Брачный контракт

Материализация адвоката протекала весьма зрелищно. Из сгущающейся паутины субстанции вывинчивались врастопырь упругие до звона усы; припушенные членистые конечности, несмотря на кажущуюся ломкость, прорастали солидностью стальных опор, а на них, в полуметре над полом, наливалось тяжелым темным соком мохнатое брюшко, увенчанное парой блестящих, жестких, пригнанных друг к другу без малейшего зазора крыльев. Выпуклые фасеточные глаза, радужно отсвечивая гранями, чуть подрагивали, высасываясь из небытия и излучая в узкое пространство камеры холодную оценивающую бесчувственность. Все существо адвоката будто бы напитывалось вещественностью, извлекаемой из окружающего, и быстро превращалось в доминанту этого замкнутого объема, жирный восклицательный знак, исполненный судьбоносного смысла особенно теперь, когда Ивану Мизину предстояло узнать выпавшую на его долю участь.

И все же сходство с презираемым тараканьим племенем напрочь выхолащивало величественность явления. Паразитский облик бытовых насекомых настолько укоренился в родовой памяти землянина, что даже Мизину, в жизни не сталкивавшемуся с настоящими тараканами, при общении с разумными существами этой планеты приходила на ум только такая примитивная аналогия. И действовать хотелось согласно отработанной поколениями предков методике — да разве прихлопнешь столь крупную тварь?

— Иван Мизин! — гаркнул голос Ивана Мизина откуда-то из-под брюха окончательно материализовавшегося адвоката. Откуда именно, Ивана не интересовало; его удручал лишь тот факт, что отныне всех соотечественников, которых занесет в эту проклятую дыру, будет приветствовать его, увековеченный местный фонотекой, первый человеческий голос.

— Иван Мизин! — было повторено, вероятно, для внушительности. — Высоким судом внешней инстанции вы приговорены!

Узник сел на корточки и неторопливо, качественно почесал кончик носа. Паниковать в любом случае было рано. Адвокат, однако, не пустился в разъяснения. Он фундаментально торчал без малейшего движения, и в его смоляно-черных сферических глазах можно было увидеть лишь искривленное и размноженное собственное изображение.

Иван понял, что шутками тут не пахнет. В манере материализации адвоката, его официальной выправке сквозил рок. Рок, преследовавший Мизина с тех пор, как прихотливые зигзаги вояж-дипломатии привели его в тараканье царство.

— Позвольте узнать, что вменяется мне в вину? — Иван постарался не выдать охватившее его волнение, хотя втайне приготовился выслушать прежний ответ. И не ошибся. Адвокат снова принялся рассусоливать белиберду о загадочной гунявой хреновине — именно так коряво, словно бы издевательски, справился с переводом лексический преобразователь. И нервы Мизина не выдержали.

— Что за гунявая хреновина?! — заорал он, вскочив и больно треснувшись головой о низкий потолок тюремной камеры, имевшей форму кокона с длинной осью по горизонтали. — Кто в этой паршивой клоаке объяснит мне, наконец, в чем меня обвиняют? И когда мне выделят помещение, где я смогу передвигаться как человек, а не таракан? — Иван встал на четвереньки и угрожающе двинулся на адвоката. Он был готов зубами вцепиться в ненавистного юриста.

Адвокат испугался. Он отпрянул назад и визгливо затараторил:

— Осужденный! Ведите себя смирно! Не вынуждайте применять дисциплинарные меры! Я знаю, да! Из компетентных источников мне известно, что наружность нашей расы вызывает в подсознании землян сомнительные ассоциации. Но, если ваши расистские помыслы найдут хоть малейшее воплощение в действиях, я буду апеллировать к нашему справедливому закону!

Мизин бессильно застонал, почти завыл. Их справедливый закон! О, как бы он желал прибрать это насекомое к ногтю! Раздавить его, улепетывающего прочь, размазать!.. Через мгновение он сдался и угрюмо потащился в свой угол, словно побитая собака. Хуже всего было слышать, как твой собственный голос обвиняет тебя устами — или чем там у них есть — напыщенного исполинского таракана! Да и голос-то, со стороны оказалось, на слух не больно благозвучный.

Адвокат застыл безмолвным изваянием. Невозможно было разобраться, симпатизировал ли он подзащитному хоть капельку или, благодаря недюжинной осведомленности, целиком находился под влиянием чувства расовой солидарности с беспощадно гонимыми на родине Мизина собратьями.

— Что меня ждет?

— Вас подвергнут наказанию.

— Какому?

— Об этом вы узнаете в свое время. Из соображений милосердия на Льимау не принято оглашать содержание обвинительного приговора.

Вот так номер! С трудом заставивший себя успокоиться Иван опять едва не взвился:

— Как?! Меня обвиняют непонятно в чем, да еще и накажут неизвестно каким образом?!

— Ну, я же вам тысячу раз растолковывал, — адвокат, казалось, вздохнул, терпеливо снося беспросветную тупость клиента. — Ваше преступление подрывает устои нравственности, и, доводя до вас его суть, мне придется совершить правонарушение самому. Область нравственности очень деликатна, знаете ли!

— Но послушайте! Вы же прекрасно знаете, что я — именно тот, за кого себя выдаю, а не злоумышленник или шпион! — Иван вынужденно кривил душой, приписывая своей организации исключительно доброхотские устремления; на практике, конечно же, агентам вроде него вменялись в обязанности и наблюдения весьма конфиденциальные. — У вас в руках мой корабль и вся документация, где ясно изложена моя миссия вояж-дипломата. Первого вояж-дипломата Земли в этом звездном скоплении! И на первой же планете, куда я прибыл для установления контактов, со мной обходятся самым неподобающим образом! Я начинаю сомневаться, что у Земли и Льимау сложатся партнерские отношения в обозримой перспективе! Откуда мне ориентироваться в лабиринте вашей морали? И почему меня лишили даже права присутствовать на процессе по собственному делу?

— Увы, — адвокат пошевелил усами. Означает ли сей жест если не сочувствие, то хотя бы неловкость за казуистику отечественной юриспруденции? — Незнание закона не освобождает от ответственности. А ваш статус, как ни крути, не заключает в себе неприкосновенности. Впрочем, вам в известной мере еще и не повезло: не подпадай этот случай под категорию нравственности в столь усугубленной форме, наверняка можно было бы добиться более благоприятного исхода.

Внезапная догадка пронзила Мизина.

— Этот приговор, очевидно, является следствием, как вы выразились, сомнительных ассоциаций, рождающихся у землян применительно к вашей расе, не правда ли?

Адвокат возмутился. Последовала цветастая тирада о непредвзятости льимауского правосудия, завершенная прозрачным намеком на эгоцентричность некоторых рас, убежденных, что их проблемы достойны дискуссий по всей Вселенной. Он не преминул подчеркнуть, что суду предшествовало разбирательство на предмет достоверности существования далекой земной цивилизации, ибо средой разного рода проходимцев вымышлено уже немало фиктивных миров — для придания легальности сомнительным делишкам.

И все же у Ивана осталось ощущение, что вековая ненависть человека к таракану, сведения о которой неведомыми тропинками добрались за тридевять земель, сыграла определенную подлую роль. Тогда он попробовал ухватиться за соломинку чуть меньшей категоричности, промелькнувшую ранее.

— Вы упомянули, что сообщать осужденному содержание приговора не принято. То есть, не запрещено. А поскольку милосердие — вещь на редкость расплывчатая и толкуется везде по-разному, я прошу сделать для меня исключение и обрисовать, хотя бы в общих чертах, процедуру наказания. Мы, земляне, всегда предпочитаем ясность! — Обжаловать решение суда, скорее всего, не удастся, но есть еще шанс на эфемерный приговор, карательная сторона которого является таковой лишь для своих, а чужак может даже и вовсе не понять, что подвергается наказанию.

Адвокат задумался. Похоже, здесь действительно допускались вариации.

— Иван Мизин, — произнес он, наконец, — специфика вашего дела такова, что... ну, в общем, вы понимаете.. .

— Я ничего не понимаю! — Иван обрадовался, что нащупал хоть одно слабое место в душегубской логике, и решил давить на юриста, пока не выжмет из того хотя бы что-то. Да, к тому же, он и вправду ничего не понимал во всей этой трясине, в которой увяз по уши.

— Хорошо, — сдался после очевидной внутренней борьбы адвокат. — Я не могу нарушить обычай, но знайте, по крайней мере, что, ввиду незамедлительного приведения приговора в исполнение, ваше требование о перемене камеры решено не удовлетворять.

Эта новость, опять-таки, допускала двоякое истолкование.

— Кроме того, вам, вероятно, будет важно узнать, что меры дисциплинарного воздействия адаптированы у нас к природной сущности нарушителя закона. Эту поправку включили в кодекс сравнительно недавно — из-за расширения внешних контактов.

Надежда на эфемерное наказание рухнула, и Ивана охватило глухое отчаяние. А эта тараканствующая сволочь, его адвокатишка, сохраняла олимпийское спокойствие, словно постепенное добивание беззащитного чужеземца идеально вписывалось в его коварные членистоногие планы.

Чтобы хоть как-то облегчить душу, Мизин принялся ругаться на одном из старых земных языков, изобиловавшем цветастыми оборотами дерзкой направленности. Походя досталось всем: и самому адвокату, и его предкам с потомками заодно, и племени их целиком, и планете как небесному телу и родине ненавистной тараканской цивилизации.

— Я вас не понимаю, — заметил адвокат после того, как Иван в очередной раз крайне непочтительно отозвался о местной юстиции. — Если вы желаете общаться на другом языке, говорите, пожалуйста разборчивее. Нам знаком пока только один ваш язык.

Иван замолчал. Не существовало таких слов и языков, чтобы сполна выразить охватившее его негодование и смятение.

— Вы имеете еще что-нибудь сказать? — в мизинском голосе адвоката послышалась нотка нетерпения. Он что же, сваливать собирается? Он считает свое подлое дело сделанным?

— Я буду жаловаться, — через силу пробормотал Иван. — Я буду жаловаться во все возможные инстанции.

— Это ваше право, — согласился адвокат. — Но должен предупредить, что апелляции на приговоры по нравственным статьям к рассмотрению не принимаются. Иначе мой святой долг был бы опротестовать решение суда сразу же по вынесении.

— Я обращусь за помощью в Земную Конфедерацию, — не слушая опостылевшего таракана, бубнил Иван. — Коллегия вояж-дипломатии направит дежурный крейсер, чтобы вызволить меня, а потом разнести эту богадельню в пух и прах. Земляне заботятся о своих.

Разумеется, земляне заботились о своих, но в куда более скромной степени. Когда известие о злоключениях Мизина доберется через третьи каналы связи до конфедерации, там непременно состряпают ноту протеста. Однако эта нота прибудет сюда тем же неспешным путем и вряд ли произведет эффект больший, чем всплеск воды на поверхности пруда от нырнувшей лягушки. Ну, на что сдалась льимаусцам чуждая и далекая земная цивилизация?

Местных тараканов исключат из сферы краткосрочных интересов Земли и занесут в список планет, не рекомендованных к посещению, да вот только Ивану Мизину это ничем не поможет. Вояж-дипломаты всегда рискуют, всегда оказываются крайними, и даже гипотетический дежурный крейсер, будь он тотчас же отправлен на выручку с ближайшей базы на Матесальке, пока вынырнет из векторного подпространства в радиусе вероятности до шести парсеков, пока доберется до Льимау.. .

Адвокат, похоже, также представлял себе реальную ситуацию и потому переваривал бессмысленные угрозы философски. Видимо, он все-таки был лоялен к подзащитному.

— Но вы же мой адвокат! — возопил, наконец, Иван. — Вы обязаны меня защищать! Делайте же что-нибудь! Или убирайтесь прочь!

Адвокат отреагировал своеобразно. Вместо ответа энергично задвигались усы, скрещиваясь наподобие ножниц, будто их обладатель вознамерился искромсать перед собой воздух. Одновременно с этим прежде гладкое, лоснящееся адвокатское брюшко распушилось, резко увеличившись в объеме, а членистые ноги вдруг принялись упруго складываться и распрямляться, словно имитируя физкультурные приседания. Потом еще крылья поднялись торчком и завибрировали с тонким жужжанием. Создалось впечатление, что адвокат сейчас сорвется влет. И вообще, в таком виде он стал походить скорее на длинноусого шмеля, чем мохнатого таракана. Гибрид какой-то, тараканоид, одним словом.

Странная гимнастика так же неожиданно прервалась, и юрист вернулся в исходное состояние. Что спровоцировало подобные эволюции, для Мизина осталось загадкой. Может, сверялся с какой-нибудь местной базой данных?

— Для осужденных по статье о гунявой хреновине допускается только одна возможность избегнуть наказания, — сообщил адвокат как ни в чем не бывало. — Однако эта, с позволения сказать, лазейка довольно-таки специфического свойства.

«Ага!» — возликовал Иван. — «Выход есть! А все эти разглагольствования о неотвратимости кары были лишь для моральной накачки!»

— К тому же, — продолжал адвокат, — вы должны удовлетворять одному кардинальному условию, хотя лично я, не скрою, считаю данную поправку к статье архаическим элементом, перенесенным из нашей традиционной нравственности на межпланетный уровень. Итак, вы состоите в браке?

Вот он, решающий момент! В голове лихорадочно закрутился калейдоскоп. Иван Мизин был женат, хотя затруднился бы назвать причину, которая мешала развестись: они уже давно жили порознь. Однако проблема, разумеется, заключалась не в этом, а исключительно в том, какой ответ даст ему шанс. Супружеское состояние все еще выгоднее с точки зрения земной морали, но как обстоит дело у гигантских псевдотараканов? С этой их поганой гунявой хреновиной?

Медлить с ответом было опасно, и Мизин, положившись на интуицию и смутные сведения о том, что какое-то подобие семьи у обитателей Льимау присутствует, утвердительно кивнул.

— Как жаль! — посочувствовал адвокат. — Тогда я действительно ничем не могу вам помочь!

— Я готов жениться еще раз! — поспешно заявил Иван.

— Вот как? Но мы не вправе подталкивать вас к нарушению родных законов ради уклонения от ответственности за преступление наших. У вас ведь моногамная раса?

— Нет! — почти проорал Иван.

Адвокат выразил сомнение, и узнику пришлось распинаться про мультикультурность земной цивилизации. Он легко соврал, что принадлежит к практикующим многоженцам — благо отсюда, с Льимау, проверить это было, вне всякого сомнения, невозможно.

— Вы уверены? — настаивал адвокат. — Дело в том, что вам удастся избегнуть наказания лишь через брак, если, конечно, найдутся желающие соединиться с вами. Только тогда, в соответствии с вековой традицией Льимау, будет восстановлен нравственный баланс, который вы поколебали, предавшись хреновине гунявым образом.

— Брак с кем-то из ваших? — Иван задумался. Неведомое иезуитское истязание или женитьба на тараканихе: ну и выбор!

— Нет! Ни в коем случае! Во избежание дополнительных осложнений будем считать, что вы этого не произносили! — экспрессивное негодование служителя закона пролило бальзам на душу Ивана. Хотя бы в этом аспекте их оценки совпадали. — Подразумевается брак с лицом или лицами любой близлежащей цивилизации, откуда откликнутся до истечения условленного срока.

— А с соотечественницей нельзя?

— Разумеется, нет. И отнюдь не по причине удаленности. Весь фокус в том, что если кто-нибудь не с Льимау и не с Земли согласится связать себя с вами родственными узами, он, тем самым, восстановит ваше нравственное реноме. Я даже не буду пытаться объяснить вам суть: это невозможно по причине необходимых умолчаний. Просто поверьте мне на слово, у нас так принято.

— Я готов жениться! — подтвердил свое намерение Иван. Сейчас ему пуще всего хотелось вырваться из лап тараканьей юридической машины, которая загнала его в угол непролазного абсурда. Главное, прервать эту дурную бесконечность цепляющихся друг за друга элементов местной логики, волокущую его — Мизин буквально физически ощущал — в тартарары.

— В полном ли объеме вы осознаете последствия своего выбора? — не отставал настырный членистоногий. — Вам придется подписать брачный контракт, который свяжет вас с лицом или лицами иной расы. Как отнесутся к этому ваши отечественные родственники?

«Уж кто-кто, а отечественные родственники поймут!»

— Моя родная культура позволяет мне принимать решения такого плана, — несколько уклончиво произнес вояж-дипломат. И был, если вдуматься, абсолютно прав.

— Хорошо, — подвел предварительный итог адвокат. — Но мне необходимо проконсультироваться, прежде чем мы перейдем к деталям.

Иван кивнул и предпочел не смотреть, как фигура юриста вдруг утратила четкость линий, последовательно прошла фазы призрачности и растаяла без следа, оставив его наедине с сумбурными мыслями.

***

Отсутствовал адвокат, наверное, часа два. За это время Иван обсосал последний оставшийся у него балдежный леденец и еще раз попытался разложить все по полочкам. Однако стройная и ясная картина упорно не желала складываться.

Это звездное скопление до поры до времени почти не интересовало коллегию вояж-дипломатии, и Мизину предстояло работать практически вслепую. И на первой же планете его угораздило влипнуть. Арест, заключение в этой паршивой, приспособленной только для аборигенов, камере. Корабль и все барахло, включая одежду, конфискованы; возвращены почему-то лишь упаковка леденцов да губная помада последней пассии, невесть как очутившаяся в его багаже. Потом нелепое обвинение, пристрастный допрос — и жди у моря погоды. А теперь, по прошествии нескольких суток, оказывается, уже сфабрикован обвинительный приговор, не подлежащий обжалованию.

Вояж-дипломату не привыкать рисковать собственной шкурой без надежды на постороннюю помощь, и рассчитывать кроме как на себя ему обычно не на кого, но в этот раз Ивана не покидало суеверное чувство, что на Льимау он вляпался в полосу невезения, прервать которую можно, лишь покинув несчастливую планету. А поскольку помимо бракосочетания другого способа не видать — что ж, придется бракосочетнуться. Дело благое, в конце концов. Мизин усмехнулся.

И тут подали жратву.

Иначе как жратвой назвать это было нельзя; то была именно жратва. Жратву подавали следующим образом: в одном из закругляющихся концов камеры в жестко-упругой, чуть тепловатой на ощупь стене с чмокающим всхлипом вдавливалась внутрь карманообразная ниша, наполненная белесой кашицей без запаха и вкуса, липкой и довольно питательной. В эту нишу полагалось сунуть голову и хлебать. Причем клапан неизменно появлялся на уровне головы тараканоидов, и нормальному человеку, чтобы пожрать, приходилось опускаться на четвереньки.

Разумеется, на первых порах Иван предпринимал попытки насытиться более пристойным путем, например, сидючи на корточках и зачерпывая жратву пригоршнями. Но тогда в рот попадала лишь малая толика съестного, а остальное просачивалось между пальцев и, подсохнув, препротивно липло к телу. Поэтому Иван был вынужден смириться с навязанной технологией кормежки и привык к ней на удивление быстро.

Внезапно, в самый разгар обеда, он почувствовал на себе пристальный взгляд. Пришлось прерваться и, высунув из клапана перемазанное жратвой лицо, обернуться назад. Так и есть: два тараканоида, бесшумно материализовавшись в другом конце помещения, наблюдали за ним.

— Адвокат? — спросил Иван, ибо до сих пор не научился отличать льимаусцев одного от другого.

Ему не ответили, и это демонстративное пренебрежение разозлило Мизина.

— Чего уставились, лупоглазые? Дайте хоть пожрать человеку спокойно!

Двое даже не шелохнулись. Иван понимал, что портить отношения сейчас, когда забрезжила смутная надежда на высвобождение, по меньшей мере неблагоразумно, но ничего не мог с собой поделать. Чаша терпения переполнилась. Он показал врагам «козу», глумливо похлопал себя по голому заду, а потом взял губную помаду и принялся рисовать ею на стене неприличные картинки и писать всякую похабщину в адрес тюремщиков. Тараканоиды словно по команде развернулись, лихо сманеврировав в тесноте камеры, и уставились на граффити.

— Вот так-то оно лучше! — удовлетворенно пробормотал Иван и зачем-то швырнул в тараканоидов помадой. Цилиндрик беспрепятственно пролетел сквозь них и отскочил от противоположной стенки. Оказывается, то были всего лишь телепризраки. Иван плюнул на них в сердцах и уже безо всяких душевных терзаний вернулся к жратве. А насытившись, задремал.

***

— Иван Мизин! — разбудил его ворованный собственный глас. — Высоким судом внешней инстанции вам дается отсрочка согласно действующей поправке к статье о гунявой хреновине!

«Спасен! Все-таки спасен!»

— Вам предоставлено право опубликовать в Льимауском Межпланетном Информационном Вестнике объявление личного характера. И, если в течение десяти суток это приведет к подписанию брачного контракта, вас полностью освободят от ответственности по текущему делу.

«Десять местных суток! Это же почти восемнадцать земных!»

— Должен заметить, — продолжал адвокат, чуть сбавив официоза, — что решающим свидетельством в пользу допустимости на Земле полисупружеских отношений послужил тщательный семантический анализ ваших, Иван Мизин, художеств. Я сразу обратил на них внимание своих коллег, когда те, в целях вынесения справедливого решения, пожелали ближе познакомиться с вашей персоной. Как видите, правосудие на Льимау совершенно лишено предвзятости, в которой вы его упрекаете.

Иван был столь обрадован, что с легким сердцем проглотил очередную порцию позора, ставшего в некотором роде его повседневной реальностью, и даже на какой-то миг в самом деле согласился с адвокатом, что более справедливого в своей строгости суда, чем у них на Льимау, свет не видывал.

Эйфория спала лишь когда они совместными усилиями взялись составлять текст объявления. Юриста не устраивал то слишком большой объем мизинских формулировок, то их смысловая подоплека, то еще что-то, а Ивану, в свою очередь, категорически не нравились емкие адвокатские формулировки вроде «половозрелый самец» и «представитель гуманоидной расы промискуитального типа». При этом, однако, советы адвоката выглядели компетентными, и узник был вынужден к ним прислушиваться, хотя до сих пор не чувствовал полной уверенности в достаточной лояльности своего визави. В конце концов, родился кривобокий компромиссный вариант, содержавший, тем не менее, основную актуальную информацию и делавший акцент на срочных и конкретных предложениях брачного союза со стороны любых заинтересованных лиц.

Однако сложности при составлении брачного объявления этим не ограничились. Иван знал, что подобные обращения в большинстве разнополых цивилизаций принято сопровождать так называемыми клип-образами, несущими разнообразную информацию о подателе объявления. Но как поступить в случае, когда обращаешься сразу во многие миры, в каждом из которых свои органы чувств? Если попробовать настроить клип-образы на вероятных корреспондентов по отдельности, то потеряешь кучу времени, да и без помощи специалистов не обойтись. А некий усредненный клип-образ?.. Однако и тут Иван не был силен.

— Скажите, сколько гуманоидных цивилизаций охватывается вашим Вестником?

Адвокат быстро-быстро потер передней парой конечностей болтающуюся под брюшком коробочку — будто пытался извлечь из нее искры — и, по-видимому, получив ответ на запрос, сообщил:

— Всего четыре, причем об одной из них сведения противоречивы. Я бы посоветовал не ограничиваться гуманоидными планетами, хотя, безусловно, на них ваши шансы выше.

— А как быть с клип-образом? Что-нибудь синтетическое?

— Полагаю, да. На вашем месте я ориентировался бы на визуальный, обонятельный и осязательный факторы — они наиболее универсальны. И добавил бы метарецепторный — он очень характерен для окрестных координат.

— Какой?

— Метарецепторный. Положитесь в этом отношении на меня; я немного разбираюсь в текущей моде. — Иван был готов поклясться, что в последних словах адвоката прозвучала некая двусмысленность, однако к кому или чему она относилась разобраться, как всегда, не сумел. — А по остальным трем мы пошлем вашу динамическую голограмму, снабженную выборочной осязательной опцией, и для романтики добавим букет запахов пикантной гаммы, что-нибудь вроде дискретного пфлю из доминантной серии. Не обоняли случаем? В последнее время в наших краях это подлинный хит!

Иван в очередной раз проклял ту скудость информации, которой располагали на Земле о здешних местах, и которую, собственно, его и послали сюда восполнять. Но делать было нечего, пришлось опять довериться грешившему, похоже, сенсоголизмом адвокату.

Букет дискретного пфлю из доминантной серии благоухал для человеческого носа, как... Нет, не благоухал — скорее, просто смердел, однако ушлый юрист божился, что большинство разумных в сфере охвата Льимауского Вестника находит данный аромат чрезвычайно дразнящим и завлекательным. Ивану даже пришлось выслушать короткую лекцию об основных тенденциях обонятельной культуры в дружественных Льимау мирах и о грядущем фестивале доминантной серии, обещающем собрать истинных виртуозов по этой части.

***

К окончанию срока, отпущенного Ивану Мизину Высоким судом внешней инстанции, начали прорисовываться примерные контуры. Откликов на объявление пришло более полусотни, превзойдя даже самые радужные ожидания соискателя, но не со всеми из них оказалось легко разобраться. К счастью, тараканоиды, доселе державшие узника в ежовых рукавицах, неожиданно разразились чередой поблажек. Ивану, наконец, выделили камеру антропометрических пропорций, где — о наслаждение! — можно было выпрямиться в полный рост.

Изменения коснулись и процесса приема жратвы. Обеденная ниша стала появляться на уровне головы Ивана, при этом внутри каждый раз прорастала соединенная со стеной гибким отростком почти натуральная столовая ложка. Новшества не слишком облегчили процедуру, ибо сама пища осталась прежним кисельно-жидким и липким хлёбовом — разве что потреблять ее стало возможно чуть менее унизительным способом. Хотя Иван, конечно же, предпочел бы стул, стол и тарелку вместо хлюпающего стенного кармана, просовывание в который головы постоянно рождало неприятные доисторические ассоциации с гильотиной или пастью льва в цирке.

Самой же важной поблажкой стал, разумеется, худо-бедно адаптированный под землянина портативный компьютер, содержавший массу сведений об известных тараканоидам мирах. Информация о Земле была, правда, стерта из памяти по каким-то соображениям, однако служебные задачи волновали сейчас Мизина постольку поскольку.

Компьютер, в частности, уберег Ивана от соблазна ухватиться за одно из многообещающих предложений, суливших обоюдосчастливое супружество на планете Гтямну. Оттуда пришел целый ворох изнемогавших от любви посланий, адекватно воспринимать накал которых Иван смог, лишь уменьшив на порядок чувствительность сенсоров. Настораживали чрезмерная пылкость и проскользнувшие пару раз намеки, что природа обитателей Гтямну уж очень отлична от человеческой.

И в самом деле, компьютер выдал о Гтямну такое, что даже самый невзыскательный жених призадумался бы. Тамошние особи, осуществлявшие функцию размножения, в брачный период имели обыкновение ассимилировать представителей других видов во имя повышения разнообразия генетического материала. Компьютер, правда, утверждал, что так называемая ассимиляция партнеров не является на Гтямну единственной формой супружеских отношений, однако Иван не собирался рисковать.

Из негуманоидных миров поступило еще несколько откликов, весьма осторожных, согласных в ближайшем будущем лишь на переписку для более подробного знакомства. Одно из этих посланий было настолько деликатно-изысканным, что под его впечатлением у Ивана сложился образ далекой прекрасной дамы, нежные черты лица которой скрыты под дымкой голубой вуали. Узнав, что ни кислорода, ни воды на той планете нет, Иван предпочел не вдаваться в дальнейшие подробности и не строить иллюзий. В целом же, как и следовало ожидать, негуманоидные миры не смогли предложить ничего приемлемого при мизинском цейтноте.

Из населенных гуманоидами планет на призыв землянина отозвались лишь две. Две другие, судя по замысловатым экивокам компьютера, то ли находились с Льимау в до предела натянутых отношениях, то ли не состояли в таковых вовсе. По-видимому, взаимная ксенофобия людей и тараканоподобных имела какие-то глубинные сущностные корни, принуждавшие ее вылезать наружу в самых удаленных друг от друга уголках мироздания.

Одной из отозвавшихся планет была та, про которую адвокат говорил, что имеющиеся сведения противоречивы. Планета носила странное название, перетолмаченное компьютером на земной лад как ПТХРЩ, и населялась одновременно гуманоидами и некими разумными не то кустарниками, не то древовидными. Указанные виды сосуществовали вроде бы в симбиозе и пасторальной гармонии. Гостям на ПТХРЩ препонов не возводилось, и конфликтов планетка ни с кем не учиняла. Ее цивилизация была явно внутреннего типа, поскольку сама в межзвездные просторы не рвалась, и информация о ней попала на Льимау из разных источников, так как тараканоиды тоже слыли изрядными домоседами.

С ПТХРЩ пришел единственный ответ, в котором сообщалось, что знатная семья, лишившаяся недавно любимого супруга, будет счастлива принять землянина в свой дружный коллектив. Клип-образ создал видение роскошного дикого сада из пышных куп кустарников, щедро украшенных крупными нежно-розовыми цветами. Панорама сопровождалась тонким ненавязчивым ароматом, сладким привкусом мякоти сочных спелых плодов и ощущением прозрачности пленэра.

Сделав повторный запрос, Иван вскоре получил стандартную форму брачного контракта, где дополнительно оговаривалось, что союз, предусматривающий добросовестное выполнение сторонами супружеских обязанностей в течение всего срока, заключается самое меньшее на один год ПТХРЩ, а далее — по общему согласию. Год длился там, как тотчас же справился Иван, чуть дольше трех с половиной земных месяцев.

Наконец, с последней гуманоидной планеты, Меееб (женского рода, ибо так звали их мифологическую праматерь), как и с Гтямну, желающие бракосочетнуться завалили Ивана посланиями. В ответах мееебок и мееебцев сквозила подлинно человеческая натура, даже еще более, как не преминул бы выразиться адвокат, промискуитальная, чем у землян. Брак на Меееб, очевидно, не являлся святыней, и это обстоятельство как нельзя более устраивало Ивана. Большинство корреспондентов отмечало также «несравненное благоухание божественного дискретного пфлю, будящее в душе горячие романтические чувства».

К сожалению, Льимауский Вестник оплошал на Меееб. Из мизинского клип-образа он передал лишь обонятельную и метарецепторную составляющие, потеряв где-то по дороге визуальную и осязательную. Поэтому корреспонденты интересовались между делом, присуще ли землянину зрение. Вдобавок мееебцы выражали искреннюю надежду, что их избранник «рогат, космат, хвостат и бородат», а переданные ими обонятельные гаммы воняли не менее ядрено, чем дискретный пфлю.

Терзаемый сомнениями, Иван обратился к компьютеру, и тот незамедлительно выдал облик обитателей Меееб: форменные черти, разве что без копыт. И все же предложения с этой планеты выглядели наиболее заманчивыми в остальных аспектах, и Иван повторно отправил туда свой клип-образ. Мееебцев сразу как отрезало. Связываться с гладким, бесхвостым, безрогим существом охотников не нашлось; черти предпочитали чертово.

Конечно, втайне Иван лелеял надежду, что объявление в Вестнике каким-нибудь чудом дойдет до случайного землянина, опередившего в этих краях родную вояж-дипломатию — прецедентов было несть числа. И что этот гипотетический бродяга тут же поспешит на выручку собрату, а не решит, что тот рехнулся на почве сексуальных извращений. Ведь нравственные хитросплетения Льимау вряд ли широко известны даже в ближайшей округе. Цивилизация тараканоидов отличалась пассивностью внешних контактов, предпочитая поглощать информацию, нежели делиться ею. Эдакие пауки Вселенной, окопавшиеся в своей цепкой паутине, таракоуки.. .

Итак, при всем богатстве выбора переписка принесла Ивану только один реальный вариант бракосочетания — на садово-парковой планете ПТХРЩ. Узник еще раз просмотрел все доступные данные, но не открыл для себя ничего нового. Компьютерные изображения практически не отличались от тех цветущих кущ, с которыми Иван познакомился посредством клип-образа. Удивляло только, что редкие фигурки людей запечатлены неизменно на заднем плане, и деталей не разобрать. Впрочем, это можно было объяснить обстоятельствами съемки: изображения получены путешественниками из мелегранской цивилизации бабочковых, питавших вполне объяснимый пиетет к цветам и равнодушных к гуманоидам. Другим источником информации, цивилизацией незрячих трамонов, излагались, преимущественно, сведения, мало что говорившие землянину.

Что же стало с их прежним супругом?.. В общем, и тут приходилось покупать кота в мешке, так как даже хваленая интуиция опытного вояж-дипломата, потерпевшая в мытарствах Ивана на Льимау не одно жестокое поражение, на сей раз предпочла заткнуться.

С другой стороны, Мизину предстояло подвергнуться наказанию в мире тараканоидов. В этом вопросе за последнее время ясности также не прибавилось. Правда, ему сделали ряд уступок, но все они были, так сказать, естественными, укладывающимися в контекст правил честной игры, в которую с ним якобы пытались играть обитатели Льимау. Самое же главное — детали обещанной экзекуции — оставалось покрытым мраком тайны.

Разумеется, как только в его распоряжении оказался компьютер, Иван послал запрос о местной системе наказаний за нравственные проступки и, к своему удивлению, получил подробную справку. Однако очень быстро понял, что эта информация ему вряд ли поможет — по причине невозможности адекватного перевода. Большинство понятий просто не имело земных аналогов, и лексический преобразователь выдал на-гора прорву словесного мусора вроде пресловутой гунявой хреновины. Среди этого хлама изредка попадались и осмысленные выражения, но лучше бы их не было, так как «фрагментарное усекновение конечностей» и «ограничение свободы с перманентным моральным напряжением» не сулили Ивану ничего хорошего.

Адвокат ранее упоминал, что наказание будет приспособлено к природной сущности наказуемого, что само по себе звучало безрадостно, да еще пример сомнительного успеха подобной адаптации, в виде улучшенного приема пищи, регулярно напоминал о себе. И Ивану почему-то совсем не хотелось испытать, каким образом к его природной сущности приспособят «усердное катание парасуньками». Он ли станет на них кататься, или они по нему? Нет, хватит! Забыть! Конкретный же вопрос о конкретной каре за гунявую хреновину, компьютер, как и следовало ожидать, проигнорировал.

Между тем отпущенное время истекло.

***

— Должен повторно уточнить: вы осознаете последствия своего решения? — настаивал адвокат.

— Да!

— Вы понимаете, что, подписав контракт, вы будете отправлены на ПТХРЩ для соединения с новой семьей как минимум на один тамошний год?

— Да! Я жажду встречи с родней! — не удержался от сарказма Иван. Только бы убраться от тараканоидов, гори они синим пламенем со своей Льимау! На ПТХРЩ во всяком случае есть люди, с которыми всегда проще найти общий язык! И, при худшем раскладе, ему светят всего лишь несколько месяцев прозябания на открытом воздухе!

— Что ж, — адвокат прямо-таки надулся от важности и гордости за выполненный долг. — В таком случае, по закону Льимау с вас снимается ответственность за совершенное правонарушение. Новые родственники, согласившись на брак, нравственно реабилитировали вас. Поздравляю, если угодно.

— Да! — Иван с воодушевлением лизнул каждый из трех экземпляров документа, ставя тем самым свою биологическую подпись. Он вырвался из членистых лап тараканоидов!

— На ПТХРЩ вы направитесь на собственном транспорте, который перепрограммируют так, что воспользоваться им по своему усмотрению вы сможете не раньше оговоренного в контракте срока. Таким образом стороны избегнут ненужных затруднений.

— Да!

Отлично! Даже корабль ему возвращают!

— Желаю супружеского счастья! — неожиданно выдал напоследок юрист, прежде чем дематериализоваться.

***

Знатная семья кустов ии-пррм с нетерпением ожидала нового симбионта. После того, как умер старый, соседи неоднократно предлагали ии-пррм подросших отпрысков своих человечков, но семья все медлила, отбраковывая кандидатов под надуманными предлогами.

«И чего им нужно?» — с некоторых пор начали шушукаться соседи. — «Эти ии-пррм совсем уж завоображались! С такой разборчивостью им подходящего человечка вовек не найти. А так ведь и захиреть недолго без опыления и удобрений. А перезревшие плоды своей тяжестью пообломают самые изящные веточки, даром что аристократические! Да и почву следует постоянно утаптывать, как же без этого? Можно подумать, их человечек был таким уж идеалом! Ничего подобного! Все норовил, не дожидаясь ежегодной недели случки, пробраться на участки ж-мнкк и у-мртс к их самочкам. Хорошо, самочки воспитаны в строгости, и давали ему отпор — не то бы хлопот доставил ого-го! И помер-то от проломленной башки в случную неделю, когда покусился на партию, предназначенную другому самцу. Поделом! Своих человечков нужно воспитывать! А то эти знатные все больше межпланетные передачи слушают, отвлеченными мыслями балуются. Добалуются! Если их один не устраивает, пусть берут сразу двух — как в-щврр. Вот тогда будет не до абстракций! Сожительствовать сразу с двумя человечками — это вам не абы что, тут сложнейшая политика требуется!»

Ии-пррм не обращали внимания на досужие домыслы. Поймав как-то звездной ночью брачное объявление с Льимау, они снова загорелись идеей приобрести себе в симбионты разумного гуманоида. Их предыдущие попытки успеха не возымели. Гуманоидных миров насчитывалось поблизости до обидного мало, а представителей имеющихся, вероятно, не прельщала перспектива совместной жизни с какими-то кустами. И тут подоспело объявление с Льимау! Неважно, какими судьбами занесло туда разумного гуманоида; важно, что он жаждал бракосочетания! Даже паскудная вонь дискретного пфлю из доминантной серии не смутила тонкообоняющих ПТХРЩвцев. Пусть себе тешится до поры до времени. А потом они приучат его к настоящим благородным запахам — запахам, от которых невозможно отказаться!

Ведь в чем прелесть обладания именно разумным гуманоидом? В том, что таковые человечки наделены способностью к С-А-Д-О-В-О-Д-С-Т-В-У! С-А-Д-О-В-О-Д-С-Т-В-О же, как узнали ии-пррм из обрывков межпланетных передач, это такой хитрый процесс, позволяющий флороразумным, за которыми ухаживают, получать неслыханное удовольствие! ДЕКОРАТИВНАЯ СТРИЖКА, САЖЕНЦЫ, ПРИВИВКА ЧЕРЕНКОВ — какие волшебные слова для истинно просвещенных кустов! И на это чудо способны только разумные человечки. Неразумные лишь беспорядочно утаптывают почву, хаотично опыляют, перенося пыльцу прилипшей к потной коже или запутавшейся в волосьях, да удобряют естественными продуктами жизнедеятельности после того, как вдоволь нажрутся сочных мясистых плодов. И ради такой малости, сколько возни с приручением этих тупых суетливых созданий! Нет, определенно нужно переходить к более прогрессивным формам симбиоза!

Как же обрадовались ии-пррм, когда с Льимау сообщили, что гуманоид подписал контракт и скоро будет на месте! Вся семья встрепенулась, расправила листочки-цветочки, зелено заклубилась, сбросила подвядшие плоды, прихорашиваясь к встрече нового человечка. С ним, конечно, возникнет немало трудностей, особенно на первых порах. У разумных гуманоидов и запросы наверняка выше. Что ж, ии-пррм постараются выращивать для него разновкусные плоды и баловать самыми затейливыми галлюцинациями. Ведь язык запахов, судя по дискретному пфлю, ему недоступен. Ничего, они быстро наладят добрые взаимоотношения, особенно когда человечек привыкнет устраиваться под их сенью на ночлег и прятаться от непогоды. Вот тогда они и создадут для него захватывающие, потрясающие воображение картины! Исподволь заставят восчувствовать в полной мере свою любовь! А еще, по утрам и вечерам, новый человечек будет аккуратно спрыскивать их водой, окропляя каждую завязь. У них же есть собственный ручей!

Кусты семьи ии-пррм возбужденно и радостно колыхались. На ПТХРЩ с нетерпением ждали супруга.