Мы вломились в дом как инопланетное солнце, рассвет которого облизывал его старинные «внутренности»золотыми лучами уже пару минут.
Мой напарник проковылял через комнату к бутылкам мини-бара, а я первым делом полез в ближайший книжный шкаф, хоть в этот раз надеясь на удачу.
— Бля! Да отсюда Юггот, наверное, можно увидеть… — произнес напарничек-алкоголик, осушая первый стакан «Жизниво хмелю». Его желтая кожанка сейчас особенно сильно бросалась в глаза. Это и привлекло Насекомых.
Я продолжал судорожно рыться в книгах, когда блеснула вспышка — «грибная саранча» полезла в дом. Ми-го мигом с нами разделаются, если ничего не предпримем.
— Снова каламбуришь?! — прокричал мне напарник, бросая стакан в ближайшее окно (там настойчиво маячил насекомый ублюдок — здоровый, активный, похоже, вожак).
— Он там?! — это уже по поводу книги, что мы ищем.
— Нет! — ору я напарнику, пока «мигготы» проламываются сквозь древесину и стекло. Пора уходить.
Из-под куртки моего друга выныривает пистолет Хотеп-17 (стандартная модель, в поисковых отрядах почти у всех такие). Ломящийся в дверь входа/выхода уродец с крыльями лопается почти как шарик — стрекоза без башки.
Мы валим из дома, но мой напарник успевает поиздеваться: он метнул «воспламенитель», и все Насекомые сдохли.
Хижина, которую мы только что покинули, находится, кстати, на окраине Каркозы.
— Еще раз говорю: его там не было.
Мой напарничек смотрит на меня взглядомсухой трески, вымученно закуривает сигарету.
— В ближайшее время нам надо его найти… — практически нараспев произносит он и ухмыляется не слишком радостно.
Мы идем через ночную пустошь, табачный дым елозит по глазам, немного затмевая пейзаж: остовы богатых снами спален внутри игрушечных домов гигантов; нешуточные площади/парковкисо скелетом под каждым фонарем; тысячелетниймусор и пакеты супермаркета «Селефаис» вонзаются в землю.
— А бара у них с таким названием случайно нету? — между делом (и двумя глотками из своей сегодняшней бутылки) шуткует мой напарничек.
— Найду я тебе бар… Сейчас толькобухло дохлещем.
Он криво ухмыльнулся:
— Да ладно тебе… Я ведь тоже в Мискатоникском университете учился.
— Но не закончил?
— Но не закончил.
И мы продолжили шагать вдаль по пустоши.
— Блядь! Я щас в обморок хлопнусь! — его крик отрезвил бы даже меня. Так и случилось.
Каркоза. Мы в центре какой-то заброшки. Напарничекдичайшим взором пялится на мужика в желтом балахоне. Это, должно быть, сам Хастур. Желтый Король.
Он учинил себе маленький праздник: носясь по округе черным вихрем, сводит созерцателей Страны Снов с ума, чтобы они могли видеть примерно следующее: блевотина на торте; прерывание телетрансляции на самом интересном месте; потеря тени в пользу мертвецов; споры инопланетных грибов в воздухе (и на торте); свои самые старые комментарии в соцсетях; плюс прочие кошмары…
Хастур сидит на троне в центре оккультного круга, на его лице суровость великой древности. Он грезит лучшим из миров.
— Ну ладно, Хасти…— теперь мой коллега полон решимости, как перед первым в жизни поцелуем. — Давай посмотрим, чем тебе так не нравится Бог.
Его Хотеп-17 уже направлен в сторону Хастура. Где-то высоко в небе над ним Сатурн влезает в облака.
— И Дух Божий носился над водою… — цитирует Хастур загробным шепотом. — ДУХ! Наш мир был создан призраком!
Крик, переполненный болью первозданной правды, развалился на грани и исчез в частях пространства.
Я тоже выуживаю пистолю, наивнопробую прицелиться, но Желтый Король взмахом руки валит нас обоих на землю заброшки. После чего спокойно валит сам, растворяясь во тьме.
— Да блядь! Куда он делся?! — вопрошает мой друг, убирая ствол. Растерянно вздыхаю, смотрюназмеебородогоКтулху (зеленое граффити на стене).
— Ладно, давай выбираться отсюда…
В ближайшее вмешательство начальства я был вызван к директору нашей поисковой херни.
Шеф встречал меня, помпезно сидя в кабинете.
— Ты говорил со своим напарником? — начальничек смотрелся так, словно я только что отымел его собаку взглядом.
— А что, у меня есть напарник?
— Так точно. Есть.
— Ох, черт… Знаете, шеф, я-то уж было думал, будто этот пидарас мне снится или что-то вроде того.
— Опять надеялся на раздвоение личности? Смышленый малый… — он будто бы немного загрустил. Как там было в «Бойцовском клубе»(?): на самом деле я люблю своего начальника… Конец цитаты.
— Ты мне нравишься, парень… — он даже засмущался. — Но не в том, блядь, смысле, долбоеб!
Я ухмыльнулся и кивнул.
— Вы ни хера не справляетесь. — Сурово молвил мой начальник. — Перерыли половину миров, явных или воображаемых, а, сука, книгу найти не можете…
— Но это ведь не просто книга, — встрепенулся я (правдиво и не слишком покладисто).
Директор нашей богадельни глянул на меня совсем серьезно:
— Если не отыщите его, нам… всем будет очень и очень плохо…
Я снова кивнул, соглашаясь с ответственностью сказанного.
— Короче, вам в поддержку нашлась одна из внештатниц. Тебе должна понравиться, хотя кто тебя вообще спрашивает… — начальник закатил глаза. — Она преподает в Новом Мискатоникском какую-то херню, вроде бы современную литературу…
Невысокого роста, очень симпатичная: немного вздернутый носик, белые волосы из-под шапки, челка слегка набок, все как мне нравится.
Радужка глаз у нее из множества оттенков фиолетового (очень красиво).
А зовут это сокровище…
— Элизабет, — скромно говорит она свое имя, приятно пожимая мою руку. Фигурка чаровницы одета в зимнюю куртку белого цвета, темно-синие утепленные джинсы и сапожки. Я с улыбкой осчастливленного идиота уже готов на все ради нее…
Мой чертов напарничек с язвительной ухмылкой глядит на нас двоих, затем произносит:
— Очень рады предложенной помощи с вашей стороны, леди Элизабет. Пожалуйте на борт…
Над Антарктикой почти весело. Сидим в самолете, базарим ни о чем…
— Вы слышали проЭстетику Роршаха? Они сняли сон, который транслировался в сознание людей чаще, чем другие…
— Да ладно! — наигранно восклицает мой напарник в ответ истории Элизабет. Я-то знаю, что этот хитрый прощелыга не видит обычных снов (только осознанные).
Наша спутница смущенно дарит ему улыбку, понимая его издевательский тон. Вот он сволочь: подкалывать такую красоту.
— А кого сейчас ценят в Новом Мискатоникском как наиболее заметных авторов? — спрашиваю я, стараясь обратить ее внимание на себя. Элизабет обращает свои милейшие черты в мою сторону (сидим-то мы на одной лавке, встроенной в борт самолета, а мой напарничек-алкаш пристроился напротив, похлебывая из фляги коньяк).
Специалистка по современной словесности называет мне пару-другую фамилий, ни одна из которых мне ни о чем не говорит. И, похоже, она это прекрасно понимает.
— Но их, конечно же, не обязан знать каждый… — вежливо сообщает Элизабет, чтобы меняприободрить.
— Кстати, Васильковые Глазки… — хамовито опьянев, обращается к ней мой напарник. — А что это вас понесло на поиски «Некрономикона»? Он ведь вряд ли относится к современности.
Наглец напарник делает еще один глоток из фляги, так запросто выболтав всю секретность нашей операции. Я в легком ахуе гляжу на него: либо алкоголь действует слишком сильно в этих широтах, либо этот подонок симпатизирует нашей спутнице настолько, что готов выдать ей все служебные тайны без всякой цензуры.
— Так вот, значит, что вы ищете… — приятный голос Элизабет почти уходит в шепот (весьма возбуждающий шепот). — А мне назвали совсем другу книгу.
Пребывая в явственном восхищении, наша прелестница, точно зачарованная, уставилась в бортовой иллюминатор; в ее фиалковых глазах мерцает целый мир мистических загадок, которые можно разрешить при помощи «Некрономикона» (хотя бы частично)…
Мой горе-напарничек допивает из фляги бухло.
Я точно знаю, что в рюкзаке у него припасена еще одна («совсем походная», с водкой).
Ледяной ветер, видимо, остался в какой-то другой части Антарктики: мы сходим с трапа самолета под пасмурное небо, а редкие снежинкимягко окружают нас. Когда мы подлетали к Хребтам, наш пилот сообщил, что подобные погодные условия для посадки вполне приемлемы.
Идем втроем по снежной пустоши: чуть впереди белеют вечным льдом скалистые вершины края мирозданья.
— Хребты Безумия? — прекрасный голос нашей спутницы.
— Они самые. — Мрачнеет мой напарник.
— И как мы туда попадем? — с сомнением вопрошает Элизабет. Ее белая челочка из-под шапки сейчас выглядит особенно чудесно. Впрочем, как и она сама.
— Есть тут у нас одна задумка… — загадочно отвечаю я, очень надеясь ее обнадежить. Похоже, получилось: девушка демонстрирует милейшую улыбку нам обоим (как бы вручая свое доверие двоим довольно сомнительным оболтусам из поискового отряда).
Мы приближаемся к «порталу»: оконный проем, торчащий прямо из снега, украшен письменами, напоминавшими сплав иероглифов и рисованных насекомых с далеких звезд.
— Тут где-то еще был невидимый лабиринт… — задумчиво вспоминает напарник, опасливо вертя головой.
Я прохожу через проем первым (пытаюсь выглядеть очень смелым перед Элизабет). Наша спутница вышагивает из «портала», держась за руку моего мать-его-напарничка (вот черт!)…
Мы в полутемном зале с ледяными барельефами на стенах. Мы внутри Хребтов.
— Куда нам нужно попасть? — спрашивает Элизабет, включая свой фонарь и вертя им во все стороны (желтый луч света среди всей этой мерзлой вечности выглядит крайне инородно).
— В местный винный магазинчик… — шуткует мой напарничек.
— Нам надо осмотреть все эти залы, — говорю я, двигаясь к ближайшему входу в темный коридор. — Возможно, книга в одном из них…
Они идут за мной, а я (весь такой смело-храбрый) вышагиваю с фонарем наперевес сквозь мглу, и тут на меня вылетает чудовище: белое тело, торчащий клюв, вскрик, я судорожно отскакиваю в сторону, трусливо вжимаясь в стену… Пингвин-альбинос (напугавшись гораздо больше) вразвалочку бежит мимо нас троих, неуклюже махая плавниками.
Элизабет смеется легким смехом (приятным и чарующим). Мой напарник, скептически ухмыльнув морду, занимает место «вожака»: шарошит светом фонаря по стенам льда и редким барельефам коридора.
— В свое оправдание могу сказать: он был действительно огромный. — Пытаюсь отшутиться я перед нашей девушкой, с досадой понимая, что явно проигрываю напарнику-алкашу почти всухую. Но ничего… Игра симпатий продолжается…
Мы добираемся до ближайшего зала: после осмотра — ничего. Выходим в следующий. Вроде бы тоже пусто. Полутьма, дурацкие рисуночки на стенах, кошачьи следы большого размера, хаотично усеявшие пол…
— Что за хрень? — удивляется мой напарник, уткнувшись лучом фонаря в эти следы. Ну что сказать: мы все удивлены.
— Я, возможно, знаю, чьи они… — с ненамеренной загадочностью произносит Элизабет. — Один профессор в Мискатоникском рассказывал про странных существ, обитающих в вечной мерзлоте Южного полюса. Он называл их «шоккоты»… — Она поправила шапочку, вызывая невероятный прилив нежности к себе (по крайней мере, у меня). Эта ее белая челочка… До чего же мило.
— Шоккоты? — недоверчивость моего напарничка граничила сейчас почти что с холодом снаружи: довольно высокий градус ниже нуля.
— Они состоят как-будто бы из снега, — поясняет наша спутница. — И питаются им…
— Профессор пил, небось, не хуже сапожника? — Мой напарничек-горемыка знает толк в алкоголизме. Усмехается и подсвечивает нам путь до следующего коридора.
А в новом зале не так уж и холодно. Гигантские глыбы льда располагаются то тут, то там (напоминая очертаниями подтаявших снеговиков). Зал просто огромный: света одного фонарика недостаточно, нам с Элизабет приходится включить свои. Продвигаемся к центру залабез спешки…
И тут в лучах фонарей мы замечаем два сугроба: один побольше, другой поменьше. У них торчащие ушки треугольной формы. Сугробы поворачиваются к нам. Их большие глаза приветливо взираютвсеми пятью парами.
— Тэк и Лилли… — слышим мы ледяное мурлыканье. Снежные шоккоты (кошка и кот), видимо, называют свои имена. Как это вежливо с их стороны…
Я чувствую, они читают наши мысли. Затемшоккоты любезно подводят нас к дальней стене зала, там барельеф. На нем название города и координаты. Это карта. Элизабет торопливо фотографирует ее на свой телефон.
Сразу после этогоиз темноты центрального коридорав довольно скоростной манере вываливается некий «морской огурец» (ростом в три раза выше взрослого человека) с крыльями летучей мыши и лапами паука. В своих ручищах эта тварь сжимает подобие штуцера.
— Мать твою! Валим! — командует мой напарник, а добрые шоккоты разбегаются в разные стороны…
«Старец! Спасайтесь! Это Старец…» — внушают они нам на прощанье. Спасибо, снежные друзья!
Старикан-огурецхлещет из «штуцера». Но так как целиться ему неудобно, заряды крупной дроби, пролетая над нашими головами, впиваются в стены пещеры и выдирают куски льда.
Я бегу замыкающим, передо мной Элизабет, чуть дальше — мой напарник, хаотично высвечивает дорогу. Мы проворно ныряем в коридор, через который пришли (мой чудо-напарничек, как всегда, легко ориентируется на местности — сумеет вывести нас обратно к «порталу»)…
Старец устал/отстал. Мы добегаем до «портала» и валимся на снег по другую сторону Хребтов, наш самолет неподалеку. Быстро внутрь!
Пилот, разбуженный нашим шумным появлением, диковато озираясь на снежный простор, запускает двигатели и вопрошает:
— Куда летим?
— В Инсмаут… — отвечает Элизабет, тыча телефоном (там координаты) ему в лицо.
Мой напарник уже уселся на лавку, встроенную в борт. Когда мы взлетали, он, отдышавшись, прилип ко фляге с водкой, той самой, про которую я говорил. Вот же поганец…
ВИнсмауте туман…
Теперь это какой-то Дымный Город.
Мы одеты несколько легче, чем для полета в Антарктиду: лихоманская троица на осенней улице. Легкое ощущение карнавального балагана скрывается за каждым поворотом, но клубящийся туман не дает рассмотреть почти ничего…
— Как будем действовать? — вопрошаю я, поеживаясь под порывом розы ветров.
— Думаю, нам нужно в «крысиный дом»… — сообщает мой напарник-алкаш. И поясняет: в ратушу, главное здание города. Действие по инструкции (начальник бы одобрил).
От местного аэродрома решили добираться на автобусе. Кроме нас троих, в салоне никого. Рыбоглазый водитель устроил тряску по ухабам.
— А если в ратуше не повезет? — Элизабет и эта ее белая челочка. Отличнейшее дополнение к туману.
— Тогда отправимся в библиотеку, — улыбается мой напарничек самой своей препохабной улыбкой.
— Ага… По дороге в ближайший бар. — Хмуро отзываюсь я.
В серо-грязных клубах уличной хмари вылезли из автобуса на нужной остановке. Центр города, до ратуши совсем недалеко. Правда, плотность молочного марева заставляет усомниться в легкости маршрута.
Идем по электронной карте в мобильнике Элизабет… На каменных ступенях главного инсмаутского зданиясидят два каких-то бомжа и выпивают за игрой в карты. Приглядевшись, я понимаю, что это актеры, наспех загримированные под бомжей. Весь остальной собор сокрыт в тумане. Надеюсь, хоть внутри его не будет…
Заходим в ратушу, на входе нас никто не тормозит, внимания не обращает. Повсюду горожане в масках и строгих костюмах; местные дамы исполнены роскошества (притворно), синий сатин на сиськах, все дела…
— У них тут что — Хеллоуин? — удивляюсь я, пока мой напарник ищет глазами напитки.
И тут наша ненаглядная Элизабет, покинув нас, устремляется к какому-то парню в шляпе, который стоит у догорающего камина один со стаканом пойла в руке.
— А я вас знаю! — изумленно восклицает она. — Вы Уильям Херроуз, верно?
— Да, он самый… — вздыхает парень. Я подхожу к ним, дабы не оставлять нашу спутницу без поддержки. Начал ревновать?
— Я преподаю современную литературу в Новом Мискатоникском, — сообщает Элизабет. — Поэтому и знаю вас… Он писатель! — оборачивается она ко мне, пребывая в явном восторге.
— Да… Писатель… Именно так, — кивает Херроуз и отпивает из стакана. По-моему, он уже изрядно пьян.
Подходит мой напарничек (конечно же, неся открытую бутылку виски) и пытается выведать у литератора цель его визита в Инсмаут.
— Меценат по фамилии Жадный любезно пригласил меня погостить… Устроить пару пьянок… Учинить несколько публичных чтений… — бухой Херроузнеторопливо поправляет шляпу. В большом камине уже одни угольки.
Писатель максимально учтиво осведомляется, зачем мы пожаловали в «эту туманную задницу побережья».
— Ради экскурсии на рыбзавод. — Дурацки шутит мой напарник.
— По правде говоря, мы ищем одну редкую книгу… — Элизабет отводит свои васильковые глаза. Она великолепна.
— А я ведь могу вам помочь! — сразу оживляется Херроуз. — Тут замечательная библиотека, в ратуше… Могу вас проводить.
— Было бы неплохо, — замечаю я, вежливо улыбаясь новому знакомому. — Конечно, если это не ловушка.
Писатель саркастично фыркает:
— Да брось, приятель… Мой стакан с пойлом — вот это ловушка… Причем самая страшная.
И мы следуем за пьяным литератором сквозь сумрак инсмаутского собора в робкой и сомнительной надежде найти «Некрономикон» на одной из пыльных полок местной библиотеки.
— Кстати, а что это за люди? Зачем они здесь собрались? — вопрос со стороны моего горе-коллеги (он уже осушил бутылку на треть, похоже, от волнения).
Мы поднимаемся по пологой лестнице, ведущей в кулуары, а Уильям Херроуз говорит:
— Они сектанты… Местное тайное общество… Нам сюда.
Он сворачивает в ближайший коридор, там несколько массивных дверей. Наш проводник с нажимом открывает нужную, мы проходим внутрь…
— Если кто спросит, скажете, что вы со мной… По приглашению… А мне необходимо опять выпить… Удачи в поисках. — Он удаляется, оставив нас в огромной зале с тысячами книг на стеллажах.
И тут еще присутствует мрачный старик, сидящий в ситцевомкресле. Старик смотрит на нас, мы на него, момент неловкий, странный…
— Вы ищете книгу, верно?
— Именно так. — Твердо говорит мой напарник. И тогда старик рассказывает о том, что он глава инсмаутской Ложи Дагона, один из хранителей Ордена Тени Древних; они долго ждали нашего появления; чтобы сбылось то, что должно, мы обязаны прочесть хотя бы несколько страниц заветной книги…
Мы с Элизабет удивленно и робко подходим к полке, в сторону которой указал старший сектант. «Некрономикон» будто мерцает чернотой корешка. Он будто бы живой. И приглашает нас…
Мой заметно опьяневший напарник, поставив бутылку вискаря на круглый стол перед одним из высоченных окон, подходит к нам и снимает «Некрономикон» со стеллажа (на месте пустоты в книжном ряду тут же возникает сквозняк, словно ветер пустыни подул в замочную скважину бытия)…
Старый сектант, глава Ложи, хранитель Ордена, сидит в своем кресле и смотрит на то, как мы втроем, склонившись над открытым гримуаром, читаем строки, которые постепенно меняют смысл и содержание:
И где-то там, в глубинах подводного города, сейчас проснется Спящий. Гигант расправит плечи и выйдет на свет… Космическая темнота из колючей проволоки измерений открывает ворота: немыслимые печи вечности уже зажглись, а газовые камеры звезд сияли там всегда… Чудовищное равнодушие.
Чужое время, чуждое пространство.
Личины здешних архетипов взирают на нас с тобой. Потоки розовых ветров плавно мелькают над лесом: они будто бы сразу в двух мирах скорости: спокойном и яростно-быстром.
Розовые ветрасплетаются, срываясь в лазурно-васильковую высь над лесом… Мы уходим. И дальше пустота.
А ведь все достаточно просто: ни один маньяк, ни одна эпоха тирании в истории стран, ни одна долгая цепь фатальных событий, а уж тем более элементарные неудачи и мелкие неурядицы — ничего не значат для Вечности счастья и любви, которая находится в бесконечной гармонии со Вселенной (даже без малейшего намека на участие человека).
Цивилизации исчезают всегда, оставив в лучшем случае какие-то кубики-пирамидки в пустыне или на дне океана. Подарив природе после себя лишь груду развалин. Жестокость, злость, насилие, ненависть… Все забудется, все уйдет…
Но нам лучше совершать хорошие поступки. Делать что-нибудь доброе.
Ведь именно так появляется возможность стать ближе к Вечности.
И нареченный верно имя потеряет, ибо утратит его мир; за каждой пустотой лица пусть пустошь обретает голос…
«Он хочет спастись от этого бегством в иллюзорный искусственный мир, в котором вещи больше приближаются к тому, какими бы он хотел их видеть...»
Мы с напарником сидим на краю утеса (или на вершине холма?) в какой-то прерии (или пустыне?). Элизабет куда-то подевалась. Ушла. Вместе с книгой, кстати.
Я опечаленно вздыхаю, сожалея то ли о потере (возможно, временной?) нашей спутницы, то ли об утрате объекта миссии (которую мы провалили?), то ли обо всем сразу…
— Да все равно никакие книженции не могут быть лучше жизни. — Ухмыляется мой верный напарник.
Я смотрю: на нем надета новая футболка. А на ней красуется надпись. Nightmaresofthedead.
— Ты где такую взял? — спрашиваю я слегка растерянно. Он только отмахивается. И говорит:
— Позже вспомнишь…
Мы сидим на краю чего-то там, находясь где-то здесь. Ни книги, ни девушки… Только лишь память о пройденном пути. Спокойные волны заката, который почти закончился.
В Долине Смертной Тени слишком темно.
И ничего уже нельзя прочитать…
