Летящие-сквозь-ночь

ЛЕТЯЩИЕ-СКВОЗЬ-НОЧЬ

Они поют:

Сквозь веяние ветра, твой слышу вопрос:

Зачем ураган нас далёко унёс?

Зачем слёзы неба в лицо нам летят,

И очи его равнодушно глядят?

Всегда поражает, как им удаётся собирать эти свистящие и взвизгивающие звуки в подобие человеческой речи, да ещё и складывать во вполне осознанные и разумные тексты. Попроси любого объяснить, что означает последний спетый им куплет и он лишь улыбнётся рассеянной улыбкой, а затем с громким смехом растворится в ночи, превратившись в неразличимый смутный силуэт.

Они поют:

Лёгкий дождь, упав на землю

Шелестит во тьме листвою.

Я забыл, я не приемлю

Зла, меж мною и тобою.

Так зачем же ты укрылся

За невидимой стеною?

Точно обида и зло имеют для любого из них хоть какое-то значение. Здесь вообще всё неважно и тот, с кем ты занимался любовью вектор назад, спокойно примет другого партнёра, тут же забыв прошлого, а все негативные ощущения смываются смехом и растворением в потоке ветра.

Они поют:

Свет луны холодной кистью

Небосвод звездами вскроет,

С грустною мешаясь мыслью

Волк из темноты завоет.

Мне к тебе не докричаться

И прибой мой голос смоет.

Множество понятий не знакомых никому, из моих спутников, ведь все живые существа делятся для них на медленные огоньки, быстрые тени и скрытых тварей. Медленные огоньки для всех — источник шуток и жестоких розыгрышей; с быстрыми тенями они играют в опасную и жёсткую игру: погаси пламя, а скрытых тварей стараются избегать, ощущая исходящую от тех смертоносную угрозу. Так и есть: обладатели чёрных щупалец, таящиеся в разломах мира, способны прикончить кого угодно и я уже пережил жуткие смерти парочки своих подопечных, которых утащили во мрак Безвременья. Эти смерти помню только я.

Они поют:

Звёзды цепкими глазами

Проследят мой путь во мраке.

Мы расстались, грусть лишь с нами

Как глаза больной собаки

И недостижимым утром

Расцветают солнца маки.

Как ни странно, но даже в этих пустых головешках, наполненных лишь свистом ветра, существуют зачатки фольклора. Солнце и рассвет для каждого — священная вещь, к которой они стремятся, не в силах преодолеть линию зари. Не знаю, какая сила ограничивает вектор движения, но кажется всю грядущую вечность нам придётся лететь среди мерцающих звёзд, над плывущими во времени огоньками, тенями и тварями.

Они поют...

Наша жизнь не состоится из одного лишь стремительного полёта, когда ветер оглушительно свистит в ушах, а огоньки внизу проносятся со скоростью, не позволяющей понять, что это было: человеческое жильё или один из разломов, меняющих лик планеты. Довольно часто стая просто зависает в прозрачном ночном воздухе и в свете ярких звёзд, а то и самой хозяйки мрака — Луны, поёт свои чудные песни, занимается любовью и просто дурачится. Кто-то прыгает по раздувшимся от влаги облакам, вблизи похожим на очень густой туман; кто-то опускается к самой земле, а самые отчаянные дразнят скрытых тварей, отпрыгивая лишь в последний момент, когда из чёрного провала выстреливает длинное зазубренное щупальце.

Вот и сейчас мы просто дрейфовали над высоким горным хребтом, наполовину скрытым пушистыми подушками облаков, а тонкий месяц, повисший над головами, напоминал полуприкрытый глаз, полный тёплого пламени. Воистину — Око Ночи, утомившейся от забот и решившей немного вздремнуть.

Я висел чуть поодаль от остальных, наблюдая, как они устроили забавную игру, с прыжками через голову и какими-то, совершенно невероятными, кульбитами. Парочка занималась любовью и я, ещё не утративший все человеческие воспоминания, в который раз поразился: насколько наш секс отличается от того, полузабытого

То ли отвечая на мои мысли (а могло быть и такое), то ли повинуясь собственным желаниям, ко мне явилась Лида. Яркие звёзды пошли рябью, мрак обрёл плотность и превратился в женский силуэт, сверкающий зелёными искорками, напоминающими алмазную пыль. Горячая ладонь коснулась груди и прошлась пальчиками вниз, к животу. Вот ещё вопрос: зачем Преображение оставило нам прежние половые органы и возможность совокупления, если размножаемся мы совсем иначе?

— Смотрящий, — Лида прижалась ко мне и пощекотала языком шею, — о чём ты думаешь?

Она не спрашивала, а определённо укоряла. И действительно, о чём я думаю в такой момент? Внезапно ещё одна рука прошлась ногтями по спине и томный голос Ольги влился в ухо:

— Разделим Смотрящего?

Главное, меня никто ни о чём и не собирался спрашивать! Разделили и всё.

Невероятное ощущение, когда две Летящих трахают тебя посреди ночного неба, где звёзды от возбуждения срываются с насиженных мест и рушатся вниз, а Луна, кажется, всё шире открывает глаз, пытаясь разглядеть, чем же занимаются её непутёвые пасынки.

Потом всё закончилось и Ольга тут же удрала к играющим, прокручиваясь в воздухе, подобно небывалому веретену. Лида осталась, пристально вглядываясь в меня чёрными провалами глаз. Некоторое время мне даже казалось, будто лицо партнёрши отражает некую мысль, вызревающую внутри и я, забывшись, спросил так, словно мы, как прежде, были супругами:

— О чём думаешь?

Это её несколько удивило; да и то — задавать Летящему подобные вопросы! Та капля индивидуальности, которая сохранялась у каждого, не могла мыслить полноценно, лишь ретранслируя решения общего разума стаи. Остались ли в его глубине воспоминания прежней Лидии? А чёрт его знает!

— Тебе одиноко?

Кто это спрашивает? Летящая, с которой я делил удовольствие в ночном небе или общий разум, обеспокоенный меланхолией Смотрящего — опекуна безмозглых летунов? Я склонялся ко второму. Но так хотелось верить, что рядом — по-прежнему человек, которому я небезразличен.

— Да. Немного. Иногда.

В это мгновение лицо Лиды, посеребрённое сиянием месяца, казалось почти одухотворённым и воспоминания, ничуть не потускневшие за прошедшие… Месяцы? Годы? Десятилетия? Воспоминания вновь вскрыли картинки прошлого, вынуждая ощущать протяжную боль в том месте, где когда-то стучало сердце.

Начало Волны прошло для всех незаметно. Всё же цикл: работа-дом, с нюансами выходных не способствуют проникновению постороннего, если только сам ты не намерен прорвать прочную стену повседневности. Поэтому, все неприятности и катастрофы всегда происходят безмерно далеко: в телевизоре, в новостной ветке сайта, в сонном бормотании пассажиров подземки.

Взорвались несколько нефтяных вышек и труба газопровода свернулась исполинской спиралью посреди тайги? Это даже смешно, а лучше расскажи: Витёк продолжает встречаться с Танькой или муж всё же застукал их на кооперативе?

Великий каньон в Колорадо полностью исчез, наполнившись водой, а посреди Атлантики образовался новый архипелаг? Забавно, но гораздо интереснее: когда шеф собирается поднимать зарплату? Обещал к Рождеству, а уже — апрель!

Нью Йорк сметён огромной волной, а статуя Свободы, оставшись без головы, торчит посреди мутного бурлящего озера; Лондон и Париж равняет непрекращающееся землетрясение, а от Австралии осталось несколько крохотных островов? Так этим говнюкам и надо, но мы это уже успели обсудить на работе, скажи лучше: едем на выходных к Байкалу или опять зажмём деньги?

Огромная трещина, наступая от Ледовитого Океана, рубит пополам Сибирь, превращая Азию в два отдельных материка, причём разом уже добрался до Афганистана, раздавшись на три сотни километров? Да, Байкал отпадает, но ведь на стоимость коммуналки это никак не повлияет, а мы вон, уже три месяца не платили. Водоканал прислал напоминание.

Старые пословицы не ошибаются, но иногда даже они не способны оценить всё раздолбайство человека. Гром уже гремел вовсю, а мужик и не думал креститься, с сонным равнодушием завершая никому не нужный проект. На улицах возросло количество машин с мигалками, небо наливалось угрожающей краснотой, а мы планировали летний отпуск.

Планы приходилось постоянно менять из-за сообщений, которые то и дело изрыгали новостные агентства. Египет заливали потоки лавы и засыпали вулканические бомбы из полусотни свежих вулканов; Турция медленно погружалась под воду и странные существа со множеством щупалец бороздили океан там, где раньше была Анталия.

Даже в отечественном туризме царил всеобщий форс-мажор: на Сочи наступал ураганно растущий лес, в котором таились огромные пятнистые медведи-людоеды; Крым откололся от материковой части и дрейфовал к центру Чёрного моря, рассыпаясь на сотню маленьких островов, а Кавказ срастался в единую гору, высота которой уже превышала двадцать три километра и продолжала расти.

Подземка в тот день не работала. По официальной версии, её остановили на техобслуживание, но люди, до отказа забивающие бешенные маршрутки поговаривали: дескать, два состава бесследно исчезли, нырнув в неосвещённое пространство туннеля. Явная чушь. Очередная идея для любителей дешёвых сенсаций. Ну ещё бы: известные люди перестали пропадать и Ангелы Возмездия вот уж, как год не появляются на улицах городов. Пора придумать нечто новое!

В маршрутке какая-то мразь пропорола мне барсетку, но кошелёк вытащить так и не успела, поэтому к подъезду я подходил в странной смеси раздражения и радости. Из постоянных бабок на лавке присутствовали лишь две: Маша и Зина, да и те выглядели какими-то пришибленными.

Поманив меня, баба Зина ткнула сморщенным пальцем в соседний дом, перед которым собралось изрядное количество машин скорой и полиции. Бабка поведала совершенно инфернальную историю о жителях целого подъезда, разом лишившихся разума. Ну вот, ещё этого не хватало! Сначала тьма, жрущая поезда, а теперь и массовое помешательство. Правда, люди в белых халатах действительно бодро сновали от подъезда к машинам, транспортируя закрытые носилки, а хмурые автоматчики в брониках и касках тщательно стерегли периметр, не подпуская внушительную толпу зевак.

Поразмыслив, не присоединиться ли к праздно глазеющим, я решил: да ну его! Лида хвасталась по телефону, временами исчезая в хрусте помех, что готова порадовать настоящим Мариупольским борщом. Вспомнить, так сказать, молодость. Ну, а где борщ, там и законные сто пятьдесят. А там, как пойдёт.

Всё пошло очень хорошо, пока жена, отобрав почти пустую бутылку, не погнала меня в кровать. Уже утопая головой в подушке, я с трудом вникал в её рассказ о подруге, которая застряла где-то под Белгородом, из-за массовой облавы на каких-то огромных летучих мышей, которые, по слухам, воруют детей и уносят их в лесные гнёзда.

История звучала настолько нереально, что я не заметил, как пришёл сон, в котором, как и полагалось после подобных рассказов, присутствовало небо, свист ветра и смутные тени, закрывающие яркие точки звёзд. В груди сладко замирало, точно, как в детстве, когда меня первый раз посадили в вагончик американских горок.

Проснулся я оттого, что незримый вагончик резко затормозил, выбросив из царства сновидений в полумрак спальной комнаты, где одиноко звенел загулявший комар, невесть как проникнувший внутрь через сетку на окне.

Впрочем, скоро выяснилось, что никакой сетки и не было: Лида успела её снять и теперь сидела на подоконнике, свесив ноги по другую сторону окна. Странно, но поведение супруги, прежде вызвавшее бы приступ паники и обеспокоенности за её психическое состояние, сейчас не показалось необычным или пугающим. Происходящее точно врастало корнями в прерванный сон и я почти ожидал увидеть жену, выпархивающую наружу и растворяющуюся в ночном небе.

Вместо этого она повернулась и улыбнувшись, поманила рукой. Как она поняла, что я уже не сплю и гляжу на неё — понятия не имею. Тем не менее, размышлять над дурацким вопросом не стал, а просто отбросил одеяло и подошёл к окну. Наступила полная тишина и даже злополучный комар заткнулся, забившись в какую-то щель.

Лида подвинулась и словно заворожённый, я занял место рядом, беспечно болтая ногами на высоте восьмого этажа. Небо, как мне показалось, слабо пульсировало, а звёзды приблизились вплотную: протяни руку и достанешь. Кстати, почему бы и нет? Поднятая рука не ощутила ничего, но тёплый воздух ударил в лицо, словно я оказался за рулём мотоцикла, несущегося по летней автостраде.

Ослепительные точки всё приближались и приближались, пока я с некоторым изумлением не сообразил, что подоконника подо мной больше нет, а вокруг — одно бескрайнее ночное небо. В ту же секунду сознание точно отключилось, оставив ощущение тёплого водопада, низвергающегося через моё тело. В общем-то и тела не существовало, а присутствовал лишь поток, рушащийся из ниоткуда в никуда. Мыслить в нём, чувствовать себя личностью оказалось невозможно, как и оценивать бегущее время.

Потом я пришёл в себя, точно покинул тенета тяжёлого сновидения, никак не желающего отпустить из цепкого плена. Тишина вокруг и прохладный ветерок, вот и всё, что я ощутил сначала. Потом темнота одним толчком изрыгнула сияющие ровным светом звёзды и мрак под ногами расступился, открыв нечто серое, напоминающее рваную ткань, в прорехах которой чернела… Земля?

Чёрт, я висел высоко в небе, изумлённо оглядываясь по сторонам! Потом медленно поднял руки и уставился на полупрозрачные силуэты конечностей, сквозь которые легко просматривался окружающий мир.

Это смерть? Мысль об этом не покидала головы, но всё вокруг нисколько не походило на религиозные догматы или выдумки мистиков. Но если я жив, то что со мной? Почему я один-одинёшенек вишу посреди ночного неба? Впрочем, один ли?..

О нет, совсем не один. Серую ткань под ногами (облако, чёрт побери, это было облако!) пронзили десятки тускло мерцающих существ, таких же призрачных, как и я. И все они не молчали, а громко хохотали, вопили во всё горло и пели странные песни. Во мгновение ока существа окружили меня, замкнув в центре шевелящегося шара и среди обнажённых незнакомок и незнакомцев, я внезапно узнал Лиду.

Лицо жены, тускло мерцающее во мраке, выглядело непривычно помолодевшим, словно она сбросила прожитые годы и теперь они не имели над ней никакой власти. Эта же печать вечной молодости лежала и на физиономиях остальных. Постепенно хохот с песнями умолкли и теперь люди (или кем там они были) с интересом разглядывали меня.

— Смотрящий, — почти пропела длинноногая девица с развевающимся каре, — ты опять изменился? Мы тебя потеряли.

— Это он нас потерял, — коренастый мужчина с абсолютно лысой головой хлопнул её по ягодицам, — а мы его нашли. Теперь можно лететь дальше.

— Кто вы? — сумел выдавить я, не в силах сообразить, откуда все знают меня и почему зовут Смотрящим.

— Мы, ка и ты — Летящие, — Лида смотрела так, как мог бы смотреть абсолютно чужой человек, — Смотрящий, почему ты всегда задаёшь один и тот же вопрос? Полетели, может успеем догнать рассвет.

Все сорвались с места, вытягиваясь в подобие журавлиного клина и две совсем молоденькие девчушки подхватили меня под руки, увлекая вперёд за этой странной стаей. Как ни странно, но я хорошо понимал, как увеличивать и уменьшать скорость полёта, как снижаться и набирать высоту, словно делал это всё уже много раз, доведя до автоматизма.

Рассвет мы так и не догнали. Как я понял много позже, нам и не суждено увидеть нечто большее, чем алую полоску горизонта. Ночь стала нашим вечным пристанищем.

Но тогда я ещё не знал этого и нёсся вслед за остальными, ощущая внутри неистовую надежду увидеть ослепительный шар солнца поднимающийся в небо. Девчонки не переставая сыпали шутками, пели странные песни и тараторили забавные стихотворения. С одной стороны их внимание (особенно сексуальные намёки) весьма импонировало, а с другой — я никак не мог понять, почему Лида позволяет незнакомкам подобные вольности, а сама ведёт себя, как неродная.

Да и вообще, кроме странности происходящего, во всём присутствовал некий подвох, суть которого, в полной мере, открылась несколько позже. А пока я не мог сообразить, почему на вопрос, заданный одной спутнице, часто отвечает другая, а иногда — сразу обе.

С этим я решил разобраться позже, а сначала, мягко избавившись от поползновений девушек, догнал супругу и окликнул по имени. Однако, обратила внимание на меня она лишь тогда, когда я прикоснулся к прозрачной руке. Странное, кстати, ощущение, точно встречаются два электрических разряда. Точнее словами не передать.

— Смотрящий? — она, казалось, удивилась, — тебя делят Лиза и Зина. Их недостаточно?

Я вновь назвал жену по имени и её гладкое лицо на мгновение отразило смутную задумчивость. Потом просветлело.

— Лида, да, — согласилась она, — так чего ты желаешь?

— Что происходит? — спросил я, внезапно ощутив, что рядом со мной находится некто чужой, не та, с кем мы прожили больше десяти лет, — почему мы летим и кто такие, вообще?

— Одни и те же вопросы, Смотрящий, — ухмыльнулась она, — ты, как всегда, странный. Мы — Летящие, мы — Стая и мы живём в небе. Наша пища — свет звёзд и ветер, а Луна — наша мать.

Этот бред скорее подошёл бы чокнутому лунатику, но другого ответа я не смог получить ни от одного Летящего Стаи. Как ни странно, но мы действительно ничем не питались, не могли коснуться земли, а свет Луны наполнял тело магическим экстазом, напоминающим опьянение абсентом. Если подумать, то слова Лиды оказались правдой, от и до.

И да, она не была Лидой, перестала быть ею. Полностью утратила память, превратившись в Летящую из Стаи, как и все, кроме меня. Когда я делился воспоминаниями о человеческой жизни, они лишь смеялись и говорили: "Смотрящий, ну ты даёшь! Как всегда"

А потом открылось и ещё кое что… Мы не могли ходить по земле, подобно обычным людям, но опускаться вниз и парить над самой поверхностью, могли. Для чего? Дразнить медленных, которые тут же прятались в зданиях, грохоча оружием; охотиться на быстрых, зелёными тенями скользящих в ветвях или без всякой цели нестись у самой травы.

На одной из, ещё работающих, электростанций, больше напоминающей крепость, Летящие выломали окно энергозала и носились над кольцами генераторов, вынуждая агрегаты искрить и визжать на разные голоса. Пока Стая веселилась, а люди в ужасе палили по ним из всех стволов, я наткнулся на календарь, висящий на облупленной стене.

Расчерченное от руки полотно, где прошедшие дни закрывали крестами. Я долго висел рядом и рассматривал дату сегодняшнего дня. Она отстояла от того вечера, когда я подошёл к окну, на пятнадцать лет. Полтора десятка лет куда-то выпали из памяти. Когда же я попытался выяснить в чём дело, получил стереотипный ответ, дескать я "опять". Пришлось отставить следствие на потом. Может когда-нибудь правда выплывет наружу.

— Не скучай, — Лида погладила меня по щеке, — мы — рядом и всегда сможем развеселить.

— Уже всё в порядке, — я чмокнул её в нос и Летящая умчалась прочь, затерявшись в хороводе ночных призраков.

Иногда так хочется, подобно остальным, утратить все воспоминания и бездумно кружить в тёмном небе, распевая бессмысленные песенки. К сожалению, Стае просто необходим Смотрящий, который, хоть иногда, сумеет обуздать безумные порывы подопечных.

С этим, кстати, очень строго. Видимо встроенный рефлекс, но стоит мне сказать: "Нельзя!" и Летящие стараются удрать как можно дальше от объекта, на который наложено табу.

Спустя несколько векторов произошла непонятная штука. Мы, как раз, преодолели высокий горный кряж, увенчанный снежными шапками, напоминающими шляпы гномов и вдруг посреди огромного плато, куда сбежались плоские двухэтажные домики, вспыхнул луч странного фиолетового цвета. Очень плотный луч, который не рассеиваясь, легко достигал той части неба, куда мы старались не залетать.

Если подняться очень высоко, то песня звёзд становится чересчур громкой, заглушая прочие звуки, в том числе и разума. Мне неоднократно приходилось транспортировать вниз Летящих, которые висели в разрежённом воздухе, глупо улыбаясь точкам звёзд. У самого в башке в это момент творилась настоящая хрень, словно я угодил на сцену, во время выступления симфонического оркестра.

Коля, высокий худощавый Летящий, подлетел ко мне и восторженно ткнул пальцем за спину, где фиолетовый столб разрезал мрак пополам.

— Смотрящий, он липнет!

— Как липнет? — это что ещё за дурдом? Свет липнет?

— Касаешься, — Коля поднял руку, демонстрируя, — и она не хочет отрываться, а если залететь внутрь, то летаешь так медленно, словно стал медленным внизу.

Не нравится мне эта хренотень. До сих пор ещё ни одно человеческое приспособление не могло влиять на нас, а диковинный свет явно посылали люди, обитающие на плато.

Подлетев ближе, я обнаружил пару десятков Летящих, лениво барахтающихся внутри фиолетового конуса. Остальные с громким смехом тыкали в них пальцами и пытались копировать неуклюжие движения. Угу, а те, которые внутри, барахтаются всё медленнее. Чёрт!

— Все наружу! — рявкнул я и когда балбесы принялись выбираться из светового столба, обнаружил Катю, неподвижно повисшую в самом центре потока, — твою мать! Всем убраться, как можно дальше!

Нырок внутрь оказался тем ещё развлечением. В башке зазвенело, а перед глазами заметались светлячки. Тем не менее никакого ощущения мухи в меду не возникло. Напротив, я очень быстро добрался до отключившейся Летящей и смог дотащить непривычно тяжёлое тело до границы фиолетового конуса.

Я даже сумел выбросить наружу бесчувственное тело, а вот выбраться наружу не сумел: руки точно упёрлись в стеклянную стену и как я ни бился, прорваться не удалось. Кто-то из стаи начал приближаться, то ли любопытствуя, то ли пытаясь помочь. Пришлось махнуть рукой.

— Прочь! Ждите.

Внезапно световой луч изменил окраску на тёмно-багровый и тело начало наливаться дано забытым весом. Я точно тонул в бокале с вином, погружаясь на самое дно, где лениво подмигивал фасетчатый глаз, неотрывно следящий за мной. Ловушка, чем бы она ни была, захлопнулась.

Крыша здания, где стояло непонятное приспособление, пленившее меня, разошлась, пропуская внутрь незадачливого Летящего. Внутри обнаружился громадный прозрачный сосуд, по стенам которого скользили искры знакомого фиолетового цвета. Помещение, окружающее ловушку, просматривалось довольно смутно и различались лишь блестящие металлические пандусы и большой знак, с символическим ядром атома и надписью: "Центр экспериментальных исследований имени Курчатова".

Лязгнуло и колба, куда меня затянуло, накрылась прозрачной крышкой, по которой лениво скользили разряды фиолетовых молний. Тотчас багровый луч погас и обычная лёгкость вернулась в тело. Кажется, теперь я смогу удрать из западни! Рванувшись вперёд я установил сразу две вещи: во-первых, удрать у меня не получится, а во-вторых, прозрачная стена очень больно жалится током, когда отшвыривает назад.

Я повис посреди пустого пространства, размышляя, ка поступать дальше. Похоже, ученые нашли способ стреножить неуловимых призраков и вопрос теперь в том, что они собираются со мной делать.

А вот и они, легки на помине: четыре фигуры в серебристых костюмах и громадных шлемах подошли к стене ловушки и принялись тыкать перед собой сетчатыми зонтиками. Зондировали, стало быть.

— Забавная ситуация, — скрипнул голос за спиной, — даже не знаю, чему отдать предпочтение.

Я повернулся и тотчас отпрянул назад, едва не врезавшись в жалящую стену. Этого ещё не хватало! В пространстве образовалась чёрная дыра, откуда выхлестнулся целый ворох зазубренных щупалец, колышущихся в воздухе, точно передо мной появилась жуткая медуза.

Скрытая тварь. И нет никакой возможности удрать на безопасное расстояние. Мне конец.

— Не бойся, — во тьме провала сверкнули пять жёлтых точек, — сейчас я не голоден, просто хочу развлечься.

— Каким образом? — мне никогда не приходилось общаться со скрытыми, но даже манера разговаривать, не говоря о внешности, вызывала жуткий озноб.

— Могу просто убить тебя и яйцеголовые ошалеют от такого прикола: меня то они сейчас не видят, — он глухо закудахтал и одно из щупалец протянулось к моей груди, едва не касаясь её, — могу убить их всех и выпустить тебя, но это — неинтересно. А могу дать совет. Послушаешься меня — выберешься наружу, а вся эта машинерия взорвётся к чёртовой матери.

— И какое тебе в этом развлечение? — я разглядел крохотные присоски на конце чёрного отростка. Они пульсировали, время от времени демонстрируя острые зубы.

Скрытый довольно ухнул и щупальце вернулось к остальным.

— Совет простой: тебе необходимо превратиться в одну из безмозглых марионеток Стаи. Сейчас твои воспоминания, это — то, что позволяет энергетической ловушке удерживать тебя в плену. Стирай память и проваливай.

— И как же это сделать? — вообще то мысль о подобном очень мне не понравилась, — и с чего ты взял, что у меня вообще получится?

— Ну, пятнадцать же лет получалось, пока ты не сменил прежнего Смотрящего. А делать это очень просто: обратись к Стае и она всё сделает сама. Она у вас очень умная!

— А тебе в этом какой прикол?

Из мрака провала явилось чёрное человеческое лицо, даже симпатичное, если бы не россыпь жёлтых глаз в самых неожиданных местах. Глаза разом мигнули.

— Лишившись памяти, ты исчезнешь, как личность. Фактически — умрёшь. Убивать тебя неинтересно, а вот вынудить совершить самоубийство — забавно.

До меня дошло. С точки зрения твари всё действительно выглядело крайне забавно: или остаться в плену, подвергаясь непонятным и, скорее всего, болезненным исследованиям, или превратиться в лишённый памяти элемент Стаи, фактически умереть.

Я с тоской посмотрел за пределы прозрачной стены, удерживающей меня в плену. Учёных в защитных костюмах стало ещё больше, и они успели притащить целую прорву металлических ящиков и блестящих пик самого неприятного вида. Кроме того, двое извлекали из коробки механизм, напоминающий муху с двумя пропеллерами. Нет, здесь меня не ожидало ничего хорошего.

Мой жуткий советчик почти полностью погрузился во мрак провала и лишь кончики щупалец подрагивали снаружи, да светилась парочка глаз во тьме.

— А другого пути нет? — спросил я.

— Может есть, а может и нет, — он хохотнул, — нет, вообще то интересно будет посмотреть, как ты станешь метаться, теряя последние минуты, когда ещё можно было спастись, а потом издохнешь, понимая, что сам просрал спасение. Вперёд, ищи другой путь, я посмотрю.

— Ну и как тебя можно назвать, после такого?

— Зови спасителем, — разрешил он, — а можешь — Николаем Романовым или Царём, мне всё равно.

Даже не пытаясь догадаться, какое отношение тварь имеет к сгинувшей династии монархов, я попытался связаться с разумом Стаи. В результат, честно говоря, не верилось, но ответ пришёл сразу. Точно струи тёплого водопада пронизали всё тело, а потом мощный голос, в котором словно соединились тысячи других, пророкотал в голове:

— Мы знаем о твоей проблеме. Ты понимаешь, в чём решение? Готов принять?

О готовности и речи не шло, но выход, по-прежнему, не находился, а доставлять дополнительное удовольствие скрытой твари я не собирался.

— Почему ты раньше никогда со мной не говорил?

— Потому что ты сам не пытался, — в голосе ощущалась мягкая ирония, — все вы, Смотрящие, одинаковы: жалуетесь на одиночество, не понимая, что у вас его просто нет. Итак?

— Что станет со мной?

— То, что уже было прежде, когда твоя жена была Смотрящей: превратишься в часть Стаи. Время уходит.

И как в ледяную воду:

— Я готов!

И тут же струи потока начали усиливаться, превращаясь в безбрежный океан, где постепенно исчезали, растворяясь, все мысли, страхи и желания.

Мы поём:

Танец на воде, танец под водой,

Дремлешь без меня, бодрствуешь со мной,

Лика твоего видеть не могу:

Скрыт он от меня плотной пеленой.

Тишина. Покой. Безветрие. Хорошо.

Сияют звёзды. Где-то впереди — рассвет и мы его обязательно догоним.

Смотрящая грустит.

Мы поём:

Вихрем улетишь, лишь махнув крылом,

В небесах паришь, точно звонкий гром,

А потом исчезнешь где-то вдалеке,

Волосы покрыв месячным венком.

Занимаемся любовью. Танцуем. Луна.

Поднимается ветер. Весело.

Смотрящая рядом. Смотрит. Странно.

Спрашивает:

— Ты меня совсем-совсем не помнишь?

Смеюсь.

— Смотрящая, ты — странная! Как всегда.

Они плачет иногда. Все видели.

Поэтому спрашиваю:

— Тебе одиноко? Грустно?

— Не очень. Не сейчас.

Грусть пройдёт, и она вновь полетит к восходу с улыбкой на лице.

Я знаю. Мы знаем.

Жаль, что она всегда говорит с Я, которое ей ничего не скажет и никогда с МЫ, которое любит её. Жаль, что она не знает: одиночества — нет.

Мы поём:

Зачем так извилист и странен наш путь?

С него почему мы не можем свернуть?

Я рядом с тобой, мне неведом ответ,

Но дать постараюсь хороший совет:

Оставь все сомнения, прочь, думы, прочь!

Мы мчимся всё дальше, мчимся сквозь ночь.