Механическая жизнь

Она стояла на подоконнике в раскрытом окне 10го этажа и смотрела вниз. Она собиралась спрыгнуть, но дыхание её было почти ровным, она спокойно прикидывала, разобьется ли она насмерть, если спрыгнет с такой высоты. Скорее всего разобьется: внизу асфальт, деревья и всё, что может смягчить падение — далеко. Значит, можно не бояться остаться калекой на всю жизнь, просто раз — и всё, один шаг и тебя больше нет. А что значит "нет"? Что будет потом? Она просто выйдет из игры, но что будет с теми, кто остается в игре? Родители, друзья… Она глубоко вздохнула. Нет, так нельзя. Если бы можно было сделать это не думая, не анализируя все последствия в подробностях, — подумала она. Просто взять и сделать и всё, как делают десятки эгоистов по всему миру. Но она не может ТАК. И значит, не сможет вообще. Снова вздохнув, она осторожно спустилась с подоконника, закрыла окно и стала аккуратно расставлять по местам комнатные цветы, которые бережно переставила на стол перед тем, как с силой распахнуть окно в желании сброситься вниз. Она обошла стол и села за него. Перед ней лежало очередное её изобретение, точнее, не изобретение даже, а так, разработка, каких неоконченными пылилось десятка два в её шкафу. Она всегда интересовалась радиотехникой и электроникой, и это было апогеем её исследований — прибор для приема очень широкого спектра волн. С его помощью она могла подключиться почти к любой камере наблюдения в радиусе 200 метров. Теперь можно не выходя из квартиры видеть, кто входит в подъезд. Она задумчиво крутила ручку переключения волн, всё ещё в мыслях об открытом окне, пока не выкрутила ручку в совсем уже немыслимый диапазон, и вдруг на экране вместо помех появилось какое-то странное изображение. Глюк, подумала она — в рамке монитора была словно бы ещё одна, уже на экране, в ней ещё одна — и так до бесконечности, словно два зеркала отражают друг друга.

Она наклонила голову. Изображение на экране тоже стало наклоняться, изменяться и стало уж совсем абстрактным, туда стали примешиваться какие-то непонятные предметы… Она вернула голову в обычное положение, спешно анализируя увиденное. Она задумчиво потерла краешком ладони левый глаз, и вдруг заметила, что изображение исчезло, и экран стал черным. Она отдернула руку. Странное изображение появилось опять. Стараясь сохранить самообладание и не задумываясь о том, как нелепа эта гипотеза, она по очереди закрыла сначала правый глаз — ничего не изменилось. Потом левый — картинка на экране вновь стала черной пустотой. Она взяла со стола ручку и поместила её между собой и экраном. Ручка тотчас же появилась в изображении. Она вскочила со стула и одним рывком оказалась у зеркала. Левый глаз ничем не отличался от правого — глаз как глаз, она рассматривала их тысячу раз. Пока она изучала своё изображение в зеркале, раздался телефонный звонок.

— Если хочешь получить ответы на свои вопросы, будь через 15 минут внизу у подъезда.

Короткие гудки. Голос был незнакомый. Идти или нет? Чем может рисковать человек, 15 минут назад собиравшийся прыгнуть из окна? А если… Нет, хватит анализировать. Нужно идти. Она оделась, спустилась, удивляясь тому, что даже в такой ситуации четко соображает, что делать, и успевает думать, какой наряд больше подойдет для таинственной опасной встречи, от которой не знаешь, что ожидать.

У подъезда её ждала черная машина. В ней не было ничего особенного или таинственного, таких очень много ездит по городу. Ближайшая к ней дверь открылась. На заднем сидении расположился очень собранный представительный мужчина среднего возраста.

— Садись, — сказал он голосом из телефонного звонка, — если хочешь узнать про свой… левый глаз, — в его стальном голосе промелькнула нотка иронии или ей только показалось?

Она послушно села в машину. Дверь закрылась автоматически, и машина тронулась.

— Не бойся, — сказал мужчина всё той же невозмутимой интонацией, — нам просто нужно обо всем поговорить. Я давно опасался, что когда-нибудь ты докопаешься до правды — ты стала такой умной… А ведь это я создал тебя.

— В каком смысле?

— В прямом. Как рано ты заметила привычку всё анализировать?

— Что?..

— Почему ты полчаса назад не выбросилась из окна?

— Я… слишком много думаю и потому не могу решиться на что-то серьезное.

— Я именно об этом. Как рано ты заметила это у себя?

— Ну… Наверное, лет в 7.

— Правильно. Как раз после автокатастрофы.

— Я не попадала ни в какую автокатастрофу!!

— Неправда. Ты погибла в ней.

— Погибла?! Что вы такое говорите! Ведь я жива!

— Успокойся. Дай мне всё объяснить. И начать нужно с самого начала. Видишь ли, я ученый...

Черная машина уносила их вдаль, и, несмотря на потрясение, она успевала пристально следить за пейзажем за окном, чтобы запомнить, куда её везут.

— Видишь ли, я ученый. Не из тех, которые сотрясают воздух на научных консилиумах и прочих собраниях. Никто не знает моего имени, никто не знает меня в лицо. Но именно в моей лаборатории мы уже много лет создаем то, что другим ученым даже и не снилось.

Это было 15 лет назад. Уже тогда мы приблизились к созданию искусственного интеллекта так, как никто. Окрыленный успехами последних экспериментов я летел домой на повышенных скоростях. И — увы! — слишком поздно заметил девочку, переходившую безлюдную улицу. Я нажал на тормоз, но было уже поздно. Ты умерла, не приходя в сознание, у меня на руках. Я положил всю свою жизнь на благо человечества и вот — я сам отнял человеческую жизнь. Я не мог с этим смириться. Этот план родился спонтанно, постепенно обрастая подробностями. Помнишь, вы с родителями неожиданно уехали кататься на лыжах посреди учебного года?

— Да, конечно, я помню! В Альпы...

— Не было никаких Альп. Твои родители были по гипнозом, пока мы не сделали всё необходимое. Твоё лицо, тело — всё было точной копией той, что я сбил. Мои разработки были уже на завершающей стадии, так что это было не сложно.

— Этого не может быть! Я помню Альпы… Это было самое счастливое время в моей жизни! И я помню детство! Вы лжёте!

— Всё это — Альпы, воспоминания детства — мы записали в твой мозг. Воспоминаний у ребенка гораздо меньше, чем у взрослого человека, да и мало кто хорошо помнит детство. У тебя были воспоминания о событиях твоего детства, которые не помнила твоя мать?

— Да… Она ещё шутит, что у неё склероз...

— У нас не было данных, чтобы в точности смоделировать твоё детство, пришлось импровизировать. Тем более времени у нас было немного. Потом, когда вы "приехали", что было тогда?

— Школа закрылась на капитальный ремонт. Меня перевели в другую школу на другом конце города.

— Правильно. Чтобы никто из учеников и учителей ничего не мог заподозрить, к тому же так тебе пришлось знакомиться со всеми с нуля.

— Но как вы могли закрыть целую школу?! Это же невозможно!

— Возможно. Деньги, связи, ум — имея всё это, ты обладаешь возможностью сделать что угодно.

— Подождите… Подождите… Ну, допустим, вы меня подменили. Хотя я в это не верю. А как я тогда по-вашему росла?

— Девочка моя, роботы не растут. Даже такие совершенные, как ты. Мы много раз заменяли твоё тело, оставляя нетронутым лишь мозг. Помнишь, у тебя бывали скачки роста или развития. Ещё буквально вечером ты была меньше, а наутро проснулась уже немного другой. Ты замечала когда-нибудь, что у тебя почти не изменилось лицо? Оно стало взрослей, но мы боялись сильно что-то менять, чтобы это не было слишком заметно, поэтому старались повторять твой детский облик.

— А волосы? Они же растут… И слёзы… Я ведь плачу! И...

— Давай не будем углубляться в подробности. Это слишком сложные механизмы, чтобы я мог тебе и сейчас объяснить. Твои первые модели были менее идеальными, но за 15 лет разработок мы достигли невиданных высот...

— Даже если я вам поверю, что волосы на мне растут искусственно… То как вы объясните, что меня не распознал ни один врач?

— Там, где наука бессильна, в дело снова вступают деньги и связи. Тебя постоянно окружали мои люди.

— Но ради чего?? Неужели нельзя было по-другому скрыть следы преступления? Заменить меня, да ещё и потом столько лет пытаться скрыть эту тайну...

— Ты так и не поняла меня, девочка. Ты не просто искупление моей вины за ту, что я сбил. Ты гениальнейший научный эксперимент, подобного которому не было никогда со времен создания человека! Все эти годы мы постоянно наблюдали за тобой...

— Через камеру в моём глазу?

— Именно так. Мы вели записи. Совершенствовали твоё тело, твою программу. Ты и сама её совершенствовала, ведь ты создана обучаемой. Я бы не стал закладывать в тебя знания о радиотехнике, не стал бы прививать тебе тяги к приборостроению… Но видимо тебя саму тянуло к тому, что составляет тебя.

— Не говорите обо мне так! Я человек! Я чувствую! Я… У меня даже бывают эмоциональные срывы, вот!

— Это сбои в программе. Они бывают, так как мы не можем всё заранее просчитать. Со временем мы либо устраняем их, либо твоя программа сама учится их обходить. Кроме того, даже когда ты бьешь тарелки — вспомни, ты ведь всегда словно наблюдаешь за собой со стороны, ты ДУМАЕШЬ, что ты делаешь. Ты спрашиваешь себя: "мне это сделать?". И отвечаешь себе: "да!"

— Но как же мои приступы удушья в моменты самых сильны переживаний?!

— Это не приступы удушья. Что ты чувствуешь при этом? Ты вдыхаешь, вдыхаешь, вдыхаешь и не можешь выдохнуть, верно? Правильно, твои процессоры перегружены и система охлаждения переходит в экстренный режим работы...

— Какая система охлаждения! Я человек! Я болею!

— Да-да. Кашель. Насморк. Ты думаешь, это сложнее подделать, чем слёзы? Температура, увеличиваемая системой обогрева. Ты же никогда ничем серьезным не болела.

— Нет!!! Всё это бред!!! Я человек! Я люблю!

— Ты? Любишь? Ты хоть понимаешь, что это такое — любить? И как далеко от этого то, что ты, как ты думаешь, испытываешь. Именно поэтому ты до сих пор одна. Именно поэтому ты хотела выброситься из окна сегодня.

— И вы бы позволили мне это сделать?..

— Ты сама себе этого не позволишь. Ты не умеешь любить и не можешь по-настоящему захотеть умереть. Не плачь. Это не страшно. Это даже хорошо. В каком-то смысле ты счастливее всех нас.

Она проснулась в своей кровати, когда последние лучи рано заходящего осенью солнца окрасили её комнату своим оранжевым цветом и наполнили золотистым сиянием, смешанным с мелкой взвесью из пыли. Она потянулась, встала, удивляясь, что решила поспать посреди дня. На ней была обычная домашняя одежда — видимо, так устала от домашних дел, что легла отдохнуть. Она подошла к столу, покрытому кружевной скатертью. Он был пуст, за исключением стоящей на нём старой печатной машинки. Наклонившись к машинке, она прочитала на заправленном туда листе напечатанные строчки: "Ведьмы тоже умеют любить. Фантастический любовный роман"

Не давая ей времени на размышление, раздался звонок в дверь. Она открыла и увидела симпатичного парня примерно её возраста.

— Привет! Я твой новый сосед, живу в квартире напротив. Я только сегодня переехал и ещё не успел распаковать вещи. У тебя не найдётся дрели взаймы?

— Сейчас, поищу, где она. Проходи пока. А что бабушки, которые там жили, они куда-то съехали?

— Да, наверное. Вроде, их какие-то родственники позвали переехать к себе. О, — воскликнул он, подойдя к столу, — да ты пишешь роман! Дашь почитать?

— Конечно. Только я пока даже не знаю, что я там напишу...

"Только я пока даже не знаю, что я там напишу" — сказал голос за кадром. На большом экране лаборатории мелькали какие-то полки с хозяйственными принадлежностями и инструментами и руки, которые там что-то искали.

— Включите камеру номер 2, — распорядился главный ученый, представительный мужчина среднего возраста.

— Камера номер 2 подключена! Вывожу на второй экран...

На втором экране появился стол и старая пишущая машинка. На заправленном в неё листе было напечатано: "Ведьмы тоже умеют любить. Фантастический любовный роман". Мужской голос за кадром сказал: "Ничего, что-нибудь да придумаешь! Я в тебя верю"