Галактика для людей

— Зачем я тут нужен, Витя? Хочется дела, хочется куда-то лететь...

— Тебе пора к внукам, старый.

— Какие внуки? Они давно обходятся без меня. А я не могу без работы. Мне надоели бумажки, мне душно в штабе. Тянет подальше от Земли. Придумай что-нибудь?

— Тянет — это довод. Съездишь с инспекцией? Сюда, сюда… или вот сюда? Выбирай.

— Сюда.

— Хорошо. Отправляйся, адмирал. Справятся без тебя заместители?

— Чего там справляться, комфлота? Какая у меня работа...

***

Здесь очень красиво.

Я стою, прижавшись лбом к холодному пластику иллюминатора, а слева выползает Млечный путь. Алмазными реками светят рукава, прожектором сияет ядро, больно бьёт по глазам даже сквозь светофильтры. Я не отвожу взгляда. Если потекут слёзы, значит, просто не справилась защита.

Если долго не мигать, галактика начинает мерцать и переливаться, и если забыть, какая она огромная, то можно убедить себя, что ты на Земле и смотришь на ночное небо, например, в пустыне. И пусть там звёзд куда меньше, зато они так же уютно мерцают…

Млечный путь медленно поворачивается. Спустя два оборота он уходит за правый край иллюминатора. Теперь я вижу только бездну. Если дать глазам привыкнуть, в черноте зажгутся искры. С каждой минутой их будет всё больше, и космос превратится в бархат с рассыпанными на нём бриллиантами. Кажется, только протяни руку…

Здесь так красиво, что я даже не плачу.

После обзорной палубы я обязательно захожу в двигательный отсек. Там тоже есть на что посмотреть. В центре помещения, на месте гипергенератора, распустился удивительный цветок. Он напоминает орхидею, но вряд ли где-то найдётся орхидея такого густого пурпурного цвета и такой сложной формы. Ножка завита спиралью, по перекрученным лепесткам бегут бледно-зелёные, голубые и синие огоньки. Тычинки разошлись веером, и над ними дрожит-переливается марево. Папа думает — раньше это был конвертор.

Ещё папа говорит, что для яхты движок в полном порядке: системы исправны, энергетика в норме — прыгай хоть сейчас. Папа так удивляется, будто яхта виновата, что у неё нет глаз в двигательном отсеке, а мозг слабый и непонятливый! Не ставят на такие крошки, как наша — всего девятьсот тонн эквивалент-массы! — мощные машины, нерационально это и даже опасно. Я-то знаю, курсовую на эту тему на третьем курсе писала. У мозга от несоответствия мыслительных сил возможностям тела может случиться расстройство личности. И как потом летать с машиной-шизофреником?

Я трогаю тычинки — воздух сопротивляется, пружинит, покусывает руку. Забавное ощущение — словно долго сидела, облокотившись и положив голову на ладонь, пальцы онемели, и теперь в них возвращается чувствительность. Только не больно, и даже почти приятно.

Точно, конвертор. Это так действуют на нервы вихревые токи.

Бедный, как тебя искорёжило! Называется, вернулись из отпуска…

Мы были на Лазурной — лучшей планете для семейного отдыха. Родители год копили деньги, папа даже в выходные мотался по заказчикам, а мама брала работу на дом. Но не зря, не врали проспекты! Небесной голубизны океан, белый песок под ласковым солнцем, вдоль берегов единственного материка — усеянные гейзерами подножия гор. Но самое главное — летний звездопад! Раз в год Лазурная проходит сквозь метеорное облако. На экваторе космический щебень врывается в атмосферу почти в лоб, и в ночном небе расцветают сотни и тысячи фейерверков. В этом году, если считать по земному календарю, зрелище ждали в конце августа. Вадику нынче в седьмой, у меня последний курс, но побывать на Лазурной и не дождаться звездопада!.. Вот мы и тянули.

Домой мы возвращались новым грузовым маршрутом. Путепрокладчик ходил этим каналом, обозначил старт и финиш. А путепрокладчик — это такая бандура, тысяч под двести тонн эквивалент-массы. По гиперу прёт, как экраноплан по заполярному болоту. Выглаживает мелкие препятствия, спрямляет повороты. Настолько, насколько это применимо к гиперу.

Двинулись мы этим путём и нарвались на вихрь. Бывают там такие возмущения; редко. Вихрь сглотнул нашу яхту, как болотное окно незадачливого пешехода, и выплюнул в пустоту над диском Млечного пути.

Папа считает, что повезло: отдачей от перехода могло и по парсекам размазать, а так мы целы и невредимы. Только вместо двигателя теперь — этакое фиолетовое чудо! Значит, связи нет тоже.

Отправляюсь к себе: не хватает разнюниться прямо тут, у движка!

У Вадима, как всегда, приоткрыто, и оттуда несутся визг, вой, скрежет и орудийная пальба. Братик только рад дополнительным каникулам и отрывается вовсю. По каюте бродят прозрачные монстры, обвешанные жуткого вида оружием. Вадик проходит очередной уровень «Галактики для людей». И крутится, и размахивает руками в виртуальных перчатках! Будто совсем не боится. Будто знает.

Вот и моя каюта! Когда за спиной схлопывается диафрагма люка, я вижу Его лицо. Боиньу Рикарду! Плакатами оклеена вся внутренняя стена. Вот он прорывается к воротам, на ногах вздулись мышцы, сбоку спешит защитник — ему не успеть… Вот Бонюшка завис в прыжке, сейчас он вколотит мяч в сетку головой… Вот в борьбе вытянулся в струну; глаза горят!.. А прямо напротив двери — мой самый любимый плакат: Рикарду спокойно стоит и смотрит мне в глаза, чуть прищурившись, серьёзно, но с еле заметной смешинкой, и чёлка падает на лоб. Словно говорит: «Не дрейфь, мелкая, прорвёмся!». И пусть сто миллионов девчонок в галактике сходят по нему с ума, но я знаю, что так Рикарду улыбается только мне.

Прорвёмся… Мы здесь уже порядком, а помощи всё нет и нет. Неужели я не попаду на кубковый матч? Я так старалась раздобыть этот билет! Осталось всего ничего. Там будет Рикарду, и потом он выйдет к фанатам, он всегда так делает, а как же я?

В груди становится горячо-горячо, я больше не могу держаться и реву, как десять коров сразу…

Как хорошо, что в каютах у яхты тоже нет глаз!

— Почему их до сих пор нет? — шепчет мама. — Не может быть, чтобы нас не услышали. Ты точно отправил СОС?

— Конечно, Мила, — отвечает папа. — Яхта делает это сама.

Звуковой канал действует везде, я подключилась к нему и слушаю родителей. Уже четыре года я учусь на кибернетиста, поэтому сложностей тут никаких, разве что немножко стыдно. Да, я слишком любопытна, и таким варварам щемят в дверях носы, но должна я знать, увижусь ли с Рикарду хоть когда-то?

— Тогда где они?! — тихо кричит мама. — Вадику нельзя пропускать, ты же знаешь, какой он впечатлительный, как плохо переносит неудачи. А что подумают учителя? Начнут к нему придираться, и полугодие потеряно… Ему нужно в школу. И у Марины важный год. Придумай что-нибудь!

Раньше я обижалась, что мама любит Вадима больше меня. Вадик то да Вадик сё… Про Вадика целая тирада, а я как добавка. И Марина! Сейчас я тоже обижаюсь, но меньше. «Глупости!» — будто говорит Боня с плаката, и я соглашаюсь. Конечно, глупости, так, неприятно чуть-чуть — и всё.

— Сколько мы будет тут сидеть? — мама повышает голос. Скоро она начнёт обличать. Как же я не люблю эти их ссоры! — Месяц? Два? Или, может быть, год?!

— Милочка, — папа медленно вздыхает. Он всегда так делает, когда уверен, что к нему относятся несправедливо, — мы вместе смотрели регистр. Где и могли принять наш сигнал, так на грузовой базе Разведфлота. Ты представляешь, что такое автономная магистральная баржа?

— Тенин! — говорит мама скрипуче. — Забыл, что я дипломированный штурман?

Это вторая стадия ссоры. Фамилия как обвинение. Мы с Вадиком тоже Тенины, и нам, бывает, тоже достаётся. Мама-то у нас Юсупова, и она очень гордится древностью рода. «А вы, Тенины, разночинцы, — говорит в шутку, но и чуточку всерьёз. — Зачем я с вами связалась?». Если дойдёт до третьей, мама станет демонстративно выкать и величать по отчеству. Меня в такие моменты тянет испариться без следа: умеет она нагнать холоду.

— Тогда посчитай, — отвечает папа, — сколько будет стоить прыжок такой баржи. Сначала к нам, а потом обратно. Эквивалент-массу помнишь или подсказать?

Мама молчит. Наверное, вспоминает эквивалент-массу, оценивает сумму…

Я помню формулы, это был прошлый семестр, и мы проходили спасение в открытом космосе. Сумма получается огромная, несусветная! Чтобы её покрыть, не хватит никакой страховки. Яхты тоже не хватит.

Сигнал не затерялся в гипере. Его приняли, но посчитали наше спасение слишком дорогой затеей. Нас списали, как старый халат или сгоревший прибор. Какой-нибудь полковник или даже генерал покачал печально головой, хмыкнул — и отправил гиперграмму в архив. Я представила этого чинушу: наверняка у него грязные, сальные волосы, на воротнике перхоть, мешки под глазами и красный нос. И он им постоянно шмыгает. Есть такие люди, не желают вовремя лечиться. Ходят и сеют вирусы. Ненавижу разведчиков!

Мы зависли тут навечно, и вся моя компания — это мама, папа и прыщавый братик; я их, конечно, очень люблю и всё такое, но прожить так всю жизнь? А потом состариться и умереть, так и не познакомившись с Рикарду?!

Как не хочется, чтобы папа оказался прав!

— Это неправильно! — не верит мама. — И зачем посылать баржу? Они могли отправить сигнал дальше, на базу спасателей… Кто-то же должен за нами прилететь?

— Никто не прилетит, Мила.

— Почему же?!

— Слишком далеко. Там ведь не только масса, но и расстояние. В формуле. Далеко нас занесло-то, галактику видим со стороны.

Папа говорит спокойно, подбирает слова. Не представляю, чего ему это стоит. Он у нас молодец, хоть и разночинец.

— Объясняешь? — заводится мама. — Что же за жизнь за такая?! Все копейки считают, из-за копейки удавятся! А ты всех оправдываешь, всегда причину находишь! Какую бы гадость нам ни сделали, ты на их стороне. О детях подумайте, Михаил Петрович!

— Я подумал!

У папы срывается голос:

— Я раньше злился, ненавидел, теперь понял — они не злые, просто рациональные. И когда говорят: «Галактика для людей», это просто красивый и пустой лозунг. Никто нас не спасёт, если мы не позаботимся сами… Мы прыгнем. Подождём несколько дней и прыгнем.

— Миша, ты что несёшь? — от удивления мама успокаивается. — Куда мы прыгнем и как?

— Куда-то, — говорит папа. — Яхта думает, что привод исправен, просто отрубило систему ориентации в гипере. Без неё прыгать нельзя, но Марина, наверное, сможет запрет отключить. Сможешь, дочь? Я же знаю, что ты слушаешь.

— Аха-а… — от смущения я не сразу нахожу, что ответить. — Смогу, папа.

— Мариночка! — ахает мама. — Как тебе не стыдно!

Если смотреть снаружи, то здесь ещё красивее. И честнее: ведь с внешней обшивки сразу видно, что не галактика кружит вокруг яхты, а мы кувыркаемся рядом с ней. Какие-то шесть тысяч парсек, рукой подать. Где-то там Земля, наш дом. Если в этом буйстве света найти отразившийся от Земли лучик, то он покажет волосатых, одетых в шкуры первых людей. Они живут просто и недолго, охотятся на мамонтов, бьются с пещерными медведями и саблезубыми кошками, не брезгуют и соседом из другого племени. Звёзды для них — глаза предков и богов.

Меня пробирает дрожь. Между нами тысячелетия, но кажется, что мы живём одновременно. От этой мысли кружится голова. Они смотрели на небо, давали звёздам имена, они мечтали увидеть их вблизи, и только поэтому я могу смотреть на эти звёзды из-за пределов Млечного пути.

Галактика расплывается перед глазами. Мне жутко, я пришла сюда попрощаться. Так, на всякий случай. Никто не знает, куда мы попадём, и попадём ли вообще. Может, вынырнем в короне звезды, может, останемся на месте. Я завидую брату. Узнав о нашем решении, он хмыкнул, сказал: «Круто!» — и вернулся к игре. «Не парьтесь, предки! Всё будет хорошо», — заявил, когда папа начал говорить о возможных опасностях. Счастливый человек.

У нас часовая готовность. Перед тем, как вернуться в шлюз, я смотрю на Млечный путь, и он начинает приветливо мерцать, словно тоже смотрит на меня. Мне не хочется плакать, это просто слабые фильтры…

Галактика мигает всё сильнее, потом начинают ныть зубы. Кожу щиплет, будто с мороза, а следом по телу катится горячая волна. Космос вокруг беззвучно стонет от боли, сминаемый великанской рукой. Звёздные рукава пляшут, распухают, а потом рвутся, открывают бездонный провал гипера. Оттуда торжественно выдвигается чудовищно-огромная чёрная тень.

Корпус яхты подрагивает: кто-то вышел наружу и встал рядом со мной.

Дыра в пространстве схлопывается, гость расцвечивается огнями и обретает объём. Это модульный танкер серии «Зевс», два миллиона тонн эквивалент-массы. Обшивка по большей части снята, модулей и трюмов на положенных местах нет, и Млечный путь выглядывает сквозь решётчатые фермы корпуса. Привычный вид жилой надстройки нарушают пятна краски и грубые сварные швы. Сквозь них просвечивает название: «ПЕРУН». Единственный оставшийся грузовой модуль обращён к нам приоткрытыми воротами. Такая яхта, как наша, поместится в нём легко, и не одна.

— Пойдём, Марина, — звучит в наушниках растерянный папин голос. — Нас приглашают швартоваться.

Мы стоим у яхты, а из дальнего угла трюма к нам спешат трое в форме, среди них врач. У него озабоченное лицо, а в руках саквояж.

— Больные, раненые есть? — говорит вместо приветствия старый сухощавый адмирал.

Папа торопливо мотает головой.

— Хорошо, — адмирал улыбается. — Майор, вы, к счастью, не нужны. Можете идти!

— Позвольте представиться! — продолжает адмирал. — Меня зовут Алексей Михайловский, я временно командую этим хозяйством, — он делает неопределённый жест рукой, — и ближайшие несколько дней, пока шторм не совсем утих, вы погостите у нас.

— Шторм?.. — повторяет за ним папа.

— Спонтанные разрывы связности, — объясняет Михайловский, — очень сильные. Так говорят мои специалисты. Что поделать, обычных слов им не хватает, — адмирал улыбается. — Каналы опасны для навигации, связь неустойчива. Мы поймали ваш сигнал чудом. Вы Михаил Тенин, капитан и владелец, мадам Милена и мадемуазель Марина. Рад знакомству! И, конечно, Вадим Тенин, будущий профессор математики, наверное? — он залихватски подмигивает Вадику.

— Хай! — Вадим солидно машет рукой.

— Вот и отлично! Милена Станиславовна, я заберу ненадолго вашего мужа? Нам нужно кое-что обсудить. Логи бортжурнала у вас с собой, Михаил?

— Конечно, — папа пожимает плечами и нерешительно смотрит на маму.

— Отлично! — повторяет адмирал. — Лейтенант Игорь Оверро остаётся с вами.

— Игорь! — беру я быка за рога, когда папа с адмиралом уходят. — Это тот самый Михайловский, который утихомирил Семью?

— Да, — кивает лейтенант.

— Здорово! — кричит Вадик. — Он покажет мне свои ордена?

— Если хорошо попросишь, — смеётся Оверро.

Он лопоух, белобрыс и веснушчат, но у него такие обаятельные ямочки на щеках, что я тоже начинаю улыбаться.

В ожидании спокойного гипера мы с лейтенантом третий день гуляем по кораблю. Вадик завис на оружейной палубе, мама лечит нервы старыми фильмами, папа занят с адмиралом, поэтому Игорь развлекает меня одну. Ему нравится этот внезапный отпуск, и Оверро таскает меня по самым странным местам.

Сейчас мы стоим в отдельном ангаре, наспех оборудованном под двигательный отсек. Гипергенератор прихвачен к полу обычными, только очень большими болтами. В одном месте болтов не хватило, и угол станины посажен на монтажный клей. Здесь холодно, изо рта идёт пар. Я провожу по ближней стене рукой: она плачет конденсатом, за ней — космос.

— Когда пришёл сигнал, — рассказывает Игорь, — мы занимались плановым капремонтом. Представь: пустая база, только «Перун» и пара ремонтных ботов, на которых даже внутри системы не прыгнешь! Гипергенератора нет. Когда начался шторм, мы как раз ждали транспорта с новым двигателем. Пришлось снимать с консервации вот это, — он пинает станину, — маломощное старьё. Ох, и гонял нас Сергеич… Совсем раздели бедного «Перуна», зато смогли донырнуть до вашей птички! И даже не опоздали.

Он расписывает в красках случившийся из-за нас аврал, а меня грызёт злость. Тогда, в первый день, папа вернулся от адмирала растерянный. «Нет, — ответил он, — яхта остаётся у нас. Оказывается, мы столкнулись с новой разновидностью вихря. Ещё оказывается, флот хорошо платит за такую информацию. Так представляете, адмирал потребовал, чтобы в заявке стояло и его имя!» — «И что ты?» — спросила мама. — «А разве я мог отказаться?».

Лейтенант так раздувается от гордости за своего адмирала, что я не выдерживаю.

— Это он из-за денег, — ехидно говорю я и добавляю всё прочее, что положено в таких случаях. Про то, как я зачитывалась в детстве описанием его подвигов, как мечтала встретиться, и каким он оказался на самом деле. И, чтобы добить, припечатываю: — Да если бы твой Сергеич не думал подзаработать, никуда бы вы не полетели… Каждую копейку считаете и из-за копейки удавитесь!

— Ну, ты даёшь, мать! — отвечает Игорь скучным голосом. — Ты только при нём не ляпни.

— А то что, арестует?

— Ничего, просто глупо будет. Головой подумай, — кажется, он обиделся. — Откуда Сергеечу знать, что там с вами случилось? В сигнале сведений всего ничего — регистрационный номер вашего корыта и пара координат, старт да финиш. А что в заявку имя вписал, так нужно ему расходы возместить? Всё, экскурсия окончена, двинули назад, мадемуазель!

Возвращаемся молча. Лейтенант пыхтит и играет желваками. Ишь, злится.

Возле яхты его прорывает:

— Запомните, Марина Михайловна, — говорит Игорь, хмуро глядя мимо меня, — эта галактика — для людей. Никто не будет брошен, никто не будет потерян! Каждого человека мы будем искать и найдём. Сколько бы это ни стоило! Прощайте!

Что за манера — выкать...

Он козыряет и уходит, не оборачиваясь. А я стою у трапа как дура.

Вечером я понимаю, что идиотка, что папа необязательно прав, мир может быть лучше, чем он пытается нас убедить, и что надо обязательно извиниться, но день уже кончился, и я решаю отложить извинения на утро. Я не забуду, я же не хочу остаться в его глазах глупой курицей?

Я смотрю в темноту, на плакат с Рикарду и вдруг понимаю, что не помню его лица! Перед глазами крутятся веснушки блондина Оверро, его голос и его слова: «Галактика для людей». Наверное, так и надо, понимаю я.

Как хорошо, что успела записать его номер. Обожаю разведчиков!

… И убрать Боню со стены!

***

Замначфина флота листал отчёт Михайловского, поглядывая на того сквозь ресницы. Старый адмирал сидел прямо, не касаясь спинки и подлокотников кресла. Документы, похоже, что из вредности, он оформляет только на бумаге. Алексей Сергеевич ждал разноса, готовился спорить и ругаться, и замначфина послушно опустил уголки губ. Теперь на его лице недовольство и брюзгливость.

Замначфина — импат.

— Не понимаю, как у вас раньше принимали такое, — он выплюнул последнее слово, как несвежий кусок, случайно попавший в блюдо, — Надо разогнать аудиторов. Форменное вредительство. Это было обязательно — прыгать именно на «Перуне»? Вы не могли найти другое судно?

Михайловский дёрнул веком. Замначфин почувствовал, что адмирал едва сдерживается, чтобы не сообщить выскочке и крысе канцелярской, как следует называть боевые корабли.

— Мы получили сигнал СОС, — сказал Михайловский, — мы спасали людей. Там всё есть!

— Это слова, адмирал, — скучно ответил замначфина. — А это, — он постучал по бумаге, — деньги. По какой статье прикажете списывать эти миллионы?

— По статье Устава «Спасение в космическом пространстве»! — сказал адмирал.

— Демагогия! — взорвался замначфина. — Вы пользуетесь знакомством с комфлота! Мне приказано не обращать внимания на ваши безобразия, а как, — он подхватил бумаги Михайловского двумя пальцами и потряс ими перед лицом старика, — это сделать — не приказано! Идите, адмирал!.. Зачем вы вообще пришли ко мне? Почему вы, как обычно, не отнесли эту филькину грамоту моему заму?

— Обходной лист. На отпуск. Я собираюсь в отпуск, на Лазурную. Как входящий в высший комсостав, обязан завизировать у должностного лица в должности не ниже…

— Знаю! Давайте…

Замначфина замер на секунду, а потом кинул на заявление быстрый вензель.

— Всё? Разрешаю, уходите, наконец!

Глядя в зеркало на дверях опустевшего кабинета, замначфина медленно привёл лицо в порядок. Выйди с такой рожей в коридор — половина управления разбежится, а половина — попрячется.

Не переиграл ли он? У старикана фантастическое, сверхестественное умение оказываться там, где может что-то произойти. Но его нужно подогревать, создавать вокруг обстановку нервозности, недоверия, оппозиции.

Замначфина вывел на отчёте: «Списать» и положил в секретарскую папку. К исполнению — и в архив. В таком деле деньги не считают. Надо спасать даже таких импириофобов, как старший Тенин. Они не дают закиснуть в довольстве, и тем крайне полезны. Впрочем, это уже перехлёст, какая польза?

У замначфина ослабли колени: они могли потерять Вадима Тенина — потенциально сильнейшего прогностика современности. Знал об этом старик, срывая в прыжок «Перуна»? А если бы на его месте оказался другой командир? А как бы поступил он сам?

— Соедините с Лазурной, майор, — приказал замначфина в селектор.

Надо предупредить жену, пускай возвращается. Не зря же Михайловского потянуло на курорт?