Фрагмент

— Зачем? Зачем?.. — Он беспомощно поднял плечи. — Да, ты спрашивала меня… Если бы я только мог тебе ответить. Но я не знаю ответа. Просто — не знаю. Может быть, я последний ученый, может быть — последний художник. Я не знаю сам, чего я добиваюсь. Просто… я не могу не делать того, что делаю. Ты в состоянии меня понять?

Герберт Франке. «Последний программист»

Бездна

Если долго смотреть в пропасть — она сама взглянет на тебя… Это Ницше. И именно эти слова каждый раз приходили на ум Торну, когда он сидел на краю обрыва после очередного рабочего дня. И так почти уже три года…

Он вспомнил сейчас, как долго выбирал среди скал место под строительство центра, пока не наткнулся на глубокий — дна не видно — обрыв с почти вертикальными краями. Зияющий провал идеально подходил для будущих испытаний.

Основной корпус лаборатории построили здесь же, оградив обрыв по периметру. Лишь одна бетонная полоса уходила от стартовой площадки в обрыв, вертикально сливаясь с его жутковато прямыми стенками. Как раз через нее Торн обычно вечером и попадал за ограждения, где среди вечнозеленых кустарников подолгу сидел в одиночестве, свесившись над краем каменной пропасти. Роскошный жилой комплекс оставался позади, редкий шум доносился оттуда приглушенно. В эти периоды Торн сливался с каменными глыбами, впрочем, не ощущая себя песчинкой в этом странном мире.

Торн

Порой Торн удивлялся, почему он не стал профессиональным автогонщиком, летчиком или, на худой конец, альпинистом — чувство опасности притягивало его словно магнит. У него было только одно объяснение этого феномена: желание разбираться в неизвестном побороло стремление к приключениям. Торн обладал удивительной способностью правильно оценивать ситуацию.

Его родители не смогли дать сыну достойное образование. Знания он черпал из других источников. Прочитал кучу книг — в большинстве своем абсолютно бесполезных. И когда отец с матерью погибли в нелепой авиакатастрофе, он — тогда пятнадцатилетний парень — смог найти применение своим способностям.

Сейчас трудно вспомнить, как именно он заработал свои первые большие деньги. В основном он помогал старшим и более опытным приятелям открывать свое дело. Порой он ничего не понимал в разрабатываемом проекте, но неизменно доводил его до коммерческой стадии, выбрав верную стратегию. Торн не переставал удивляться, почему другие не видят оптимальный вариант развития бизнеса — для него он вырисовывался сразу.

Его партнеры, в большинстве своем, обладая знаниями, умениями и перспективными технологиями, не могли реализовать и сотую часть своего потенциала. Советы, которые он им давал, ему ничего не стоили, а приятели на глазах становились миллионерами, деля с ним хлынувшую прибыль.

Впрочем, Торн занимался этим не только ради денег. Вскоре почти все заработанное он стал вкладывать в новые проекты. Благодаря умелому распределению задач между университетами и научными центрами, а также из-за умения тонко чувствовать передний фронт технологий, Торну удалось добиться впечатляющих результатов. Немало крупных фирм с огорчением наблюдало, как результаты, полученные десятком талантливых студентов под руководством Торна, ставили крест на их многолетних крупномасштабных разработках.

Торн не только хорошо платил своим сотрудникам, но и инвестировал крупные суммы в оснащение университетов. Несколько из них не преминули присвоить ему звание почетного профессора. И лишь позже, узнав, что у него не было даже высшего образования, в срочном порядке уговорили защитить диссертацию. Торн лишь усмехался: он ничего не имел против титулов и званий, ему просто было жалко тратить драгоценное время. Впереди вырисовывался по-настоящему новый проект.

Торн все чаще ловил себя на мысли, что то, чем он занимается, так и не позволило ему, в конечном счете, создать хоть что-то принципиально новое. По сути, все его проекты сводились лишь к доработке и оптимизации уже существующих технологий. Он, словно искусный настройщик, отлаживал отдельные детали одного огромного механизма, причем механизма весьма несовершенного. Воплощая свои идеи на практике, Торн как бы добавлял смазку в особенно неэффективно работающие узлы кем-то запущенной машины. Работа, затрачиваемая ранее впустую, высвобождалась и приносила Торну и его компании немалые дивиденды. Но это не была новая сила. Торн исправлял чужие ошибки, не забывая, впрочем, про чувство меры, дабы высвобождаемый поток энергии не причинил вреда.

И мысль о создании чего-то своего, принципиально нового и неотягощенного прошлым, все чаще приходила ему в голову.

Проект

Торн не любил прессу, и особенно — журналистов. Неудивительно, что большинство печатаемых о нем материалов ничем не были подтверждены. Однако статья, напечатанная в одном весьма авторитетном научном журнале несколько лет назад, была воспринята почти как документально подтвержденная версия. Известный журналист анализировал интерес Торна и его исследовательского центра к изучению явления антигравитации. Еще двадцать лет назад Торн якобы явился свидетелем того, как высокая яблоня в саду неожиданно надломилась (видимо, от старости) и начала заваливаться на песочницу, где в это время играл его трехлетний сын. По всем законам физики Торн не успел бы добежать до того злополучного места. Однако он успел. Огромный ствол несколько секунд, словно удерживаемый неведомой силой, неподвижно висел над мальчиком.

Неизвестно, хотел ли автор статьи провести аналогии с Ньютоном, сидевшим под яблоней, но согласно его версии, именно после этого случая Торн решил всерьез заняться теорией антигравитации.

Попытки создания антигравитационных устройств предпринимались еще в 19-ом веке, если не раньше, но дальше подпрыгивающих механизмов с вращающимися эксцентриками изобретатели не шли.

Доминирующим учением в то время была теория гравитации на основе представления об эфире — универсальной среде, заполняющей все пространство. Частицы эфира ударяют со всех сторон равномерно, но со стороны Земли часть из них задерживается, и нас поэтому подталкивают к Земле частицы с других направлений. Нечего говорить — эта теория очень наглядная, но привела к неразрешимой в ее рамках проблеме объяснения отсутствия нагрева планет вследствие бомбардировки частицами эфира. По этой теории, для экранировки гравитации надо сделать зонтик из особого вещества (так называемый кеворит Уэллса ), и тогда давление эфира вызовет движение в направлении зонтика.

В двадцатом веке гениальный Эйнштейн попытался дать более глубокое объяснение гравитации, заменив понятие о поле гравитации понятием о кривизне пространства вблизи массивного тела. В кривом пространстве естественное движение тоже кривое, неравномерное, тела как бы скатываются в пространственную яму.

Во второй половине двадцатого века изобретатели перешли на эксперименты с вращающимися электромагнитными полями. На смену механизмам с вращающимися эксцентриками пришли намагниченные диски из высокотемпературного сверхпроводящего керамического материала из сплава оксидов меди, иттрия и бария.

Исследования двадцать первого столетия были связаны, в основном, с попытками обнаружить антигравитацию в масштабах галактик. Астрономами давно установлен факт разбегания галактик друг от друга. По гипотезе Большого взрыва, основанной опять же на теории Эйнштейна, такое разбегание обусловлено раздуванием пространства-времени, начавшегося с момента образования Вселенной. Это похоже на воздушный шарик с рисунком: шарик надувают и детали рисунка разбегаются. Однако новая физическая гипотеза, основанная на предположении о существовании в космосе областей с энергией, вызывающей антигравитацию, расположенных между галактиками, так и осталась гипотезой.

Работу над проектом Торн начал по уже отлаженному сценарию. Задания были распределены среди ряда лабораторий по всему миру. Умело координируя их работу, Торн смог далеко продвинуться в этом направлении. Удивительно, но постоянных штатных сотрудников в этот период у него было не более десятка.

Время шло, и вдруг неожиданно для всех Торн принялся уходить от привычной схемы работы. Чувствуя непонятно откуда взявшуюся тревогу, он начал срочно заменять распределенный режим функционирования на централизованный. Его компания перестала заказывать разработки у сторонних организаций и начала готовить личные кадры специалистов. Был составлен крупномасштабный проект на постройку собственных производственных мощностей. Отныне многие экспериментальные установки было решено не арендовать, а создавать своими силами.

С экономической стороны все это выглядело, мягко говоря, безумно. Торн не любил, когда считали чужие деньги. Его называли самым богатым человеком то страны, то чуть ли не всего мира. Но только благодаря накопленному капиталу у него получалось воплощать такие рискованные проекты в жизнь.

Аналитики разводили руками, когда видели астрономические затраты компании. Торн никак не комментировал свою финансовую стратегию. Ценой падения стоимости акций компании он старался добиться одного — стать по возможности независимым от внешних обстоятельств. Ничто не должно было помешать завершить им начатое.

Впрочем, тогда ничего и не предвещало осложнений…

Симптомы

Первые симптомы появились спустя год. Известные волнения в Китае, серия землетрясений на Ближнем Востоке, очередной обвал мирового фондового рынка, ядерная катастрофа во Франции, возврат холодной войны с бывшей Россией — все это парализовало деятельность транснациональных компаний, в том числе функционирование исследовательских центров.

Если к этому времени империя Торна не обладала бы достаточными собственными мощностями, то на проекте «антигравитация», конечно, пришлось бы ставить крест.

Мир к своему ужасу понял, каким зависимым и беззащитным он стал. Проблема одной страны или отдельной отрасли незамедлительно сказывалась на всем мировом порядке. Эффект падающего домино разносился по планете с устрашающей скоростью. Человечество платило за дифференциацию…

Но империя Торна выстояла. Разработки замедлились, но не прекратились ни на день. По большому счету ему и его сотрудникам было уже неинтересно, к чему приведет той или иной конфликт в мире — они работали, чтобы успеть…

Дэн

— Отец, — раздался молодой мужской голос. — Отец, где ты?

Торн вышел из оцепенения, с удовольствием потянулся и встал с края обрыва. Дэн стоял у дороги, и густые ветки деревьев почти заслоняли его. Чуть поодаль, присев, Мэгги собирала букет из полевых цветов.

— Мама ругается, — добавил Дэн. — Ужин уже давно готов.

— А ты? — рассеяно спросил Торн.

— Уже поел. Мы с Мэгги собрались в наш лес. Ты придешь потом?

— Да, — ответил Торн, продолжая пребывать в легкой задумчивости. — Да, конечно.

— В седьмой лаборатории пообещали, что к концу недели подготовят полный отчет по влиянию частоты высоковольтных коронных разрядов на вес образцов, — поделился Дэн напоследок. — Я, честно говоря, не верю в существование микролептонов и подобных гипотетических частиц, но будет не лишним это окончательно доказать.

Торн проводил взглядом молодых: золотистые пряди Мэгги светились в лучах заходящего солнца, удачно гармонируя с иссиня-черными волосами Дэна.

Наш лес…

Лес

Дэн боялся высоты. Каждый раз, когда Аделаида посылала его найти отца, он, зная, что тот наверняка сидит у обрыва, звал его, не доходя до края добрую сотню шагов.

Зато Дэн любил лес.

Лес здесь был кругом.

Вначале они ходили туда ежедневно вдвоем с отцом — Аделаида сидела вечерами дома — а потом и втроем, когда в его жизни появилась Мэгги.

Незаметно для себя, они все трое влюбились в лес. Каждый по-своему.

Торна завораживало пение птиц. Было непонятное сильное ощущение, что пение как-то связано с обрывом, куда он так любил вглядываться.

Словно все вокруг — единое целое, гармонично пульсирующее в такт движению Солнца, фазам Луны и ритму собственного сердца. Один Вкус .

И лес тоже жил этой жизнью, и дышал каждой прожилкой своих листочков, нисколько не возражая против присутствия прибывших сюда людей.

Раньше в Центр часто приезжали новые сотрудники, как правило, со своими семьями. Уже тогда было понятно, что разработки займут не один год. Мэгги тогда было шестнадцать. Дэн досрочно заканчивал университет. Тема его диссертации носила весьма абстрактный характер, но многие компании хотели бы видеть молодого специалиста в своих стенах. Дэн сделал выбор в пользу базы отца.

Фрагмент

Пока Аделаида подогревала ему остывший ужин, Торн, откинувшись на спинку плетенного стула, листал один из бумажных журналов. У него была громадная библиотека, почти полностью состоящая из тех — прежних — книг.

Свежую информацию почерпнуть из них было сложно, да и кто сейчас знал, что такое информация, тем более свежая?

Книги были интересны сами по себе: ты словно читал о чем-то далеком и нереальном, осознавая при этом, что сам был живым свидетелем тех дней.

Датированная несколькими годами назад, аналитическая статья называлась «Вестник новой эпохи».

Торн прочел:

"Наше поколение стало свидетелем и активным участником очередных фундаментальных изменений социально-политической и экономической жизни. Уходящий мир был эпохой, в которой единицей построения социальной жизни людей являлось национальное государство. То была эпоха господства индустрии, с ее железными дорогами, заводами и сырьем.

Начало XXI века принесло с собой размывание границ национального государства, которые в целом становились все более прозрачными для перемещения информации, капитала, услуг, товаров, людей (впрочем, как наркотиков и болезней).

У нас на глазах сформировалось мировое сообщество, построенное по сетевому принципу, что предполагает рассредоточение производственных, образовательных, научных и финансовых структур по всему земному шару, а также их концентрацию на небольших территориях, образующих межсетевые узлы и являющихся эдакими воротами в глобальный мир.

Историческое значение Интернета в том, что именно ему выпала честь уничтожить последние границы между государствами и положить конец культурной обособленности различных народов и цивилизаций.

И зря национальные правительства начала XXI века во всем мире цеплялись за власть, не желая осознать очевидное: Мир стал единым. Действительно, о какой национальной обособленности можно было говорить, когда с помощью того же допотопного Интернета создавались трудовые коллективы, когда ежесекундно огромные информационные массивы облетали мир, уже тогда становясь относительно легко доступными сотням миллионов людей?"

Торн задумчиво отложил журнал.

Сейчас сложно было точно определить, когда впервые начались явления. Для Торна отправной точкой служила публикация в журнале: короткое и неприметное сообщение о якобы революционном прорыве в теории обработки сигналов. Речь шла о вейвлет-анализе, разработанном в свое время математиками для решения задач, оказавшихся не по зубам традиционному анализу.

Распознавание речи, создание эффективного искусственного зрения, анализ фрактальных свойств ДНК человека, обработка сейсмических сигналов и данных атмосферных событий — вот далеко не полный список прикладных областей для вейвлет-анализа.

Неудивительно, что сразу после формирования необходимого математического аппарата возникла мода на вейвлеты и замаячил призрак огромных денег. Службы безопасности с их колоссальной базой отпечатков пальцев, телевизионные станции с огромным трафиком цифровых передач высокого разрешения — все были готовы платить за эффективный способ сжатия информации.

Однако для каждой прикладной задачи следовало вначале отыскать свой, наиболее приспособленный набор коэффициентов вейвлет-разложения. А вот это уже являлось делом очень большой удачи, ибо простой их перебор был не по силам самым современным суперкомпьютерам, простого же алгоритма отыскания этого десятка чисел не существовало.

Поэтому настоящей сенсацией стало сообщение одной из компаний (занимающейся, в общем-то, исследованиями совсем другого рода) о нахождении оптимального набора коэффициентов разложения.

Согласно просочившимся слухам, искомый перечень чисел и фрагмент вычислений были случайно обнаружены в бумагах одного из рядовых сотрудников компании, ранее вроде бы не проявлявшим особого интереса к абстрактным наукам. Судьба этого служащего неизвестна, но математикам так и не был представлен алгоритм вычислений.

Компания, не зная до конца, что делать с подобной находкой, поспешно продала эту информацию сторонней фирме за баснословные по тем временам деньги и… прогадала. Экономический эффект от внедрения новой технологии превзошел самые оптимистические прогнозы!

А вот дальше началось самое интересное. Одна за другой компании принялись объявлять о долгожданных прорывах в той или иной области. Причем ни одна из них не занималась разработками в этих областях!

Если бы не масштабы подобного явления, то неминуемо встал бы вопрос о промышленном шпионаже. А так не было даже времени составить грамотный иск о защите интеллектуальной собственности.

Прогресс, и без этого не стоявший на месте, стремительно рванул вперед.

Беспроводная передача энергии на любые расстояния, дешевое и экологически чистое топливо, эффективные способы борьбы с засухой и другими неблагоприятными климатическими условиями, наконец, победа над многими заболеваниями — все это вдруг мгновенно стало достоянием всего человечества. Причем даром.

За одно десятилетие прекратились крупномасштабные войны. Деньги, естественно, потеряли свое основное предназначение, ибо доступные теперь ресурсы превышали все разумные потребности населения.

Политики заговорили о наступлении рая на Земле, а проповедники — о знамениях, предвещающих конец света.

В конце концов наступил, похоже, все-таки рай. Впрочем, Торн не знал точно, какой он на самом деле, поэтому его не покидало ощущение, что это не совсем рай. Странный какой-то рай, похожий на конец света, что ли… Или конец света, окончившийся раем? Черт!

Короче, жизнь изменилась очень круто. Веками сложившийся уклад жизни обитателей планеты перевернулся с ног на голову. Людям не надо было более трудиться в поте лица. Результаты работы появлялись там, где работы как таковой не было вовсе. Хлынувшее изобилие атрофировало почти всю активную деятельность человечества.

Удивительно, но работать стало не просто бессмысленно, но и вредно! Одиночки, продолжавшие трудиться, рисковали остаться голодными, в отличие от тех, кто, раскрыв рот словно кукушонок, терпеливо ждал небесной манны.

Корпорация Торна, несколько лет выдерживавшая постоянные мировые катаклизмы, оказалась в гораздо более сложной ситуации.

Торн знал, как бороться с трудностями и идти против ветра, но что делать в сплошной пустоте и вечном штиле? Он ощущал себя затяжно прыгнувшим с парашютом в кромешную тьму и вакуум.

Понятно, что почти все мировые исследовательские центры закрылись за ненадобностью. У корпорации Торна теперь не было ни коллег, ни оппонентов. Впрочем, конкуренция была, и еще какая! Каждый день Торн с замиранием сердца ожидал, когда объявится новость об открытии эффекта антигравитации каким-нибудь лодырем, отродясь не державшим в рукам даже учебника по физике. Но время шло, а в череде удивительных открытий слово «антигравитация» пока не фигурировало.

Работа в центре велась в лихорадочном темпе, но внешние обстоятельства катастрофически мешали ей. Весь мир словно сошел с ума, и работать среди толп праздных безумцев было невозможно.

Тогда Торн принял решение об открытии новой исследовательской базы вдали от цивилизации. Немногие отважились поехать туда. Неудивительно — людей больше не привлекали ни заработная плата, ни карьера. Люди поехали лишь на огромном энтузиазме и жажде новых открытий. Личных открытий.

Аделаида

— Ешь, — бросила она, поставив перед Торном еду.

— Благодарю, — улыбнулся он, взглянув на жену.

Они познакомились давно — еще до того, как он стал богат и известен. И все эти годы они неразлучно были вместе.

— Отвлекись от работы хоть на ужин, если не способен на большее, — сказала Аделаида, отвернувшись.

Торн ощутил чувство легкой вины и… усталости. Столько лет напряженной работы и нет никаких признаков, что есть хоть какая-то динамика в развитии!

— Дэн и Мэгги в лесу. По-моему, они счастливы, — осторожно проговорил он, чтобы как-то снять повисшую в воздухе напряженность.

— По-твоему! — неожиданно вспылила Аделаида. — Да что ты понимаешь в жизни?! В этой жизни! Для тебя эти годы просто выпали из сознания! Ты не хочешь понять, что давно живешь не в том времени!

Торн редко видел супругу в таком настроении.

— Упрямый безумец! — крикнула она, швырнув стоявшую рядом с ней вазу на пол. — Это твое дело, как ты собираешься жить и существовать в этом мире, но причем здесь я?!.. И мой сын!

— Прекрати, — мягко начал Торн.

— Прекратить?! Да ты все эти годы твердил мне одно и тоже! Терпеть и ждать, что завтра все станет по-прежнему? Да ты сам-то веришь в это? А я и не хочу, чтобы было по-прежнему! Не хочу!

— Да что на тебя нашло? — воскликнул Торн.

— Нашло? Хочешь знать — я все эти годы считала, что ты просто не смог перестроиться под новое время и живешь как динозавр!

— Динозавр? — поперхнулся Торн.

— И еще гордишься этим! Возможно, я верила тебе, когда мы жили в то время, но сейчас я устала так жить.

Аделаида тяжело дышала.

— Тебя интересует наука, а вовсе не я.

Торн понял, что случилось то, чего, в общем-то, он давно ожидал, но о чем не хотел и боялся думать.

— Я уезжаю завтра, — бросила Аделаида, вновь отвернувшись. — И Дэн едет вместе со мной.

— Дэн сам решит, ехать ему или нет, — промолвил Торн, зная уже наверняка, как поступит сын в данной ситуации.

Раскол

Аделаида улетала на следующий день вечером.

Дэн сильно переживал и не скрывал этого. Мэгги стояла рядом с ним, но он словно не замечал ее.

Торн не мог пока оценить, как много сотрудников покинет базу в этот раз. Люди иногда возвращались обратно в города, не выдержав бесперспективности дальнейшей работы здесь. Но на этот раз, прослышав, что базу покидает жена главного, многие принялись собирать вещи.

Люди шли мимо Торна, опустив глаза.

«Это не стыд. Это ощущение безнадежности», — мрачно подумал он и глубоко затянулся сигаретным дымом.

Аделаида не стала окликать Дэна и не обернулась, заходя в корпус летательного аппарата.

«Действительно, зачем нужна эта антигравитация, когда кругом аппараты на дармовой энергии!» — усмехнулся Торн, щелчком отбросив сигарету в сторону.

— Пойдем, отец, — сказал Дэн, провожая взглядом стремительно удаляющиеся корпуса летательных аппаратов, переливающихся в чистом горном воздухе голубоватом светом плазмы. — Пойдем. Нам предстоит еще многое сделать.

Работа

Наступили еще более тяжелые времена. Тяжелые для горстки несколько свихнувшихся ученых, продолжавших свою кропотливую работу среди скал и вековых деревьев.

Постоянно барахлило оборудование. Периодические сбои в системе энергоснабжения прерывали работу, от постоянного перенапряжения люди выдыхались. Каждую неделю несколько человек покидали базу, и вскоре началась катастрофическая нехватка сотрудников.

Для мира же жизнь, наверное, стала еще более приятной и, по всей видимости, уже привычной.

Неожиданно нагрянула толпа каких-то туристов, принявшихся шастать по базе. Их невозможно было остановить — они каким-то образом проникали во все закоулки и приставали с дурацкими вопросами к сотрудникам. Видимо, вид работающих людей для них был крайне любопытен и там — в городе — такой экзотики уже не было.

Уже одним своим праздным видом они жутко мешали работать. Увешанные невиданными устройствами, они пялились, словно зашли в диковинный зоопарк.

Торн дал указание не обращать на них внимание, но у него через неделю сдали нервы.

— Возвращайтесь обратно! — рычал он на туристов. — Мы не идем в ваши города, так и вы не мешайте нам работать!

— Работать? — тут же переспросил низкий толстячок, закутанный в синтетический шарф. — Поясните, что это может значить?

Невесть откуда в руках у него тотчас появился аппарат, отдаленно напоминающий видеокамеру. Распластав вокруг себя голубоватое голографическое облако, он приготовился записывать ответ.

Торну жутко хотелось вышвырнуть всех этих слабоумных детей прогресса на задворки Вселенной или, на худой конец, хотя бы из леса.

Видимо, все-таки какая-то сила мешала работе.

Край

Когда однажды утром туристы исчезли (так же неожиданно, как и появились), Торн срочно собрал сотрудников в конференц-зале с целью выяснить текущее положение дел.

Сидя в полутемном полупустом зале и слушая докладчиков, он в ужасе понял, что ход работы не просто замедлился, а пошел вспять.

Руководитель подразделения перспективных технологий докладывал о проделанной работе.

— Нетрудно показать, что эффекты космического отталкивания можно отнести на счет обычной гравитации, если в качестве источника гравитационного поля выбрать среду с необычными свойствами, — монотонно говорил он, теребя в руках старинную лазерную указку

Торн потер виски.

— На основе общей теории относительности, релятивистской теории гравитации и квантовых теорий в физике известен ряд сценариев развития Вселенной с момента Большого Взрыва. Наиболее соответствующей современному состоянию теоретической физики принято считать инфляционную теорию возникновения Вселенной. В ее основу положено представление о так называемом ложном физическом вакууме. Особое квантовое состояние физического вакуума, лишенное материи, привело к взрыву и рождению впоследствии материи.

Торн ощутил смутное беспокойство.

— Физический вакуум является средой, определяющей гравитацию и антигравитацию во Вселенной. Инерция есть свойство массы, обладающей гравитационным электрическим зарядом, на который действует электрическое поле с силой, пропорциональной ускорению заряда. Эти основные положения дают возможность оценки действующих на космические объекты антигравитационных ускорений. Важнейшим свойством физического вакуума является его слабая электрическая заряженность, благодаря которой существует гравитация в присутствии материи и антигравитация в отсутствии материи или в случае ее разделения на космические расстояния, — звучало со сцены.

«Что же мы не так делаем?» — не на шутку встревожился Торн.

— Космическое отталкивание сходно с поведением среды с отрицательным давлением. Это положение является чрезвычайно важным не только в вопросах космологии, астрофизики, но и вообще в физике. Нами космическое отталкивание получило естественное толкование, основанное на так называемом Объединенным Законом Ньютона-Кулона. Он означает естественную связь между гравитацией и инерцией Ньютона, взаимодействиями электрических зарядов и магнитных масс Кулона, — закончил оратор и уступил место другому.

Задавались вопросы, звучали ответы, часто переходящие в целые дискуссии.

— …проблемы с излишней хрупкостью сверхпроводящей керамики…

— …значение коэффициента связи между массой и зарядом определяется из соотношения гравитационной и электрической постоянных физического вакуума…

— …композиционный диск диаметром в сто дюймов в жидком гелии…

— …отрицательное давление, кулоновское отталкивание, антигравитация — какая разница, как называть?..

Торн безуспешно пытался стряхнуть с себя оцепенение.

«Сколько же прошло времени, с тех пор, как мы начали этот проект? И где мы сейчас?» — устало подумал он.

В зале произошло заметное оживление: слово для выступления дали известному своими смелыми новаторскими идеями физику-теоретику.

— Как известно, векторный потенциал — это ненаблюдаемая непосредственно физическая величина, градиент которой, то есть пространственная неоднородность, проявляется как магнитное поле. Используя магнитные системы, создающие большой собственный фундаментальный векторный потенциал, и ориентируя его относительно потенциала Вселенной, можно получить силы большой величины и использовать их для преодоления тяготения. Мы уверены, что в космосе должно существовать выделенное направление, и максимальные силовые эффекты должны наблюдаться именно в этом направлении, — хорошо поставленным голосом начал тот.

«Черт! Да я это сто раз слышал!» — подумал Торн.

А физик тем временем продолжал:

— …уменьшить силу тяготения можно, уменьшив величину деформации в этом направлении электрическим или магнитным воздействием…

Торн быстро вскочил и пружинистым шагом взошел на сцену. Докладчик замолчал, и в зале наступила тишина.

— Господа, позвольте мне поблагодарить вас за ту работу, которую вы делали и делаете. Я горжусь всеми вами и очень рад, что судьба свела нас здесь. Считаю, что мы проделали колоссальную работу и продвинулись так далеко, как никому еще не удавалось. Но в результате мы зашли в тупик и оказались, по большому счету, опять в начале пути.

В зале недоуменно зашумели.

Торн продолжал:

— Скажем честно, все, что вы сейчас здесь говорили — это теории прошлого века. Увы, я не услышал ни одной новой идеи.

Люди были ошеломлены словами своего бессменного лидера.

— Все эти теории старше любого самого уважаемого сидящего здесь ученого! — воскликнул Торн. — Нельзя забывать о богатом интеллектуальном наследстве прошлого, но мы же физики, а не историки, черт возьми!

— Мы прекращаем дальнейшую работу в этом направлении. Удачи! — резко закончил он выступление и покинул онемевший зал.

Пожар

На следующее утро случился сильный пожар сразу в трех лабораториях базы. Огонь удалось ликвидировать лишь к полудню. Последствия были не катастрофические для Центра, но работа на ближайшее время была парализована.

— Каждое новое испытание делало нас сильнее, — обратился Торн к собравшимся сотрудникам. — Но сегодняшний пожар — это уже не испытание, это уже признак финала.

Дэн сидел рядом с Мэгги, и ее золотистые волосы касались его плеча, когда она недоуменно поворачивалась в его сторону.

— Вы поинтересуетесь: а не сошел ли я с ума? — спросил Торн у собравшихся. — Возможно. А возможно, и нет. А возможно — еще три года назад, когда предложил вам перебраться сюда. Как бы то ни было, я прекращаю деятельность Центра. Не приостанавливаю, а именно прекращаю. Прекращаю потому, что хватит сеять — пора жать урожай.

Дэн видел испуг на лицах слушающих.

«А ведь они ничего другого не умеют делать!» — осенило его. — «Как они теперь будут жить?»

— Я не знаю, что сейчас творится в мире, — закончил Торн. — Но сейчас нам надо туда вернуться.

Тупик

Если долго смотреть в пропасть — она сама взглянет на тебя…

Наклонившись над обрывом, Торн вглядывался в него, но ничего не мог увидеть. Гигантский слой темноты скрывал обломки неудачных попыток создания антигравитационных летательных аппаратов, покоящихся теперь на дне.

«Я никогда не шел слепо на поводу у своей интуиции, — размышлял Торн. — Но, с другой стороны, она никогда не вводила меня в заблуждение. Лишь когда я старался жить в согласии с ней, мне удавалось достигать намеченного. И вот сейчас что-то говорит мне, что пора все здесь прекратить».

— Отец, — раздался голос Дэна. — Отец, ты здесь?

Торн, словно выйдя из состояния гипноза, резко отшатнулся от края обрыва и обернулся. Одинокая фигура Дэна смотрелась очень беззащитно. Инстинктивно боясь высоты даже на таком расстоянии от бездны, он продолжал машинально держаться за ствол дерева. Торн поспешно зашагал к нему.

— Отец, сотрудники почти готовы. Но… — мальчик замялся. — Их ведь можно остановить, правда же?

— Сынок, — Торн положил ему руку на плечо. — Их можно обмануть, дав ложную надежду. Но ни мы, ни кто-либо другой не сможет реализовать проект таким вот образом.

— Почему? — вскипел Дэн. — Мы на полпути к успеху! Как можно перечеркнуть все сделанное нами за годы?

— Мы построили величественную оболочку, пустую внутри. Мы занимались чистой наукой, а при этом хотели получить сверхнаучный результат. Хотели получить нечто большее. А оно, как оказалось, лежало просто в другой плоскости. Понимаешь? Мы получали не те ответы, из-за того, что задавали не те вопросы. Но понять это можно было, только ошибавшись.

— Но наши теории верны!

— Звуковая тибетская левитация более приближена к реальности, чем наши самые изощренные математические теории.

— Боже, отец! Что ты такое говоришь! При чем здесь левитация? Мы же ученые! Мы научно вплотную подошли к решению задачи. Мы стоим на плечах гигантов и не имеем право взять все и бросить! Шиничи, Серл, Бауров — они же почти дошли до открытия! Нам лишь осталось реализовать все это и увековечить их имена!

— Не правда, — отрезал Торн. — Ни один ученый не разглядел явление антигравитации. Впрочем, это и невозможно сделать научно.

— А как же Подклетнов ?

— Подклетнов никогда не употреблял в связи со своим открытием слово «антигравитация», он говорил лишь о возможности экранировать либо отражать силу тяжести.

— Ты не веришь в то, что антигравитация существует? — едва не заплакал Дэн.

— Мы научно решали задачу и получили типичный ответ: антигавитации научно не существует.

Дэн не узнавал отца.

— Но это не означает, что антигравитации нет вообще, — добавил Торн. — Просто искать ее надо по-другому. И лаборатории при этом не потребуются. Решение подобных проблем становится очевидным на высших стадиях развития сознания. Причем это не эмпирическое открытие и не чисто мысленный вывод; это — созерцательное постижение.

?

— Хочешь, я останусь? — спросил Дэн.

— Нет, — ответил Торн. — Возвращайся в город. Ты там нужнее.

Трансформация-1

Можно было подумать, что птички щебетали по-прежнему беззаботно, но Торн ловил иной мотив в их песне. Что-то изменилось в лесу. Но что? Словно есть какая-то фальшь в их пении. Пожалуй, так фальшивил он, когда пытался в свою очередь насвистывать, подражая их песне.

Почему ему так хочется выйти сейчас на взлетную площадку и убедиться, что все сотрудники уже улетели? И Мэгги тоже. И Дэн.

Трусливость? Пожалуй, нет.

Ощущение опасности? Что-то похожее…

Вокруг все становилось не таким, как раньше. Или это он меняется?

Было ощущение, словно ты вырос до уровня окружающего тебя забора и теперь, изо всех сил вытягиваясь на цыпочках, с замиранием сердца замечаешь неизвестные ранее движения там за ограждением и слышишь непонятные звуки, и понимаешь, что там есть кто-то живой.

И жутко становится от этой неизвестности, и прижаться хочется пониже, и стать вновь маленьким и незаметным. А не получится уже, да ведь они тебя заметили наверняка. А вытянуться еще выше сложно очень: превращаешься в тонкий стебель, жадно наклоняющийся по ту сторону трансцендентной ограды и рискующий надломиться под тяжестью своего любопытства.

??

— Хочешь, я останусь? — спросила Мэгги.

— Нет, — ответил Дэн. — Улетай вместе со всеми. Мы скоро встретимся и начнем новую работу. За эти годы мы сохранили в себе самое главное — умение работать. И если миру еще можно помочь, то мы научим работать и других.

И процитировал прочитанный где-то отрывок:

— Приспособление к тому, что существует, автоматическое решение задач — от всего этого наш сегодняшний банальный мир становится еще банальнее. Меня влечет новое — существует же способ добиться, чтобы появилось то, чего никогда не было. В адаптивных же программах творческого начала нет… Творчество в том, чтобы увидеть задачу там, где ее никто еще не видел.

Трансформация-2

Привкус новизны витал не только в лесу — Торн сразу понял это, зайдя к себе в номер. Пансионат был абсолютно пуст.

— Слава Богу — они успели улететь, — пробормотал Торн и закурил.

Глаза не замечали произошедшие изменения, но что-то подсказывало, что мир стал другим.

Чтобы успокоиться, он прошел в библиотеку. Вытянул первую попавшуюся на глаза книгу и раскрыл ее. Это были «Dialogues on the Supersensual Life by Jacob Behmen».

"Ученик. — Милый учитель, я не могу больше выносить, чтобы что-нибудь отвлекало меня. Как найти мне ближайший путь к Богу?

Учитель. — Где путь труднее, там ты и иди, бери то, что бросает мир; и, что делает мир, ты не делай. Иди противно миру во всех вещах, и тогда ты придешь к нему ближайшим путем".

Торн вертел в руках книгу, и его не покидало ощущение, что это муляж. Бумага казалась сейчас бестелесной субстанцией, лишенной всякого смысла на существование.

Он взял другую книгу. Фантастика. Клиффорд Саймак. «Бойтесь данайцев». Прочитал:

"— Да, у меня есть метод. Вернее разработка. Или, лучше сказать, открытие… Опять не могу найти нужное слово… Ну, в общем, средство покончить со всеми болезнями.

— Вакцина? — подсказал доктор. — Как дорого стоит эта вакцина?

— Ничего не стоит, — возразил инопланетянин. — Мы отдаем ее вам бесплатно. И без каких-либо условий".

И далее:

"Что его так пугает? — мучился доктор. Все глупые люди, которых он знал, были счастливы, насколько он помнил… Разве высокоразвитый интеллект человека — это болезнь?"

Торн ощущал себя гусеницей, которая долго ползла-ползла по длинной травинке; и вот эта травинка закончилась (или ее кто-то прервал?) и начался фрагмент чего-то другого. Чего-то нового. Не одномерного. Ползти теперь можно (и нужно!) не тупо вперед и вперед, а сразу в нескольких направлениях.

Было ощущение, что вот так, сразу, минуя стадию кокона, выросли крылья, и плоская гусеница сразу превратилась в порхающую бабочку. Но не было времени полежать в теплой и темной оболочке из паутины, чтобы свыкнуться с пугающей мыслью превращения, с манящей идеей трансформации. Сразу крылья! И сразу плоскость листа становится скучной и жалкой. И все ее обитатели вызывают жалость и отвращение.

Очередная маленькая смерть! Очередной этап в бесконечном круговороте возрождения…

Дрожь

Торн выскочил из здания и побежал в сторону обрыва, словно там он мог найти объяснение происходящему.

Чтобы сократить путь, он побежал через заросли. Ободрал руки по дороге, оцарапал в кровь лицо, скатился с насыпи и увидел Дэна, стоящего около обрыва.

«Он не улетел!» — промелькнуло в голове.

Дэн стоял неподвижно.

«Что он делает здесь? Он ведь жутко боится высоты!»

Торн боялся окликнуть сына, опасаясь, что тот, испугавшись, сорвется в пропасть.

И вдруг сзади послышался нарастающий гул. Торн обернулся: здание Центра медленно рушилось, обильно пуская во все стороны клубы пыли. Огромная волна катилась оттуда прямо на него, застывшего в оцеплении. Вековые деревья поочередно вздымались вверх на ее пути, чтобы затем с тяжелым выдохом рухнуть обратно.

Земля ворочалась, перекатываясь громадными глыбами. Едва заметная вибрация под ногами превратилась в ощутимую дрожь и с устрашающей силой принялась раскачивать земной шар.

Торн едва успел присесть, как толчок чудовищной силы швырнул его вверх. Земля сзади и спереди провалилась вниз, а затем вновь вынырнула, больно ударив его по ногам. Перехватило дыхание, и тело резко подбросило вверх. Успев сконцентрироваться, Торн в очередной раз рухнул на изломанную поверхность почвы.

Землетрясение пронеслось земляным горбом дальше и, надломив кусок скалы у обрыва, исчезло.

Торн видел, как его сын оказался оторванным вместе с каменной глыбой от надежной устойчивости земной коры и завис в воздухе. Картинка двадцатилетней давности мелькнула перед глазами: маленький Дэн и нависший над ним, словно при замедленной съемке, ствол громадного дерева.

Торн зацепил глазами осколок скалы и потянул его к себе…

Трансформация-3

Лес молчал. Это был другой лес. Не чужой, а именно другой.

Торн разломил упавшую с дерева шишку и осторожно понюхал ее — запах был вполне привычным.

Он еще побродил здесь и не спеша побрел в сторону Центра. Его нисколько не удивило, что здание по-прежнему красовалось на прежнем месте. И не было сомнений, что это другое здание — он был твердо убежден, что это действительно другое здание, заново отстроенное по его проекту. Здание, отстроенное за долю миллисекунды в тот самый момент, как исчез Дэн.

Торн поднялся по мраморным (или псевдомраморным?) ступеням (или истинно мраморным?) в библиотеку. Пробежал глазами по корешкам книг и вытянул «Голос Безмолвия» Елены Блаватской.

"Ум — великий убийца Реального.

Отдай жизнь, если ты хочешь жить."

Он бережно поставил книгу обратно.

Подняв голову, принялся озираться по сторонам.

«Странно… Что-то явно изменилось во мне, а я этого явно даже не ощущаю. Кажется, что и думаю по-прежнему, и облик мой внешний совсем не поменялся. Но я весь совсем другой! Я пытаюсь разглядеть причину моей трансформации, а со стороны похож, наверное, на глупую гусеницу, задирающую слепую голову вверх, и тупо мотающую ее из стороны в сторону. Разве я способен разглядеть склонившееся надо мной лицо Того, кто перенес меня сюда? Разве гусеница догадывается о Том, кто наблюдает за ней? Хотя если я действительно трансформировался, то я уже бабочка! А не замечаю этого лишь по той причине, что нет уже той гусеницы, что способна была отметить произошедшее превращение! Она умерла. А бабочка считает, что никогда и не ползала вовсе, а так вот и жила всегда».

Торн внимательно рассмотрел свою руку — ничего особенного на первый взгляд. Пальцы уперлись в корешок книги «Свет на Пути» Коллинза.

"Только из самого себя может идти истинное руководство…

Потому что, когда ученик готов, Учитель тоже готов".

Он быстро перелистнул страницу и отметил, как размытое изображение быстро проявилось, стало резким, сфокусировалось.

"Желай только того, что внутри тебя. Желай только того, что выше тебя. Желай только того, что недостижимо.

Потому что внутри тебя свет мира… Если ты не можешь заметить его внутри себя, бесполезно искать его в другом месте. Он недостижим, потому что вечно отступает. Ты войдешь в свет, но никогда не коснешься Пламени…"

Гусеница порхала. Она видела прежний Мир другими глазами — глазами бабочки.

Приход

А потом появился Дэн.

Конечно, это был никакой не Дэн, просто, видимо, там решили, что Торну удобнее будет общаться через образ своего сына.

— Ты… умер? — спросил Торн.

— Да. Дэн умер. Но его смерть — это не смерть в привычном узком понимании. Это, скажем так, смерть горизонтальная, а не вертикальная. Прости, но я не могу высказать это более понятно. Если Мир — это свеча, а жизнь — ее горение, то что тогда происходит с воском, когда он превращается в пламя? Если ли жизнь там — вне свечи? Если там небытие, означает ли это, что небытие существует? Воск превращается в плазму, плазма — в эфир. Это не смерть. Но уже совсем другая жизнь.

— Кто те, кто наблюдает сейчас за нами?

— В общем-то, такие же простые существа, как и вы. Если, конечно, не думать о них с позиции вашего уровня. Ты и не замечаешь разницы, поднимаясь еще на одну ступеньку вверх. Скорее Мир отступает при этом на шаг назад. Впрочем, все очень относительно. Жаль, что мне не хватит слов, чтобы выразиться более ясно. Таких слов не существует.

— Они всемогущи?

— Нет. Не бывает абсолютного всемогущества. Есть иерархия. Есть бесконечная череда холонов. Эта цепь замкнута. Это похоже на змею, кусающую собственный хвост.

— Они способны предугадывать наши судьбы? Способны управлять нами?

— Они способны влиять на вас, как вы влияете, скажем, на бильярдные шары. Удар кием — и шар летит в лузу. Но разве вы ощущаете себя могущественными от подобного акта? Все, что предсказуемо — неинтересно. Поэтому мы решаем более сложные проблемы, которых хватает на любом уровне.

— Ты один из них?

— Да. Но не в данный момент. Сейчас я почти твоего уровня. Этот уровень не высок и не низок — он просто значительно ниже их уровня, и чуть выше твоего. В противном случае, я попросту не смог бы вступить с тобой в непосредственный контакт. Я сейчас крайне упрощенная, примитивная модель, способная попасть в ракурс твоего внимания.

— Ты — проводник?

— Можно сказать и так. Обычно таких называют пророками. А тех, кто их посылает — богами. Представь, что тебя превратили в муравья, дабы ты смог контактировать с другими муравьями. Тогда всех нервных клеток не хватит, чтобы «зашить» в тебя даже маленькую часть того, что ты знал перед этим. Но иначе нельзя! Иначе ты слишком далек от обитателей муравейника. Поэтому не суди меня строго. Я сейчас даже не способен помыслить о том, что знал перед спуском к тебе, и о том, что буду вновь знать после прекращения контакта с тобой. Ибо «и когда семь громов проговорили голосами своими, я хотел было писать; но услышав голос с неба, говорящий мне: скрой что говорили семь громов, и не пиши сего».

— Мне знакома эта цитата. Это отрывок из откровений Иоанна Богослова?

— Да. Ты вплетен в свою культуру, и тебе проще воспринимать новые идеи через уже известную мудрость.

— Мне кажется, я понимаю тебя…

— Не обольщайся! Наше общение ужасно ограниченно. Слова скрывают смысл. Слово убивает мысль. В слова невозможно втиснуть все богатство идеи. Слова — это касание усиков муравьев. Не жди от них многого. Не ищи в словах сверх того, что там может быть.

— Зачем тогда нужны слова?

— Любой вид коммуникаций ограничен. Мысль, облеченная в слова, либо мудра, но тумана, либо ясна, но банальна.

— Это как в квантовой физике: нельзя абсолютно точно измерить одновременно и координату, и скорость объекта ?

— И принцип неопределенности в физике, и теорема о неполноте в математической логике, и коаны дзэн-буддизма в философии.

— Что мы представляем для вас?

— Фундаментальную силу. Мы долго ломали голову, каков механизм этой силы. Она не вписывается ни в один из известных нам видов взаимодействия. Посуди сам: мы незначительно увеличиваем концентрацию, предположим, золота, на определенной части земной поверхности и, буквально, через несколько мгновений (ну, скажем, через год-другой по вашему времени) ядро планеты разлетается на кусочки под действием высвобожденной ядерной энергии и еще через мгновение меняется конфигурация всей Солнечной системы. Конечно, это всего лишь одна заурядная система, но, тем не менее, результат удивителен!

— Ты имеешь в виду, что Земля взрывается от ядерного взрыва?

— Именно. Цепная реакция деления ядер изотопов. А вызвана она будет, как не странно, микроскопической дозой вовсе нерадиоактивного золота или другого драгоценного металла.

— Я не совсем понимаю… Что же явится причиной реакции?

— Вы. Несколько килотонн неожиданно найденного золота обязательно приведут к волнениям в вашем мире и, как закономерное следствие вашего нынешнего развития, спровоцирует атомную войну. Причем запасов оружия хватит, чтобы изменить траекторию соседних планет. Для нас подобный эффект долго оставался не понятен, пока мы не смогли разглядеть эту фундаментальную биологическую силу на микроуровне. Тончайшая, почти невидимая, органическая пленка покрывает вашу планету, но стоит слегка опылить ее, казалось бы, нейтральным золотом, как поразительный эффект немедленно проявит себя! Жизнь пронизывает все сущее, и рано или поздно преобразует всю Вселенную по своему усмотрению.

— Вы давно следите за нами?

— Не очень. Приблизительно с Кембрийского взрыва. Но если раньше процесс развития жизни на вашей планете шел относительно медленно, то сейчас вы ступили в решающую финальную стадию, характеризуемую резким режимом обострения.

— Зачем был нужен весь этот эксперимент с одурачиванием жителей? Зачем у них отбили охоту трудиться?

— Надо было ускорить процесс отбора. Хотя это только для вас был такой размах — реакция планетарного масштаба. Для нас это был быстротечный процесс в маленькой пробирке. И мне невдомек, что вы ощутили это как попытку отбить желание работать.

— Что это за процесс отбора?

— Выделение требуемого субстрата. Называй, если хочешь, это трансформацией. Реакция закончилась удачно, и получился качественный отбор.

— Субстрат — это я?

— Да. Но нам предстоит пройти еще много этапов. Это пока не конечный результат.

Конец

Дэн ушел.

Торн курил. Он мысленно поблагодарил Творца за то, что тот предусмотрел сигареты на каждом уровне Мироздания.

На столе лежала раскрытая книга Артура Кларка «Конец детства».

"Нет, он не пожалел о том, что труд всей его жизни пошел прахом. Он работал ради того, чтобы поднять людей к звездам, и в час, когда добился успеха, звезды — чужие, равнодушные звезды — сами пришли к нему. В этот час история затаила дыхание и настоящее отломилось от прошлого, как отламывается айсберг от родных ледяных гор и одиноко, гордо выплывает в океан. Все, чего достигли минувшие века, отныне не в счет…"

Финал

Птички вновь пели, как и прежде.

Торн шагал по лесу, вдыхая хвойный воздух, и внимательно слушал их.

А поезд на небо уходит все дальше,

По лунной дороге уносится прочь.

А поезд на небо увозит отсюда,

Всех тех, кому можно хоть как-то помочь.

Вячеслав Бутусов. «Железнодорожник»