Ариэль

 — Меня приглашали на Абонит, там, мол, вечное лето, — блондинка закатила уже изрядно косившие глаза и скривила неестественно алые от «вечной помады» губы. — Ничего себе «лето»! Шторма, дожди, небо вечно в тучах… — Рита (кажется, так ее звали? Или Рина?) кокетливо потянула коктейль через светящуюся в полумраке трубочку. — Нет уж, я лучше махну к предкам, в Москву. Там хоть елки еще приличные есть, натуральные… А вы где Новый Год встречать будете?

— Я? — Антон рассеянно пробежался взглядом вдоль бара. Никто, конечно, блондинку на Абонит не приглашал — такой тур, да еще на праздники, в горячий сезон, стоит целое состояние. Просто дурочка набивает себе цену. Впрочем, какая разница. Ему просто нужна женщина на ночь, а других свободных альтернатив у бара не обнаружилось. — Еще не знаю. Я часто решаю спонтанно. А куда бы вам хотелось? — он скользнул глазами в глубокий вырез блузки, зная, что его слова звучат, как обещание.

Блондинка довольно захихикала. Плоть, обтянутая блестящей тканью, призывно заколыхалась. У дальнего конца бара произошло движение — одна парочка отчалила в сторону танцпола, свободные стулья тут же заняла другая. Жещина, усевшаяся к Антону спиной, склонилась к кудрявому мачо, нашептывая что-то ему на ухо. Грива ее длинных смоляных волос спускалась между обнаженных лопаток до самой талии.

— Вы слышите, что я говорю? — блондинка нетерпеливо тронула Антона за рукав. Подружка мачо удивительно походила на Эстер. Возможно, это и была Эстер. Но какое ему теперь дело? Эта стерва ушла от него три месяца назад, предварительно перетрахав всех его друзей и опустошив общий счет. — «Олимп», Лунный клуб. Говорят, там можно летать, как птицы… Вы меня слышите?

— Скорее, как бабочки… — Антон побывал в «Олимпе» в прошлом году, на корпоративной вечеринке вроде этой, но классом повыше. — Простите, музыка так орет.

— Может, найдем местечко потише? — блондинка подмигнула косящим глазом, многозначительно ставя опустевший бокал на стойку. Рука мачо со стромодной золотой запонкой поглаживала кожу под черными пушистыми волнами. Женщина, похожая на Эстер, положила ладонь на обтянутое дорогими брюками бедро.

— Простите, мне надо… — Антон неопределенно махнул в сторону туалетов и скатился с высокого стула. Стараясь не смотреть в сторону черноволосой, вклинился в толпу. С тех пор, как они расстались, резко и болезненно, у него не получалось с женщинами. Он пытался забыть, пытался выбить клин клином, подсознательно стараясь сменить привычный типаж. Но пухлые блондинки или веснушчатые рыжие только напоминали о его собственной зависимости и ничтожности. Одну из них ему даже удалось завалить в постель, но в ту ночь он был так пьян, что на утро мог вспомнить только смутные розоватые очертания гостиничного унитаза.

— Тоха! Наконец-то я тебя отыскал! — увесистый хлопок по плечу — и он уже стоял лицом к сияющей физиономии Крашевского, бывшего сокурсника и коллеги по «Итеку». — Знал, что ты где-то здесь, но в такой толчее разве разберешься… Да вот, познакомься, моя супруга, Гала.

Антон уже и сам догадался, кем была спутница зама экспертного отдела. У земных женщин, даже потрясающе красивых мулаток, собравших в себе лучшее от смеси кровей, не бывает таких огромных сияющих глаз с лиловыми радужками. То есть они, конечно, могут быть и лиловыми, но только с помощью линз. Жене Крашевского линзы не требовались, как, кстати, и прочие дамские ухищрения, вроде декоративной косметики или пластической хирургии. Идеальная смуглая кожа на тонко очерченном лице, казалось, мягко переливалась, как дорогой жемчуг в бронзовой рамке длинных, струящихся волос. Абонитка была чуть ниже мужа, уверенно обнимавшего ее за тонкую талию. Антон подумал, что соедини Крашевский ладони, и обхватит ее всю. Если бы Гале когда-нибудь пришлось зарабатывать на жизнь, карьера топ-модели обеспечила бы ей безбедное существование.

Ощутив неловкость затянувшегося молчания, Антон хрипло представился.

— Очень приятно, — произнесли совершенно очерченные губы, в которые немедленно хотелось впиться, как в спелый гранат.

От дальнейшего позора его спас Крашевский, предложивший присоединиться к ним за столиком у эстрады. Там обитала шумная компания из экспертного, к виду Галы, очевидно, уже попривыкшая, а потому пялившаяся не так сильно. К этому времени Антон с облегчением заметил, что внимание, как мужское, так и женское, абонитку совсем не смущает. Она казалась полностью увлечена своим супругом, с которого не сводила невероятных, полных обожания глаз.

— Что, нравится? — гаркнул в ухо Крашевский, стараясь перекрыть буханье басов, и ткнул бокалом в сторону Галы.

Антон кивнул, чувствуя, как губы предательски расползаются в глупой ухмылке. Он, конечно, как и все в офисе, знал о недавней женитьбе зама экспертного — еще бы, реклама-рекламой, а когда твой коллега и, можно сказать, близкий знакомый лично выбирает «лучшее решение по планированию семьи», это совсем другое дело! Теперь это самое «решение» сидит, безмятежно улыбаясь, за одним с ним столом и выглядит на сто процентов лучше своего прототипа, каждый день подмигивающего с голограммы за окном Итековского офиса. «Идеальная спутница жизни», блин. «Всего» за пятьдесят тысяч кредитов.

— Она по-нашему понимает? — осторожно поинтересовался Антон, кивая на абонитку, хотя из-за шума разговоров и музыки та, скорее всего, ничего не могла разобрать.

— На бытовом уровне, — гордо объявил Крашевский, любовно поглаживая приобретение по плечику. — В школу сейчас ходит. Говорят, у них потрясающая обучаемость, в том числе языкам.

— И что она… действительно так хороша? — Антон запнулся на мгновение, подбирая слова. — Ну, в смысле, не только внешне, но и…

— А-а, — понимающе протянул гордый супруг. — Хочешь знать, стоит ли овчинка выделки? То есть, той прорвы бабла, что я бухнул на брачное агентство?

Крашевский затянул паузу, отхлебнув вина и нарочито долго смакуя его на языке.

— Так вот что я тебе скажу, как мужик мужику… — зам экспертного качнулся к Антону, заговорчески щурясь. — Гала не стоит этих пятидесяти тонн, — и тут же хохотнул при виде вытянувшейся физиономии сослуживца, — она стоит больше!

Оба облегченно засмеялись, и, не забывая подливать приятелю вина, новобрачный поведал обо всех преимуществах абониток перед земными женщинами.

— Во-первых, они моногамны. То есть никаких тебе, Тоха, фуфлю-муфлю направо и налево, — многозначительно поднял палец счастливчик. «Тоже спал с Эстер, скот!» — мелькнуло у «Тохи», но он тут же загнал мысль в дальний угол сознания, за границу боли, и кивнул, демонстрируя внимание. — Партнера выбирают один раз и на всю жизнь.

— Погоди-погоди, — решил уточнить Антон. — Она что же, тебе… девственницей досталась?

— А то! — гыкнул Крашевский. Гала поймала их взгляд и непонимающе, но очаровательно улыбнулась. — Ты слушай, не отвлекайся. Короче, они на мужика настраиваются и эмоционально, и физически. Ну, то есть, тебе плохо, и ей плохо. Значит — что? Во, то то и оно! Такая все сделает, чтобы тебе было хорошо. Сготовить надо — сготовит. Накормить — накормит. А в постели… — новобрачный закатил глаза, и Антон почувствовал, как кровь приливает к щекам и не только.

— Я же говорил, она быстро обучается? — продолжал, будто ничего не замечая, Крашевский. — Так вот. Фильмец там посмотрим, я говорю — давай так попробуем? И пробует. Да еще как! С энтузиазмом. С огоньком. Массажу вот решил ее обучить. Опять же — курс для начинающих освоила за два дня. А ручки у нее… — счастливчик взял миниатюрную ладошку Галы и поднес к губам. — М-м, просто нега! И да, я же про самое главное забыл рассказать! Никаких детей. Все прямо как в рекламе — зачатие абсолютно невозможно, генетическая несовместимость. На одних превентивных средствах уже экономия…

— Но что, если ты все-таки получишь разрешение на ребенка? — перебил Антон. Оптимизм приятеля раздражал, хотелось найти хоть одно темное пятно в этом портрете идеальной жены. — Рихтеру скоро на пенсию. Велика вероятность, что отдел возглавишь именно ты. Закончите правительственный заказ, и…

— И что?! — ухмыльнулся Крашевский, цепляя с тарелки кусочек острого сыра. — Ребенка можно и в пробирке сделать, а мать у него будет, да еще какая. К тому же, — понизив голос, приятель нагнулся к Антону, дыша на него плесенью, — ради такого дела можно и еще одну жену завести, закон позволяет.

— Но… — в голове плохо укладывалась картинка голого зам экспертного в постели между Эстер и абониткой, — разве она ревновать не будет?

— Кто?! Гала?! — Крашевский хрипло расхохотался, плюясь сыром. — Да как ты еще не понял — если мне хорошо, то и ей хорошо.

— Не, вторая жена, — быстро поправился Антон, чувствуя себя идиотом.

Отсмеявшись, бывший сокурсник пожал плечами:

— Не думаю. Наши бабы их за людей не считают. Для них это вроде как куклы, секс-рабыни. В общем, низший сорт. Только вот что я тебе скажу, — Крашевский приобнял собеседника за плечи, дыхание защекотало волоски над ухом, — это наши бабы — второй сорт. Нелецензионная копия. Ага.

Это последнее многозначительное «ага» все еще звучало в голове Антона, когда он шел домой — шел пешком, как давно не ходил, с поры ухаживания за Эстер, по ярко-освещенным пустым улицам, где шарахались только робоуборщики и влюбленные парочки.

Агентству «Абсолютное счастье» он заплатил не пятьдесят тысяч, а сто — за гарантированный подбор партнерши. Приличный стаж в «Итеке» и стабильный карьерный рост сделали банковский займ делом легким и прятным. Его спутницу жизни звали Ариэль. Он сам выбрал имя — ее девичье, абонитское, было совершенно непроизносимо. Голограмма невесты напомнила ему героиню детской сказки — огромные зеленые глаза, волны рыжих локонов, лукавая улыбка и точеная русалочья фигурка, только без хвоста и чешуи. Контракт оговаривал возможность возвращения «особи» в течение двухнедельного срока в случае неудовлетворенности клиента. В агентстве, правда, Антона заверили, что пока недовольных не было. Еще бы! Ведь возврату подлежали только «нетронутые» невесты. Какой же мужик выдержит, ходя четырнадцать дней вокруг секс-символа во плоти?

И все же Антон дал себе слово: в случае малейшего сомнения — держаться. Даже накупил в аптеке седативных препаратов. Но как только увидел в космопорту плывущее к нему через зал прибытия чудо, тут же понял — никакие пилюли не помогут. Он нашел лекарство от Эстер — кажется, так ее звали, ту блеклую самочку, что когда-то отравляла его жизнь?

Антон пригласил Крашевского на свадьбу — конечно, вместе с Галой. Лиловоглазая абонитка была единственной женщиной, способной сравниться красотой с его невестой. Весь вечер Ариэль не сводила с землянина влюбленных морских глаз, а когда пришла ночь, Антон понял, что абсолютно и положительно счастлив.

Он проснулся от того, что задыхался. Наверное, климатическая установка вышла из строя, и температура в спальне подскочила, заставляя тело обливаться липким потом. Одеяла не было — скорее всего, он скинул его, спасаясь от жары. В глухой тьме Антон потянулся к ночнику. Что-то держало. Сзади. Осторожно, чтобы не разбудить Ариэль, он нащупал ее руку, попробовал сдвинуть. Не тут-то было — жена вцепилась мертвой хваткой.

Попробовал вывернуться из цепких объятий, и тут тупая тяжелая боль наполнила живот, заставив свернуться клубком на боку. Чуть полежал так, в позе зародыша, и немного отпустило. Пот пропитал простыню, она противно клеилась к коже. Антон попробовал пошевелиться, но боль снова скрутила его. Попробовал ползти к краю кровати, но рука жены не пускала, тянула назад. Держало будто и еще что-то, и именно оттуда шло это странное, выворачивающее кишки ощущение — от горящего, напряженного ануса.

Он вывернул шею, лишенный возможности откинуться на спину, и воздух покинул легкие в шипящем, беззвучном крике. Искаженное ужасом лицо отразилось в тысячах линз, из которых состояли фасеточные глаза прижавшегося к нему существа. Почуяв страх, гибкий волосатый хоботок просунулся вперед, коснулся влажной от пота щеки, будто лаская. Другой хоботок, тоньше и ниже, не останавливаясь, продолжал работу, перекачивая в тело Антона что-то… Что-то, чего не должно… не могло было там быть! Он судорожно дернулся, и страшный спазм вытолкнул из груди нечеловеческий тонкий вопль.

Антон вскочил на кровати, шаря по своему телу в темноте, тараща глаза, безуспешно пытаясь пронзить мрак в поисках насиловавшего его чудовища.

— Милый, что с тобой? — заботливые руки обняли дрожащие плечи, притянули к мягкой груди. — Опять кошмар?

Ариэль тоже тряслась, она чувствовала его смятение и страх, и ей было плохо, хоть она и стралась не показать этого, старалась быть сильной — ради него.

— Я кричал?

Ненужный вопрос.

— Прости, Рыжик, я снова тебя напугал, — он притянул хрупкое тело к себе, погладил по взъерошенным волосам. Отголоски неестественного спазма прошлись по нервам, оголенным и открытым ночи.

— Может, тебе к врачу сходить? — после короткого молчания прошептал жалобный голосок. — Ведь ты страдаешь, я вижу.

Антон мотнул головой:

— А что врач? Это ведь просто сон. Один и тот же дурацкий сон.

Он никогда не рассказывал Ариэль, что так пугало его. Говорил, не помнит.

— Тебе нужен врач не для тела, для души, — выдохнула она ему в шею. Жимолость и ромашки. Так она всегда пахла. Лучший аромат на свете. — У вас, людей, есть такой специальный доктор…

— Психолог, — подсказал Антон.

— Да, — она кивнула, и волосы защекотали его ухо. — Сходи к нему.

— И зачем ты только вышла за меня, такого… — он замялся, пока чувство вины не вытолкнуло на язык нужное слово, — психа беспомощного!

— Ты не псих, — мурлыкнула она в темноту. — А почему я вышла за тебя…

Поцелуй закрыл ему рот, наполнив сладостью, не оставляющей места для вопросов.

У психолога Антон побывал четыре раза. С каждым посещением седой очкарик все настырнее выпытывал об отношениях клиента с родителями, особенно с рано умершим отцом. Когда клиенту стало ясно, что аналитик роется в его прошлом в поисках то ли инцеста, то ли Эдипова комплекса, он ушел, хлопнув дверью. Впрочем, к тому времени кошмары прекратились сами собой. Зато началась напасть физическая. Антона все время одолевал голод. Ел все, в огромных количествах, даже то, от чего раньше нос воротил. Иногда его тянуло на странные вещи — скажем, молочное, и он литрами пил сливки. Однажды поймал себя на том, что ест яйцо вместе со скорлупой, и что самое жуткое — ему это нравится! Но кульминация случилась, когда Нильсен из кабинета напротив застал его жующим бумагу. Антон и сам не заметил, как, работая за компьютером, отрывал кусочки от черновика, скатывал шарики и машинально кидал их в вечно наполненный слюной рот.

Нильсену он тогда впарил, что пытается бросить курить. А сам испугался. По-настоящему. Что он сожрет в следующий раз? А главное — зачем? Ариэль он ничего не сказал, хватило уже с нее его ночных воплей. Возросший аппетит супруга жену только радовал, и она старалась, готовила обеды по шесть-семь блюд. Не удивительно, что Антон стал набирать вес, и над поясом брюк выпучился весьма обстоятельный животик. Животик сам по себе хозяина не беспокоил, но вот случай с бумагой заставил серьезно призадуматься. Настолько серьезно, что Антон пошел к врачу.

Врач мял пузцо, слушая сбивчивые объяснения пацента о жевании бумаги и нечищенных яиц.

— А как самочувствие? Повышенная усталость? Нервность, раздражительность? Головокружение, одышка? Проблемы с весом? Нарушения сна? Неприятные ощущения в области хм… анальной?

С каждым кивком тревога Антона росла в геометрической прогрессии. Несомненно, он тяжело, возможно, смертельно болен. Эх, почему он не обратился в поликлинику раньше? Только потратил на шарлатана-психолога драгоценное время! А теперь… Теперь может быть уже поздно! Что, если у него… страшно подумать… рак?

— Э-э… доктор, все эти симптомы… Это опасно? — промямлил он, неловко запихивая рубашку в брюки.

— Опасно? — врач почесал за ухом, отрываясь от компьютерного экрана. — Вот сдадите анализы, и увидим, — и поспешил добавить, видя странную реакцию пациента. — Да вы не беспокойтесь, глисты сейчас прекрасно лечатся, даже в запущенных случаях!

Домой Антон летел, как на крыльях. Подумать только — всем его проблемам, даже ночным кошмарам, нашлось самое банальное объяснение. Странно, конечно, где он мог глисты подхватить — вроде собак-кошек нет, и руки всегда перед едой моет? На следующий день, столкнувшись на летучке нос к носу с Крашевским, он с неприязнью отметил оплывшую фигуру бывшего сокурсника и запрыщавевший лоб. Тут же в голову стукнуло: так вот же он, источник заражения! Ведь коллега за последнее время разбух, как на дрожжах, вид бледный, нездоровый. Это, скажем, могло случится на юбилее — годовщине свадьбы Крашевского, куда Антон с Ариэль, конечно, были приглашены. Сидели по-домашнему, пили под конец чуть не из одного стакана. Хорошо, что Арька уже согласилась тоже анализы сдать — мало ли что в том рагу было. Вот результаты в понедельник придут, и придется, небось, глотать таблетки.

По пути с работы ему захотелось в бассейн. Обычно он посещал тренажерный зал три раза в неделю, а бассейн обходил стороной — плавать не любил. А тут прямо как на веревке потянуло — представилась голубоватая, полная человеческих тел вода, и даже в подмышках от нетерпения зачесалось. Звякнул торопливо жене и подрулил к огромному стеклянному шару «Голубой лагуны». Уже у автоматов вспомнил, что плавок нет, и, не глядя, выбрал из списка купальных принадлежностей. Оказалось, заметно ошибся размером — живот свисал спереди, ягодицы уродливо выпирали сзади. Наплевав на эстетику, торопливо ополоснулся под душем и рванулся в душное тепло, едва не расталкивая мельтешащих под ногами ребятишек.

Вот оно! Забыв про лесенку, плюхнулся всем весом с бортика и тут же погреб на глубину. Нырнул, погрузился и там, в прохладной голубой среде, приглушавшей звуки, щупальцы страха снова обхватили его. От глистов люди не ходят в бассейн. От глистов люди не делают то, что обычно ненавидят. А он терпеть не мог, когда вода попадает в уши и глаза, терпеть не мог мельтешение бледных чужих тел вокруг себя, в тошнотворных струйках пузырьков… Тугой узел боли затянулся в животе, будто он всегда был там, и только притворялся здоровой петлей кишечника. Антон задергался, пытаясь всплыть, но грузное тело не слушалось, тянуло к низу, будто в середке у него — чугунное ядро, как те, что поднимали с морского дна и хранили в музеях.

Он натужился в отчаянном усилии, в одном последнем желании — освободиться, исторгнуть чужеродную тяжесть. Слишком тесные плавки треснули, и меркнущим зрением Антон увидел бесконечные полупрозрачные нити выталкивающиеся через прореху в черной ткани, ложащиеся на кафель, как осадок в гороховом супе…

Его откачали. Спасатель заметил безжизненное тело в глубокой чаше, нырнул и вовремя вытащил утопленника. Конечно, была «скорая», больница, но Антона быстро выписали — обычный несчастный случай без последствий. В тот же день позвонили из поликлиники — анализы оказались чистыми, и у него, и у жены. Неделю он провел дома. Ариэль переживала, ходила в мягких тапочках, носила чай с мятой, бесшумно прикрывала двери. В пятницу Антон снова пошел в «Лагуну». Постоял на краю бассейна, пытаясь рассмотреть осадок на дне, но белый кафель выглядел девственно чистым. Глупость, конечно, — вода ведь постоянно очищается. Да и вообще, наверное, это просто была галлюцинация в момент помрачения сознания. Он ведь чуть не утонул, тут еще и не такое увидишь…

В раздевалке долго рассматривал свой опавший живот. Кожа висела вялыми складками, будто сдувшийся воздушный шарик. «Ты так осунулся, — говорила Ариэль. — Не мудрено, столько пережить!» Возможно, это действительно стресс. Возможно.

На Новый год их пригласили к Крашевским. Идти Антону не хотелось. Бывший сокурсник сбросил вес и снова был в форме, но все равно один его вид вызывал дежа-вю глистов и заполненного длинными слизистыми нитями бассейна. Антон неохотно передал приглашение жене. К его удивлению, Ариэль тоже не горела желанием провести праздник с подругой и ее супргуом, и они с легкостью сошлись на романтической поездке в Австрию.

Из отпуска Антон вернулся позже остальных — взял премию дополнительными выходными. С утра в офисе обсуждали две новости — загадочную мумию, найденную в подвале обычного жилого дома, и исчезновение Крашевского. Мумию обнаружил муниципальный водопроводчик, пропажу зам экспертного по разным версиям — то ли Рихтер, то ли его жена. Зама то есть. Второго числа Крашевский не появился на месте, а третьего выяснилось, что «загулявший» ушел на работу еще вчера, да так и не вернулся. Подняли на уши полицию, но пока никаких следов.

Озадаченный, Антон подлил в чашку кофе и принялся разгребать почту — электронный ящик, как всегда после праздников, трещал по швам. Неужели Крашевскому надоела красавица-абонитка? Причем настолько, что он даже смены белья не прихватил в дорогу? Внезапно окошко с хорошо знакомой физиономией выскочило в центре экрана: «Прочти меня!» Будто компьютер научился реагировать на мысли. Антон огляделся, встал и тихонько прикрыл дверь в свой офис. Приглушил звук, и только после этого кликнул на сообщении от пропавшего.

Запись включилась на полуслове.

— … со мной что-то, сообщи им немедленно, слышишь? Ты должен! Всему человечеству! Может, не поздно еще… Если бы я знал, если бы я только знал! — Крашевский, бледный, с опухшими глазами, вцепился в редеющую шевелюру и тоскливо взвыл. — Но я ведь только теперь догадался, когда куколку нашли. Непонятно только, почему одну… Может, какие-то организмы быстрее реагируют? Ну, если у кого иммунитет ослаблен? А они еще эту гадость в исследовательский центр притащили, вместо того, чтобы сжечь…

Речь коллеги перешла в бессвязное бормотание, он судорожно оглянулся через плечо, будто боялся, что в пустом кабинете кто-то может подслушивать. Голос упал до шепота:

— Их скоро много будет. Очень много. У морского конька самец вынашивает до двух тысяч яиц. А тут человек. Мужик. Сколько туда влезет, посчитай! Даже если яйца больше на порядок — миллионы!

Крашевский отер выступивший на лбу пот мятой салфеткой.

— И даже если девяносто процентов зародышей погибнет, ну там от химии в воде, от бактерий непривычных, или просто смоет их в сток — оставшиеся найдут носителей. Несколько сот тысяч! И это только от одного самца… А таких, как мы, знаешь сколько? Я смотрел статистику! За прошлый год в одной еврозоне заключено 1352 брака с абонитками…

Человек на картинке продолжал шлепать губами, но звуки сливались в неясное бу-бу-бу, не имеющее к нему, Антону, никакого отношения. Какая куколка?! Какие морские коньки?! Ясно, что Крашевский спятил и нуждается в помощи. Надо предупредить полицию, что они имеют дело с душевнобольным. Вот только тот бред, что бедняга нес о своей, а главное, и о его, Антона, жене…

— Тебе снилось, будто монстр с фасеточными глазами пристраивается к тебе сзади и накачивает семенем?

Вопрос застал Антона уже у двери офиса. Рука замерла над сенсором. Откуда этот псих мог знать?!..

— Ты мучился животом, потом толстел, жрал все что нипопадя, скорлупу, бумагу?

Антон едва добрел до стула на подкашивающихся ногах, зашарил на столе в поисках салфетки — верхнюю бритую губу пощипывало от пота.

— А потом, — беспощадно продолжал Крашевский, наклонясь так близко к камере, что лицо гротескно вытянулось, — тебя ни с того ни с сего потянуло в воду. В сауну, аквапарк, бассейн… И там ты тужился, извивался, как червяк, пока не выродил потомство своего монстра! У них ведь прекрасная способность к мимикрии — прямо как у морских коньков. Только они не под водоросли маскируются, а под нас, точнее — под наших женщин. А мы и плывем на пестрые хвосты, и вот — хапс!

Рука говорящего поймала воздух. Антон скрючился в кресле, чувствуя подступающую к горлу тошноту.

— Сначала отымели, а теперь сожрут — вот увидишь! Слышал про мумию в подвале? — Крашевский рассмеялся тихим безумным смешком, от которого волоски на руках встали дыбом. — Так вот, это не мумия. Нет, совсем не мумия…

Жуткое хихиканье звучало у Антона в ушах, когда он выскочил из кабинета. К счатью, лифт оказался пустым. На пути вниз соображал, что скажет в полиции. «Моего коллегу убила жена. Откуда я знаю? Он сам мне сказал. То есть намекнул. В видеописьме. Мотив? Она — инопланетное чудовище, засланное соплеменниками для колонизации Земли. Муж раскрыл их планы, и Гала решила устранить угрозу...»

Двери лифта бесшумно разомкнулись. «Нет, с таким заявлением меня, пожалуй, в психушку запрут. Вместе с Крашевским, если он все-таки жив. Что же делать?» Створки сомкнулись перед носом Антона, отсекая картинку пустынного холла. Желание немедленно с кем-то поговорить, посоветоваться заставило пальцы пробежаться по панели, выбрать номер этажа экспертного. Разумнее всего будет пойти к Рихтеру. Он — начальник пропавшего, к тому же мужик разумный и лояльный. Да и связи в верхах у него есть, если что.

Просторный коридор с живыми растениями в кадках будто вымер. Толстый ковер поглощал звук шагов, тишина давила на уши. По кабинетам сидят, трудоголики! У двери с нужной табличкой Антон замялся, подбирая подобающие начальные фразы. Постучался. Прислушался. Постучался снова. Звуки вязли в тишине, как мухи в варенье. Он толкнул дверь, просто на всякий случай. Створка плавно скользнула внутрь.

— Простите, господин Рихтер, у вас не найдется минутка…

В темном помещении Антон на мгновение потерял ориентацию. Обитатель кабинета зачем-то выключил свет и поставил окно на ночной режим. Только из приоткрытой двери бежала яркая полоса, упираясь в стену с покосившимся трехмерным фото: Рихтер, Крашевский и сам глава «Итека» на фоне вывески «Третий Лунарный Конгресс РЛО». На полу в ворсинках ковра что-то стеклянно блестело.

Антон зашарил за спиной в поисках сенсорной панели. Панель нашлась, но свет не зажегся. Сглотнув нехорошее предчувствие, облизал пересохшие губы, выбал в коммуникаторе режим фонарика. Узкий, но мощный луч заметался по помещению. Антон придержал дрожащее запястье левой рукой, направил свет в сторону письменного стола. Сначала он не узнал выхваченную белым конусом бурую форму — так неузнаваемо преобразилась привычная офисная мебель. Стекловидно поблескивающие нити связали воедино массивный начальский стол и кресло. В центре приткнулся огромный уродливый кокон, лишь отдаленно напоминающий разбухшую человеческую фигуру.

Фонарик дернулся вместе с рукой Антона. Тихонько скуля, он попятился, пока не уперся спиной в противоположенную стену. Ноги не держали, и он сполз на пол, где сжался в комок. Коммуникатор погас. Дверь была рядом, но воспользоваться ею он не решался. Пустой коридор, никого в лифте, безлюдный холл первого этажа, закладывающая уши ватная тишина… Что же творится там, в плотно закрытых офисах, в пронизанной клейкими нитями темноте?!

«Господи, неужели я остался один? — заметалась под черепом мысль-паникерша. — Во всем «Итеке», может, и во всем городе — один?! Но… почему я? И… что они сделают со мной, господи?» Похолодевшие потные пальцы скользнули по браслету, вызвали на экран знакомую иконку. Ариэль.

— Да, милый?

Секунду Антон только хрипло дышал в эфир — слова не желали получаться, будто и его губы уже преображались во что-то слизисто-хитиновое и не приспособленное к человеческой речи.

— Тоша, с тобой все в порядке?

Наконец, ему удалось выдавить более менее внятный звук:

— Рихтер… Он… О… Окуклился!

Коммуникатор помолчал. Спокойный голос жены произнес:

— Уже? Не волнуйся, милый. Иди домой, я приготовлю вкусный обед — сегодня особенный день.

— Особенный?! — всхлипнул Антон, подавляя начинающуюся истерику. — Значит, это все-таки ты… Ты!.. Прав был Крашевский — отымеют, а потом сожрут!

— Что ты, милый, — промурлыкал в ухе нежный русалочий голос. — Никто тебя не тронет. Ведь ты — Отец Народа. Ты нам нужен. Особенно теперь, когда мы потеряли твоего друга. Пора выводить второе поколение. Вот мы и займемся этим — после обеда.

Рука взорвалась болью, когда осколки коммуникатора вонзились в запястье, но Антон продолжал колотить им о стену, снова и снова, не понимая, что ненавистный голос звучит в его голове:

— Я люблю тебя, милый…