Клетка

Двери автобуса со вздохом открылись, и на заднюю площадку вошел мужик неопределенных лет и такой же неопределенной наружности. Одет он был в пуховик и джинсы с китайского рынка, под вязаной шапочкой грустными складками обрисовывалось бульдожье лицо. Справедливости ради надо заметить, кое-что в облике этого человека было особенное и даже прекрасное: в руке он держал клетку для домашних питомцев.

Мужик осмотрелся и отметил, что в салоне свободно. Автобусную общественность в этот ранний час составляли лишь пара старушек с пустыми авоськами, молодая женщина с ребенком, группа студентов, дедок, охраняющий сумку на колесиках, и непонятно как здесь оказавшийся лощеный тип, чьи скорбные, с порочными кругами глаза выражали похмельное страдание.

Приметив на передней площадке свободное место, новоиспеченный пассажир устремился туда. Выкрашенную в бронзовый цвет клетку, которая могла бы стать гордостью любой антикварной лавки, он нес впереди себя, словно щит.

— Посторонись!.. Подвиньсь!.. Осторожнее!

Внутри клетки было пусто, только в поддоне лежали белые, как снег, листы бумаги.

Малыш, одетый в смешной ушастый комбинезончик, и его мама проводили пассажира взглядом.

— Пти! — произнес мальчик и потянулся за необычным предметом, который, однако, был ему знаком.

— У дяди дома птичка, а это гнездышко для нее, — сказала женщина.

Тем временем мужик, совершенно не обращая внимания на молодых мамаш и их детей, плюхнулся на сиденье и принялся хлопать себя по карманам в поисках мелочи. Ношу он поставил на слякотный пол возле забрызганных грязью кроссовок.

— Один билетик, — пробурчал мужик и ссыпал медяки в руку кондуктору.

Женщина пересчитала деньги и подвела финансовый итог:

— Багаж оплачиваем.

Смутившись, мужик шмыгнул носом и сделал вид, что он здесь ни при чём и, вообще, занят изучением пейзажа за окном.

— Давайте, давайте! Нечего туда пялиться. Мы еще даже не отъехали.

— Я бумажник забыл. Еще вчера. Не знаю, где… — мужик взглянул на кондуктора жалобным собачьим взглядом, который еще больше делал его похожим на бульдога.

Женское сердце не кремень, а рай. Пусть даже малометражный в пригороде и за бронированной дверью. Судя по жесту, которым кондуктор поправила выбившийся локон, мужику дозволили бы провезти ношу неоплаченной, но в этот тонкий психологический момент, когда душа человеческая выбирала, на какую сторону ей склониться, вмешался дед с тележкой.

— Хочу обратить ваше внимание, гражданка кондуктор, на то, что размеры клетки в сумме не превышают ста двадцати сантиметров, допущенных государством к бесплатному провозу, — проскрипел он.

Бронированная дверь в рай захлопнулась.

— Интересно, как это вы посчитали, папаша? У нее же круглое дно!

Дедок вытащил из кармана портновский метр и, подмигнув, протянул кондуктору.

— У меня всегда с собой, только расслабься, вы же лишнее припишете. Можете проверить.

— Ой, да не начинайте заново свою песню, — обиделась женщина. — Везите вашу тележку бесплатно. Зайдут контролеры, будете им доказывать, что ваши сто пятьдесят равняются ста двадцати.

— И докажу! Надо знать, откудова мерить!

В этот момент в клетке кто-то отчетливо завозился и издал, полный томления, вздох. Общественность, забыв о намечающемся скандале, уставилась на клетку.

— Мужчина, кто там у вас?! — похолодела кондуктор.

В клетке снова вздохнули, а потом на белую, чистую бумагу шлепнулась порция помета.

— Невидимка! — закричали студенты, висящие на поручнях словно груши.

— Пти! Пти! Пти! — заголосил малыш к великому неудовольствию мамы.

Мужик, покраснев от смущения, отвернулся. Теперь, когда автобус тронулся с места, и за стеклом поплыли грустные осенние улицы, у него появился законный повод туда смотреть.

Пассажиры, потрясенные невесть откуда взявшейся лепешкой, бурно обсуждали, кто это может быть.

— Сейчас какую только нечисть не держат, лишь бы детей не заводить, — сказала первая старушка с пустой авоськой. — Зять с дочкой хорька принесли. Это, мама, говорят, нам репетиция перед ответственным шагом. Тьфу!

— Все по-другому сейчас, все по-другому, — закивала вторая старушка, румянее и добрее.

Было видно, что ей не хочется расстраивать подругу, но и относительно домашних животных она ничего не имела против.

— Вот корова — полезное животное! Ее держат, чтобы молоко было. А хорек зачем? Или птичка? — первая старушка уперла глаза-буравчики в мужика.

— Может, она ему тоже молоко мечет, птичье, — отозвался дедок.

Студенты на передней площадке захихикали. Только хлыщ с порочными мешками под глазами молчал, то ли спал, то ли делал вид.

— Мужчина, предъявите животное! Немедленно! — в отчаянье воскликнула кондуктор, и на мгновение воцарилась тишина.

Распорядительница салона повернулась к старушкам и в поисках поддержки:

— А если там змея? Ядовитая! Сами же будете жалобы писать, когда покусает.

— Говорят, яд на своих не действует, — хихикнул дед и подмигнул старушкам.

— Не змея это, — совсем опечалился мужик. — Давно бы в ведре утопил, если б змея. Порешил бы проблему, а на нее рука не поднимается.

— А кто там?

— Муся, покажись, — попросил он.

— Муся, покажись… — повторила общественность, и Муся показалась.

В клетке сидела птица. Там, где голова должна была переходить в клюв, нежным сиянием светилось женское лицо, хотя больше ему подходило определение «личико», по размерам оно не превышало кофейное блюдце.

— Ишь, какая! Неземная… — причмокнул дед, глядя в лучистые глаза Муси. — Были у меня по молодости карты. Так вот на обратной стороне была нарисована похожая краля.

— Это Сирена, — сказал один из студентов. — Мы их в прошлом семестре проходили. Между прочим, у меня была «четверка» по предмету.

— Точно! — обрадовался дед. — Помню, те карты сиринками звали.

— Так, мужчина, оплачиваем проезд! — насупилась кондуктор.

— Я ведь уже оплатил, — не понял мужик.

— Это вы за себя оплатили. Теперь за клетку платите и за человека, вернее, за его половину. Вернее, за лицо. За лицо человеческое платите!

— Что ты пылишь? Сама подумай, как он тебе оплатит? — вступился дед. — Задняя часть, видишь, она нечеловеческая, а спереди… Если принять во внимание истину о том, что курица не птица, а женчина не человек, то и за верхнюю половину платить не надо.

— Пусть наполовину платит! Чего он нечеловеками юморит! — вмешалась первая бабулька, а вторая согласно закивала: «Пусть наполовину, пусть».

— Нет у меня такого билета, половинного? — расстроилась кондуктор.

— Мне никакого не надо. Я платить не буду, — успокоил ее мужик. — Бумажник забыл. Еще вчера. Не знаю, где.

— Тогда выходите вместе со своей Сириной!

— Мне три остановки до птичьего рынка пилить! Я бы пешком пошел, но Муся босиком. А нам еще стоять, пока какой-нибудь покупатель наклюнется.

Муся поджала птичьи лапки и, прикрыв длинными ресницами лучистые глаза, грустно вздохнула.

— Что ж ты ее, красавицу, продавать везешь? — спросил дед.

— Не могу больше. Довела, хоть в петлю лезь. Как начнет петь, так память отшибает. Будильник завести забыл — с работы чуть не уволили. Бумажник посеял — еще хуже. А сколько раз уходил, утюг не выключив! А если я дом свой не вспомню в следующий раз?

Студент процитировал:

— Сирена — мистическое существо, от ее необычайно красивого пения люди теряют память.

— Тетенька кондуктор, пусть едут бесплатно! — попросил студент. — Мистическое существо — это не человек, не полчеловека, и даже не маленькая его часть.

— Молодец, четверочник, — похвалил дед. — Эй, девушки! — окликнул он бабулек. — Вы рядом с правилами сидите. Что там про мистические существа написано? Положен им билет или нет?

— Я и так помню, что не положен, — устало отозвалась кондуктор. — У нас ведь если не запрещено, значит разрешено.

Из сложного, почти неразрешимого дела наметился выход. Женское сердце хоть и не рай, но и не кремень.

— Ну вот! — обрадовался дед. — Пусть едут. Жалко ведь.

В динамиках хлюпнуло, и автоматизированный женский голос объявил:

— «Пятая ремесленная». Следующая остановка «Восьмая ремесленная».

Пассажиры, потеряв интерес к мужику и клетке, устремились на выход. Мама спешно поправляла малышу шапочку, студенты толкались у дверей.

Дернувшись, автобус распахнул створки, и на обеих подножках показались официального вида молодые люди:

— Товарищи пассажиры! Готовим билеты, а также удостоверения, дающие право на льготный проезд!

Лощеный тип с порочным лицом очнулся. Оглядевшись, он оценил обстановку и, решив, что прорвется, устремился к выходу.

Контролеры, гулко стуча подковами, взбирались по лестницам. Конские филеи, не вместившись, топтались за бортом.

— Япона мать! — завопил тип, увидев копыта, и рванул обратно.

Кентавры, фыркнув, заржали.