Мама [переписано]

Есть такое твёрдое правило.

Встал поутру, умылся, привёл себя в порядок —

и сразу же приведи в порядок свою планету!

Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»

Сердце бьется. Грудная клетка плавно поднимаются и опускается. Значит, легкие в порядке. Я дышу. Все органы чувств работают, как прежде.

Но тогда почему мне так плохо? Будто невидимый хищный зверь медленно пожирает душу, смакуя каждый крохотный кусочек, и принимается за следующий.

Чем дальше наш космолет отдалялся от Земли, тем хуже мне становилось. За двадцать пять лет жизни у меня ни разу не было депрессий. Сейчас же эта напасть охватила меня с утроенной силой.

Мы — крысы, бегущие с тонущего корабля. Паразиты, съевшие изнутри своего хозяина и покинувшие его в поисках новой жертвы.

Как не хотелось мне покидать ее — Землю. Я бы согласилась переехать в другую страну, на другой континент, куда угодно, хоть в Антарктиду. Но чтобы бросить саму планету? Никогда.

До сих пор не понимаю, как я оказалась здесь, на космолете, летящем в бесконечной тьме, такой глубокой и безжизненной, что от одного взгляда в иллюминатор охватывают непреодолимый животный страх и оцепенение. Хотелось найти освещенный угол и забиться туда, закрыв глаза руками. От космоса веяло холодом, он был для нас чужим.

С еще слезящимися глазами я рассматривала Землю через толстое стекло. Даже сейчас — истощенная, почти убитая человеком — она умудрялась каким-то чудом сохранять свой прекрасный облик, дышащий угасающей жизнью и еле уловимым светом в тонкой кружевной перине облаков.

Что-то щелкнуло под высоким потолком, и я вздрогнула. Все, присутствующие в большой столовой, подняли головы.

Включился огромный экран, а на нем — цифры. Это таймер. Осталась одна минута до чего-то.

— Мам, ты не знаешь, зачем это нужно? — спросила я.

Мама приоткрыла рот, но тут же закрыла, так и не ответив. Страх, промелькнувший в ее глазах, передался и мне.

— Мама, что это значит?

Голос мой дрожал. Я начала понимать, зачем понадобился таймер.

Снова подняв голову и взглянув на дисплей, я взволнованно сглотнула.

Отсчет пошел.

***

« — Дорогие сограждане, непреодолимые обстоятельства вынуждают меня сообщить вам неприятное известие. Все последние десятилетия вас заблаговременно информировали и готовили к тому, что это может произойти в любой момент вашей жизни. Так вот, это непростое время наступило.

С сегодняшнего дня, в предельно короткие сроки все земляне, желающие покинуть планету во избежание гибели по известным вам причинам, должны пройти посадку на ближайший космолет. Напоминаю, что в нашей стране эти летательные аппараты расположены во всех крупных городах. С собой необходимо иметь документы, медикаменты и вещи первой необходимости — не более трех килограмм на человека. Еда, вода и дополнительная одежда будут выдаваться уже на космолете.

Собирайте вещи и о чем не волнуйтесь — покинуть Землю не так трудно, как может показаться. Надеюсь на ваше благоразумие и понимание».

Сначала я не поверила словам президента. Эта новость казалась нелепой, даже несмотря на то, что нас действительно уже со школы готовили к вероятному переселению на другую, пригодную для жизни человека, планету.

Хмурый, усталый взгляд, непревзойденно прямая осанка и ровный, без единой взволнованной ноты, голос. Кажется, глава государства даже не беспокоится о грядущем переселении. Но это только кажется…

Ступор — первое, что овладело мной, когда я наконец осознала всю серьезность происходящего. Дома тихо, я одна сидела перед телевизором, уставившись на экран немигающим взглядом.

Не знаю, сколько времени прошло, когда я очнулась, будто вынырнув из глубокого, непроглядно-черного и густого, как карамель, омута.

Телефон звонит. Наверное, уже давно, но я не слышала его. Включив маленький аппарат, прикрепленный к уху, я услышала мамин голос — взволнованный, дрожащий.

— Ева, ты слышала новости? Собирай свои вещи. Три килограмма, не больше. Я скоро вернусь с работы и мы сразу поедем к космолету. Надо пройти проверку и посадку одними из первых, занять комнаты получше.

Я тихо произнесла в ответ что-то вроде «Да, я поняла. Буду готова». На самом же деле я никогда не была бы к этому готова.

Еле передвигая ногами, я оделась и вышла на улицу. Сборы могут подождать — мама придет только через два часа.

Мне хотелось бежать, бежать без оглядки. Куда угодно, лишь бы подальше от города, от космолета. Не покидать ее, не покидать… Она — единственное, что объединяет нас.

Она любила нас, заботилась о нас. А мы так ей отплатили.

Защитная маска на лице закрывала нос, рот, даже глаза — ведь примеси в загрязненном воздухе, накапливаясь в слизистой, постепенно разъедали ее без остатка. Но я привыкла к этой маске с фильтром, да и как тут не привыкнешь — все последние поколения буквально рождаются в ней.

История говорит, что раньше, когда-то давным-давно, еще во втором тысячелетии нашей эры, люди не носили таких масок. Тогда воздух был относительно чист, деревья и трава были зелеными, как изумруды, вода — прозрачной, а в океанах даже бирюзовой. Тогда в земле копошились насекомые, миллионы насекомых, а в небе летали птицы.

Эта картина кажется невероятной. Ныне отдельные экземпляры животных сохранились только в зоопарках-музеях, и тех были единицы. Изредка встречающиеся, вымирающие целыми видами живые существа сейчас очень редко встречались в привычных для них средах обитания.

Дым от постоянных пожаров заживо жарил Землю почти на всех континентах. Пепел легкими, мертвыми хлопьями засыпал улицы городов. Пожары сменялись долгими ливнями и грозами. Планета будто хотела поскорее уничтожить остатки уже безжизненного пространства и очистить его водой.

Бедная, загубленная, хрупкая. Какой беспомощной она оказалась. Не смогла противостоять вирусу, съедающему ее изнутри. Да, как говорили в старом, очень старом фильме «Матрица»: человечество — болезнь, раковая опухоль планеты.

Я не задумывалась, куда иду. Ноги сами привели меня в лес. Судя по старым фотографиям, раньше он был прекрасным, зеленым, живым. В листве деревьев играл ветер, ручей разливался широким живительным потоком, спускаясь к равнине, а птицы пели, пели на все голоса.

Сейчас лес представлял собой убогое зрелище — умирающие останки деревьев (по-другому их не назовешь) вырастали из посеревшей земли, покрытой слоем пепла. Животных не было видно. По крайней мере, живых. То тут, то там под деревьями показывались силуэты погибших зверей — эти были самыми выносливыми.

Я не могла больше стоять и опустилась на колени.

Как больно. Как страшно. Невыносимо… Этого не должно было быть, вся эта униженная земля — лишь сон! Страшный сон… Но нам никогда больше не проснуться.

Моргнув, я почувствовала слезы на глазах. Ну вот, не хватало еще залить маску слезами. Но я не могла остановить их. И все же, одному человеку пролить слезы за целую планету — слишком малая цена.

Никогда еще мне не было так плохо. Тихая внутренняя истерика выжигала изнутри. Душа рыдала, сходила с ума. Впервые мне захотелось умереть, здесь и сейчас. Снять маску и задохнуться. Под этими деревьями, рядом с этими животными, невинными и так рано ушедшими по нашей — и по моей в частности — вине. Но только не бросить Маму — нет. Это невозможно — повторяла я про себя снова и снова. Невозможно.

Потребить все земные ресурсы, а потом выкинуть планету на помойку, как фантик — в этом весь человеческий род.

Руки в перчатках уже потянулись к маске, но в какой-то момент дрожащие пальцы разжались. Я не могу так поступить. Причинить боль маме и близким — не могу. Нужно иногда думать не только о себе.

Внутренняя лихорадка не прекращалась. Душа больна, неизлечимо больна ею. Землей, Мамой.

— Прости, — глухо произнесла я, и маска у рта тут же покрылась испариной. — Прости нас… Прости меня, Мама. Я тебя люблю. Я знаю, ты выживешь, возродишься. Когда мы наконец тебя покинем, оставим в покое… Ты обязательно проснешься. Будешь дышать, как прежде. Утопать в зелени лесов и синеве океанов. Прости. Я так тебя люблю…

Мой голос вибрировал и дрожал, фразы постоянно прерывались всхлипываниями.

Не до конца осознавая, что делаю, я начала руками раскапывать пепел. Добравшись до серой земли, я выкопала неглубокую ямку и взяла в ладонь горсть почвы, еще коричневатой. Высыпала ее в герметичный пакет.

Теперь ты всегда со мной. Моя Земля, моя Мама, такая родная, любимая. Кто бы мог подумать, что ты окажешься дороже всего на свете — ты, и никто больше. Дороже любых физических благ, дороже жизни.

***

— Собаку взять можно?

Маленький черный комочек трясся в моих руках, со страхом в глазах поглядывая то на меня, то на аппарат, называемый «Пропускным пунктом».

Тяжелое, гнетущее ожидание повисло в воздухе. Я сразу сказала маме, что если они не позволят вывезти нашего малыша, я никуда не полечу и останусь на Земле. Я даже надеялась, что так и будет.

Загорелся зеленый свет. Нас пропустили.

Потом мы сидели в зоне ожидания и имели возможность наблюдать, как проходят другие. Некоторых не пропускали с животными. Если такое случалось, хозяева начинали возмущаться, кричать, но что толку выяснять отношения с машиной? Дети плакали, когда их питомцев помещали в контейнеры и увозили неизвестно куда. Мама объяснила это тем, что мы — законопослушные граждане, исправно платили налоги и вообще у нас меленькая семья, всего два человека. Что ж, тем лучше… Хотя сейчас это слово как никогда неуместно звучит.

Моя же внутренняя истерика не закончилась, лишь поутихла на некоторое время. Чтобы позже разгореться вновь, с небывалой силой. Чтобы окончательно убить меня.

***

— Мама, что это значит?

Я почти кричала.

Таймер продолжал отсчитывать заветную минуту, уже достигнув середины.

Все притихли, даже дыхания слышно не было. Мой слух улавливал лишь лихорадочный стук сердца. Страшная волна страха и беспокойства нарастала и приближалась, грозя невидимой стеной нахлынуть на нас с головой.

Когда загорелась цифра 10, все взгляды почти одновременно устремились на большой иллюминатор, у которого я стояла.

Пять… четыре… Я отвернулась от густой, непроницаемо-холодной тьмы за стеклом.

И тут — толчок. Вибрация. Взрыв. Его не было слышно, но я ощутила его всем своим естеством. Напряжение, затянувшееся, казалось, на долгие годы, враз обрушилось на наши головы, выпустив на волю волну страха и боли. Немыслимой боли, нечеловеческой.

Я обернулась и увидела ее — Маму, разорванную на части. Ее уничтожили. Ее больше нет. Нет…

Слезы снова потекли по щекам. Хорошо, хоть на лице не было этой дурацкой маски.

— Почему? Почему ты не сказала? — еле слышно произнесла я. Закрыв лицо руками, я медленно сползала по стене вниз. Будто воздух вдруг обрел плоть, слишком тяжелую для моих плечей. Они уничтожили Землю окончательно и бесповоротно, даже не дав ей возможности возродиться. Ни единого шанса.

Мама что-то ответила, но я уже не слышала ее. Я ничего не слышала, ничего не видела. Только чувствовала эту боль.

Хотя… Нет, кроме боли было еще что-то. Неужели?..

Безмятежность теплым, успокаивающим облаком окутала меня. Душа вдруг замерла и прислушалась. Я почувствовала… Что-то неуловимо-трепетное, нежное и прекрасное, словно первый весенний росток.

Это связь. Как наивно было думать, что связь с Мамой исчезнет после нашего отлета или даже после гибели планеты. Нет, она продолжала жить и крепнуть вместе с моей жизнью. Что бы ни случилось, эта связь, эта пуповина всегда будет связывать наши души. Будет связывать Мать и каждое ее Дитя.

Как я тебя люблю, Земля.