Настройщики Роялей

ДИСПЕТЧЕР

— «Кедр — 10», я RX-6-8. Вы в зоне нашей ответственности.

— Принято.

— Есть захват цели причальным комплексом.

— Подтверждаю.

— Шлюз номер три. Заход по стандартной процедуре.

— Принято.

— Замечаний по процедуре захода нет.

— Принято.

— Добро пожаловать на «Берлогу» Глеб. Теперь можешь расслабиться, и попить кофе.

— Стасик, ты с «Берлогой» аккуратнее, знаешь же, всё в ящик пишется. Откопают, получишь нахлобучку по тыковке.

— Да брось, Глеб! Пока идёт без отклонений, кому эти записи интересны? А в случае нештатки, интересоваться будут другим. Лучше скажи, как себя спец чувствует? Петрович ждёт его с нетерпением.

— Нормально себя чувствует. Только вряд ли Петрович ему обрадуется.

— Это почему?

— Тут маленькая накладочка вышла… и, кажется, Петровича ожидает сюрприз… Впрочем, сам увидишь. А сейчас — не отвлекайся. Я хочу нормально пристыковаться.

— Сюрприз, говоришь? Это хорошо, а то у нас тут стало как-то скучновато жить.

— Теперь, я так думаю, будет немного интереснее. Уж больно любопытный мальчонка к вам в гости явился.

— Мальчонка? Слушай Глеб! У тебя, от долгого перелёта, ничего там не съехало?

— У меня всё нормально. И у вас тоже… нормально… я так думаю, будет. Хотя, могу и ошибаться.

— Здорово! Я до трясучки запуган.

— А вот губы зря раскатывать, не стоит. Не всё так страшно, как кажется на первый взгляд. И вообще, я же сказал — не отвлекайся. Кофе я хочу пить в нормальной обстановке, а не в разбитом шатле.

— Обижаешь, коллега. Уложу в захват, контакта не почувствуешь.

— Вот сейчас и проверим твои способности...

ПЕТРОВИЧ

Петрович сидел в рабочем отсеке, и, поигрывая сопроводительными документами, слегка набычившись разглядывал, чуть ли не на вытяжку стоящего перед ним, «специалиста».

«Не ожидал я такого подвоха! — зло думал он. — Мне спец нужен, а не это розовощёкое чудовище! Папа — профессор, мама — учитель музыки… Сам — типичный ботаник. Как он с моими мужиками общий язык находить будет? Морда цветущая, глаза распахнутые… Восторженные. Ненормально восторженные. Правда где-то там, в глубине, прячется что-то неуловимое. Сразу не определишь, что именно. И фигура у паренька морде не под стать. Физиономия розовощёкая, а тулово подтянутое. Не то, чтобы накачанное, но какое-то жилистое. Впрочем, это понятно: рыхлых в космос не пускают. Если на морду не глядеть, вроде бы и ничего парень. Только на кой чёрт он мне сдался? Я понимаю его цветение: попасть на «Берлогу» многие хотят. Мало кому удаётся. Мы не в игры играем. Настройка маяков ROJL требует мощной подготовки, и опыта работы именно с ними. Ну, откуда у этого, розовощёкого, опыт? И вообще, я ждал Кумарова. Вот он Настройщик с большой буквы. Его дело у меня давно лежит, и столь же давно я жду, когда его контракт закончится. Дождался! Как чёрт из коробочки, этот ребёнок явился! Двадцать четыре года. Ни опыта, ни мозгов. Характеристика впечатляющая? Но кто ж ей поверит? Папа — профессор. Мама… Ладно, про маму — не будем. Что же мне с ним делать? Стоять за спиной, и смотреть, чтобы руки куда ни попадя не совал? Следующий шатл только через три месяца… Сбагрю я его к чёрту, от греха подальше. Но пока ведь с ним надо что-то делать… Подцепить к Игорю? Разумеется, он потом мне скажет всё, что думает по этому поводу… Пусть. Это минимальная из возможных неприятностей. А Игорь сейчас единственный, кто способен надёжно прикрыть нас от свалившейся неприятности. Мне же надо срочно искать Кумарову замену. Чёрт, угораздило его с медициной не поладить. А у этого здоровье — что надо. Ишь, как цветёт. Будто главный приз выиграл. Эх, парень, ты ведь даже не понимаешь, насколько тебе не повезло! У нас тут не романтика — работа ишачья, ответственность — слоновья, и блага цивилизации на самой дальней станции, самые дальние. А ты цветёшь, как овощ на грядке!».

Он ещё раз бегло просмотрел личное дело.

«Ох, чую, хлебну я с этим овощем не одну тарелку каши. Наварит он нам, с места не сойти. Да, не повезло Игорю!».

— Итак, Олег Борисович, — ещё раз окидывая парня тяжёлым взглядом, медленно проговорил Петрович, — в двух словах, пожалуйста, каким образом вы к нам попали? И постарайтесь оставить ненужные фантазии в стороне.

— Да на самом деле, чистая случайность! — Смущённо пожал тот плечами. — Я из командировки возвращался. Ну и… Меня правда пытались отыскать… но я здорово умотался. В общем, проспал шатл. Пришлось задержаться на станции. Всего-то пару дней. А тут вдруг такая удача! И, врать не буду, если бы знал, что так получится — ещё б дальше спрятался, чтобы не упустить такой шанс.

— Вы находите удачной болезнь человека? — недобро глянул Петрович.

— Ой, ну что вы! — окончательно смутился юнец. — Я не то имел в виду! Просто я давно мечтал о такой работе!

— Мечтал… — Петрович демонстративно возвёл глаза в потолок, и долго что-то там разглядывал. — Боюсь, скоро вы будете мечтать побыстрее дождаться ближайшего шатла. И прятаться вам не придётся. Обещаю. Впрочем, не будем о грустном. Я посмотрел ваше личное дело… Скажите, насколько высоко вы оцениваете его объективность?

— Если по пятибалльной шкале… — Олег задумчиво почесал переносицу, — на тройку, скорее всего, потянет. Больше — вряд ли.

— Самокритично, — кивнул Петрович. — Но боюсь, вы слегка преувеличиваете.

— Вообще-то, — Олег тоже демонстративно потупил взор, и нарочитым жестом принялся ковырять носком ботинка пол отсека, — я говорил немного о другом.

— То есть, ваши заслуги были явно преуменьшены? — оценил Петрович разыгранную перед ним пантомиму.

— Да, где-то так.

— Ясно! — внимательно разглядывая собеседника, констатировал Петрович. — Скромность — не ваша добродетель. Спасибо за информацию. Что ж, услуга за услугу. Я распоряжусь о тщательном присмотре за вашей нескромной персоной. Не обессудьте, но сюрпризы меня никогда не вдохновляли. Если вам суждено состариться, и когда-нибудь стать руководителем хоть чего-нибудь, вы сможете понять мою блажь.

Он поднял ладонь, пресекая возражения.

— Сейчас отдыхайте. Я попрошу кого-нибудь показать вашу каюту. Вечером познакомитесь с напарником. Зовут его Игорь Малышев. Впрочем, для вас он — Игорь Дмитриевич. Завтра идёте на ROJL-37V, для проведения регламентных работ. На всякий случай хочу предупредить — проведение аварийных работ восторга у меня не вызывает. И последнее… Не обольщайтесь, юноша, ваше пребывание здесь долгим не будет. Но пока вы у нас, будьте добры работать на пределе своих возможностей. Я не враг вам, я всего лишь просто и не затейливо стараюсь обеспечить надёжную работу оборудования. А для этого, как вы догадываетесь, нужны очень хорошие специалисты. И будь вы таковым… — Петрович выдержал тяжёлую паузу, — может быть я, попробовал бы уговорить вас задержаться здесь подольше. Но я не верю в чудеса. Опыт нарабатывается годами, скромным признанием своих достоинств, и, главное, недостатков. Боюсь, вы этими качествами не обладаете. Всё. Не смею больше задерживать.

«Во, хам! — с затаённой улыбкой подумал Петрович, провожая взглядом струной натянутую спину. — Его заслуги недооценены. Мама — учитель музыки… Надо сказать Игорю, чтобы очень там не усердствовал. Чёрт его знает, как у этого ребёнка с его музыкальной психикой? А может просто и незатейливо плюнуть, и не пускать его никуда? Поскандалит немного, и успокоится… Там шатл подойдёт, с кем-нибудь более толковым… А ребята мои, всё это время, с увеличенной нагрузкой работать будут … И спасибо мне, за это, точно не скажут…

Нет уж, чёрт с ним. Назвался овощем, вот пусть и лезет в корзину. Выдержит. А нет, так и нечего ему в пространстве делать. Мама — учитель музыки!»

ОЛЕГ

«Нет, мне и в самом деле крупно повезло! — думал Олег, шагая за провожатым по переходам станции. — Всё-таки вовремя я успел перехватить слух, тихим шепотком пронёсшийся по базе. Ухватил, и перенастроился. А остальное прокатило на обыкновенном нахальстве. Топтыгина, конечно, тоже можно понять! Выискалось, мол, тут на мою голову. Вот он и рычит. А я и хочу-то всего чуть-чуть: дай поработать с нормальными спецами! Чего здесь такого уж страшного?».

Про то, что у Кумарова нелады с белыми халатами, Олег узнал чуть ли не в шлюзе причальной зоны. Элементарная логика говорила, что раз уж пираньи в кого-то вцепились, то, как минимум, надолго. Та же логика уже просто орала в ухо, что такой шанс выпадает всего лишь несколько раз в жизни. А чаще — раз этот бывает единственным. Попасть на «Берлогу» мечтают многие. Не всех туда берут. Банальный просчёт ситуации подсказывал, что отыскать замену Кумарову, когда до старта остаются считанные часы, нереально. Настолько, что спасти положение может, исключительно, чудо. Но чудес в жизни не бывает вообще, а других спецов под руками не оказалось именно сейчас.

Вот только шатл Олега уходил на сутки раньше «Берлоговского». И что ему оставалось? Лететь нужно, но — нельзя. Оставаться нельзя, но — нужно! Хоть тресни, нужно! Времени, на изобретение чего-то более разумного, уже не оставалось, и Олег тупо заблокировал каюту. Да так, что местные спецы диву потом давались. Правда, с ними пришлось-таки объясняться, делая глупые глаза, и уверяя что: ей богу — ни сном, ни духом! Мол, от жуткой усталости, «вырубился» из реальности так, что и не понял, как всё произошло на самом деле.

Ему, разумеется, не поверили: они про Кумарова тоже знали. Но волну гнать не стали.

А когда Олег, со всё ещё «заспанной» мордой, вылез в свет, деваться начальству было уже некуда. Всё равно, правда, начали кочевряжиться: молод, мол, неопытен. Петрович, мол, на дыбы встанет! Хотя подготовка вроде бы нормальная, и все допуски есть. Может, рискнём? Перебьётся Петрович какое-то время, а мы потихоньку замену подыщем.

А Олег смотрел невинными глазами, и с замиранием сердца ждал вердикта — рискнут, или скажут: — «да ну его, от греха подальше»? Оно и понятно: им проблемы на собственное седалище навешивать тоже ведь не хотелось! Вот и тёрли свою жвачку: «Рискнуть, не рискнуть?». Рискнули. Но Петровичу решили не сообщать. Мужик он крутой, и на дистанции может разнести так, что уши потом долго придётся белилами натирать. Да, мало того, он ещё и старт задержать может. А график есть график. И на него многое завязано. В общем, взвесили чинуши плюсы с минусами в одной корзине, и решили, что Петрович далеко, а начальство — близко. И фитиль может вставить отнюдь не дистанционно.

— Вот, юноша, ваши апартаменты! — указал провожатый на дверь каюты. — Устраивайтесь. Только, в виде небольшой информации, — он комично покачал нарочито скривлённой физиономией, — надолго получится вряд ли.

— Это почему, если не секрет? — состроив наивную морду, поинтересовался Олег, хотя ответ, в принципе, уже знал.

— Наш Петрович сюрпризы не любит! — сочувственно вздохнул провожатый. — А вас ему навязали. Делайте выводы, юноша.

— Спасибо за информацию! — поблагодарил Олег уже нормальным тоном.

— Да не за что! — пожал тот плечами. — Завтра у вас с Игорем тяжёлый день, так что разумнее будет хорошенько выспаться. Впрочем, — добавил с едва заметной усмешкой, — с этим, кажется, всё в порядке, да?

— А не жалуюсь! — безмятежно ответил Олег. — Богатырский сон в здоровом теле, это — к добру. К большому добру!

— Хм! — слегка прищурив глаз, искоса глянул провожатый. — Наверное… И очень даже может быть! А может и не быть… Ладно, юноша, удачи!

Он приветственно махнул рукой, и отправился дальше по коридору.

«И те привет! — усмехнулся Олег, проводив его взглядом. — Дай бог, не крайний! Со сном нормально… Уже вся станция в курсе. Ну, понятно. Народа мало, новостей ещё меньше».

ИГОРЬ

ROJL-37V — самый близкий, из маяков нашего сектора. Всего-то десяток вахт хода. Стандартная вахта — восемь часов скучного присмотра за навигацией. Ходим парами. Восемь часов присмотра, восемь — сна, восемь — делай что хочешь. Поэтому вахт получается в два раза больше. Это, если не успеешь осточертеть друг другу. А успеешь, тогда в каюту, и мозги полезной информацией накручивай. Благо её, в окружающем мире, терабайтами пруд пруди.

Но не в том случае, когда перед тобой сидит непознанный «пруд», и счастливо так улыбается. Оно и понятно: кто же сможет удержаться, получив у судьбы выигрышный билет!

К концу перехода этот парнишка стал мне даже немного нравиться. То, что не глуп, ясно априори: такие в нашей профессии просто невозможны. Но только не глуп этот парень был как-то по-особому. Знаете, есть такие типы: открыт, простодушен, и весь словно нараспашку… Но исподволь, замаскированным удавом, подчиняет себе настолько, что ты даже не успеваешь понять, когда на самом деле это произошло. И что действительно смешно — оно особо-то и не напрягает. Вот было в нём что-то подобное. Я это достаточно быстро заметил, и в общении сразу же взял поправку на скрытую чёрточку его характера. Так, на всякий случай.

Нам предстояла нелёгкая работа. Мне — проверить его устойчивость, ему — устоять. И не вляпаться всей мордой в лужу, которую я для него готовил.

Честно говоря, было бы жалко, если б он вляпался, потому что к моменту выхода на маяк желторотик стал мне по-настоящему интересен. Смешно, но я поймал себя на мысли, что очень не хочу видеть его завала в истерику. Только поблажку делать всё равно не собирался. Тем более что тридцать седьмой Петрович вне графика и поставил дабы сразу расставить разложить всё по полочкам. Слишком серьёзная штука — наши маяки. На них завязана навигация в обитаемом космосе. Нет, сказать, что без маяков вообще никак, тоже нельзя. Летали же раньше, и ничего — бились немногие. Но отключись сейчас из общей системы хотя бы один…

В общем, это ложь, что седина мужчин красит. А с рано поседевшими капитанами женщинами, я бы, виновникам происшествия, вообще пересекаться не советовал. Разве что предварительно отполировав макушку. И бороду. Если имел неосторожность таковую носить. Только без членовредительства там всё равно не обойдётся.

А вы попробуйте ослепнуть в толкучке, понимая, что за вашими плечами мирно посапывает не один десяток жизней. Представили? Мы же с этим представлением работаем каждый день. Без права на слабость, которая приводит к непоправимой ошибке. Так что здесь — не школярный экзамен, где можно положиться на чужую «шпору». Здесь, что бы ни случилось — только на себя, и своё хладнокровие. Без вариантов. Хладнокровие — без вариантов. Всё остальное — поправимо.

В общем, когда мы вошли на маяк, я сделал задумчивое лицо, якобы прикидывая, как нам побыстрее закончить с рутиной, и предложил Олегу проверить реакторный отсек. Ну там, мол всё должно быть по нулям, и это, разумеется, простая формальность. Но если что-то будет не так, сообщи мне, и я быстренько подойду. Всё! Дело плёвое. Любой справится.

Подвох был двойной. Во-первых, идиоту ясно, что никто туда новичка одного не отправит. Реакторы на маяках уникальные, потому что строятся они долго, и в каждую машину вносятся новые технологические решения. Эти нюансы надо знать не по учебникам, а по передаче опыта.

Если новичок не поймёт, значит, не очень устойчив к стрессовым ситуациям. Лишь на стрессе можно легко сожрать такую приманку, как неограниченное доверие. И это будет первый звонок. А второй может звякнуть, когда его заблокирует в шлюзе. Ну, бывают же в космосе аварийные ситуации. С полной изоляцией объекта. Ни аварийного освещения, ни связи с напарником. Жестоко? Нет. Обстановка вполне реальная, и в любое мгновение вероятная.

А потому стоит достоверно знать, кто твою спину прикрывает, и как этот «кто» поведёт себя в подобной ситуации. Если парень неглуп — справится. А свалится в истерику — оставшуюся часть командировки будет на «Берлоге» почётным полотёром. И никто с ним в паре не пойдёт, даже под грозным оком Петровича.

Юнец меня выслушал, кивнул: нормально, мол, пошёл я, и быстренько почесал к реакторному. Посмотрел я ему вслед, и снова поймал себя на мысли, что насчёт стрессовой неустойчивости я, кажется, не так уж и прав. Тут скорее присутствовала юношеская такая толстомордая уверенность в безграничности своих возможностей.

«Ну-ну! — думаю. — Валяй! Сюрпризец тебя ожидает неплохой. И не хороший. Я тут пока спокойно поработаю, а минут через двадцать мы посмотрим, как ты себя, с безграничной своей уверенностью, чувствовать будешь! Лишний десяток минут на неё, я подкину! Так что — валяй, не стесняйся!»

И проверив, надёжно ли встал блок на шлюзе за его спиной, занялся рутинным делом в главной пультовой. Рутинным потому, что регламенты другими не бывают, слава те господи! Другими бывают только аварийно-восстановительные работы, не дай господи.

Но он таки дал!

Через семнадцать с половиной минут у меня перед мордой засветилось жуткое, в своей красноте, табло: «Идёт перенастройка программы реактора».

Помню, я так дернулся, что морду о внутренности шлема едва не расквасил! И несколько первых мгновений даже не мог понять, что происходит? Табло не зелёное — режим не штатный! Такого быть не может! Индикация блока реакторного шлюза — норма. Внешнего. Но внутренний оказался разблокированным. Если б на маяке была гравитация, я бы точно задницу о палубу отбил, настолько неожиданно это случилось. Однако, в следующее мгновение я мячиком, отталкиваясь и уворачиваясь от всего, что торчало в проходе, нёсся в сторону реакторного отсека. И едва на самом деле не расквасил нос, влетев таки во всё ещё блокированный внешний люк.

Что творилось дальше, словами описать было невозможно! Мне показалось, прошли годы, прежде чем я снял блокировку, и нырнул в чернильную хмарь шлюза. Но и там меня ожидал неприятный сюрприз: блокированным оказался уже внутренний люк. И вот с ним я потерпел полное фиаско: блокирован он был не моим кодом! Эта юная свинья умудрилась вскрыть его, и перекодировать! Мало того, он, отчётливо сопя пока ещё целым носом, чего-то там перенастраивал. И напрочь игнорировал рёв дикого быка, отчаянно рвущегося в отсек.

А ситуация была действительно критическая! Времени на разблокировку нет. Проверить, что он там вытворяет невозможно потому, как из пультовой я удирал на таких ходах, что забыл переключить информацию на свой коммуникатор. И оставалось только гадать, что происходит внутри, и сколько времени осталось жить юному уроду! Впрочем, с последним ясность была абсолютная: ровно до того момента, когда я совладаю с блокировкой. Не больше! И пусть с меня потом сдирают всё, что есть под скафандром, включая мою родную шкуру, но башку этому циплаку я откручу прямо здесь. В реакторном. Ещё прежде, чем кинусь восстанавливать настройки. И пусть, скотина, пощады не просит! Не нужна она ему!

Люк всё-таки ушёл в сторону, я, дымящимся паровозом, ввалился внутрь… и испытал новый шок. Сюрпризы дня не кончились: отсек был пуст. И работал в полностью штатном режиме. С разгона я облазил его весь, разве только в активную зону морду не сунул. Ничего. И — никого.

Как последний идиот, я тупо глядел по сторонам, и всё пытался сообразить: куда же эта сволочь делась? Не в активную же зону он заныкался! Да и сопение, с места не сойти — довольное, из наушников никуда тоже не делось.

И тут я начал прозревать. Шлюз перед реактором объемистый… не освещенный… и там есть панель коммуникационного разъёма. Прямо над головой, если ориентироваться по нормальной гравитации. Так вот юная сволочь, опять же не сойти мне с этого места, висит именно возле неё.

И ещё я понял, что сейчас мне, с этого места, на самом деле лучше не сходить. Воизбежании необратимых последствий. Досчитать до десяти, а лучше до ста, и только потом, связав руки за спиной, аккуратно высветить торчащего под потолком идиота. А ещё лучше сначала рассмотреть поближе идиота, болтающегося в реакторном отсеке. Потому как не совсем ясно, кто же кого здесь на вшивость проверил? Впрочем, чего уж там. Ясность полная. Только мне от этого легче, почему-то, не становилось.

— Ладно, Олег! — досчитав до трёх десятков, и почувствовав, что уже могу нормально говорить, попросил я. — Ты — на коммуникационном?

— А вы уже успокоились? — осторожно поинтересовался он.

— Достаточно, чтобы оставить тебя в живых.

— Да, я в шлюзе.

— Вот там и оставайся. А я побуду здесь. И пока я окончательно остываю, расскажи, если можно — доходчиво, что это было, и как ты это сотворил?

— Так вы уже сами обо всём догадались, чего рассказывать?

— Расскажи, как ты в этом цейтноте умудрился коды взломать, и устроить вакханалию для единственного зрителя? Я ведь прав, никакие настройки задеты не были? И ещё… зачем ты это сделал?

— Вы меня простите, Игорь Дмитриевич…

— Игорь! — поправил я машинально, и, похоже, это был лёгкий шок для нас обоих. — С этого момента — Игорь.

— Вы меня простите, Игорь Дм… ой, Игорь, но меня папа с детства учил, что жизнь справедливой не бывает, и надо уметь постоять за себя. А ещё он советовал первым не начинать, но ничего без ответа не оставлять, обязательно, и всегда, давая сдачу.

— А мама тебя чему учила? — не удержался я.

— А мама соглашалась с папой, и добавляла, что композиция должна быть изящной. И потом, вы же сами решили подложить мне эту свинью… Или я не прав?

— Умная у тебя мама! — вместо ответа сказал я. — Но — рискованная! Если б ты знал, на каком волоске сейчас висел…

— А я знал! — нахально заявил он, и почему-то у меня даже не появилось желания начистить ему за это пятак.

— Ладно! — предложил я в ответ. — Плыви сюда, я достаточно остыл.

В люке показался шлем, из-под стекла которого острые глаза быстро обшарили отсек, а потом появилось и всё остальное.

Я долго рассматривал его, только сейчас по-настоящему осознавая, насколько нетривиален этот мальчишка, и как нам не повезло, что Петровичу его навязали. Ну не любит тот навязанных решений. А своих не отменяет никогда. По крайней мере, я такого не встречал ни разу. Можно, конечно, попытаться его переубедить… Но ведь ничего же из этого не выйдет. Когда Петрович получит мой отчёт, он парня не то, что в штат, очередного шатла не дожидаясь, пинками со станции выгонит. Это ж верх недисциплинированности, устроить такое на маяке. А Петрович любит стабильность. И, спрашивается, на кой чёрт ему под задницей эта непредсказуемая бомба?

— Ну что, — спросил я, чтобы сказать хоть что-то, — будем настройки смотреть?

— Да можно, конечно… — задумчиво ответил он. — Но — зачем? Там всё нормально. Я уже посмотрел.

Я только обречённо крякнул, и проговорил:

— Ладно. Пошли отсюда. У меня на этот цирк сил больше не осталось.

ОЛЕГ

Мы стоим навытяжку. И я понимаю, что это конец моим мечтам. Главный Михаил Топтыгин набычился, и, с красной от злости рожей, читает отчёт о моих похождениях. Дёрнул же меня чёрт, проявить инициативу! Сидел бы в этом проклятом шлюзе, и ждал себе спокойно, пока меня спасут. Сделал бы перед Игорь Дмитричем испуганную морду: «Чё это было-то?», глядишь, и прокатило б. А теперь мне осталось только откланяться, и с гордо поднятой головой выйти вон.

А вообще, это счастье, что они не видели мою рожу в те первые тридцать секунд, когда шлюз ушёл в глухой блок… Я и сам не хотел бы это видеть, таким страхом её перекосило. Я же не мог знать, что это всего лишь хорошо спланированная свинья, и принял всё за чистую монету.

Когда бесконечные секунды кончились, и первый шок прошел, я понял что надо загонять страх в дальний угол, и всеми способами выбираться из этого мешка. Прокрутил в памяти стандартный проект маяка, вспомнил про коммуникационный разъём, которым оборудуются все шлюзы, подключился, и начал выяснять степень разрушений. В конце концов добрался до главной пультовой… И узрел там напарника, как ни в чём не бывало насвистывающего какой-то игривый мотивчик!

Не надо быть Сократом, чтобы понять, что это означало. Я и понял. Вот тут меня переклинило по-настоящему! Ну, думаю, не обижайтесь Игорь Дмитрич! Не я всё это начал, так что получите, и распишитесь! Я не зря пошёл в «настройщики роялей». А собирать информацию, систематизировать, и находить способы прикладного использования меня ещё папа научил. И тогда первым делом я заблокировал выходы на реактор. А уже потом выдал на пультовую такую информацию, что моего напарника оттуда как ветром сдуло! И нёсся он так, что мне стало даже страшнее, чем в те тридцать секунд.

И вот теперь мы стоим в кабинете этого медведя, и ждём его вердикта. И мне даже немного жалко Дмитрича, ибо ему тоже достанется и за меня, и без меня. Хотя выгонят только меня. И ладно! Чего уж теперь. Не смог удержаться от мести, получай увесистого по седалищу. Такова жизнь, которая, как известно, справедливой не бывает.

ИГОРЬ

Мы стоим навытяжку, и по хмурой физиономии Петровича видно, что дела наши хуже, чем я ожидал. Правда факт, что он вставит мне солидный фитиль за глупость, меня почему-то уже не очень и волнует. Ну да — прокололся. Мальчишка нос утёр! Обидно? Конечно, обидно! Я весь такой умудрённый опытом, весь такой зазнавшийся, а мне раз, и плюху в морду. Да как лихо! Чёрт, я б его, после такого, в напарники не глядя взял, даже понимая, чего это мне будет стоить. Работать пришлось бы на равных, а отвечать за обоих. Он же всё равно ещё мальчишка, со всеми мальчишескими закидонами. И пока они не выветрятся, мне пришлось бы быть в постоянном напряжении.

Да только что зря мечтать? Петрович сопит рассерженным медведем, а Олег уже успокоился, ибо не хуже меня понимает, что ждёт его почётная ссылка в полотёры. Пока. А потом — волчий билет, ставящий крест на карьере. Правда, я знаю, что билет ему Петрович выпишет только на шатл, и карьеру ломать не станет. Но и здесь не оставит. И уговаривать его бесполезно. Даже если я сейчас начну в голос орать, что парня надо брать на работу, Олегу это не поможет. Петрович принимает решение сам, никого не спрашивая. В таких случаях — особенно.

Парню с нами не повезло. Не устрой мы этот спектакль, может быть… хотя — вряд ли! Ему с самого начала не везло, так что осознано, не осознано, но морду он нам начистил правильно. Хотя бы оторвался от души. Даже я это оценил. Правда, его счастье, что руки-ноги не по-отрывал.

ПЕТРОВИЧ

Они стоят передо мной навытяжку. Один — больше по инерции, ибо понимает, что данные, которые я сейчас просматриваю, ставят крест на его работе здесь. И не только здесь. Другой — комок натянутых нервов потому, что врать у нас не принято, а то, как его развёл сосунок, мне понравиться не может по определению. И Игоря уже не смущает тот факт, что вся станция долго ещё будет веселиться над ним, по поводу сопливого мальчишки. Он стоит, и ждёт, что скажу я. А я обязан разнести его по косточкам, разложить по полочкам, а потом грустно вздохнуть: «От кого-кого, а от тебя, Игорь, не ожидал!». Ещё хуже, если скажу: «Игорь Дмитриевич!». В негласной табели о рангах, принятой на «Берлоге», это даже не выговор — неполное служебное соответствие. Со всеми вытекающими.

И теперь он напряжённо ждёт, что будет дальше.

А я смотрю его отчёт. И вижу там больше, чем он написал. Папа — профессор, мама — учитель музыки… А ботаниками оказались мы, чёрт бы нас побрал! И что мне теперь делать? Держать марку, и дуть щёки? Он же, поросёнок, и меня уел! Не только я, все это понимают. Дисциплина, авторитет… марку держать! Разнести обоих, а его — пинками со станции. Чтоб и духу в ближайших окрестностях не было.

Только кто от этого выиграет? У мальчишки блестящая голова, и характер, каким природа не каждого награждает. Папа — профессор, мама — учитель музыки. Постарались оба. А я, одним росчерком, должен всё это угробить? Юнец пока и сам не понимает, что ещё не бриллиант, но уже алмаз. Его надо в хорошие руки, для качественной огранки, передать. А лучшие руки здесь собраны. И получается, что выхода у меня нет. Я буду плакать от горя, но натягивать этот хомут не на чей-нибудь — собственный хребет!

Хотя, может быть, не так всё и страшно? Не дисциплинирован? Кто это сказал? Он принял условия, предложенные нами, и ответил так, что у нас пропала всякая охота проверять дальше. Это — не дисциплинированность? Он умница, что отважился начистить нам хрюшку. Но работать с ним будет трудно. И смотреть за ним придётся долго и тщательно. Да только опереться можно лишь на то, что сопротивляется. И такие мозги я никому не отдам. Надо будет — в ноги бухнусь! Плевать я хотел на условности. Мне нужна стабильная работа маяков, и настоящие мастера для её обеспечения. Всё остальное — второстепенно. А он будет мастером, я это вижу. И значит его место здесь.

Я ещё раз осматриваю обоих, и говорю то, от чего у них дружно вытягиваются физиономии, а Игорь, не удержавшись, отвечает мне: «Ну, Петрович! Этого я от тебя не ожидал!».

А мне плевать, что ты там ожидал! Моё дело — маяки. И мне не интересны чьи-то амбиции. Вот тебе парнишка, и расти из него человека. Не вырастишь — башку отверну!

Но, чтобы не расхолаживать мальчишку, вслух я этого не говорю. Просто кивком выпроваживаю обоих из кабинета, и откидываюсь в кресле соображая, куда пристроить Кумарова, если белобрысые от него всё-таки отцепятся…