мачтах вспыхнули огни — трепещущие, неживые столбы лилового света. Капитан невольно взглянул вниз и оторопел — эфес его шпаги тоже горел лиловым, холодным огнем. Будто цветок — трепещущий цветок колдовского пламени.

Капитан обернулся и поймал глазами взгляд кормчего — тот усмехнулся во весь щербатый рот и крикнул, заглушая шум бури: "Святой Эльм с нами. Пройдём!"

** **

001010101 Нарушение защитного периметра. Тревога. Тревога. Полная мощность...

** **

— Господи, спаси нас и помилуй, — шептал монах, сжавшись в комок под ногами. На каравеллу, глухо рыча, шла царица волн — чёрная, до неба, стена воды, увенчанная вверху белопенной короной. "Нам конец", — прошептал Жил Эарнеш про себя и, до крови, закусил губу: только вслух произнести такое не хватало.

Кормчий, смерил стену воды глазами и проорал — да так, что услышали все на борту: "По местам стоять. К повороту. Шевелитесь, сукины дети, рыбы засмеют"

"Он обезумел" — подумал про себя капитан, но остался стоять, как стоял. Зачем, если через мгновение вал налетит на подставившую борт каравеллу. Налетит, перевернёт, отправит на дно, на смех рыбам.

Принц подобрал хороших людей. Никто не дрогнул, не сбежал и не запутался в тросах. Каравелла развернулась — на пятачке, легко и грациозно, как цыганка в уличной пляске. Седой вал подхватил её на гребень и понёс. В последний момент кормчий шевельнул рулём и корабль прошёл, едва не задев гранитный клык кромкой латинского паруса. Отсюда было безумно далеко до пыльных Лагосских арен, но капитан невольно крикнул — торо!

— Прошли, — выдохнул кормчий и широко улыбнулся. — Знай наших.

** **

101010101 Нарушение периметра. Вторжение. Уничтожить. Активирована схема номер..

** **

— Господи, помилуй, — прошептал кормчий вдруг, стиснув рулевой брус до белизны в пальцах.

— Господи, помилуй, — шептали все. Из тьмы впереди на каравеллу и застывших в испуге людей выплыли два огненных клинка — два столба бело-желтого пламени. Два изогнутых, белых лезвия. Клыки левиафана.

— Можешь ли ты удою вытащить зверя и веревкою схватить за язык его? —

Монах под ногами хрипел, безумно мешая святые слова на латыни и португальском.

— Господи, помилуй, — прошептал капитан, и вдруг понял, что ветер стих и вокруг стоит мёртвая тишина. И все смотрят на него, капитана и воина. Работа кормчего кончилась, его — началась. "По одной на клык" — вспомнился вдруг шуточный разговор. Как давно это было.

Жил Эарнеш легко, как пушинку поднял монаха на ноги, слегка встряхнул, спросил:

— Отче, вы освятили орудия? — простой вопрос. Но с лица монаха вдруг схлынул панический страх.

— Да, сеньор. По всем правилам, — ответил он твёрдо.

— Тогда… — Капитан развернулся и, перегнувшись через поручни, прокричал, — носовые, огонь.

Пара ударов сердца, пара мгновений тишины, потом два хлопка — таких тихих. Пушки всё-таки выстрелили. Жил Эарнеш, рыцарь и капитан упёрся покрепче ногами в доски настила, положил руку на витой эфес, готовясь встретить адскую тварь как предписано человеку его положения.

** **

1011101011 Повреждение внешней обшивки. Замыкание в третьем и пятом контурах. Перегрузка. Пере...

** **

По глазам ударила вспышка. Ослепительная, даже сквозь крепко зажмуренные веки. Доски настила под ногами качнулись, в лицо ударил ветер — легкий, шелестящий ветерок. Капитан осторожно открыл глаза, уверенный, что увидит хрустальное небо, ворота и апостола Петра. Но увидел лишь спокойное море, солнце на небе и бегущие прочь облака. Каравелла лениво качалась на пологой волне — будто и не было только что ярости шторма.

— Бога, душу, мать и все святые, мы прошли. — Кормчий уже не столько держал, сколько опирался на рулевой брус стертыми до крови руками. Его шатало, клочковатая, растрепанная бурей борода торчала во все стороны. Капитан открыл было рот — дать тому выговор за богохульство. Как вдруг дошло и до него. Каменный, охряный и черный гранитный кряж, острые скальные зубья — позади. А впереди — берег, выжженные солнцем пологие дюны. На юг, до самого горизонта. Они прошли. Мыс Бохадор у них за кормой. Теперь уже навсегда — просто куча камней. А впереди — земля. Без всяких теперь non plus ultra

— Хорошая работа. Кормчий. Вы молодец.

— Вы тоже, сеньор капитан. Вы тоже. Как думаете, что — там? — кормчий кивнул головой куда-то вдаль, на юг, за линию горизонта.

— Не знаю, кормчий, не знаю. Давайте посмотрим?

На берег высадились через два дня — принц хотел что-нибудь, чтобы поверить в то, что они действительно были здесь, за краем земли. Лодку вытащили на песок, люди — вначале пугливо оглядывались, потом осмелели, разбрелись. Капитан стоял и бездумно смотрел вокруг. Берег как берег, ничего особенного — дюны, пляж, волны прибоя. Если забыть о том, что в карту пришлось вклеить новый лист, чтобы обозначить на ней место высадки. Прямо поверх нарисованного левиафана. Солнце палило немилосердно. Жил невольно надвинул шляпу на голову — как бы не напекло. И услышал шелест за спиной — босыми ногами по гальке. Шёл корабельный юнга. Тот самый, светловолосый, любопытный паренёк. С охапкой чего-то в руках. Капитан пригляделся — цветы. Белые маленькие цветы, дома их зовут "розами девы Марии".

— Что это, парень?

— Это… — парень замялся, — Извините, сеньор капитан. Просто у меня невеста в Лагосе. Вот и собрал немного, благо недалеко растут

Капитан вдруг улыбнулся, подмигнул и спросил: — А где нарвал? Место покажешь?

1434 А.D