Идущие вперед

Неожиданно для себя сталкиваюсь с Михалычем у спуска на техпалубу. Механик, не дав открыть рта, переходит в атаку:

— Где ходишь, кэп?! Тебя уже собрались по селектору вызывать!

— В смысле? — удивляюсь, слегка опешив от наезда, — что случилось-то? Крианцы напали?

— Чур, тебя! — Михалыч отплёвывается, — у нас вылет через двадцать минут. Все с ног сбились, тебя ищут. А ты тут прохлаждаешься!

— Э-э-э, — мысли беспомощно мечутся в голове, не понимаю, что происходит. Вчера отпахал вахту: прошёл трое врат, и мне полагалось два дня отдыха.

Наконец, догадываюсь:

— Рикки напился, и мне лететь?

Механик хмурится:

— Почему напился? Он — выходной. Вчера через трое врат прошёл.

— Что?!!

Устойчивое ощущение, что старый механик меня разыгрывает, никак не вяжется с голосом из селектора:

— Капитан Щетинин явитесь в комнату предполётного инструктажа!

Чёрт! Не спрашивая больше ничего, мчусь к трапу. Михалыч — за мной, грузно топая.

Предангарный отсек встречает нас гулкой тишиной, поглощающей отзвук шагов. Кажется на авианосце никого нет: лишь я да мой "дядька", как дружески пилоты зовут механиков. Но вот шлюзовые створки расходятся, и нас накрывает какофонией гудков, отрывочных команд, писком дронов и грохотом грузовых систем. В нос ударяет запах горячего масла, топлива и нагретого металла.

Невольно улыбаюсь, окунаясь в знакомую атмосферу предпрыжковой подготовки. И тут же останавливаюсь в недоумении. Все надписи: номера доков, полос, позывные над птичками… всё написано жёлтой краской. Трясу головой. Надписи должны быть белыми. Зажмуриваю глаза и снова открываю: нет, наваждение не ушло. Появилось желание ущипнуть себя за руку, но тут из дежурки выскакивает лейтенант Ник Николсон — мой запасной пилот:

— О, наконец-то! Серьёзный разговор есть.

— Чуть позже, — отмахиваюсь от лейтенанта и иду в комнату пилотов.

Майор встречает меня испытующим взглядом, хмуро бросает:

— Опаздываешь, капитан.

— Виноват, мэм. Но вчера вне плана пришлось пройти двое врат и…

Она смотрит сурово, поджав губы:

— Двое врат вне плана прошёл капитан Альварес. А ты, капитан Щетинин, отдыхал в баре с коллегами.

В ушах — звон. Ощущение, что мир спятил, борется со здравой мыслью: ребята подшутили и не по-детски. И неужели майор вместе с ними устроила этот розыгрыш? Невероятно. Смотрю поверх головы командира на расписание вахт, и, забыв о всякой субординации, подскакиваю к табло. Там действительно указано, что вчера вахту нёс Энрико Альварес, а у меня был выходной. Ну извините, чтоб подменить расписание, надо втянуть в розыгрыш не только всё крыло Идущих Вперёд, а ещё службу полётов, диспетчерскую и техдивизион как минимум.

Ладно. Разберусь с шутниками позже. Поворачиваюсь к майору, вижу, что она озадачена моим рассматриванием расписания. Вытягиваюсь в струнку, чтоб скрыть растерянность:

— Мэм, к выполнению задания готов! Разрешите пройти инструктаж?

— Алексей, — майор, наконец, усмехается, — с тобой всё в порядке? Садись уже. И не устраивай тут цирка.

Сажусь на откидное сиденье с моим именем, смотрю на экран, где вращаются гиперврата. Майор буднично начинает:

— Всё как обычно. Твоя задача: пройти через врата, убедиться, что прибыл по назначению. Установить связь с флотом и через стабильный канал провести корабли в сектор. В случае, если врата дали сбой и выкинули тебя не в том секторе, возвращаешься и…

Она привычно бубнит инструктаж для формальности.

Уже больше двух веков человечество пользуется вратами — крианской системой пространственного перемещения. Установка врат началась до войны, когда мы дружили с собратьями по разуму, а не воевали. И сейчас уже почти все обжитые сектора связаны системами врат.

Но мы до сих пор не можем ничего поделать с флуктуациями, из-за которых гибнут корабли или переходят в неизведанный космос, откуда пути назад нет. У самих крианцев — создателей порталов — та же проблема.

Для того и нужны Идущие Вперёд, чтоб не рисковать всем флотом.

Майор заканчивает инструктаж:

— Вопросы есть, капитан?

— Никак нет, мэм. Разрешите выполнять?

— Ты как новобранец сегодня, ей богу. Не расскажешь, что случилось?

Быстро прокручиваю возможный разговор, понимаю: мои объяснения будут выглядеть бредово. Бодро заявляю:

— Простите, майор. Но… Да так, плохо спалось. Разрешите идти?

— Иди, капитан. Чистого пространства!

— Есть чистого пространства, мэм!

Выхожу в ангар и несколько секунд стою, приходя в себя. Реальность никак не хочет складываться в гармоничную картинку.

Лейтенант Ник Николсон, ждущий около дежурки, неторопливо подходит, жуя неизменную соломинку от коктейля:

— Вижу, удивлён. Ну, рассказывай.

— У тебя же какой-то разговор был.

— Хе, то, что я скажу, ты опять сочтёшь выдумкой. Помнишь, я рассказывал о сдвигах реальности?

До нас он служил на другом авианосце и утверждал, что однажды у него сменились позывные во время прыжка, и никто этого не заметил. Хотя такое в принципе невозможно. А когда Ник начал спрашивать, почему сменили позывной, то выяснил: никто их не менял. Тот случай он окрестил "сдвигом реальности", а все ребята — "сдвигом Ника". Со временем он перестал говорить о сдвиге, так и не найдя понимания.

Каюсь, я тоже не верил в его байку. И сейчас, помолчав, сказал:

— Прости, дружище. Я, конечно, помню твой рассказ. И, чёрт… вчера была наша вахта...

— Да, наша. И вот, сегодня тоже… понимаешь? Это — сдвиг, о котором я говорил.

— Это твой розыгрыш!

— Не розыгрыш! Ты что! Как бы я смог его провернуть? Я всего лишь твой запасной, а не командир дивизиона. Реальность сдвинулась. Я тебе говорю, в этот мир кто-то вносит корректировки, — глаза Ника лихорадочно сверкнули, и он перешёл на шёпот. — Они меняют реальность для каких-то своих глобальных целей. Может быть, хотят нам помочь…

— Бред, — снова трясу головой, — какая им может быть польза от смены вахт? Или… перекраски букв? — показываю на жёлтые надписи, — вселенский заговор? Не смеши. Мы отдежурим два дня подряд и будем смотреть на дурацкие жёлтые цифры. Но война с крианцами от цифр точно не закончится, и великий герой в мир не явится, чтоб всех нас спасти. Бред. Ник, это полный бред…

— Но ты же теперь сам видишь, что он есть! Сдвиг реальности.

— Чёрт… Вижу. И даже спорить не могу, — пытаюсь успокоиться и вдруг понимаю, что ощущал Ник, когда впервые столкнулся с такой чехардой. Посмотрел на друга и улыбнулся, — Сейчас нет времени, давай сдвиг обсудим после прыжка?

— Обязательно!

Идём мимо истребителей, что застыли ждущими полёта птицами. Титановые "клювы" смотрят на взлетку, кажется, в каждом изгибе фюзеляжа скрытая мощь, жажда скорости и тоска по пилоту.

Космотехники в зелёных спецовках хлопочут вокруг моего Копья. Только что заправили, и теперь откатывают танк. Палубный регулировщик мается рядом, ждёт, теребит свою жёлтую куртку.

Припозднился я…

Механик Михалыч вытягивается в струнку, салютует. Отвечаю ему и тут же подаю руку для пожатия, чуть быстрее дядьки. Он запаздывает, и мы замираем, испытующе смотря друг на друга… Лейтенант Ник тихо ругнулся, закусив соломинку. Дядька виновато опускает взгляд:

— Не считается. Давай снова.

Это особый ритуал между лётчиком и механиком, своего рода — обряд: надо успеть отсалютовать и синхронно протянуть руки, пожав их. Если запоздает механик: в полёте будут проблемы. Если запоздает лётчик… то не вернётся. Тем, кто не летал, нас не понять, но ритуал мы свято соблюдаем. И нельзя повторно испытывать судьбу. Натянуто улыбаюсь:

— Не бери в голову Михалыч. Мы почти ровно… ну чуть-чуть не считается.

Дядька торопливо кивает:

— Да, почти ровно.

Ник, наконец, вынимает соломинку изо рта:

— Ладно. Давай, Лекс, с Богом…, — хлопает меня по плечу. — Ну, старина, надеюсь, когда вернёшься, узнаёшь меня, и никакой сдвиг реальности не помешает.

— Надеюсь, Ник, — смотрю на друга, на дядьку, запоминая всё до деталей, и поднимаюсь в кабину истребителя.

Михалыч следом примостился, опершись одной ногой о боевую подвеску, второй — о выступ кокпита — кабины пилота: так удобнее контролировать погружение в систему.

Пилотское кресло мягко обнимает, подключаясь к моей нейросети. По пальцам словно ёж бежит, вдоль позвоночника ползёт холодный слизень. В тот же миг глаза слепнут, мир исчезает в черноте: я соединяюсь с бортовым компьютером и уже не вижу, как Михалыч подключает систему подачи воздуха и аварийку.

Густой баритон борткома звучит в голове:

— Контакт установлен. Ожидаю приказа.

Глаза наконец прозревают. Навигационная сетка перекрывает ангар, шкалы индикаторов расползаются по сторонам, открывая обзор. Вижу довольное лицо Михалыча, он показывает мне большой палец и соскакивает с фюзеляжа, активируя закрытие кабины.

Системы управления в порядке, бортком, подчиняясь мысленному приказу, даёт сигнал "готов". Техники, дядька и Ник, отсалютовав, быстро убираются подальше от Копья. Регулировщик с командой бегут на стартовую отметку: маленькие жёлтые человечки, стоящие вдоль массивных рёбер стальной стены. Я всегда считал их самыми храбрыми людьми на авианосце. Вот они стоят между многотонной птичкой и защитными панелями — единственные люди, которым я доверяю больше, чем себе. Они меня отправят в полёт, и они меня первыми встретят на палубе…

Сигнальные огни бегут по полу, щиты идут вверх, и перед нами открывается расцвеченная сполохами силового поля полётная палуба. Взлетка мигает, зовёт, указывает серыми стрелами в чёрную глубину космоса, туда — за силовой барьер, к звёздам.

Регулировщик даёт отмашку. И только после этого приходит "добро" от диспетчера.

Убедившись, что никого живого нет рядом, вывожу истребитель на палубу. Копьё мягко встаёт в катапульту, лёгкий толчок, клацают захваты. Ощущаю каждым нервом холодную хватку держателя. Ведь мы с Копьём теперь единый симбиот-биомех.

Регулировщик приседает на левое колено, чуть в стороне от взлетки и поднимает большие пальцы вверх — сигнал "катапульта готова". Мы до сих пор общаемся жестами, рок-н-ролл на палубе идёт от самых первых авианосцев, которые ещё плавали по морям. Не имеет смысла кричать в коммуникатор "право-лево", "верх-низ", когда на палубе рёв двигателей в сто сорок децибел, а в голове — писки периферийных систем Копья и список команд диспетчерской. Рок-н-ролл регулировщика — единственное, что не сливается с общим потоком данных на нейроинтерфейсе.

Вижу: регулировщик показывает "готовься". Проверяю маневровые, сопла выплёвывают реактивные струи в барьеры-гасители. Норма. Ревут маршевые…

Привычные движения, казалось бы, скучная педантичная рутина, но именно с этого момента начинаешь жить, потому что ждёшь полёта. Сросшийся с могучим механизмом, закованный в броню, вздрагивающий от еле сдерживаемой мощи двигателей, сидишь и смотришь на зовущую к абсолютной свободе мигающую взлетку.

Обороты почти на максимуме, и как только регулировщик, крутанувшись на месте, показывает "старт", отключаю тормоза. Истребитель мчит вперёд, выносимый катапультой за силовой барьер. Меня вжимает в кресло, противоперегрузочный гель не справляется: десять "же" впечатывают тело в кокон, выдавливая воздух из лёгких. Встряска, мощный толчок, и резко исчезает нагрузка… чувство такое, что впервые вдыхаешь воздух, а вокруг немигающие крупные звёзды, сиреневая полоса Млечного Пути и тишина… Лёгкая вибрация двигателей воспринимается как стук собственного сердца, и кажется, что слышная музыка звёзд.

Рапортую на мостик:

— Стриж в космосе.

— Чистого пространства, Стриж! Ждём твоего сигнала с той стороны.

— Принято. Иду к вратам.

Никакого протокола, никаких уставных фраз. Идущим Вперёд даже удачи не желают… только чистого пространства.

Привычно увожу истребитель по параболе от носителя. Лёгкость скольжения в пространстве наполняет всё существо свободой. Не удерживаюсь, и делаю петлю, кувыркнувшись через нос, типа маневровые проверил.

По правому борту уплывает серая громада корабля с белыми рублеными буквами на борту КА "Русич". Огромные цифры 089 светятся на носу авианосца, а за ним видны силуэты четырёх эсминцев. Вся ударная группировка ждёт разрешения на прыжок через врата. Мы идём на соединение с союзным флотом, эти врата — предпоследние.

Зев воронки перехода раскрывается меж четырёх вращающихся пирамид. Врата принимают координаты и создают туннель. Чёрный вихрь закручивается в канве молний и сполохов, Копьё плавно входит в центр воронки. И кажется, мир сворачивается в тугой канат. Сознание взрывается звёздами, и вижу Вселенную на своей ладони. Эйфория перехода, пьяное счастье быть частью Космоса, ощущение всесильности и небытия. Краткий миг, что дороже вечности…

— Сигнатура системы не определена. Галактический маяк отсутствует…

Вот и всё счастье перехода. Куда меня занесло на этот раз? Дымчатые облака, подсвеченные двумя гигантами, мерцают пылью, закрывая сектор. Сквозь кисею взвеси просвечивают далёкие красноватые звёзды. Я точно здесь никогда не был.

Симбиоз с борткомом дарит круговое зрение, вижу: позади истребителя вращаются четыре пирамиды врат. Это радует, можно вернуться назад.

Определив систему по номеру портала, и ещё не до конца осознав масштаб катастрофы, бросаю истребитель к вратам. Убраться как можно быстрее! Я — в середине крианских секторов, в паре переходов от их столичного мира.

Врата раскрываются воронкой, но тут же захлопываются: пограничная служба перекрыла доступ.

Почти квадратные крианские катера появляются на экране дальнего обзора. Не торопятся. Конечно, видят: у меня позывные Земного Альянса и определили тип — истребитель.

Ныряю под врата. Массивная пирамида серой глыбой проплывает над кокпитом, разворачиваю истребитель, раскрыв боевые пилоны. Делаю "перекличку" систем вооружения. Ракеты входят в порты, с лёгким жужжанием включились носовые турели, пелена защитного поля подёрнула космос перед глазами. Чёрт, на авианосце даже не узнают, где я сгину.

Посылаю запрос на открытие врат в ближайший сектор. Никакой реакции. Похоже, пограничники деактивировали портал. Одного не понимаю, как я мог за один переход прыгнуть почти на сто парсек? Когда максимум — чуть более сорока? Треклятые крианцы устроили какую-то ловушку, не иначе.

Снова пытаюсь открыть врата. Бесполезно. Катера появились в пределах видимости. Приходит запрос на космогоне:

— Борт эхо-зулу-два-браво вы нарушили границы…

Бла-бла-бла… долгая и пространная речь о том, что я не имел права тут появляться, и они вынуждены меня расстрелять. Характерная черта засранцев — долго разговаривать.

— Я эхо-зулу-два-браво, приношу свои извинения за нарушение ваших границ. Причина — гравитационно-квантовая флуктуация врат. Прошу разрешения покинуть сектор, — делаю паузу и добавляю неофициально, — ребят, эти чёртовы врата всё время ошибаются. Давайте, я просто улечу отсюда? — а про себя добавляю: "И… мы все будем живы".

Четыре быстроходных катера передо мной, и на радаре мигает опознанный борткомом сторожевой крейсер вне пределов визуального контакта. Прячется, зараза. Шансов у меня нет: при большой удаче собью три катера, но крейсер меня уделает дальнобойной артиллерией и ракетами.

Крианцы не нападают. Включаю прослушивание на всех частотах: зловеще шипит астероидное поле, помехи и потрескивание в эфире. Крианцы молчат. Да что с ними? Засекаю энергетическую активность — в мою сторону пошли ракеты…

Ну, родная, понеслась!

В мозгу перещёлкивает. Вселенная сужается до размеров четырёх вражеских кораблей, а все личные цели — до одной: выжить. Выныриваю из-под врат, фейерверк заградительного огня, сметающий ракеты. Форсаж, опережающий реакцию врагов, выносит Копьё под корму ближайшего сторожевика, туда где щиты слабее. Мои ракеты пошли в сопло двигателя катера и в грависистему. Теперь: прочь от облака обломков настигающей меня смерти. Ускорение вжимает в кресло, форсажный бустер — пуст, и истребитель идёт по инерции вдоль борта второго катера. Маневровые тонко ревут, когда, выворачивая под невероятным углом, увожу машину от артсистем противника.

Защитное поле идёт сполохами, проглатывая залпы крианцев. Пищит зуммер тревоги: я — под прицелом ракеты. Вираж над катером, он неуклюже уходит, накренившись и оставив дымный шлейф…

Мне некуда деться, некуда бежать, врата закрыты… но я дерусь, почти без надежды, практически без шансов и без высоких лозунгов. Хотя мысль: "Знайте наших!" — где-то живёт на задворках сознания, ставшего боевой машиной.

Ухожу от ракеты, нагоняю катер… и тут из-за него россыпью — капли крианских истребителей. О… носитель где-то рядом?

Из шипящего эфира наконец вылавливаю трескучую крианскую речь… приказано взять живым. С чего столько чести?

Безрезультатно обмениваемся ракетами с крианцами, танцуем петлями, стараясь поднырнуть друг под друга, треки выстрелов уходят в черноту космоса. Вспарываю брюхо крианской "капли", пилот катапультируется, и тут же мне на хвост падает вторая "капля", ухожу на вираж, стараясь стряхнуть аса с хвоста. Навстречу проносится неизвестный кораблик… и разносит крианца позади меня на куски. Затем — его ведомого. Выхожу из пике, вижу на хвосте у неизвестного — "капля", сношу её, и в эфире раздаётся на безупречном космогоне:

— Яхоо!!! Дружище, открываю врата, уходим! Прикрой меня!

Выхожу на оптимальный угол атаки, накрываю "каплю" огнём, но ракета, пущенная кем-то из противников, пробивает щиты, сносит мне правый боевой пилон и половину маневровых. Индикаторы перед глазами заливаются красным. Убираю их из поля зрения и ухожу от второй ракеты в уже открывшийся зев воронки. Куда? Не знаю, но главное — подальше от крианцев.

Вокруг — незнакомый сектор. Определяю координаты — нейтральные территории, заброшенный крианский аванпост. Впереди по курсу летит нежданный друг. Идентифицирую по форме: крианская частная яхта, бортовой номер не числится в каталогах Альянса.

— Спасибо, что вытащил, приятель!

— Да не за что. Летим к твоим. Ты ж с авианосца?

Сразу напрягаюсь. Мысль, что всё было подстроено, прочно заседает в мозгу

— Спасибо, но давай так: ты — к своим, а я — к своим?

Он не успевает ответить, врата раскрываются, выплёвывая окутанные молниями истребители. Крианские "капли" устремляются к нам, и мы рвём через весь сектор к следующим вратам. С половиной маневровых у меня шансов нет, зато маршевые пока в порядке. Хотя идёт утечка из накопителя. Долго Копьё не протянет. У нас есть небольшая фора, идём с незначительным отрывом, отбивая догоняющие нас ракеты. Пилот крианской яхты открывает врата:

— Давай вперёд. Я прикрою!

Если мы выберемся, я буду обязан ему. Даю ускорение и влетаю в зев воронки, яхта — за мной, закрыв врата. В новом секторе разворачиваемся и открываем заново врата, через которые прошли. Такой трюк запрещён, он истощает системы врат, но у нас нет выхода. Теперь крианцы не смогут прыгнуть через них в ближайший час, пока системы восстанавливают энергоресурс.

Переходим на территорию Альянса, и снова проделываем тот же трюк с вратами. След заметён, крианцы нас не найдут. Мой накопитель сдыхает окончательно и бесповоротно. Копьё начинает "штормить", вгоняя в горизонтальный штопор, мотает по дуге вправо-влево. С трудом удерживаю его, направляя в последний прыжок. Без крианца мне не прыгнуть, не удержать ось перехода, меня просто разобьёт о диафрагму врат.

Мой новый друг открывает стабильный канал и держит его. То, что делается для флота, когда проходят большие корабли. И мы вылетаем из врат в расположении сил Альянса.

Истребитель несёт, нещадно бросая из стороны в сторону. Сбрасываю скорость и веду Копьё параллельным курсом рядом с авианосцем. Новый друг держится за мной почти вплотную, словно прячется. Рапортую о повреждениях и стычке с крианцами. Прошу подготовить аварийную посадку. Сквозь синее защитное поле вижу, как носятся жёлтые человечки по лётной палубе, готовя "баррикаду".

Иду боком на посадку. Чёрт, я так не садился даже в учебке! Копьё влетает с разворота в тросы баррикады, скользит по палубе… и замирает в трёх мерах от защитной стены. Затем оттягивается назад отдачей тросов. Команда финишеров бежит ко мне сломя голову, но бортком уже разорвал связь, кокпит открылся. Я — в норме. В голове гудит — результат выхода из симбиоза. Руки и ноги онемели, отойдут минут через пять.

Михалыч уже влез на фюзеляж и квохчет надо мной. Пытаюсь улыбнуться и тут вижу отряд космопехов двигающихся перебежками по палубе. С трудом поворачиваю голову: мой крианский спаситель стоит возле яхты с оружием в руках… Слышу приказ с мостика: "Уничтожить!"

— Нет!!

Вываливаюсь из Копья, и хромая, бегу к гуманоиду. Ноги подкашиваются, чёртов симбиоз! Успеть бы, машу руками и ору:

— Лейтенант, стоять!!! А ты, — тычу пальцем в сторону крианца, — спрячь пушку!

Лейтенант мгновенно останавливается, поднимает сжатый кулак. Космопехи замирают. Спасибо. Доковылял до крианца, уже убравшего оружие, встал перед ним лицом к космопехам, раскинул руки. Кричу:

— Он не враг!

Хотя… кто мне это сказал?

***

Не знал, что на гауптвахте так холодно. Меряю шагами клетку, в которой заперт. Мне тут неделю сидеть, а уже всю клетку изучил. Три года безупречной службы, две звёзды Альянса… ну всё когда-то бывает впервые, и "губа" — тоже. Усмехаюсь. Останавливаюсь возле дверей и смотрю на крианца, сидящего в клетке напротив. Он спокоен. На светло-оранжевой физиономии — никаких эмоций, слегка раскосые чёрные глаза устремлены в потолок. На лбу — узорчатая татуировка. Ему, возможно, лет сорок. Крианцы внешне почти не отличаются от людей, ну разве что странным оттенком кожи.

В моей камере витает слабый запах перегара — подарочек от предыдущего "постояльца". Не выветрился ещё. С коридора тянет дешёвым дезодорантом нашей стражницы — сержанта космопеха. Весело у них тут на гауптвахте.

Отворачиваюсь от решётки и иду в дальний угол клетки — четыре шага. Поворачиваюсь, иду назад. Всё время вспоминается разговор с контр-адмиралом, его разгневанное лицо, сдержанный упрёк в словах:

— Как вы могли, капитан, привести врага на палубу секретного авианосца? Это нарушение закона военного времени…

Нарушение закона, нарушение устава, нарушение протокола безопасности… Нарушение… и все за один день.

Летая в космосе, где нет границ, где абсолютная свобода перемещений, вырывая свою жизнь из жадных лап смерти, иногда забываешь, что есть какие-то границы и правила. И нарушаешь их. Ощущение вседозволенности, уверенность что спишут с рук, что победителей не судят… Да, мы, бывает, срываемся.

Вон, Рикки пьёт так, что гауптвахта — его второй дом. Ник вечно курит, где нельзя — грызёт цветные соломинки от коктейля. Я?.. я просто адреналиновый маньяк. Хотя военный психолог смеётся над моим определением. А корабельный священник смиренно говорит: "Сын мой, да простится тебе грех".

Разворачиваюсь у двери и шагаю назад к стене камеры. Позади раздаётся:

— Есть такой зверь — брагла. Ты — как он.

Оглядываюсь. Крианец улыбается, сверкая белыми зубами. Усмехаюсь:

— И на что похож твой брагла?

— Брагла очень быстрый. И так же ходит в клетке: туда-сюда, туда-сюда. Зачем ходишь? Сядь.

Постояв и подумав, сажусь на откидную скамью:

— Слышь, как тебя зовут? Мы ж так и не познакомились.

— Хкрэзс.

Звук такой, будто орех раскололи. Неуверенно повторяю:

— Крэс?

Гуманоид кивает, усиленно улыбаясь. Значит, я не так произнёс его имя. Ну да, ладно. Улыбаюсь в ответ:

— Алексей.

— Алексис, — твёрдо выговаривает крианец.

Интересно, где он так хорошо космогон выучил? Смотрю на него, в голове словно компьютер включился, проматывая сегодняшний день.

— Крэс, а расскажи-ка мне, приятель, как ты умудрился открыть врата, когда их заблокировали пограничники?

— Меня уже допросили ваши специалисты, — крианец слегка дёрнул плечом, опустил взгляд, — теперь ты хочешь допросить?

— Не, не допросить. Любопытствую. Ну так как?

— Я их взломал.

— Хм… Типа, ты — хакер? Не верю. Но… допустим. А с чего это вдруг хакеру приспичило спасать вражеского истребителя?

Крэс пересаживается на скамье, упорно смотрит в пол. Я не унимаюсь:

— И ещё, откуда на твоей гражданской яхте фиксатор канала врат? Вещь редкая, скажем так, и дорогая. А? Был бы у тебя космический буксир, я бы понял. Ну или истребитель Идущего Вперёд.

Крианец ёрзает, покусывает нижнюю губу и смотрит исподлобья. Наконец тихо говорит:

— Алексис, все люди такие неблагодарные как ты?

Чёрт. Теперь моя очередь опустить взгляд.

— Извини. Конечно, не моё дело, что, почему и как…

Сержант-охранница в конце коридора тихо хмыкает. Слушает наш разговор. Ну да, ей больше заняться-то нечем, развлекается. Мы замолкаем. Отсек гауптвахты погружается в тишину, наполненную лёгкой дрожью палубы и чуть слышным гулом двигателей.

Вдруг Крэс с отчаянной решимостью говорит:

— Я — учёный. Специализируюсь на физике пространственных перемещений. И яхта не моя, институтская.

— Ты слишком хорошо сражался для учёного.

— Не я. Бортовой компьютер. На нём стоит программа ведения боя. Сам понимаешь, время не спокойное, а мотаться туда-сюда приходится часто. Вот и сделали себе защиту.

— Ну теперь понятно, откуда у тебя фиксатор канала.

Крэс кивает, снова молчит, смотря в пол. Потом медленно спрашивает:

— Ты, конечно, в курсе, из-за чего началась война?

Усмехаюсь:

— Ещё бы. Ваш флот внезапно вошёл в пограничную систему. И понеслось…

— А слышал, что с нашей стороны говорят? Ваш флот первым начал.

— Конечно. Обвинения с двух сторон до сих пор не утихают. Бред, такого не может… — я замолкаю, внезапно вспомнив про "сдвиг реальности". Как там было в официальном заявлении крианцев? "Флот Земного Альянса вторгся вчера…". Так наши власти говорили то же самое: "Крианский флот вторгся вчера…". И дата была одна и та же! И каждая сторона на следующий день нанесла ответный удар.

Провожу ладонью по лицу. Это что же получается?! Надо сообщить командованию, что есть такая странная фишка… И тут меня осеняет:

— Слушай, раз ты учёный, ты что-нибудь знаешь про сдвиг реальности?

Крэс пристально смотрит через решётку:

— Рассказывай.

Я с готовностью выкладываю про своё двойное дежурство и теорию Ника о том, что "они меняют мир". Крэс внимательно слушает, кивает, и чем дальше я говорю, тем эмоциональнее он реагирует. Наконец восклицает:

— Моя теория верна! Кхунум создаёт новые потоки реальности!

— Что?

— Мы до войны разработали прибор, который мог бы исправить флуктуации врат. Избавить нас от этих досадных ошибок перемещения. Назвали его — кхунум.

— Супер. И он работает?!

— Да как тебе сказать… Тестирование проводили в одном из удалённых районов… на границе с Альянсом. Там с обоих сторон обширные необжитые территории. Во время тестирования получили приказ срочно возвращаться, так как флот Альянса начал масштабное вторжение.

— Прямо в ваш сектор?!

— В том то и дело, что нет. У нас было тихо. Я уже на следующий день услышал из новостных сводок, что Альянс вторгся в ту систему, где мы спокойно тестировали кхунум. Естественно, я сразу обратился к коллегам, и был сильно удивлён ответом. Выходило, что я всё напутал: тестирование проходило в другой системе. Судя по записям в журнале, память сыграла со мной злую шутку: я перепутал сектора, которые находились друг от друга на расстоянии свыше ста парсек. Испытав сильнейший когнитивный диссонанс, я решил разобраться в происшествии.

— Разобрался?

— Почти.

— Ну, так прибор работает?

Меня вообще-то интересует только вопрос: "Можно ли избежать флуктуаций или нет?". А крианец идёт к ответу невозможно длинными окольными путями. Не может сразу сказать. Хотя интересно, я тоже испытал такой вот диссонанс сегодня утром.

Крэс, словно собираясь ещё меня помучить, неторопливо рассказывает:

— Прибор всё ещё в стадии тестирования. И пока нет прямых доказательств, что кхунум уменьшает ошибки перехода.

Разочаровано вздыхаю:

— А я-то надеялся… Так, что тебе удалось выяснить с этим сдвигом?

— Не буду долго объяснять, но математическая модель, разработанная мной, показывает: кхунум при включении создаёт новый поток реальности, который накладывается на текущий. Они смешиваются, порождая новую реальность с новыми причинно-следственными связями.

— Ну а если не включать кхунум?

— При выключении так же создаётся новый поток. Но если не трогать кхунум, то потоки стабилизируются со временем, и система приходит в равновесие.

— Ага, и ты не смог убедить коллег не включать кхунум?

— Угадал, — Крэс сдержанно улыбнулся, — они же его тестируют и дорабатывают. Как же их уговорить? Но кроме кхунума что-то ещё влияет на потоки. Появляются непредвиденные смещения пиков активности на диаграммах, словно кхунум двоится. Что очень странно… И мало того, какой-то неизвестный параметр в будущем меняет состояние всей системы в прошлом…

— Это как? Ты хочешь сказать, что рассмотрел будущее при помощи этого кхунума?

— Нет, нет. Я говорю исключительно о математическом прогнозировании. Дело в том, что данный параметр не поддаётся никакому описанию. Он возникает как невероятное событие на кривой реальности.

— Математически невероятное?

— Да. То есть его там не может быть! Но событие появляется.

— И?

— И всё уравнение до этой точки меняется так, чтобы событие стало вероятным и смогло произойти.

— Ты сам-то понял? Типа событие из будущего изменяет прошлое под себя?

Крэс широко улыбнулся:

— Всё верно, Алексис.

— А война? Её тоже породило такое вот невероятное событие будущего?

— Нет, увы. Войну породило случайное наложение реальностей.

Вдруг сержант, сидевшая тихо и слушавшая нас, выдаёт:

— Вот так всегда, эти тупые учёные сочинят какую-то дрянь, а наша жизнь катится в задницу.

Невольно смеёмся. Спрашиваю Крэса:

— А зачем ты сегодня от своих удирал?

— Я украл кхунум.

Моя челюсть непроизвольно отвисает. Захлопываю её. Ха! Не меня было приказано взять живым. А я-то размечтался! Усмехаюсь, смотря на крианца:

— И эта штука на твоей яхте сейчас?

— Ну а где ей быть?

***

Неделю спустя сидим на инструктаже. Майор буднично говорит:

— Ну, мы рады, что капитан Щетинин снова с нами, — ребята смеются, а майор невозмутимо добавляет, — смотри, Алексей, понравится и будешь вместе с Рикки на губе вместе торчать.

— Не понравится, мэм, — бурчу в ответ под смех товарищей и замечаю злой взгляд Рикки.

Что ж, понимаю его. Над ним каждую неделю потешаются, и он тихо злорадствует сейчас, на меня глядя.

Майор ждёт, пока смешки стихнут:

— Командование решило не допускать к полётам капитана Щетинина ещё на неделю. И мне, Алексей, стоило большого труда изменить их решение. Но статус звена Стрижей понижен. Вы и лейтенант Николсон будете выполнять вспомогательную роль в сегодняшних тестированиях. Роль ведущего звена отдаётся капитану Альваресу, — Рикки при этих словах гордо распрямляется и снисходительно смотрит на Ника, затем на меня.

Я не выдерживаю:

— Мэм, крианец же говорил, кхунум опасен. Он порождает сдвиги реальности. И я бы не советовал спешить с тестированием этого прибора.

— Алексей, вы уже всем достаточно надоели со своим, мягко говоря, бредом. Даже добрались до контр-адмирала. Я ценю вашу заботу о безопасности флота, но вам бы стоило сосредоточиться на предстоящей задаче. А вот вам, лейтенант Николсон, — она недовольно смотрит на Ника, — надо вообще забыть о всяких сдвигах и более внимательно отнестись к службе. Всё ещё в лейтенантах ходите. Давно пора получить назад свои нашивки капитана.

Николсон вспыхивает и опускает взгляд. Я знаю: он понижен в звании из-за "сдвига Ника", так как надумал поругаться с командованием. И вот до сих пор не восстановлен.

Переглядываемся с ним и сидим тихо, слушаем, какая важная роль досталась Рикки Альваресу: доставить кхунум через врата в соседнюю систему и следить за его показаниями, пока все Идущие Вперёд прыгают через портал.

Правительство требовало немедленно приступить к тестированию и торопило с результатами. Нажим "сверху" породил неразбериху, столь непривычную на авианосце. Вчера спешно прибыли учёные с Земли для проведения исследований. Военные — в радостном возбуждении, настоящий ажиотаж. Все разговоры о том, что теперь ошибки врат будут сведены к минимуму. Кое-кто поговаривает о расформировании крыла Идущих Вперёд и переводе нас в обычное подразделение истребителей.

Крэс на допросах всё рассказал. Как устроен кхунум и чем опасен, но его предупреждения проигнорировали. Учёные торопились проверить работу "устранителя флуктуаций", и узнав, что Крэс — лишь рядовой учёный, а не ведущий специалист, от его мнения отмахнулись, сочтя незначительным и не подтверждённым всем коллективом разработчиков. Если крианские специалисты считали, что прибор безопасен, то почему бы земным учёным в этом сомневаться на заключительном этапе исследований? Тем более правительство не давало времени на раскачку.

И теперь для получения большого числа данных все Идущие Вперёд должны прыгнуть не менее десяти раз через врата… За один день. Да они издеваются!

Словно в ответ на мои мысли, майор с сожалением произносит:

— Я понимаю, что от вас требуют слишком много. Риск перегрузок велик, но нам надо точно установить, как работает прибор и можно ли его пустить в серийное производство, чтоб установить на всех вратах.

Вздрагиваю при этих словах. Если один кхунум перевернул мир, то что же будет, когда их наклепают тысячи? Переглядываемся с Ником, и чуть заметно киваем друг другу. Кажется, придётся активировать наш план Б, если план А — нормальный диалог с командованием — ни к чему не привёл.

После инструктажа стоим с Ником у дежурки, смотрим на рабочую суету, происходящую на палубе. Идущие Вперёд всё ещё обсуждают между собой порядок прохождения через врата, и у нас есть около получаса на план Б.

Вспоминаю, как с отчаяния вчера добился встречи с контр-адмиралом. Он с улыбкой выслушал объяснения о сдвигах реальности, и, конечно, не поверил. А уж наши утверждения, что война — результат сдвига реальности из-за кхунума, были встречены откровенным смехом.

Ник нервно крутит соломинку в руках, наконец откидывает в сторону:

— Уверен, что всё получится?

— Ну, ты же со мной. Пора.

— Ладно, тогда пошли.

Отлипаем от стены и идём в запасной док, где временно расположились учёные со своей аппаратурой. Уверенно заявляю им, что я — капитан Альварес, прибыл забрать для тестирования в космосе крианский стабилизатор флуктуаций. А сам чувствую, как у меня уши от такой наглости прижимаются к затылку. Даже хочется их рукой потрогать.

Учёные, не посмотрев на часы, засуетились с извинениями, что не успели там что-то установить. Терпеливо жду. Наконец, всё готово. Два бойца-космопеха, выделенные в помощь учёным, подхватывают увесистый ящик и несут за мной к Копью. Пока всё по плану. Себе не верю, что я иду на такую авантюру. Бойцы понятия не имеют, что я не Альварес. Видят лётную форму и нашивки капитана, думают: всё в порядке. Шесть с половиной тысяч человек на авианосце, всех знать — невозможно, а права спрашивать документы бойцам никто не дал. Они — просто помощники. На этом-то мы с Ником и построили свою стратегию.

Грузим ящик. Оружейная команда в ярко-красных комбинезонах помогает подвесить кхунум в ракетный отсек, сержант неуверенно смотрит на меня:

— Сэр, нам ещё приказали подготовить машину Альвареса, он же первым летит?

— Нет, вторым идёт.

Парень торопеет, смотрит на Ника и пожимает плечами. Он прекрасно знает: мой запасной — Ник, а не Альварес. И удивлён, что Альварес пойдёт вторым за мной. Я кидаю взгляд на временное табло. Время поджимает. Тороплю:

— Давайте быстрее, ребята!

Обхожу птичку, Михалыч стоит, ждёт меня. Салютует. Мы обмениваемся ритуальным рукопожатием. Но я, задумавшись, протянул руку с заметным опозданием. Вздрогнув, смотрим друг на друга. Ник закусывает нижнюю губу, Михалыч роняет:

— Давай, по второй попробуем, кэп.

— Нельзя, Михалыч. Всё будет нормально! Просто я задумался. Взлетать-то будем без катапульты.

Михалыч качает головой:

— И то… её ж никто вам не включит… Кэп… зря ты всё это затеял.

Вижу, дядька мнётся, видно, робеет от одной мысли: мы идём на неслыханное нарушение дисциплины. Но держится молодцом, не пасует. Крепкий у меня механик. Ободряю его:

— Брось, Михалыч. Главное, когда будут спрашивать, скажи: капитан так приказал, а ты ни сном, ни духом! Ну… свидимся, надеюсь.

Неожиданно обнимаемся, и я поднимаюсь в истребитель.

Ник бежит к своему Копью. А его механик — к пульту открытия защитных панелей. Он моложе Михалыча, поэтому решили доверить ему ответственную задачу: успеть добежать и открыть.

Михалыч подключит сначала меня, потом — Ника. У нас пять минут, чтобы свалить.

Срастаюсь с борткомом, слепну, погружаясь в мягкие объятья кокона. Когда прозреваю, Михалыча уже нет рядом: он пакует Ника. И оружейники ушли, можно включать маршевые двигатели. Сопла издают рёв, я вывожу Копьё на стартовую линию. Никто не поднимает барьеры-гасители, так что обойдусь без проверки маневровых. Неправильно всё! Руки вздрагивают, а за ними — весь истребитель, сросшийся с моей нейросетью.

Защитная стена идёт вверх, ни мигающей взлетки, ни рок-н-рола регулировщика…

Как-то неуютно становится. Да и говорят, без катапульты взлететь невозможно: из-за низкой стартовой скорости истребитель может "занести" и разбить о борт авианосца. Фигня, бывало, взлетал под огнём противника, когда вся палуба прошита выстрелами, и защитное поле почти на нуле… но, буду честен, взлетал с катапультой, уверенный: дивизион регулировщиков всё отследил, и всё под контролем.

А сейчас вот так, в обход всех инструкций и порядков… Но я убеждён, что прав. И будь что будет! Но эту дрянь — кхунум, я уничтожу.

Жду Ника, и тут воет сирена: "Несанкционированный взлёт". Вспыхивают красные сигнальные огни, защитная стена останавливается, не дойдя до верха. Натужно воют системы безопасности. Кажется, весь воздух кричит: "Остановить! Не пустить! Закрыть!"

Копьё Ника подкатывается и становится рядом на вторую позицию.

— Готов? — спрашиваю его.

— Готов.

— Тогда погнали.

Внезапно вижу регулировщика, опрометью бегущего к пульту управления. За ним — вся палубная команда взлёта. Ощущение своего предательства становится почти физическим, когда жёлтые человечки растерянно останавливаются за рёбрами боковых щитов, боясь подсунуться под наши птички.

Маршевые взревели на полную мощность, ждём несколько секунд для прогрева, смотря как тяжёлая стена опускается перед нами, перекрывая взлёт. Одновременно снимаемся с тормозов и двумя сверкающими стрелами несёмся прямо на стальные рёбра.

Ускорение непривычно мягко вжимает в кокон: у нас недостаточная тяга, но вырваться сможем.

Стальная стена — угрожающе низко. Даём форсаж и пролетаем птицами под закрывающейся стеной. Пулей — через полётную палубу и "падаем" в космос.

Скорость маловата, хоть и взлетели с перерасходом топлива. Мне кажется: Копьё тянет назад к авианосцу, так медленно идём. Ощущение, что к хвосту привязана гиря. Никакой радости, скорости и ощущения свободы. Зато безумия — хоть отбавляй. Гоню прочь навязчивую мысль: "Что ж ты делаешь, капитан?"

Бустер ускорения пуст, надо ждать, пока заполнится. Тихо ползём прочь от носителя, от серебристых букв "Русич", от криков с мостика:

— Капитан Щетинин, немедленно вернитесь на авианосец!

Погоня сможет взлететь только через минуту, а к тому времени бустер будет полон. Ник как-то обречённо говорит:

— Нам всё равно не оторваться, слишком медленно стартовали, мне придётся прикрыть твой прыжок… иди без меня.

— Отставить, лейтенант. Ты прыгаешь со мной. Не собрался же ты воевать с Рикки?

— Воевать — нет, — тихо смеётся, — задержать — да. Уж я его погоняю, будет в космосе пятый угол искать.

Смеюсь в ответ, вижу, как наполняется бустер, командую:

— Полный вперёд, лейтенант и не отставать!

— Есть не отставать, сэр, — шутливо отзывается Ник.

Ускорение наконец вдавливает в кокон с полной силой, радость скорости заполняет меня до краёв, шумно выдыхаю на пике форсажа. Теперь я уверен: всё получится.

Защитное поле взлётной палубы пошло многочисленными сполохами. С авианосца сверкающими тройками сорвались Копья, синхронно, как на параде выполнили боевой разворот и легли на курс преследования. Два звена быстро сокращают расстояние до нас: сказалась начальное ускорение при старте. Мы всё ещё не на пределе скорости, а они — уже почти на максимуме.

Ник отрывается и разворачивается им навстречу:

— Удачи, капитан! Я их сдержу!

— Да мы уже у врат! Лейтенант, отставить!

Он не отвечает и идёт на сближение, я не верю своим глазам, вглядываясь в показания приборов: Альварес, летящий первым, активирует боевую систему! Слышу приказ с мостика: "Остановить нарушителей любой ценой. Стрелять на поражение!"

Подлетаю к вратам в зону управления. Посылаю команду на открытие. Портал завихривается чёрной воронкой, ввожу координаты прыжка… а сам смотрю, как Ник втянул в бой оба звена преследователей. Чёрт… они лупят по нему боевыми лазерами! Ну, а что я хотел? Ребята выполняют приказ, ведь мы — предатели в их глазах.

Сдерживаю внутреннее негодование, или я сейчас развернусь и скажу, что сдаюсь, или… или надо идти до конца и уничтожить этот чёртов кхунум, породивший войну.

Уж больно страшные картинки мне нарисовал Крэс, рассказывая, что будет, когда начнутся масштабные испытания прибора, и куда уедет наша реальность. Оранжевый гений рассчитал почти все возможности по своей модели. И они ужасали. Нет, я не хотел постоянно переживать скачки, и видеть, как мир падает в хаос.

Передо мной крутится зев воронки, сверкают молнии вокруг пирамид … но я смотрю назад, смотрю, как ракета догоняет истребитель Ника, вторая — за ней… Короткая вспышка… Спасательной капсулы не видно! Бросаю Копьё в вихрь перехода, под торжествующий вопль Альвареса:

— Я его сделал!!

Как же хочется врезать Рикки по роже…

Космос свернулся вокруг меня. Внутри вспыхнули звёзды. Вместо эйфории — боль, я вижу разорванное тело Ника, летящее в холодном ничто… такое увидеть возможно только тут — в воронке перехода, когда ты всесилен и беспомощен одновременно. И когда весь мир на твоей ладони.

Вокруг — новый сектор.

Ник погиб… Не о том думаю… Сам себе шепчу:

— Соберись, капитан. Скоро всё кончится.

Разворачиваю истребитель и вновь открываю врата, блокируя их для той стороны. Мне нужно добраться до отдалённого пустынного уголка. Крэс говорил: выброс энергии будет чудовищным. Хватит жертв в этой войне, взрывчик можно устроить и там, где никого нет.

Врата открываются для прыжка по новым координатам, и воронка проглатывает меня, окунув в безмолвную тоску отчаяния. Нет больше звёзд, нет счастья. Я вдруг осознаю, что предал всех и всё, что мне дорого. Предал, поверив врагу… а если он всё насочинял?

Индикаторы моего состояния скачут. Ощущаю стальные иглы инъекторов, бортком готов накачать меня стимуляторами. Оставить! Иглы уходят, баритон системы информирует:

— Ваши показатели не в норме, точно не хотите их стабилизировать?

— Точно не хочу.

Осматриваю сектор. Я прибыл в расчётные координаты без всяких приключений и флуктуаций. Отлетаю от портала на расстояние, рассчитанное Крэсом, чтобы взрыв не повредил врат.

У меня есть час, пока ребята с "Русича" смогут открыть портал. Надеюсь, успею…

Добираюсь почти до центра сектора и выкидываю контейнер с кхунумом, отлетаю, и расстреливаю его ракетами. На всякий случай — тремя. Ничего не происходит, небольшой беззвучный взрыв, осколки контейнера летят в стороны. Похоже, Крэс сильно ошибался: в кхунуме не так уж много энергии. Можно было и на звезду выкинуть, не снесло бы полгалактики, как боялся крианец. А может быть, контейнер — пуст?!

Мысль не успела оформиться в крик, как на месте взрыва возникает свечение. Стремительно растущий шар белой энергии накрывает мой истребитель. Индикаторы систем взлетели красными столбиками, Копьё охвачено запредельным жаром, мигает цифра в мегакельвинах, пламя охватывает стабилизаторы, голос борткома бесстрастно сообщает:

— Температура за бортом выше предельно допусти…

Двойная боль накатывает волной, сгорает моя обшивка и кожа, лопается кокон, кипит кровь, и взрывается топливо тугими жгутами огня…

Писк систем в ушах сменяется тишиной, белый вихрь энергии — россыпью звёзд. Жар исчезает, истребитель, бортком… ничего больше нет. Абсолютная свобода небытия, и видение многочисленных потоков реальности, слившихся в белом пульсирующем шаре.

Вижу прошлое, которого не было: Альварес идёт вперёд вместо меня. Сверкает крианский сектор, вспыхивают треки ракет. Рикки сбит, Крэс перехвачен.

Кхунум сверкает в центре врат. Одних, вторых, третьих… Мир ветвится, множится, пересекается сам с собой, и тысячи Крэсов гибнут в атомном пламени, крича об опасности.

Реальности дрожат, плавятся, сливаясь в новый страшный мир. Флоты, атакующие друг друга, взрывающиеся корабли, горящие планеты.

Картинки вспыхивают, выхватывая лица и знакомые места.

И вот вижу будущее, которое создал взорвавшийся кхунум.

Михалыч, горбясь, стоит у стенки. Взгляд виноватый и слегка затравленный. Взвод космопехов синхронно вскидывает бластеры, команда: "Пли". Расстрел за измену...

Наша майор в подбитом Копьё с отчаянной решимостью падает на вражеский аванпост…

Бежит куда-то по накренившейся палубе регулировщик… мелькают в огне зелёные спецовки техников…

Горящий "Русич" неловко боком валится на голубую планету, за ним — обломки вражеского флота…

Не скованный ничем, корчусь и кричу… я всё испортил! Сплавил реальности в едином шаре энергии, и мир погибнет. Крианцы и земляне утонут в непрекращающейся войне.

Тускнеют звёзды, расплываются кляксами. Тают рукава Галактики, трепещет студнем Вселенная...

Крэс, что мы натворили?!

Мир окончательно гаснет со звёздами, планетами и реальностями…

***

— Капитан Щетинин, как слышите? Отзовитесь!

Глаза прозрели. Передо мной сектор, в центре которого сверкает яркая звезда. Вокруг — мерцает разреженное облако туманности. Сверхновая?

Вообще, где я?

Ощущаю привкус озона во рту, запах грозы. Так бортком пытается меня взбодрить.

— Стриж, Стриж, это "Русич"… Стриж, Стриж…

Почти инстинктивно отвечаю:

— Стриж на связи. Слышу чётко и ясно. Что случилось, "Русич"?

— Наконец-то!!! — ликует связной "Русича", — мы вас потеряли, капитан! Доложите о статусе объекта.

— Какого объекта?

— Стриж, с вами всё в порядке? Повреждения?

Индикаторы показывают полную работоспособность систем и отсутствие сбоев. Шкалы залиты зелёным, повреждений никаких нет. Ничего не понимаю, потому что я всё помню.

Запрашиваю своё состояние у борткома: норма. Рапортую:

— Стриж в порядке. Повторите запрос о статусе объекта.

В эфир врывается крианский вызов. Внутренне напрягаюсь и не даю борткому "добро" на связь, хотя…

Сквозь потрескивание, характерное для передачи через врата, слышу:

— Капитан Щетинин, мы вас потеряли. Ждём на точке встречи.

Какой встречи?!

Отключаю всех. Надо собраться с мыслями. Обращаюсь к бортовому журналу. Текущая задача: уничтожить кхунум. По выполнении — идти на встречу с крианской дипломатической миссией. Провести их в расположение флота Альянса, обеспечив стабильный переход.

Что?!!

Мысли растерянно повисли, последнее, что я помню: горящий авианосец. Последнее, что ощущал: вселенская боль.

Сейчас — только непонимание. Прислушиваюсь к себе: привычная мягкость кокона, ощущение мощи, дрожание двигателя… свободное скольжение в пространстве.

Бросаю Копьё в пике и вылетаю из него описав полукруг… Я — жив! И мир, кажется, тоже. Или… или это всё ещё бред умирающего сознания?

Запрашиваю предысторию. Борком услужливо вливает информацию, я, опешив смотрю перед собой. Затем включаю связь:

— "Русич", Стриж на связи. Докладываю о статусе объекта: уничтожен.

— Поздравляем с успехом, капитан! Вас заждались крианцы. Чистого пространства!

— Есть, чистого пространства.

Снова приходит вызов от крианцев. Приватный. Включаю, на связи академик Крэс.

— Алексис, привет дружище. Скажи, как оно было?

— Плохо было. А ты всё помнишь?

— Да. Как был у вас в плену и говорил с тобой. Как мы спорили, строили предположения и, наконец, ты согласился, что кхунум надо уничтожить. Ну, как всё прошло? Я, например, просто отключился у вас на гауптвахте, а очнулся внезапно почётным академиком, автором признанной теории о кхунуме и сдвигах реальности. И коллеги ничего не знают о другой ветке моей биографии. Удивительно.

Крианец тихо смеётся. Чувствую: счастлив, что так всё сложилось. Да, и рад за него. Рассказываю, как видел горящий мир и конец света. Крэс поясняет:

— То, что ты видел, Алексис, это сгорали наведённые реальности. И твоя смерть была одной из них. И… спасибо тебе, что сдвинул реальность.

— Я?

— Да, объясню позже. Видишь, я был прав. Использование кхунума приведёт к разрушению всего континуума от многочисленных сдвигов реальности. И сейчас мы оказались в мире, который признал это. Ну так вот… я нашёл значение загадочного параметра, что влиял на пики диаграммы кхунума.

— Да? И что это?

— Для вас, людей, такое будет звучать странно. Найденный параметр — воля разумного существа.

— Это какая же воля должна быть, чтоб изменить прошлое под себя? Ну ты даёшь, Крэс. Пересчитывай свои уравнения!

Невольно смеюсь от осознания, что я жив, и весь мир — тоже. Крианец тепло произносит:

— Я уже всё проверил, объясню детально при встрече на дипмиссии, капитан, — и отключается.

Сижу и глупо улыбаюсь, удерживая истребитель на траектории к вратам. Все мои друзья живы! Да, именно этого я и хотел в последнее мгновение своей жизни. Той жизни…

Нетерпеливо вызываю по приватной связи Михалыча.

— Кэп, — раздаётся в наушниках голос дядьки, — наконец-то! Мы уж тут испереживались! Ты полчаса не выходил на связь. Всё в порядке, кэп?

— Михалыч, ты не представляешь, как я рад тебя слышать. Всё в порядке!

— Ждём тебя на "Русиче", кэп. Давай, чистого пространства!

Отключаю связь, и тёплая волна разливается по истерзанному сознанию…

Звёзды привычно мигают, зовут в чёрную глубину, и тихой песней наполняется Вселенная.

Копьё легко скользит по пространству, набирая скорость. Ускорение вжимает в кокон. Разгоняю истребитель и делаю петлю, благо, никто не видит моего сумасбродства.

Смеюсь и направляю Копьё к вратам. Пора встретить крианских дипломатов, которых ведёт почётный сопровождающий и мой друг Идущий Вперёд капитан Ник Николсон.