ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ОСТАНОВИЛ ВРЕМЯ

Джон Дакота мечтал прославиться, и осуществлял свою мечту весьма оригинальным способом. Обладая поразительным чутьем на события, он всегда знал, где именно должно произойти, что ни будь из рук вон, о чём впоследствии неделями будут трезвонить газеты и до хрипоты разрываться радио.

Бастовали докеры — Джон дежурил в пикетах и в первых рядах в кровь бился с отрядами штрейкбрехеров и полиции. Муниципалитет осуществлял акцию «Чистый город» — мусорная куча, собранная Джоном, оказывалась самой высокой из всех. Приюты собирали пожертвования для детей-сирот — его собирательные кружки трещали, набитые монетами.

Местные газеты часто писали о нём на первых полосах. Ему даже придумали прозвище «Человек-везде». Его узнавали на улицах, и каждый житель городка почитал за честь пожать ему руку при встрече.

Казалось — чего ещё желать. Но его неутомимая душа — этот клокочущий гейзер, не могла примириться с ролью местной знаменитости небольшого рабочего городка. Она жаждала большего. Джон свято верил в то, что судьбой ему уготовано совсем иное. Ему очень хотелось однажды взять, например, и спасти мир. От чего придётся спасать и как, он точно не знал, но свято верил в то, что это когда ни будь, с ним произойдёт.

Не простое детство в рабочих кварталах закалило характер, но лишило возможности учиться. Освоив в начальной школе грамоту и счёт, Джон ушёл работать на фабрику. Вкалывать приходилось по десять часов, но от тяжёлого труда его тело только крепло, наливалось силой, становилось выносливым. Беда была в другом. Его пытливый от природы мозг не мог развиваться в этой среде также интенсивно как тело. Джон чувствовал, что в мире есть, что-то ещё, что-то кроме тяжёлой работы, пива по пятницам, да ночных гуляний по улицам рабочего посёлка. Он чувствовал это, когда неожиданно замирал, восхищённый закатом солнца. Когда вглядываясь в усыпанное бриллиантами звёзд небо, пытался представить себе, какая бездна отделяет этот мир от других, притаившихся там, в холодной пустоте космоса. Всё это тревожило его и тогда, что бы отделаться от мыслей, Джон выходил на улицу, пил пиво и дрался.

Но однажды всё изменилось. Она подошла к Джону у входа в городской парк, куда он направлялся на церемонию открытия мемориала памяти ополченцев, павших в войне за независимость против Британии. Джон был уверен, что без потасовки здесь не обойдётся. Она коснулась его руки. Их глаза встретились. И от этих серых, чуточку грустных глаз, на Джона повеяло прохладой и спокойствием. Она не была женщиной его мира. В его мире женщины не имели такой белой бархатистой кожи, такой стройной, не исковерканной трудом, фигуры. Их руки грубы и мозолисты. Её же ладонь была мягкой, прохладной и слегка влажной.

Но Джона привлекла не внешность незнакомки. Его удивил её взгляд — спокойно-отрешённый. Как будто она, только что совершила самый главный в своей жизни поступок, и теперь её больше уже ничего не интересовало. Она смотрела откуда-то издалека, из другого мира, из другого измерения.

Да и одета она была так, будто в спешке надевала всё, что попадёт ей под руку. Чёрные массивные ботинки военного образца, тёмно-зелёные мужские носки, серый широкий свитер с большим вырезом, съехавший на одно плечо и синяя плиссированная юбка до колен.

На лице ни грамма косметики. Пепельные волосы свободно опускались на плечи.

Она сказала, что её преследуют, и незаметно качнула головой вправо. Чуть скосив глаза, Джон заметил метрах в тридцати от себя, двух типов в серых плащах с квадратными челюстями, прячущих руки в карманах. Кровь понеслась по жилам, закипела, брызгая ярко-оранжевыми искрами. Забыв про потасовку, Джон схватил её за руку:

— Давай, за мной!!

Смешавшись с толпой, они покрутились с минуту в её густой массе и выбрались из парка через дыру в ограде. Потом долго пробирались закоулками и проходами, известными Джону с детства.

И, уже у него дома, она поведала Джону о теории, созданной ещё её отцом, так и умершим в неизвестности, но перед самой смертью, доверившим только ей, своей единственной дочери, эту тайну.

Суть теории заключалась в том, что неизменность уже произошедшего, является только кажущейся. Достаточно задержать или ускорить во времени хотя бы одно из событий: «Папа называл их событиями второго порядка» — составляющих, случайную на первый взгляд, но на самом деле являющуюся закономерной, цепь, ведущую к событию результирующему — «Папа назвал это событие, событием первого порядка» — и неизбежное перестанет казаться столь неизбежным.

— Но как такое возможно — задержать время?! — Джон налил для неё полный стакан молока, в одно мгновение соорудил огромный сэндвич из разрезанной вдоль булки, масла и сочной ветчины. — Как можно его удержать? Это же не портовая девка — это время.

Со снисходительной улыбкой, медленно пережёвывая ветчину, она поведала Джону, как после смерти отца поклялась на его могиле посвятить всю свою жизнь, ответу на этот вопрос. Как долго и упорно работала. Как стойко переживая неудачи, она преодолела, одно за другим, все препятствия на пути к истине. Как однажды, подобно молнии во мраке неизведанного, к ней пришло озарение, и как появилась на свет «Теория временных точек». А спустя год после создания теории она изготовила «Таймэкспресс» — прибор для перемещения во времени. Но самое главное — это то, что с его помощью можно было на целых три минуты задержать или ускорить, пока только одно событие второго порядка, но уже и этого было достаточно для изменения события результирующего, а если сказать точнее, события первого порядка.

— Так вы, мэм, попали к нам сюда прямиком оттуда?! — Джон, почему-то показал большим пальцем сжатой в кулак правой руки, себе за спину и был вне себя от восторга.

Отставив недопитое молоко, она оглянулась по сторонам, запустила правую руку под свитер в районе груди и, в доказательство своих слов, с торжественным видом извлекла оттуда маленькую, размером с футляр для очков, серую и невзрачную на вид коробочку. Одна сторона коробочки была светлой и матовой. Другая, более тёмная и блестящая, была разделена на две половины. Верхняя часть напоминала маленькое окошечко. Нижняя, состояла из квадратных кнопок с буквами и цифрами на них. После лёгкого прикосновения к кнопкам, окошечко начинало светиться словами, числами и какими-то загадочными знаками. При этом коробочка издавала высокие, царапающие слух, звуки и из неё плавно выдвигалась тонкая как игла серебристая антенна.

— Вот это да‑а!!! — Джон просто не верил в происходящее.

— Теперь ты мне веришь? — Она говорила ему "ты", будто они были знакомы, чуть ли ни с детских лет. Да, Джон и сам уже верил в это. Ему казалось, что они целую вечность, вот как, сидят и болтают.

— А теперь послушай. — Она понизила голос. — Мир в опасности. Грядёт ещё более страшная вторая война, в огне которой, на этот раз, сгорит много американцев.

— Вторая? — Джон опешил. — Я и про первую толком не знаю.

— Вторая война это реванш. Её причиной явится первая. А причиной первой войны послужило убийство в далёком городке Сараево, двадцать восьмого июня тысяча девятьсот четырнадцатого года, в одиннадцать часов полюс одна минута, наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда. Мы должны помешать этому.

— И тогда не будет ни первой, ни второй?! — Джон поразился тому, как он быстро во всём разобрался. — Но как?! Как этому помешать?! — Он вскочил со стула. — Чёрт, надо что-то делать!!.. Какое сегодня число? — Он бросился к висевшему на стене календарю. Она спокойно, с улыбкой наблюдала, как Джона мечется по комнате. — Боже!!! — Джон бросился к ней. — Нужно предупредить президента, главу муниципалитета, или кого там ещё?!

Джона уже трясло от нетерпения и жажды деятельности. Но она положила свою холодную и влажную ладонь на его горячий, как бока закипевшего кофейника, лоб, и Джон, (Вот дьявол!) к своему удивлению успокоился, притих как ягнёнок и снова весь превратился в слух.

— Я пыталась предупредить правительство. — Она вновь взялась за молоко. — Но меня сочли социально опасной. Потому и появились эти мордовороты в плащах. Им нужен прибор, а меня ждет клиника для душевно больных. Но. — Она сделала многозначительную паузу и подняла стакан с молоком вверх. — Но это, по большому счёту, не важно, если бы прибор им нужен был для спасения людей. Но им нужно мировое господство.

— Сволочи!!! — Джон снова вскочил со стула. — Какие сволочи!!! — Он до хруста сжимал кулаки. — Я никогда не доверял нынешнему мэру, и на выборах голосовал против него! Но ничего, ничего. Теперь мы вместе! Теперь они узнают! Пусть только сунуться! — Невероятным усилием Джон заставил себя успокоиться и слушать дальше.

А она между тем продолжала:

— Покушаться будут дважды. В первый раз неудачно. У бомбы будет слишком длинный запал, и она взорвётся под другой машиной. Во второй раз, вопреки указанному маршруту водитель свернёт, вместо того, что бы ехать прямо. На повороте он снизит скорость. В этот момент второй террорист и заметит машину эрцгерцога. Он выстрелит дважды. Но ровно за три минуты до того как произвести два роковых выстрела, он зайдёт выпить кофе.

Она вновь выдержала паузу.

— И, что?! Что тогда?! — Джон начал привставать.

— Тогда ты надавишь вот на эту кнопку. — Она, улыбнувшись, достала коробочку с цифрами и антенной и указала пальцем. — Стоять ты будешь рядом с ним. Вплотную. Чем ближе, тем лучше. Время внутри помещения замедлится и …

— И… — Джон поднял брови.

— И он будет пить кофе не три, а шесть минут. Он даже не будет знать, что машина уже проехала. И никто ничего не заметит.

— Мэм, да вы просто… — Джон задохнулся от восторга. Он в жизни не слыхал такого, и опьянел от нахлынувших чувств. — Я сделаю всё, как вы скажете! И уж будьте покойны, ничего не упущу. — Джон опять носился по комнате. — И даже если никакого замедления не произойдёт, я просто вырублю его и точка!!! Когда же!!! — вскричал Джон. — Когда мы приступим?! Куда нужно идти?!

— Терпение, мой друг. — Её голос, как бархотка, ласкал его уши. — Осталось преодолеть последнее препятствие. Ты и я, мы должны объединиться в мыслях и чувствах. Нам нужно стать единым энергоинформационным существом, иначе ничего не выйдет. Потому, что когда ты будешь там, я должна быть связана с тобой.

Она встала. Глаза её засветились каким-то таинственным светом. Она задышала часто и шумно. Она подошла к нему и Джон тоже встал. И тогда она сбросила с себя всю одежду. Всю ночь они занимались тем, что в этом мире называется «заниматься любовью». И это действительно была любовь. Любовь двух огромных сердец, готовых на всё ради спасения человечества. Джон был неутомим в своём порыве, а она крепко прижимала его к себе своими холодными и влажными ладонями и хрипло, в самое ухо, просила ещё, и ещё, и ещё.

Уснули они только под утро. Сначала уснула она. Джон смотрел на её спокойное, благородное лицо, озарённое еле уловимой загадочной улыбкой, такой тёплой и божественной. Он смотрел на её, слегка поднимающуюся во время вдоха, грудь, на хрупкие белые руки и чувствовал, что теперь они вместе и навсегда. Что он, это то же самое, что и она, и ничто на свете теперь не разлучит их.

За тем уснул и Джон. Ему приснились огромные часы, стрелки которых неумолимо движутся к двенадцати. Джон должен замедлить их ход, но не знает как. Она что-то кричит ему, но он не слышит. Он только знает, что если не остановить стрелку, то мир рухнет и всё разлетится в клочья. И тогда он бросается вперёд и повисает на стрелке.

Внизу чёрным жучком движется автомобиль. Он начинает медленно поворачивать. В помещении напротив открывается дверь. Высоко и страшно. Но нужно держаться. Нужно потерпеть всего три минуты. Нужно только не дать стрелке сдвинуться с места.

Но, что-то холодное обвивает его руки. Пальцы начинают слабеть, покрываться потом. Они медленно разжимаются и скользят по поверхности стрелки. Стрелка сдвигается, и дверь начинает открываться быстрее. Вот уже из двери показалась рука. В ней пистолет. Чёрный ствол медленно поднимается. Джон цепляется изо всех сил, но пальцы соскальзывают. Он срывается и с криком летит вниз.

Разбудила его какая-то возня. Ещё цепляясь сознанием за обрывки сна, он понял, что что-то происходит и никак не мог заставить себя проснуться. И только когда холодом сдавило запястья, он открыл глаза и сел на постели.

Она стояла посреди комнаты и виновато улыбалась. Её одежда выглядела странно. Длинное серое, простёганное в крупную клетку платье с глухим воротником под самое горло, и пустые рукава, обёрнутые вокруг её фигуры и стянутые под грудью белыми кожаными ремешками. По бокам стояли те самые типы в серых плащах с квадратными челюстями, только руки они теперь не прятали в карманы, а придерживали ими её с двух сторон. Третий тип, в таком же сером плаще и с точно такой же челюстью, стоял ближе к Джону и улыбался во весь рот. Запястья Джона сжимали чёрные наручники.

Издав вопль отчаяния, Джон вскочил на ноги, но получив удар в челюсть, какого ещё не получал в жизни, он рухнул на пол, и её божественная улыбка постепенно растаяла в его потухающем взоре.

И только потом, на допросе в полиции, он узнал, что она не из какого не из будущего. Что в действительности она была учёной и работала на секретном военном заводе, производившем средства связи специального назначения. Что мечты о путешествиях во времени довели её до сумасшествия, и у неё на этой почве произошёл срыв. Что одержимая, она выдавала себя за гостью из будущего, и таким образом находила себе слушателей, которым излагала свои бредовые идеи, а потом предлагала вступить в энергетический контакт, склоняя тем самым к половому акту. Что в доказательство она демонстрировала, похищенный с завода, экземпляр секретного передающего устройства.

Подписав нужные бумаги, Джон вернулся домой. Ему не хотелось больше никуда идти. Пустота и одиночество вдруг навалились на него. Всё стало реальным и серым. Исчезли краски, которыми он так старательно раскрашивал этот мир в своём воображении. Джон вдруг ясно понял, что никакого спасения мира, никогда не будет. А будут лишь фабрика, тяжёлая работа, пиво по пятницам, драки, да его наивные детские мечты о, где-то поджидающем его, чуде. Он бросился на кровать, ещё хранившую запах её тела, и тихо заплакал.

Спустя два дня, он уволился с фабрики. Продав свою квартиру, Джон переселился в пригород, где устроился работать уборщиком в клинику для душевнобольных. Весь день он мёл дорожки, мыл полы, чистил лестницы, туалеты и убирал мусорные баки. А вечером, когда всех выводили гулять, он садился рядом с ней на скамейку и брал её руку в свою. Она, ласково улыбаясь, с благодарностью смотрела на него и рассказывала о чудесах пространства и времени. А он, околдованный этой загадочной улыбкой, ловил каждое её слово.

Время постепенно замедляло свой бег и останавливалось. И тогда бесконечность открывала перед ними свои фантастические миры. И она без устали водила его по этим мирам, а он, как наивный ребёнок смотрел в её серые глаза и следовал за ней, держась за влажную холодную руку.