ЕВА

Ева

Рассказ Антиутопия

На небольшой поляне на краю лесу появилась какая-то женщина рыжеволосая, высокая и худая, в очках, Она шла, глядя вверх, на ходу развешивала белье на ветках деревьев. Цепляла его на лимбо и сипо, среди веток кофе-робусты, нанизывала сырые тряпки на вершины бамбука. Вешать приходилось как можно выше, в здешних местах одежда сохла плохо. Сыро.

Деревья в местных джунглях были заметно изломаны, измочалены, а в вышине среди веток ко-сипо виден, как-то попавший туда, почерневший человеческий череп в ржавой каске.

Дикими голосами кричали африканские птицы. В сторону реки, не торопясь, шагал паук-птицеед, похожий на отдельно гуляющую кисть человеческой руки в мохнатой черной перчатке. Доносились сирены буксиров, невидимых из-за тумана. Они тянули плоты из стволов кайи. Сыро, темно, будто кто-то в этом мире задернул шторы. Паук, не интересуясь, прошагал мимо кучи железного мусора, почерневшего от ржавчины оружия.

Доносились крики горилл, понятно, что они двигались сюда. Рыжеволосая, не торопясь, шла по поляне. Остановилась у ржавой горы, искала там что-то… вот нашла, вытащила из хлама длинный, изъеденный сыростью штык.

Появились гориллы, не обращая внимания на рыжую, разбрелись по поляне. Рядом в высокой траве, опираясь на длинные руки, шла самка, ее плоские груди почти касались земли. На спине гориллы сидел глазастый детеныш.

Рыжеволосая сидела у костра на ящике с надписью «Mines». Вокруг плоского закопченного камня горел невысокий слабый огонь. Не спеша, она привычно двигала штыком зерна кофе по черной каменной поверхности. Обезьяна равнодушно смотрела на нее, жевала пучок травы. Рыжая кинула в ту сторону горсть кофе.

— — На, ешь, Лилит!

Горилла стала подбирать зерна среди травы, жевала их с серьезным и сосредоточенным видом. Детеныш, мокрый круглоглазый комок шерсти сейчас скакал по поляне, махал лифчиком и бил им о землю. Рыжая бросила горсть жареных зерен и ему тоже.

Вокруг камня горела бумага… скомканные журналы и стандартные машинописные листы. Рыжеволосая машинально прочитала так хорошо знакомые ей слова:

«… Знаете, эта командировка, изучение горилл постепенно стала смыслом моей жизни, а потом жизнью вообще. Сейчас гориллы кажутся мне такими красивыми… »

Слова быстро исчезли, сгорали. На обложке журнала пока уцелели фотографии — на них она, рыжая, только моложе и красивее.

« Барышня Тарзан из Москвы ». — Написано рядом с фото. — « Королева горилл в садах Эдиакары ». Рядом загорался кусок большого плаката, на нем рыжая в набедренной повязке. С края медленно пропадала надпись: « Прекраснейшая из обезьян ».

Из травы рядом с костром достала несколько плодов батата и бросила на свой горящий портрет. Пискнул пейджер, на мониторе возникла надпись:

БС. Хочу явиться.

БСом рыжая обозначила бывшего супруга. Тот много лет назад остался в Европе и иногда возникал при помощи разных видов связи. В последнее время появлялся в виде телевизионного изображения прямо в воздухе. Отложив штык, она набрала: Давай явись.

Медленно появилась виртуальная знакомая фигура. БС не изменился, длинноволосый, с большим шрамом на щеке. Когда-то он играл на разных музыкальных инструментах в подозрительных кабаках, от той деятельности остались зримые последствия. Всегда высокий сейчас он вроде бы случайно увеличил в проекции свой масштаб и стал выглядеть неестественно огромным. Виртуальное изображение медленно поплыло над травой.

— — Привет! — Произнес он, глядя на высокую остроконечную крышу ее хижины над туманом, рядом с верхушками ротангов. — Все живешь в своем кукольном домике и пасешь горилл?

Остановился над обезьянышем, улыбаясь, смотрел на него. Тот сейчас жевал сорванный лифчик и глядел снизу.

— — Ах ты, пирожок с говном! — Кажется, похвалил его. — Твой мир — настоящий рай. Подлинный, самый настоящий. Мир чистых сущностей, только не для людей, а для горилл. Наверное, джунгли щедро кормят вас?

— — Совсем не кормят. Это легенды, что местные леса набиты едой, как сад или супермаркет. Только кофе-робусты кругом много. Я пытаюсь выращивать овощи и маис, но мое племя считает это имущество общим. Гориллы без стеснения поедают все, даже табак.

Гориллы не обращали внимания на возникшего в воздухе пришельца, равнодушно смотрели сквозь него. Рыжая закурила самодельную сигару и сейчас дробила на камне жареный кофе пустой гранатой.

— — А еще я теперь вождь, — — сказала она. — В племени остались только девчонки, самки… матриархат. Маленькая — это дочь Лилит, но эта Лилит, вдобавок, еще беременна. У нее был роман с Ноем, надеюсь, что родится мальчик. От искусственного генетического оплодотворения рождаются только девочки. Это теперь мой народ, единственный — другого нет.

— — Ты вовремя ушла в этот лес, — — произнес висящий над землей и провел рукой сквозь ветки кофе, густо усыпанные красными ягодами. — Жаль, что я не могу ощутить этот мир по-настоящему.

— — Сейчас здесь пахнет кофе и болотом, — — заговорила рыжеволосая. — Долгий застоявшийся запах болота, лесной сырости. Африка разная. Здесь в горах не бывает солнца, всегда тучи и дожди, сыро. Африканская Англия, мне ни разу не удалось загореть.

— — Можно доставить сюда любые материальные ценности, — — опять раздалось сверху. — Устроить посреди этой лужайки бассейн с шампанским и на закуску к нему — мешок белых трюфелей из Пьемонта. Сейчас затруднений с матценностями никаких нет. Потребляй!

— — Ничего мне не надо. Разве что пару мешков угля.

— — Может все-таки гелий? Граммов ста хватит на всю жизнь.

— — Гелий не нужен. Однако рада видеть, что ты еще жив. Чем занимаешься в жизни?

— — Хороню трупы. Также как все. На экскаваторе копаю общие большие могилы, теперь уже в городе, даже в Булони. Копаю и на этом же экскаваторе езжу по Парижу. Так ездить безопаснее. На гусеничный транспорт еще не кидаются всякие терминаторы, белые, черные и желтые.

— — Хорошая служба, — — скептически заметила рыжеволосая.

— — По Сене трупы плывут — все больше и гуще, народ бодро околевает. Букет тропических болезней, в Европе их сейчас, не разбираясь, называют африканская чума. Все! Летальный исход для всех нас, для человечества неизбежен. Можно в этом не сомневаться, уже касаемся дна пятками.

БС плыл над поляной, над верхушками мокрой травы, над кучей ржавого оружия, остановился возле валяющегося пулемета, согнутого и скрученного со страшной силой.

Рыжая показала рукой:

— — На этом месте когда-то Борька, вождь народа горилл, убил одного негра. Видишь ту ржавую голову среди листьев на вершине. Дерево быстро выросло, и она поднялась на недосягаемую высоту.

— — Я прислал тебе много автоматов, — — произнес БС.

— — Они все заржавели. Так вот, здесь появились негры, местные национальные гвардейцы. Пытались схватить горилл, по древнему местному обычаю увести их в рабство. Но Борька сразу оторвал голову самому ретивому… потом нескольких гвардейцев гориллы разорвали на куски. Началась стрельба, настоящая жуткая битва. Многих горилл убили, негры не смогли схватить их живыми. Уцелели только девчонки. Самки с детенышами скрылись в лесу, в горах, все мужики погибли. Теперь здесь самый настоящий матриархат, и вся жизнь моего народа, горилл зависит только от меня.

— — Сражаются не только люди, — — пробормотал БС.

— — Мертвых горилл унесли, — — продолжала рыжая, — — хотя это бессмысленно. Трупы никому не нужны, нужны живые, их кровь. Негры еще придут, они очень сильно хотят денег.

— — Я могу доставить тебе целый дот, — — предложил БС. — Самый настоящий, из самой бронебойной стали. Несколько мотков колючей проволоки я тебе раньше прислал и мины тоже. Можно оставить для доступа к твоему дому только тропинку между рекой и горой и отбиться. Да хоть танк! Сейчас никому ничего не жалко, народ вымирает, много ненужного имущества. Брошенный актив Европы. Автоматы, конечно, — — вещь для ближнего боя, для личных дел, чтобы близко к себе никого не подпустить. Тебе бы мощный пулемет, какой-нибудь «Браунинг».

— — Танки и доты — это не мой стиль. Но можешь не сомневаться, я скоро разберусь со свой проблемой. Очень скоро.

— — Ну да, на танке ты, конечно, ездить не умеешь — не дамская вещь. И из автоматов-пулеметов стрелять.

— — Попытка заработать закончилась для многих местных негров трагически, но они не успокаиваются. За живых горилл им обещают великие деньги. Люди в Европе отчаянно пытаются добыть из крови горилл антитела, хотя бы от СПИДа. Кругом шарят эти нацгвардейцы, местный министр постоянно присылает мне сообщения. И угрожает, и довольно вежливо предлагает продать ему горилл, мой народ. Жду этих гвардейцев, сплю в оглоблях.

— — Такие за пачку чая убьют. Знаю такой тип, — — пробормотал БС. — А в Европе люди бьют ластами, кто-то еще надеется спастись. Дуют на погасший костер.

— — Уныленько, — — пробормотала рыжая. Сидя у погасшего костра, она курила самодельную сигару, но БС ее не расслышал, он громко продолжал:

— — А теперь еще черная волна из Африки, негры-халявщики со своей заразой. В общем, готовься к поминкам, люди — уходящая натура. Мы хорошо пожили, весело. Теперь пора прощаться, хотя не все желают благородно воспринять свою смерть. Ссученные не понимают. А я хочу, чтобы мой труп сожгли в собственной яхте, как викинга какого-нибудь.

— — А у тебя она есть, яхта? — спросила рыжая.

— — Сейчас найти ее не проблема. Теперь много ненужного повсюду брошено, наследство человечества. Надеюсь, что ты все-таки победишь. Все, прощаюсь, считай, что ставлю жирную, жирную точку.

Махнул рукой. Потом стал медленно тускнеть и вот исчез.

— — Прощай, — — успела сказать она.

* * *

Утром она медленно просыпалась от холода и сырости. Потом внезапно осознала, что шум судов на реке изменился и, кажется, раздались тревожные крики горилл.

Рыжая встала, быстро надела малиновый атласный халат, обулась в шлепанцы… подходя к двери, мимоходом посмотрела в зеркало. Молочно-бледное, как обычно у рыжих, лицо… сегодня обойдемся без косметики… надела солнечные очки.

Армейские катера, сначала невидимые в тумане на реке, проявлялись постепенно, как призраки. Вот стали видны солдаты в желтых пластиковых плащах.

Раздвинув камыши, эти катера причалили, воткнулись в болотистый берег. Солдаты в резиновых сапогах стали выпрыгивать в грязь.

— — Эй, Женщина-Тарзан! — Крикнул кто-то на местном языке. — Встречай национальную гвардию! У тебя есть оркестр? А знамя есть?

Негры дружно, все вместе засмеялись. Впереди по тропинке поднимался по берегу самый толстый, в очках и феске из леопардовой шкуры — Марунгович, считавшийся здесь министром обороны. Этот министр со товарищи выбрал особый вид деятельности: скитался по родному краю и искал то, что плохо лежит.

Все солдаты хищно оглядывались, кто-то закричал, показывая пальцем. Кажется, они считали горилл.

Женщина-Тарзан стояла, скрестив руки, потом произнесла:

— — Я знаю, что вы, негры, готовы веселиться и гулять всегда. Даже сейчас. Ну и давайте учиним пир во время чумы.

Она показала на штабель ящиков с надписью « Landmines ». Сверху на них стояла картонная коробка с бутылками русской водки. Потом вынесла из своего дома большое деревянное блюдо с плодами, нарезанными круглыми долями.

Только пусть не думают, что она о чем-то просит, с неграми так нельзя. Она снисходит до них. Строгий и торжественно накрытый стол… трагический пир, утренняя вечеря.

— — Холодный печеный и вареный батат, — — неприветливо объяснила она. — У меня в племени тоже коммунизм, еще первобытный. Все поедают всё, но подземные плоды соплеменники-гориллы иногда не находят. — Бросила на ящики пачку листов. — Это вам вместо салфеток — культура обслуживания! Когда-то эти листки считались началом моей диссертации, но теперь они никому не интересны, никому не нужны. Ее некому читать.

— — Видеть, что согласный продавать. Продавать свои гориллы. Это правильный. Это хороший бизнес, — — заговорил Марунгович по-русски. Вспоминая русский язык, он почему-то произносил такие необычно короткие фразы, при этом не торопясь, весомо.

Потом поставил на ящик с минами несколько столбиков золотых монет… один за другим.

— — Одна обезьяна — одна хорошая монета. Даже за детеныши тоже монеты, — — Министр открутил пробку на бутылке с водкой, сделал долгий и глубокий глоток.

— — Люди в Европе вымирают от СПИДа и еще более страшных болезней. Куда более страшных, — — заговорила Женщина-Тарзан. — А еще там активно убивают друг друга. Не хуже чем в Африке. Я видела вчера человека из Европы.

Марунгович сбросил свой плащ на руки кому-то, остался в мундире с огромными золотыми погонами. Сел во главе штабеля ящиков, другие нацгвардейцы уселись вслед за ним.

— — Раньше я. Я и другие негры уважали белые, — — сказал Марунгович, потом показал пальцем на Женщину-Тарзана. — Теперь нет. Не уважаем. Патриса Лумумба были очень умные белые. Сейчас их нет.

Министр местной обороны почему-то называл университет, где когда-то учился, Патрисом Лумумбой, хотя это заведение давным-давно именовалось по-другому. В том далеком университете будущего министра в прежние времена называли только по отчеству, в честь батюшки. Это прозвище перенеслось сюда, в Африку … забыв имя и фамилию, его здесь так всегда и называли.

— — Когда продаешь свои гориллы. Тогда останешься жить, — — продолжал Марунгович. — Зуб даю. За мной железно.

Заметно, что русским языком министр овладевал в студенческих общагах. Женщина-Тарзан тоже села за штабель ящиков:

— — Вчерашний человек из Европы сказал, что из Африки хлынул черный поток, множество негров. Люди в Европе вымирают от тропических болезней.

Марунгович допил бутылку и отбросил ее в сторону. Другие негры замерли, слушая его.

— — Африканская земля долго грабили. Отнимали свободу. Делали из людей рабы. Рабский труд — тоска и смерть. Невежество. Века эта земля, Африка, копилось горе. Теперь его выпустили. Горе, зло хлынуло на Север.

— — Да, печальная повесть, — — неохотно пробормотала рыжая Женщина-Тарзан.

Похоже, что негры переставали слушать слова министра, они оживали, веселели.

— — Белые думают жить. Если пить лекарство. Лекарство крови горилл, — — продолжал Марунгович. — Белые были богатые и умные. Теперь глупые. Еще глупее негров. Сейчас Европа — — все примитивные дикари. Все бандерлоги. И черные, и белые.

— — Теперь везде, и в Европе тоже, убийство — не преступление, — — произнесла рыжеволосая. Она налила полный стакан и сидела, глядя на него. — Хотела сказать тост. О том, что любовь не бывает человеческой и нечеловеческой. Бывает только настоящей или нет.

Ее никто не слушал.

— — Ну, ладно, обойдемся без тостов. Пейте, пейте, это добрый метиловый спирт. Для вас в самый раз, — — пробормотала она. Оставив невыпитый стакан, поднялась. — Мой народ заметил вас и отошел, скрылся в лесу. Пойду к ним.

— — Иди, — — Марунгович махнул в ее сторону толстой рукой. — Приведи свои гориллы, женщина. Почему-то стало темно, как будто настал вечер.

— — Наверное, скоро дождь, надвигается туча, — — Высокая фигура женщины в малиновом атласном халате вскоре скрылась за деревьями. В траве остались выброшенные деньги, ненужные теперь золотые кружочки.

* * *

Сражение закончилось победой. Завершилась женская война, без выстрелов. Они зазвучали только сейчас, уже бессмысленные и неопасные. Мертвый Марунгович по-прежнему сидел рядом с ящиками, уткнувшись лицом в блюдо. Ослепшие и умирающие нацгвардейцы кружились, натыкались друг на друга и стреляли наугад, еще надеясь попасть в нее, во врага. Но женщина по имени Ева и ее гориллы уходили в джунгли.